Глава 1
Меч разрубил воздух и вошёл в плоть. Чеканные пластины на плече не спасли от заточенной стали. Ярка чувствовала, как лезвие замедляет движение, погружаясь всё глубже. Она дёрнула рукоятку на себя. Если меч застрянет в этом теле, то не отразить следующий удар. А он не заставил себя ждать. Справа кочевник в лисьих мехах, поверх плотной рубахи замахнулся на неё кривой саблей. Она как месяц на небе сверкнула своим серпом, завораживая красотой изгиба. Смертельная красота стали, Ярка отражает её приближение, еле успев выдернуть меч из тела, оседающего к её ногам врага.
Поверженный кочевник падает, и только сафьяновый сапожок Ярки отталкивает его в сторону. Нужно оставить пространство для манёвра. Итак, всё поле в телах людей и коней. Уже и не разберёшь где кочевники, а где её дружина. Только по одежде и можно определить — богатый мех лис, песцов, соболей — это кочевники, а где кафтаны с золочённой вышивкой и камнями драгоценными — это свои.
Бой длится с восхода солнца. Сейчас оно в зените, опаляет лучами рубище, иссушая кровь, окрашивая её из алой в бурую.
Отбив удар справа, Ярка видит мчащихся на неё трёх всадников. Кочевники родились в седле, как про них говорят, и в этом Ярка не сомневается. Всадники крутят в руках сабли, а кони под ними скачут, управляемые лишь силой мысли, так как поводья брошены на их шеи.
Успев метнуться в сторону, Ярка подобрала второй меч. Теперь она вооружена двумя и замирает, отсчитывая секунды приближения всадников. Сначала мимо неё проносится первый кочевник. Он свешивается с седла и обрушивает на Ярку всю силу удара. Княжна падает на колено, но отбивает удар и даже видит струйку алой крови на крупе коня. Коня жалко, да не виноват он, целилась не в него, но видно меч отскочил.
Второй всадник налетает как ураган, и уже нет памяти о раненом коне и сожалений. Откинув серебряную косу назад, чтобы не мешала, Ярка рубит с размаху и серп сабли с кистью руки отлетают в сторону, обрызгивая каплями крови лицо княжны.
А рядом уже третий кочевник, который на полном скаку спрыгивает с коня прямо на княжну, сбивая его с ног. Они катятся и уже не разобрать где кто. Чёрный мех лисы смешался с лазоревым с золотой вышивкой кафтана Ярки. Её меч отлетает ещё при падении, а второй бесполезен, когда противник придавливает тебя всем весом к земле. Рука находит рукоятку клинка, и только по расширившимся зрачкам в узких глазах кочевника княжна понимает, что клинок пробил сердце. Она скидывает с себя вмиг потяжелевшее тело, её камзол в пятнах алой крови, но солнце слишком горячо, и вскоре, эта кровь останется на лазоревой ткани парчи бурым пятном.
— Княжна!
Крик выдёргивает из секундного провала в созерцании обагрённого кровью клинка в руке и обдаёт как ледяной водой. Она так и остался для них «княжной» княгиней они её не признают. Даже сейчас, когда жизни гаснут на этом поле, и даже сейчас её называют «княжной». Ярка хотела поставить наглеца на место, да не до этого только. За холмом поднимается пыль, а это значит на них летит конница. Сколько там кочевников сотня, две, пять? Кто их считает, они как песок — бесчисленны.
— Княжна, — подбегает запыхавшийся Мирап, вехнич — командир сотни, — всадники — кешхеты, — он показывает на холм, на который Ярка уже насмотрелась, а сейчас обводит взором поле боя, — уходить нужно. Проиграли мы этот бой. Останемся — всех порубят.
— Командуй Мирап отступление, — тяжело даются эти слова, но взгляд натыкается на окровавленное лицо с глазами смотрящими в небо. Кажется этот из дружины, она ещё сегодня утром видела. Шутки бросал, лицо водой умывал, фыркал как конь, а сейчас лежит в небо смотрит уже навечно. — Пусть раненых подберут, не оставляем своих!
