ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
Мне тяжело это говорить…
Мне тяжело это вспоминать…
Но я сделаю это в надежде, что ты меня услышишь и не сойдешь с ума.
_____________
Это был обычный день, теплый и солнечный. Такой долгожданный, такой желанный весенний выходной. Я помню, как ругал дочку Алечку, за разгильдяйство и плохие отметки в школе:
— Что с тобой будет дальше если у тебя уже в шестом классе не жизнь, а бардак?!
Мы сидели за столом и завтракали. Дикторы новостей по телеку что-то бубнили вперемешку с рекламой, жена только что достала из духовки пирог с капустой, аромат свежей выпечки заполнял комнату… Всё как всегда — и опять каждый был чем-то недоволен. Я — тем, что хата съемная, а не своя. Дочка — что предки-монстры лишают смартфона и блочат игры с соцсетями. Жена мечтательно смотрит на «горячие» туры в рекламном ролике, с тоской поглядывая на гору грязной посуды.
Боже, я бы сейчас все отдал, чтоб пожить так! Как раньше, до звука сирены…
Вой, который перечеркивает все — это сигнал ядерной тревоги!
Он везде!
Из всех динамиков — телефонов, телека, радио, рупоров — раздаётся это леденящее кровь завывание. Звук несется над городом незримой тучей, словно сама смерть, пугая несчастных и наслаждаясь их паникой.
— Миша, что это?
— Папочка! Мне страшно!
— Это воздушная тревога! Это… это опасность ядерного взрыва! — Меня трясет, судорожно вспоминаю что нужно делать. А в голову, как назло, лезут только дурацкие разговоры друзей-«армагеддонщиков» о том, что нужно готовиться заранее, строить бункеры и закапывать в лесу схроны.
По телеку молодая диктор дрожащим голосом старается произнести текст и дать какие-то координаты. Но она не справляется — блюёт прямо в кадре и срывается в истерику.
Алька, глядя на это, заорала и описалась. Тащу жену и дочку в ванную. Ложимся на пол.
— Закрыть глаза! Лицом в пол! Уши зажать плотно ладонями, рот открыть! — Каждая секунда как вечность. Сирена все воет, жена и дочка плачут и причитают, я чувствую себя дебилом.
Может, нужно все-таки бежать в подвал? Или, может, даже есть время спуститься в метро? Слышу странный звук. Прислушиваюсь. Оказывается, это мои ноги стучат по кафелю, потому что меня бьёт крупная дрожь, а живот сводит судорогой.
Стошнило.
Вспышку видно даже с закрытыми глазами… я теперь знаю, что мои веки — розово-белые. Кричу: «Приготовьтесь!»
В миг повылетали все стекла, дом содрогнулся и даже как-то накренился, в ушах зазвенело. Было ощущение, словно меня сбил мусоровоз и присыпал сверху чем-то острым.
Стало тихо. Очень тихо.
— Мы выжили? — Кричит жена, откапывая Альку.
— Осторожно! Порежешь её. Это осколки плитки. Я сам! — Кричу ей в ответ.
Дочка пришла в себя, слава богу! Мы все ранены, но несерьезно. Правда, может, это пока шок.
Вышли в зал — там полный погром. Окна зияют дырами в «новый мир». И мы ходим по дому, как зомби, пытаемся осознать все. Ищем мелочи, которые могут пригодиться, стаскиваем их в одно место.
— Радиация сильно опасна, как думаешь? — Жена надеется, что я знаю… знаю, что делать, знаю, как выживать, но это не так. Что-то обрывочное, лоскутное всплывает памяти. И неясно, что из этого я почерпнул из попсовых голливудских фильмов, а что — из реальности.
— Раз мы выжили — значит, взрыв был далеко от нас. Похоже, что есть еще время собрать нужное и спрятаться поглубже…
Но спрятаться мы не успели. В окно было хорошо видно, как бело-голубая сигара с огненным хвостом перечеркивает небо и летит к земле под углом 45 градусов. Я понимаю: ЭТО ВСЁ! Слишком близко… Но кричу «на пол» и тащу девчонок своих к земле… обнимаю…
Мозг — хитрая штука. В подобные моменты все происходит так мучительно медленно, что даже успеваешь помолиться о том, чтобы всё скорее кончилось. А на самом деле проходит всего мгновение. Раз — и мучительно белый свет зажег все вокруг одновременно: воздух, меня, каждую чертову молекулу. В бушующей плазме огня, где ты это живые дрова, хочется только одного — перестать чувствовать! Но нет… мозг, сука, пытается выжить! Дикая боль жжет каждый нерв, они отмирают, агонизируя. А боль усиливается с каждой долей секунды… блядский крематорий! Потом почему-то показалось, что погрузили в жидкий азот, пришла нестерпимая боль от холода…
А потом все выключили.
