Бабуля с её нравоучениями уже давно сидела у Ани в печенках и выклевывала нежный орган беспощадно, не переставая громко каркать и чавкать от удовольствия, старая ворона.
Маман как всегда зашла без стука.
— Ну что… Моя принцесса готова блистать? Мой нежный зефирчик… — Марго старалась говорить заботливо, а получалось слащаво и неправдоподобно.
— Мама, прекрати! Это ужасно! — оборвала её Анна. — Скоро уже конец? У меня все тело чешется от этих «натуральных тканей». Смотри, вот покроюсь красными пятнами от аллергии, будет вам с бабулей чесоточная невеста. «Желтая» пресса целый месяц веселиться станет, нашему семейству косточки перемывать.
— Дорогая, ну не шуми… потерпи немного… думай о свободе и четырех миллионах евро, а еще могу супрастинчик тебе принести.
— Не надо мне твоих колес никаких! Сама справлюсь. А бабка деньги уже на счет положила?
— Нет еще. Завтра положит обязательно. После первой брачной ночи.
— А не обманет?
— Нет, моя зайка, бабка слово свое всегда держит. Не беспокойся. Сделай все в точности, как я тебе говорила, и обретешь долгожданную свободу и деньги. Где, кстати, твой загран? Пора билеты в Грецию брать. — Получив заветную красную книжечку, Марго поцеловала дочь в щеку и добавила: — Ты у меня такая красавица! Просто глаз не оторвать…
*ВИОЛЕТТА АЛЕКСЕЕВНА*
Бабуля стояла вся в белом и кружевном, подле арки из цветов. Нежно играли скрипки. Гости сидели ровными рядами и готовы были кидать алые лепестки роз под ноги идущей Аннушки. Жених такой хорошенький, рыжий, словно одуванчик, стоит и ждет. А белый фрак ему необычайно к лицу. Спина прямая, тело накачанное, чувствуется порода и стать.
Старушка расчувствовалась и даже прослезилась. Как это все было романтично и прекрасно…
И из ратуши прекрасного служебника прислали, дело свое знает, не спешит и зря не растягивает.
Только Альбертушка все носом шмыгает, словно к нему простуда прицепилась. Эх, знает Виоллета эту «простуду»…. Занюхал, видать, перед церемонией пару белых дорожек, но ничего… после вчерашнего ему можно! Хорошо они с Марго все придумали… Знатного «гнедого жеребчика» загнали в семейное стойло. Ох и хорош же он в постели, крепкий и стойкий… И размер рабочего органа не подкачал…
Жених и невеста поставили свои подписи. Обменялись кольцами. Поцеловались.
Вспышки фотокамер. Краткое интервью для журнала и телевидения.
Омары, красная икра, ананасы, ягненок под вишневым соусом.
Пир горой, шампанское рекой, коньяк в хрустальных лодочках.
Виолетта рада тряхнуть стариной и танцевать до упаду, главное — в песок не обратиться и в туфли не высыпаться.
*ЕВГЕНИЙ*
Жених упился в хлам и сам не заметил, как. Может, это лекарство обезболивающее с алкоголем сочетать нельзя, фиг его знает. Помнил, как его на руках несли в дом. А потом сам Альберт взвалил на плечи, словно мешок с картошкой, и потащил сначала в библиотеку, а оттуда, через секретный ход, в подвал. Гоша что-то пытался мычать в качестве протеста, но выходило у него плохо. Тело совсем не слушалось. Подвал оказался просторным, из нескольких хорошо обставленных комнат.
Женишка занесли в спальню, раздели. Приковали розовыми, мягкими наручниками к спинке кровати за руки и за ноги. Над головой висел здоровенный экран, на нем шел какой-то древний фильм — вернее нарезка пикантных сцен из старого фильма. Гоша узнал этот шедевр 1989 года — «Дикая орхидея». Он смотрел его еще на видеокассете лет так в десять.