Кивнув, Мирап звучно кричит, а Ярка, обтерев кинжал об рукав, подбирает меч. Ищет глазами Багрянца. Сердце тревожно замирает, неужели убили? Столько с ним прошёл конь её верный. Ах, нет, жив, вдали ходит, с поднятой головой.
Звонко свистнув, всунув в рот два пальца, княжна видит как конь с красным отливом гривы срывается с места и скачет к ней. Несколько размашистых темпов галопа и Багрянец уже рядом. Ярка хватает пробегающего коня за луку седла, и оттолкнувшись от кровавой земли, вскакивает на Багрянца. Тот как будто и не почуял веса всадника, так и продолжает лететь, перескакивая через туши коней, завалы из людей унося Ярку из этого побоища.
В глаза бьёт отблеск солнца. Такое бывает, когда его луч касается чеканной поверхности доспехов кочевников. Проследив этот отблеск, Ярка видит и того, кто ослепил её. Тагархан, без сомнения он. Восседает на вороном жеребце, который как статуя стоит и даже не шелохнётся. У ног коня огромная собака, белая шерсть которой аж слепит глаз. Рядом всадники, держащие стяги, тревожно рвущиеся на ветру. Чёрный мех одежд Хана под чеканными доспехами лежит на крупе коня. Высокая шапка с таким же мехом и чеканка защитных пластин. Рваные пряди смоляных волос спускаются до луки седла. Рука Тагархана держит повод, а другая лежит на рукоятке сабли. Из-под меха шапки видны глаза. Ярке кажется, что они смотрят на неё. Хотя расстояние большое, но она чувствует этот взгляд.
Тагархан поднимает руку в кожаной перчатке с чеканкой, указывая на княжну, и десять кочевников вмиг пускают своих коней с места в карьер.
Видно Хан захотел трофей, но вот у княжны нет планов украсить его копьё своей головой. Она пришпоривает Багрянца, а тот увеличивает махи галопа, как вторую силу в себе открывает.
Эта погоня была бы обречена, но наперерез мчится дружина из десяти всадников и Ярка тянет поводья на себя. Он разворачивает Багрянца, опять пуская его в галоп.
Ворвавшись на полном скаку в рубище между его преследователями и дружиной, Ярка бьёт мечом. Злость затмевает разум — неужели Тагархан думал так просто получить её голову? Теперь он получит своих воинов, порубленных ей.
— Степной Хан, — рядом с Тагарханом его верный Узул командир Чёрных всадников, прискакал и придерживает коня, чтобы тот стоял смирно, хотя после скачки это тяжело. Конь раздувает ноздри, фыркает и топчется, приплясывая, — послать ещё воинов? — показывает на бой кочевников с дружинниками.
— Кто это? — такое безрассудство заинтересовало. Вместо бегства, всадник с серыми волосами развернул коня, и сам ринулся на преследователей.
— Княгиня Ярка с земель Павича, княжна, — поправляет себя Узул.
— А… та самая, — уже безразлично созерцает рубище хан. Он потерял интерес к битве. Сколько их перевидал. Всё одно, да и исход здесь ясен. Порубит княжна со своей дружиной его воинов.
— Так выслать подмогу? — уточняет Узул, ему важно решение Хана, и неважно какое оно будет, он выполнит любое.
— Нет, — из-за холма появляются первые кочевники, и топот копыт заглушает всё вокруг. Хан любуется своими воинами. Он выиграл эту битву. Княжна не ожидала, что прибудет подкрепление. Не удивительно, что никто княгиней её не считает. Княжна, девчонка. Позорится только на войне. Вот и проиграла. Теперь будет удирать, на это тоже забавно посмотреть. Он опять взглянул на долину перед собой.
Там битва завершилась. Его кочевники лежали на вытоптанной траве, их кони ускакали в степь. Княжна склонилась с седла к земле и подобрала меч, взмахнула им, откинула серую косу за спину и задержала взгляд.
Расстояние слишком большое, не видно глаз, но Тагархан не привык отводить взгляд первым, пусть это княжна сделает, и та помедлив, и видя приближающихся кочевников с холма отвернулась, пуская коня в карьер.
— Косу, её, отрублю, и к седлу привяжу, — задумчиво произнёс Тагархан, провожая взглядом удаляющегося всадника на коне с красной гривой.
