Часть 1 Нежданные новости
Глава 1-1 Новость
1-1
Новость
Осеннее серое небо озарялось огнями — трепещущими разноцветными. Хлопок, ещё один — с избитых ядрами краснокирпичных стен и острых крыш огромного древнего города раз за разом взлетали потешные ракеты — рвались, брызжа искрами, вверх, взлетали до самых туч и разрывались разноцветными огнями на радость людям. С тонких, островерхих колоколен церквей — святого Витта, святого Вацлава и прочих, которыми город в давние времена пытался дотянуться до неба, несся полузабытый за тридцать лет войны торжественный звон — Te Deum Laudaum. «Тебе Бога хвалим». Горожанам было за что. Мирный конгресс, беспрерывно заседавший девять лет подряд, подписал, наконец, последнюю бумагу. Война закончилась. Наступил мир. В городской ратуше писарь обмакнул в чернильницу перо, вывел — медленно, любуясь каждой завитушкой запись в книгу, поставил дату — 24 октября 1648 года. Потом задумался, перевернул страницы — и долго смотрел на заглавную строку: «Мы победим до листопада !». И четыре цифры. Дата. 1618 год. Ровные, выписанные таким знакомым почерком. Почерк деда, не вернувшегося с поля у Белой Горы. Перевёл взгляд на окно, на ветви липы во дворе, за толстыми стёклами. Чёрные, голые ветви. Пара листьев ещё висела — скрюченных, пожелтевших, побитых заморозком. Всполох света в небе — взорвалась радугой очередная ракета. «Тридцать лет» — оторопело прошептал писарь, перевернул страницу и записал в конце «Война закончилась». И снова цифры: 1618 — 1648. Как на могиле — с тире. Ветер взвыл в трубе, качнул за окном чёрные ветви. Последние листья оторвались и полетели, кружась в воздухе. Прочь из города, туда, где солдаты имперской армии — и шведские драгуны на другом берегу реки — ещё копали окопы. По привычке и чтобы вода не затопила вытертую ткань палаток.
— Мир... Кто-нибудь знает, что это такое? — спросила высокая женщина, закутанная на пронзительном осеннем ветру в добротный солдатский плащ с аккуратно споротыми гербами. Спросила растерянно, не зная кого, подняв глаза в низкое серое небо. Небо не ответило — должно быть у него были другие дела. Лишь накидка соскользнула прочь с её головы, рассыпались по плечам длинные светлые волосы.
Город вдали бил во все колокола, созывая жителей на благодарственную молитву.
— Что это за мир такой? Кто-нибудь знает? — прошептала она ещё раз, оглядывая лагерь.
Кто-то ответил. Из-за спины и с опаской. Женщину в плаще без гербов звали Магдой, она была солдатской женой и бессменным капитаном отдельного капральства ротных kampfrau. Рука у неё была тяжёлая
— А так. Мир — это когда войны нету. Ни войны, ни солдат, ни армий
— Это как? — прошептала она, но неведомый доброхот исчез. Магда рванулась к офицерским палаткам — разбираться. Навстречу как раз шел капитан её роты — высокий широкоскулый офицер в плаще и потрепанной шляпе. Его Магда и спросила. Как у нее водится — в лоб, бесцеремонно ухватив Якова за поблекший офицерский шарф. Капитан почесал затылок, припомнил читанные в детстве книги и разъяснил. Когда он родился, война уже шла вовсю, и знания на эту тему у него были сугубо теоретические.
— И как мне тогда мужа кормить прикажете? — прошептала солдатская жена, с трудом сдерживая слезы. Магда и эта война были ровесницами. И почти подругами, как шутила иногда, отмахиваясь от мужа, временами выговаривавшего ей за излишнюю бесшабашность. Теперь война кончилась, а она... и что будет дальше? На этой мысли она окончательно разрыдалась. Сзади неслышно подошел Ганс Флайберг, солдат роты Лесли, ее муж — горбоносый, высокий, вечно хмурый человек с головы до ног рыжий от осенней грязи. Подошел, ласково обнял и повел прочь. Его руки осторожно придерживали жену за плечи, а холодные серые глаза — глаза лучшего стрелка роты — смотрели, прищурившись, ища взглядом, кого бы убить.