Мы выбрались, из-под руин, все трое. Немного царапин, но, в целом — в порядке. Даже одежда.
Да, так не бывает, но, по-моему, только я понял, что произошло.
Алька танцует под дождем от счастья, что мы живы и что у неё ничего не болит. Жена плачет, сидя на земле.
Они пока не знают, пока не догадываются.
Так странно и жутко чувствовать всю эту гарь, вонь, ходить по земле, прикасаться друг к дружке, к пеплу с цементной пылью вперемешку. Зачем призракам такая реалистичность?
Жена с дочкой обнимаются, благодарят Бога за чудесное спасение…
Не могу им сказать правду, язык не поворачивается.
Страшно.
Ты знаешь, это ад на земле — быть призраком на планете, спаленной ядерным взрывом. Мы двинулись от эпицентра, в поисках уцелевших, просто пошли пешком, на своих двоих. Нет никаких полетов, нет фокусов и волшебства. Мы тащимся со скоростью пьяного пешехода.
Повсюду мертвые тела, сгоревшие не до конца, и крысы уже добрались до них. Пищат, дерутся, выедают что-то внутри у людей-угольков… Алька отворачивается, а когда видит трупы детей — горько плачет.
Таких, как мы, много! Стекаются со всех сторон десятки ручейков в полноводные реки голов. Призраки — такие же люди, со своими страхами, истериками, психами и любовью. Ничего не меняется… Только не больно и не холодно, да и жажда с голодом не мучают. Стали появляться и выжившие. Они орут, не переставая, мечутся в агонии, с них буквально стекают воском размягченные ткани. А когда, наконец, они умирают, то тоже становятся призраками. Но не такими, как мы! Кажется, они сходят с ума еще при жизни, а потом это уже не люди, а безумные животные.
Оказалось, что мы не можем уйти далеко от того места, где осталось тело. Радиус, наверное, километров тридцать, не больше. Из кольца выжженной земли и страдающих живых — не выбраться. Доходишь до грани и выключаешься. А возвращаешься в себя опять возле бренных останков, погребенных под тоннами бетонного лома.
Призраки узнали, что могут «войти» в людей. И теперь используют их как ездовых собак. Берут того, кто поздоровее и сильнее, сводят с ума и гонят с помощью галлюцинаций и паники как можно дальше. Я видел, как в одного несчастного влезла целая тысяча!
А когда «транспорт» умирает, то его тело становится новой точкой возврата. Многие призраки теперь надеются, меняя ездовых людей, «добежать» до лучшего мира.
Мы тоже пытались.
Мир умирает. Во всем этом может и должен быть смысл…
Некоторые из нас ищут его.
Обнаружили, что есть особые личные вещи — артефакты. Ручки, книги, любимые игрушки, фото и даже посуда. Тысячи мелочей, которые словно бы слабо светятся. Призрак может взять такой предмет в руку, поднять — и он взаправду начнёт перемещаться по воздуху будто сам собой, пугая живых. Похоже эти вещи проявлены как в нашем, так и в их мире.
Научились через артефакты связываться с владельцами. Нет, не в нашем времени, а в их — мирном. И это изменило все!
Чего мы хотим? Мы хотим чтобы нас услышали!
Чтоб остановили этот кошмар там, в прошлом, пока не поздно.
Да, приходится входить в твою голову. Шептать, кричать, требовать, овладевать снами и показывать кошмары вживую. Ваши врачи считают это шизофренией, психозом, бредом и «лечат», глуша таблетками.
Многие несчастные проводят ритуалы по изгнанию из себя бесов или от страха кончают с собой.
Пострадавших среди ваших уже тысячи! Но разве это не стоит жизни миллиардов? Не стоит будущего целой планеты?
Многие из нас уже отчаялись, и теперь им просто хочется занять ваше тело и пожить хоть чуть-чуть нормально: покурить, заняться сексом, отдохнуть на Мальдивах.
Я отправил в ваше время дочь, но после смерти нового вместилища её все равно вернуло сюда. Только теперь Алька безумна, теперь и она животное.
_________________
Прости меня за вторжение! Но нужно, достучаться… нужно что-то сделать… нужно все изменить, пока не поздно!
Прошу, просто услышь меня и не сойди с ума!
Только ради этого я готов снова и снова все вспоминать.
Опять пережить всю боль и ужас, опять потерять любимых…
И я сделаю это!
Снова, снова и снова…
Ты меня слышишь?