Марго закрыла ему нос и запихнула в открытый рот две синеньких таблетки. Дала запить.
— Будь хорошим мальчиком в брачную ночь! И в эту, и все последующие… А если не станешь покорным, козлина ты такая, если не будешь слушаться — вернусь и убью. Понял?
Гоша кивнул. Гоше было очень страшно.
Похоже, синенькие таблеточки и видео стали действовать, и к несчастному вернулся ТОТ САМЫЙ болезненный стояк.
Адреналин стучал в ушах, Гоша принялся дергаться на кровати, как мадагаскарский таракан, силясь освободиться, но у него ничего не получилось.
В этот момент на пороге комнаты показалась бабуля!
С ног до головы облаченная в латекс, с кожаной плетью и в маске женщины-кошки.
Гоша жалостливо заскулил, только теперь до конца осознав свою незавидную участь. И где-то глубоко в подсознании поблагодарил бабку за то, что она все свои старческие помятости упаковала в резину. Не видеть этот кошмар — настоящее благо.
— Мы будем с тобой очень счастливы, Жека! Очень и очень счастливы… много-много раз. Я тебя полюбила.
*МАРГО*
Марго обняла дочь и повторила напутственно:
— Вот ваши паспорта. С актером, который будет играть твоего Евгения, встретишься уже в аэропорту. Не бойся его, он невыездной и потому полностью от нас зависит. Душу дьяволу готов был продать, чтоб нелегалом в Европе затаиться. Я ему оплатила две недели. Покажитесь там в разных местах, зарисуйтесь. В бабкиных фамильных драгоценностях походи, да так, чтоб камеры вас засняли. А потом купи билет актеру этому на паром до Испании, а через три дня заяви о пропаже муженька и фамильных бриллиантов. Сиди на месте и лей слезы горючие, пока страховая следствие ведет. А потом можешь быть свободна! Только, прошу тебя очень, не выставляй на показ свою любимую. Про то, что одна из рода Бейль оказалась лесбиянкой, никто пронюхать не должен, усекла? Этот бабкино условие. Живи, любись там с кем хочешь, но уже после того, как документы себе новые сделаешь.
Аннушка на все слова маман энергично кивала, как это делают лошади, соглашалась с каждым словом. Ей так хотелось вырваться поскорее из этого мрачного замка, города, страны, что она была готова закивать кого угодно. Своему цветочку любимому, Сюзанне, она сегодня дозвонилась и обрадовала, что совсем чуть-чуть осталось, и они навсегда будут вместе. Жить в квартирке под самой крышей и валяться в шелковых простынях целыми сутками под пение желтых канареек.
Отправив дочь, Марго поднялась в библиотеку и стала ждать Виолетту Алексеевну, «Шальную императрицу», из её будуара. Коньяк хорошо разгонял кровь и снимал напряжение этого сумасшедшего года. Где-то через час появилась бабуля.
Помолодела, чертовка. В глазах — лукавый блеск, на морщинистых губах играет довольная улыбка.
— Слушай, Виола… Ты бы поберегла парня! Вон прошлый раз наградила его потертостями, он едва стоять смог у алтаря. Нехорошо так с мужчинкой обращаться. Он, конечно, крепкий и в самом соку, но, если ты его вот так ежедневно доить станешь, он иссохнет ужо через год. Заболеет и помрет. А нового я тебе, хорошего, достать не смогу. Привезу какого-нибудь китайца в чемодане, ни поговорить о высоком, ни фильм какой хороший посмотреть с ним не сможешь. Так что береги Евгения. Если обращаться бережно, он лет двадцать прослужит, не меньше.
Бабка кинулась на шею к невестке, так искренне, так по-семейному.
— Спасибо, Маргоша, моя дорогая. Спасибо тебе за такой знатный подарок. И подруге своей Светлане скажи, что её фамильные хоромы я обязательно выкуплю и на неё перепишу. Ай да девчонки, ай да молодцы! Желаю и вам обеим хороших мужиков!