— Вы уж, мужики, придумайте что-нибудь... — прошептала она еще раз.
Муж пообещал:
— Обязательно.
Как на грех в голову Гансу ничего хорошего не приходило. Все мысли крутились вокруг проверенной жизнью идеи: "Раз жена плачет — надо кого-то пристрелить". Насчет "пристрелить" хмурый мушкетёр колебался редко, но вот кого? По уму выходило, что их величество императора Фердинанда. И не теперешнего, а прошлого, когда вся эта заваруха только затевалась. Но тогда Ганс ещё не родился. Да и вообще — одного короля он уже когда-то пристрелил. Помогло слабо. "Езус-Мария, покарай еретиков", — прошептал стрелок, сдвинул на лоб широкополую шляпу, кое-как успокоил жену и пошел искать ротного мастер-сержанта. Мужик тот был знающий, может, подскажет что.
Ротный мастер-сержант герр Пауль Мюллер нашёлся почти сразу. Cидел себе в центре лагеря на брошенной бочке, что-то считал и то и дело чиркал что-то в записной книжке. И он, и его книжка давно были армейской легендой. Невысокий, почти квадратный, заросший до глаз бородой дядька — ему было уже за пять десятков, но стариком его называли только те, кому жить не хотелось.
— Штальзунд, осада. Сколько мы там просидели? — бормотал старый волк мусоля во рту карандашный огрызок, — три, пять месяцев? Не помню уже. Ладно, три пишем, плюс земляные. Потом Люцерн и Регентсбург... Регенсбург этот чертов кому писать? Не помню...
Сержант прошел войну от самого первого выстрела, успел повоевать на всех сторонах и под всеми знаменами. И жив до сих пор в отличие от некоторых.
— Берзах, месяц... —
— Ничего, что нас там разбили? Привет, сардж, — окликнул его Ганс, неслышно подойдя со спины.
— Какая разница. Привет, не мешай, — отмахнулся тот, подсчитал итог на пальцах, размашисто вывел цифру под чертой и длинно, забористо выругался. Было от чего. Их Величество Фердинанд, император Священной Римской Империи, король Римский, Богемский, Венгерский, эрцгерцог Австрии, каринтии и прочих германских земель был должен сержанту за десять лет беспорочной службы. Их Величество Кристина, божьей милостью королева Швеции, герцогиня Финляндии, Лапландии и прочая, прочая, прочая — за пять лет и десять месяцев. Их величества ... Проще будет сказать, кто из коронованных владык не числился в книжке у старого вояки. Таких было всего два — во владения Великого Турка роту ещё не заносило, а царь Московский одну деликатную работу оплатил точно и в срок, чему сержант до сих пор удивлялся. Теперь же... если хоть один из королей выдаст причитавшееся... Или хотя бы половину, сержант — богатый человек. Ну, хватит на таверну на перекрестке. Вот только таких чудес, как выданное жалование на этой войне ещё не видали. А уж в мирное время — и подавно.
Где-то далеко, в просторных, украшенных колоннами, капителями и резными портиками дворцах Вены, Стокгольма, Амстердама и Мадрида, в светлых парадных залах с картинами на душеспасительные сюжеты на стенах — посреди всего этого царственного великолепия короли, канцлеры, министры и секретари воюющих стран вели те же подсчеты. И описывали ситуацию теме же, что и старый солдат, словами. Конечно, с поправкой на куртуазную латынь. В государственной казне у всех уже-не-воюющих держав давно уже мышь повесилась. Французский коллега кардинал Мазарини неудачно поднял налоги, поругался со своими добрыми парижанами и теперь стремительно удирал от них на чужом коне в сторону ближайшей границы. Кое-кто ему сейчас тихо завидовал — а что, у человека других бед, кроме возможной петли, не было.
Сержант почесал бороду, посмотрел ещё раз на книжку, потом на поникший под низким свинцовым небом лагерь, на всполох фейерверка над городом, хмыкнул и пробормотал под нос: "Помяните мое слово, добром это все не кончится".