Глава 2
Конь уносил прочь, а сознание возвращало к взгляду, под которым она поднимет с земли меч. Немудрено его было уронить, слишком силён удар, а рука уже устала от напряжения. Рубище идёт с рассвета, вот и подвела кисть, разжались пальцы, упал меч на обагрённую кровью землю. Видела княжна, как смотрит Хан за ней, но не бросать же меч. Пусть думает что хочет, и так бой этот проиграла она Хану. Так что, выроненный меч — невелика оплошность.
Впереди река. Те, кто отступал ранее, уже переправились через брод на другой берег. Нужно спешить. Пыль погони поднимается от тысячи коней кочевников, одно спасает — княжна уверена, что не пойдут они вброд. Дальше лес густой, а это не их стихия. Кони бег умерят, да и саблей как следует не взмахнуть, когда деревья вокруг. Не любят кочевники леса, обходят, а для них лес воиспасение. И воиспасение то, что не привела она на сражение с Ханом всё своё войско, как чувствовала, что прячутся ещё кочевники, хоть разведка и донесла, что нет более у Хана Степей ещё войска. Но внутренний голос бил тревогу, и послушала его княжна, не прогадала. А то сейчас её войско бы на этом броде замешкалась, как столько конных и пеших по узкому мелководью в воде переправить, и настигли бы кочевники их. Началось рубище, исход которого явно не в пользу Ярки был.
С разбегу Багрянец влетает в реку, поднимая брызги, которые омывают кровь и пыль с лица княжны. Вода освежает, она ловит её капли пересохшими губами, успевает зачерпнуть ладонью и испить глоток. Это придаёт силы, которые уходят, а ещё лес пройти нужно, чтобы до лагеря добраться и там упасть в шатре, на богато устланную бархатом скамью, и выдохнуть, зная что жива.
Лес большой, древний, деревья ветвистые и кустарник такой, что впереди всадника укрывает своими ветвями. Кочевники отстали, неслышно их, погони нет, тишина. Только кони дружины отступающей и слышно, как пофыркивают, а шаги их трава заглушает.
Разведчик вернулся, доскакал до княжны, сообщил, что нет погони.
— Возвращайся на кромку леса, и ещё раз проверь, — отдаёт команду Ярка.
Не может она жалеть служивого, который только что проделал весь путь, когда столько жизней ей вверено. Итак бой проиграла, нужно хоть оставшуюся дружину до лагеря довести, сберечь людей, сохранить.
Уже смеркалось, когда показались из-за деревьев огни. Лагерь — вырвался вздох облегчения у многих. Ярка смахнула с глаз свисающие серые локоны, выбившиеся из плетёной косы, шапку с окантовкой горностая в бою потеряла, вот теперь волос и лез в глаза. Она дремала в седле, уже не в силах бороться с усталостью, но свет костров возродил к жизни.
Войско, вот сколько костров по равнине разбросано, аж в ночи светло. «Повоюем ещё с Ханом», — улыбнулась мысленно Ярка, ободрённая отблеском огня.
По приезду княжну окружили вехничи командиры-сотники. Отчёт давали за это время, что были без неё.
Спрыгнув с коня, и не показывая вида, что устала, Ярка стояла, слушая их. Отдала распоряжения на эту ночь, и сказав, что утром ждёт донесения разведчиков, пошла к шатру. За ней Мирап шёл, что-то пытался ещё сказать, но Ярка взмахом руки в потемневших от крови перстнях на пальцах остановила его. Тот отстал, а Ярка выдохнула. Ещё несколько шагов и она в шатре, там тоже нельзя показать усталость. Служка Ежи уже лохань с водой приготовил, суетится.
— Выйди, — отослала его княжна. Теперь можно устало опуститься на скамью, застланную бархатом, и смотреть как Ежи, кланяясь уходит, закрывая за собой тяжёлый, расшитый золотом, полог шатра.
Кафтан и рубаха из батиста тончайшего падают на пол, так хочется скорее почувствовать прикосновения воды и смыть этот день с себя, хотя забыть его не удастся. Отец конечно поймёт, почему проиграли бой, а вот приспешники Цветаны, сестры её, только рады будут — ещё один повод Вэзелику Павичу, Князю Древних Земель показать какова у него дочь старшая. Недостойна она княгиней быть, только княжной. Хотя и не в этом дело. В другом, том, о чём Ярка не хотела допускать молвы, но её уж не остановить.