Маман как всегда зашла без стука.
— Ну что… Моя принцесса готова блистать? Мой нежный зефирчик… — Марго старалась говорить заботливо, а получалось слащаво и неправдоподобно.
— Мама, прекрати! Это ужасно! — оборвала её Анна. — Скоро уже конец? У меня все тело чешется от этих «натуральных тканей». Смотри, вот покроюсь красными пятнами от аллергии, будет вам с бабулей чесоточная невеста. «Желтая» пресса целый месяц веселиться станет, нашему семейству косточки перемывать.
— Дорогая, ну не шуми… потерпи немного… думай о свободе и четырех миллионах евро, а еще могу супрастинчик тебе принести.
— Не надо мне твоих колес никаких! Сама справлюсь. А бабка деньги уже на счет положила?
— Нет еще. Завтра положит обязательно. После первой брачной ночи.
— А не обманет?
— Нет, моя зайка, бабка слово свое всегда держит. Не беспокойся. Сделай все в точности, как я тебе говорила, и обретешь долгожданную свободу и деньги. Где, кстати, твой загран? Пора билеты в Грецию брать. — Получив заветную красную книжечку, Марго поцеловала дочь в щеку и добавила: — Ты у меня такая красавица! Просто глаз не оторвать…
*ВИОЛЕТТА АЛЕКСЕЕВНА*
Бабуля стояла вся в белом и кружевном, подле арки из цветов. Нежно играли скрипки. Гости сидели ровными рядами и готовы были кидать алые лепестки роз под ноги идущей Аннушки. Жених такой хорошенький, рыжий, словно одуванчик, стоит и ждет. А белый фрак ему необычайно к лицу. Спина прямая, тело накачанное, чувствуется порода и стать.
Старушка расчувствовалась и даже прослезилась. Как это все было романтично и прекрасно…
И из ратуши прекрасного служебника прислали, дело свое знает, не спешит и зря не растягивает.
Только Альбертушка все носом шмыгает, словно к нему простуда прицепилась. Эх, знает Виоллета эту «простуду»…. Занюхал, видать, перед церемонией пару белых дорожек, но ничего… после вчерашнего ему можно! Хорошо они с Марго все придумали… Знатного «гнедого жеребчика» загнали в семейное стойло. Ох и хорош же он в постели, крепкий и стойкий… И размер рабочего органа не подкачал…
Жених и невеста поставили свои подписи. Обменялись кольцами. Поцеловались.
Вспышки фотокамер. Краткое интервью для журнала и телевидения.
Омары, красная икра, ананасы, ягненок под вишневым соусом.
Пир горой, шампанское рекой, коньяк в хрустальных лодочках.
Виолетта рада тряхнуть стариной и танцевать до упаду, главное — в песок не обратиться и в туфли не высыпаться.
*ЕВГЕНИЙ*
Жених упился в хлам и сам не заметил, как. Может, это лекарство обезболивающее с алкоголем сочетать нельзя, фиг его знает. Помнил, как его на руках несли в дом. А потом сам Альберт взвалил на плечи, словно мешок с картошкой, и потащил сначала в библиотеку, а оттуда, через секретный ход, в подвал. Гоша что-то пытался мычать в качестве протеста, но выходило у него плохо. Тело совсем не слушалось. Подвал оказался просторным, из нескольких хорошо обставленных комнат.
Женишка занесли в спальню, раздели. Приковали розовыми, мягкими наручниками к спинке кровати за руки и за ноги. Над головой висел здоровенный экран, на нем шел какой-то древний фильм — вернее нарезка пикантных сцен из старого фильма. Гоша узнал этот шедевр 1989 года — «Дикая орхидея». Он смотрел его еще на видеокассете лет так в десять.
Марго закрыла ему нос и запихнула в открытый рот две синеньких таблетки. Дала запить.