Мне тяжело это говорить…
Мне тяжело это вспоминать…
Но я сделаю это в надежде, что ты меня услышишь и не сойдешь с ума.
_____________
Это был обычный день, теплый и солнечный. Такой долгожданный, такой желанный весенний выходной. Я помню, как ругал дочку Алечку, за разгильдяйство и плохие отметки в школе:
— Что с тобой будет дальше если у тебя уже в шестом классе не жизнь, а бардак?!
Мы сидели за столом и завтракали. Дикторы новостей по телеку что-то бубнили вперемешку с рекламой, жена только что достала из духовки пирог с капустой, аромат свежей выпечки заполнял комнату… Всё как всегда — и опять каждый был чем-то недоволен. Я — тем, что хата съемная, а не своя. Дочка — что предки-монстры лишают смартфона и блочат игры с соцсетями. Жена мечтательно смотрит на «горячие» туры в рекламном ролике, с тоской поглядывая на гору грязной посуды.
Боже, я бы сейчас все отдал, чтоб пожить так! Как раньше, до звука сирены…
Вой, который перечеркивает все — это сигнал ядерной тревоги!
Он везде!
Из всех динамиков — телефонов, телека, радио, рупоров — раздаётся это леденящее кровь завывание. Звук несется над городом незримой тучей, словно сама смерть, пугая несчастных и наслаждаясь их паникой.
— Миша, что это?
— Папочка! Мне страшно!
— Это воздушная тревога! Это… это опасность ядерного взрыва! — Меня трясет, судорожно вспоминаю что нужно делать. А в голову, как назло, лезут только дурацкие разговоры друзей-«армагеддонщиков» о том, что нужно готовиться заранее, строить бункеры и закапывать в лесу схроны.
По телеку молодая диктор дрожащим голосом старается произнести текст и дать какие-то координаты. Но она не справляется — блюёт прямо в кадре и срывается в истерику.
Алька, глядя на это, заорала и описалась. Тащу жену и дочку в ванную. Ложимся на пол.
— Закрыть глаза! Лицом в пол! Уши зажать плотно ладонями, рот открыть! — Каждая секунда как вечность. Сирена все воет, жена и дочка плачут и причитают, я чувствую себя дебилом.
Может, нужно все-таки бежать в подвал? Или, может, даже есть время спуститься в метро? Слышу странный звук. Прислушиваюсь. Оказывается, это мои ноги стучат по кафелю, потому что меня бьёт крупная дрожь, а живот сводит судорогой.
Стошнило.
Вспышку видно даже с закрытыми глазами… я теперь знаю, что мои веки — розово-белые. Кричу: «Приготовьтесь!»
В миг повылетали все стекла, дом содрогнулся и даже как-то накренился, в ушах зазвенело. Было ощущение, словно меня сбил мусоровоз и присыпал сверху чем-то острым.
Стало тихо. Очень тихо.
— Мы выжили? — Кричит жена, откапывая Альку.
— Осторожно! Порежешь её. Это осколки плитки. Я сам! — Кричу ей в ответ.
Дочка пришла в себя, слава богу! Мы все ранены, но несерьезно. Правда, может, это пока шок.
Вышли в зал — там полный погром. Окна зияют дырами в «новый мир». И мы ходим по дому, как зомби, пытаемся осознать все. Ищем мелочи, которые могут пригодиться, стаскиваем их в одно место.
— Радиация сильно опасна, как думаешь? — Жена надеется, что я знаю… знаю, что делать, знаю, как выживать, но это не так. Что-то обрывочное, лоскутное всплывает памяти. И неясно, что из этого я почерпнул из попсовых голливудских фильмов, а что — из реальности.
— Раз мы выжили — значит, взрыв был далеко от нас. Похоже, что есть еще время собрать нужное и спрятаться поглубже…
Но спрятаться мы не успели. В окно было хорошо видно, как бело-голубая сигара с огненным хвостом перечеркивает небо и летит к земле под углом 45 градусов. Я понимаю: ЭТО ВСЁ! Слишком близко… Но кричу «на пол» и тащу девчонок своих к земле… обнимаю…
Мозг — хитрая штука. В подобные моменты все происходит так мучительно медленно, что даже успеваешь помолиться о том, чтобы всё скорее кончилось. А на самом деле проходит всего мгновение. Раз — и мучительно белый свет зажег все вокруг одновременно: воздух, меня, каждую чертову молекулу. В бушующей плазме огня, где ты это живые дрова, хочется только одного — перестать чувствовать! Но нет… мозг, сука, пытается выжить! Дикая боль жжет каждый нерв, они отмирают, агонизируя. А боль усиливается с каждой долей секунды… блядский крематорий! Потом почему-то показалось, что погрузили в жидкий азот, пришла нестерпимая боль от холода…
А потом все выключили.