Волосы пропахли гарью и впитали пыль. Она распустила косу, окуная голову в воду, омывая ей длинные пряди. Склянки с ароматным мылом стояли под рукой. Ежи выслуживается, всё делает, как любит Ярка: и вода с маслами трав приготовлена, и травы в медной чаше тлеют, воздух запахом цветов насыщают.
Открыв одну из склянок, она вдохнула аромат лаванды, и вылила мыло себе на волосы. Они отяжелели от воды, окутали её сверкающим серебром, длинней талии струящимся. Теперь, после мыла и воды, волос вернул свой цвет, став серебряным, как свет луны на ночном небе.
Вода быстро стыла, хоть и ночь не холодна, да всё равно нужно вылезать из остывшей воды. Мягкий ситец полотенца укрывает стройное тело, впитывая влагу.
Надев широкие штаны из шёлка цвета зимней воды, и сев на скамью, Ярка расчесала непослушный волос, обтёрла его ещё раз полотенцем, и только потом заметила, что тряпица красная. Повернулся к зеркалу, которое в серебряной раме стояло в глубине. На спине порез, всё же задела сабля, пробила защитные пластины и ткань кафтана. Она и не почувствовала в пылу сражения, а сейчас кровит. Не дотянуться только, на спине рана, так что рукой неловко выходит.
В зеркале отразилась тень. Княжна подняла голову.
— Княжна, это я, Буслав, давай помогу.
Вроде и в словах вехнича нет ничего, да только слышит Ярка в них скрытый смысл, груди полотенцем прикрывая.
— Зачем пришёл?
Держит взглядом командира-вехнича верховых, не подпускает к себе, а тот замер, мнётся на месте.
— Так разведка вернулась, вот я и хотел доложить… давай пока рану подлечу, мази-то где?
— В ларце, — указывает рукой в перстнях, так и не приняв решения, но спину самой не залечить… — что разведка видала? — это как оправдание, зачем Буслава задержала подле себя.
Задевая рыжими вихрами свешивающийся балдахин, отделяющий широкое ложе от постороннего глаза, Буслав берёт ларец, который в его могучих ручищах как игрушечный, и покопавшись в нём подходит сзади княжны, так и сидящей на лавке.
— Пощиплет чуток, — предупреждает тот, а Ярка закусывает губу, чтобы не шипеть. Всё же рана свежая, да ещё водой распаренная, вот и чувствует она, как спирт настойки очищает. Потом травами запахло и холодное на горячих пальцах Буслава прикоснулось к спине. Но всё-таки кажется княжне, или всё же руки чужие, не только по ране проходятся, а спину её оглаживают. Буслав же говорит о разведке, которая видела, как Тагархан кочевников уводит за холмы, не оставил он войско своё в долине.
Ярка в пол смотрит, знает она, что эти ласки означают, и нужно только согласиться, или даже промолчать, и Буслав и так всё поймёт, всё сделает…
А может позволить? Смерть сегодня видела, чудом жива осталась, а завтра опять рубище не миновать, и кто знает сколько отпущено…
— Княжна, — к самому уху склонился Буслав, вдыхает запах и уже возбуждение накрывает, пахнет-то как Ярка, — я нежным буду… не пожалеешь о ночки со мной.
Это как ушат холодной воды в лицо и поволока спадает. Не любит она когда нежно, не девушка давно уже. Другое ей надо, чтобы до боли чувствовать свою неправильность, то, что не сберегла себя, но это её решение, её выбор. Таков она сделала и принял себя, пусть не в угоду всем.
— Забылся?! — резко встаёт, так что вехнич отшатывается и замирает, не зная куда деть руки, — Место своё знай! Вон пошёл!
— Не гневайся княжна, я не со зла хотел, — а княжна во гневе страшна. Такая и голову прикажет отсечь или выпороть прилюдно, что делала не раз с неугодными. И дёрнуло его приставать. Дружинники все подначивали, что согласится княжна, если приласкать её. Может с кем и ночку проведёт, но сейчас головы бы сносить.