— А ты помнишь времена до войны? — спросил Ганс. Щека у сержанта коротко дернулась.
— Забыл. Давно было, — отрезал он.
С городских стен брызнула искры в небо очередная шутиха. Сержант опять усмехнулся — криво, одними губами и сказал:
— Ладно, пошли капитана поищем. Не видел его?
— У себя, — неспешно ответил стрелок.
Глава 1-2 Пополнение
1-2
Пополнение
— Капитан Лесли? Наконец-то я Вас нашел! — голос из за спины был столь бодр и жизнерадостен, что Яков чуть не попросил незнакомца потерять его обратно. Впрочем, капитан прибил это желание на месте, обернулся и, как мог вежливо, поздоровался с окликнувшим его человеком. Тот был совсем молодой, высокий, еще полный юношеской угловатости. И лучился такой жизнерадостной улыбкой, что капитану стало не по себе.
— С кем имею честь? — спросил Яков, рассматривая незнакомца. Высокий, с черными, упорно сопротивляющимися расческе волосами. Простое, круглое лицо со сверкавшими неподдельной радостью черными глазами. Изрядно потрепанный в пути долгополый серый камзол — домотканого сукна, но похожего на благородный. Издали. Шпага на боку. "Странно, для пехотной — слишком длинная, для кавалерии — слишком короткая". Впрочем, на коллегу капитана юноша был никак не похож. Пока Яков довольно невежливо рассматривал незнакомца, тот заливался соловьем:
— Знаете, капитан, а я Вас уже целый год ищу. Вначале в Саксонии...
"Откуда мы вовремя унесли ноги", — думал про себя капитан, внимательно слушая незнакомца.
— ... Потом мне сказали, что вы стоите в северной Баварии — знаете, в чёрном лесу.
"Это над парнем кто-то подшутил и довольно гнусно. Я бы в тот лес за всё золото мира бы не сунулся"
— ...Тамошние крестьяне удивительно недружелюбны...
"Настолько, что все армии обходят тот лес десятой дорогой".
— ...И, наконец, нашёл Вас здесь, — почему-то парень искренне этому радовался.
— Очень рад, но с кем имею честь?
— Ой, извините, я не представился, — лицо у парня сменилось с радостного на огорчённое, — барон фон Ринген унд Лаис — а дальше пару ничего не говорящих капитану названий ... — ну, то есть сын барона. У меня...
Тут парень начал рыться по карманам и складкам одежды — долго, судорожно. Выражение его лица пару раз прыгало от радости к отчаянию и обратно, по мере того, как очередной карман оказывался пуст. Капитан тем временем еще раз оглядел собеседника:
"Может быть, и настоящий барон. Со старой грудой камней, издалека похожей на замок, славным предком, ходившим еще в крестовые походы, и без гроша за душой. Я и сам такой".
Тут, наконец, был найден и торжественно извлечён на свет божий запечатанный конверт.
— Вот, пожалуйста.
Капитан внимательно рассмотрел печать, пощупал бумагу — венецианская, белая, очень дорогая, осторожно вскрыл — на бумаге четким бисерным почерком было аккуратно написано:
"Их Светлость, графиня Амалия фон... передает капитану привет и просьбу не забывать бедную вдову..."
Ничего себе. Эта бедная вдова наводила ужас на всех, включая их величество императора. Госпожа теща верховного главнокомандующего — главнокомандующие, правда, менялись, а неофициальный титул графиня держала цепко. Говорили что... В лагерях у костров про графиню говорили много чего, шёпотом и оглядываясь. Якову хватало и того, что видел сам. С графиней они уже встречались пару раз. Первая встреча стоила Якову пол-роты убитыми и двух седых прядей в голове. Вторая, совсем случайная, заставила одного имперского князя сильно пожалеть насчёт измены кайзеру. А заодно и насчёт невыданного роте жалования.
Глаза капитана пробежали по тексту дальше:
"И просит оказать протекцию и предоставить место в роте многообещающему юноше из хорошей семьи..."
— Вы уверены, что это мне? С таким письмом Вас примут в любой из гвардейских полков в Вене. Да и худшего времени для поступления в армию, чем сейчас, не придумаешь. Сейчас мир, карьеры не сделаешь.