— Будь хорошим мальчиком в брачную ночь! И в эту, и все последующие… А если не станешь покорным, козлина ты такая, если не будешь слушаться — вернусь и убью. Понял?
Гоша кивнул. Гоше было очень страшно.
Похоже, синенькие таблеточки и видео стали действовать, и к несчастному вернулся ТОТ САМЫЙ болезненный стояк.
Адреналин стучал в ушах, Гоша принялся дергаться на кровати, как мадагаскарский таракан, силясь освободиться, но у него ничего не получилось.
В этот момент на пороге комнаты показалась бабуля!
С ног до головы облаченная в латекс, с кожаной плетью и в маске женщины-кошки.
Гоша жалостливо заскулил, только теперь до конца осознав свою незавидную участь. И где-то глубоко в подсознании поблагодарил бабку за то, что она все свои старческие помятости упаковала в резину. Не видеть этот кошмар — настоящее благо.
— Мы будем с тобой очень счастливы, Жека! Очень и очень счастливы… много-много раз. Я тебя полюбила.
*МАРГО*
Марго обняла дочь и повторила напутственно:
— Вот ваши паспорта. С актером, который будет играть твоего Евгения, встретишься уже в аэропорту. Не бойся его, он невыездной и потому полностью от нас зависит. Душу дьяволу готов был продать, чтоб нелегалом в Европе затаиться. Я ему оплатила две недели. Покажитесь там в разных местах, зарисуйтесь. В бабкиных фамильных драгоценностях походи, да так, чтоб камеры вас засняли. А потом купи билет актеру этому на паром до Испании, а через три дня заяви о пропаже муженька и фамильных бриллиантов. Сиди на месте и лей слезы горючие, пока страховая следствие ведет. А потом можешь быть свободна! Только, прошу тебя очень, не выставляй на показ свою любимую. Про то, что одна из рода Бейль оказалась лесбиянкой, никто пронюхать не должен, усекла? Этот бабкино условие. Живи, любись там с кем хочешь, но уже после того, как документы себе новые сделаешь.
Аннушка на все слова маман энергично кивала, как это делают лошади, соглашалась с каждым словом. Ей так хотелось вырваться поскорее из этого мрачного замка, города, страны, что она была готова закивать кого угодно. Своему цветочку любимому, Сюзанне, она сегодня дозвонилась и обрадовала, что совсем чуть-чуть осталось, и они навсегда будут вместе. Жить в квартирке под самой крышей и валяться в шелковых простынях целыми сутками под пение желтых канареек.
Отправив дочь, Марго поднялась в библиотеку и стала ждать Виолетту Алексеевну, «Шальную императрицу», из её будуара. Коньяк хорошо разгонял кровь и снимал напряжение этого сумасшедшего года. Где-то через час появилась бабуля.
Помолодела, чертовка. В глазах — лукавый блеск, на морщинистых губах играет довольная улыбка.
— Слушай, Виола… Ты бы поберегла парня! Вон прошлый раз наградила его потертостями, он едва стоять смог у алтаря. Нехорошо так с мужчинкой обращаться. Он, конечно, крепкий и в самом соку, но, если ты его вот так ежедневно доить станешь, он иссохнет ужо через год. Заболеет и помрет. А нового я тебе, хорошего, достать не смогу. Привезу какого-нибудь китайца в чемодане, ни поговорить о высоком, ни фильм какой хороший посмотреть с ним не сможешь. Так что береги Евгения. Если обращаться бережно, он лет двадцать прослужит, не меньше.
Бабка кинулась на шею к невестке, так искренне, так по-семейному.
— Спасибо, Маргоша, моя дорогая. Спасибо тебе за такой знатный подарок. И подруге своей Светлане скажи, что её фамильные хоромы я обязательно выкуплю и на неё перепишу. Ай да девчонки, ай да молодцы! Желаю и вам обеим хороших мужиков!