Мы выбрались, из-под руин, все трое. Немного царапин, но, в целом — в порядке. Даже одежда.
Да, так не бывает, но, по-моему, только я понял, что произошло.
Алька танцует под дождем от счастья, что мы живы и что у неё ничего не болит. Жена плачет, сидя на земле.
Они пока не знают, пока не догадываются.
Так странно и жутко чувствовать всю эту гарь, вонь, ходить по земле, прикасаться друг к дружке, к пеплу с цементной пылью вперемешку. Зачем призракам такая реалистичность?
Жена с дочкой обнимаются, благодарят Бога за чудесное спасение…
Не могу им сказать правду, язык не поворачивается.
Страшно.
***
Ты знаешь, это ад на земле — быть призраком на планете, спаленной ядерным взрывом. Мы двинулись от эпицентра, в поисках уцелевших, просто пошли пешком, на своих двоих. Нет никаких полетов, нет фокусов и волшебства. Мы тащимся со скоростью пьяного пешехода.
***
Повсюду мертвые тела, сгоревшие не до конца, и крысы уже добрались до них. Пищат, дерутся, выедают что-то внутри у людей-угольков… Алька отворачивается, а когда видит трупы детей — горько плачет.
***
Таких, как мы, много! Стекаются со всех сторон десятки ручейков в полноводные реки голов. Призраки — такие же люди, со своими страхами, истериками, психами и любовью. Ничего не меняется… Только не больно и не холодно, да и жажда с голодом не мучают. Стали появляться и выжившие. Они орут, не переставая, мечутся в агонии, с них буквально стекают воском размягченные ткани. А когда, наконец, они умирают, то тоже становятся призраками. Но не такими, как мы! Кажется, они сходят с ума еще при жизни, а потом это уже не люди, а безумные животные.
***
Оказалось, что мы не можем уйти далеко от того места, где осталось тело. Радиус, наверное, километров тридцать, не больше. Из кольца выжженной земли и страдающих живых — не выбраться. Доходишь до грани и выключаешься. А возвращаешься в себя опять возле бренных останков, погребенных под тоннами бетонного лома.
***
Призраки узнали, что могут «войти» в людей. И теперь используют их как ездовых собак. Берут того, кто поздоровее и сильнее, сводят с ума и гонят с помощью галлюцинаций и паники как можно дальше. Я видел, как в одного несчастного влезла целая тысяча!
А когда «транспорт» умирает, то его тело становится новой точкой возврата. Многие призраки теперь надеются, меняя ездовых людей, «добежать» до лучшего мира.
Мы тоже пытались.
***
Мир умирает. Во всем этом может и должен быть смысл…
Некоторые из нас ищут его.
Обнаружили, что есть особые личные вещи — артефакты. Ручки, книги, любимые игрушки, фото и даже посуда. Тысячи мелочей, которые словно бы слабо светятся. Призрак может взять такой предмет в руку, поднять — и он взаправду начнёт перемещаться по воздуху будто сам собой, пугая живых. Похоже эти вещи проявлены как в нашем, так и в их мире.
Научились через артефакты связываться с владельцами. Нет, не в нашем времени, а в их — мирном. И это изменило все!
***
Чего мы хотим? Мы хотим чтобы нас услышали!
Чтоб остановили этот кошмар там, в прошлом, пока не поздно.
Да, приходится входить в твою голову. Шептать, кричать, требовать, овладевать снами и показывать кошмары вживую. Ваши врачи считают это шизофренией, психозом, бредом и «лечат», глуша таблетками.
Многие несчастные проводят ритуалы по изгнанию из себя бесов или от страха кончают с собой.
Пострадавших среди ваших уже тысячи! Но разве это не стоит жизни миллиардов? Не стоит будущего целой планеты?
***
Многие из нас уже отчаялись, и теперь им просто хочется занять ваше тело и пожить хоть чуть-чуть нормально: покурить, заняться сексом, отдохнуть на Мальдивах.
Я отправил в ваше время дочь, но после смерти нового вместилища её все равно вернуло сюда. Только теперь Алька безумна, теперь и она животное.
_________________
Прости меня за вторжение! Но нужно, достучаться… нужно что-то сделать… нужно все изменить, пока не поздно!
Прошу, просто услышь меня и не сойди с ума!
Только ради этого я готов снова и снова все вспоминать.
Опять пережить всю боль и ужас, опять потерять любимых…
И я сделаю это!
Снова, снова и снова…
Ты меня слышишь?