На лице у парня отразилось такое отчаянье, что капитан мгновенно передумал. Мало ли какие у человека обстоятельства. В любом случае, отказывать подателю такого письма себе дороже.
— Добро пожаловать в ряды... юнкер.
Паренёк просиял и вытянулся в струнку:
— Почту за честь...
Подошедшие на шум Мастер-сержант с Гансом старательно спрятали улыбки за широкой капитанской спиной.
Капитан сдал молодое пополнение им с рук на руки и пошел к полковнику — выяснять, на каком они свете. Впрочем, в этот день ничего нового не узнал. Полковник О`Рейли старательно лечил тоску настоящим ирландским виски, который его орлы гнали из ружейных стволов, в штабах тоже ничего серьезного, кроме "ждать указаний" не сказали. Зато встретил старого приятеля — Свена, теперь премьер-майора шведской армии. Когда-то они с Лесли вместе начинали службу в одном полку под знаменами шведского Густава-Адольфа. Потом Свен попал в госпиталь, а Яков... А Яков в итоге оказался на другой стороне, под черными орлами империи. Поболтали, вспомнили старых знакомых, договорились на завтра — встретится да раздавить бутылку-другую. Но на завтра Свена принесли мертвым из ближайшего леса. Первые дни мира оказались на редкость кровавыми.
Глава 1-3 Мир
1-3
Мир
Крестьяне окрестных деревень отпраздновали приход мира обстоятельно, с выдумкой — развесив по разлапистым лесным елкам императорских сборщиков контрибуции. Они поспешили — конгресс подписал мир и, с чувством выполненного долга, разъехался. Сизифов труд по роспуску армий и поиску денег на выплату жалования достался какой-то специальной комиссии. Которая соберется — когда-нибудь.
"Вот как смелых найдут, так и соберется", — думал капитан, слушая в штабе генеральские разглагольствования.
А пока по-прежнему — войны уже нет, контрибуции, постой и прочие военные невзгоды еще есть, а армиям велено стоять под ружьём да ждать. У моря погоды, наверное.
Первым, что Яков услышал, вернувшись в роту, был бодрый сержантский рык — ветеран натаскивал молодое поколение.
— Кто наш враг?
— Французы, шведы и еретики герр Обервахтмайстер, — отвечал свежепринятый юнкер, полным энтузиазма голосом. Капитан усмехнулся.
— Во-первых — рота у нас наполовину островная, так что не вахтмейстер, а мастер-сержант. А во вторых — ответ неправильный. Французы и Шведы — это противник. Достойный и уважения к себе требующий. Еретики — добыча. А вот кавалерия — это враг, — тут старый волк попал на свою любимую тему и долго разглагольствовал об отдельных, слишком много о себе думающих, любителях лошадок с грязными голенищами. Потом перешёл на честь главнейшей из всех родов войск — непобедимой и легендарной имперской пехоты. И о необходимости эту честь защищать и поддерживать. Методом немедленного закапывания всех, кто... Молодое поколение перенимало опыт — внимательно, чуть не раскрыв рот. Капитан подумал, что при таких инструкторах парня прибьют ещё до заката, вмешался и напомнил, что дуэли в армии запрещены.
— А как же...
— Просто. Первым не задирайся, насмешек не спускай, бей сразу. И чтобы трупов мне не было.
— Это как? — недоумение у парня было таким искренним ...
— Пойдёмте, юноша, покажу.
****
Удар, выпад, ещё один. Укромное место на берегу реки за оградой лагеря давно облюбовали любители нарушать указы. Теперь и капитан обосновался тут, третий час со шпагой в руке гоняя пополнение. Всё равно полковник просил сидеть тихо и на глаза начальству не попадаться. На очередном выпаде юнкер пропустил весьма болезненный — не для шкуры, а для самолюбия — укол глухо зарычал, сверкнул глазами и кинулся в очередную атаку. Совершенно безумную, на опытный капитанский взгляд. Яков чуть повернулся, в последний момент пропустил юношу мимо себя и сделал короткий, неуловимый выпад.
