ГЛАВА 1
Лея Мерова
Космическая станция «Мир-2».
Лаборатория нейробиологических исследований, как всегда, встретила меня треском статистического электричества и писком приборов. В воздухе витал лёгкий запах дезинфицирующих средств и медикаментов, как и практически везде на орбитальной космической станции «Мир-2».
— Доброе утро, Лея Михайловна. Как добрались? — меня приветствовала известный доктор медицинских наук Сергей Нифироч, посматривая внимательным взглядом через линзы стильных очков.
— Замечательно аж дух захватило, — криво улыбнулась я, не став говорить, что несмотря на необыкновенный вид, мой желудок выворачивало наизнанку. Но, я сильная женщина и не собиралась показывать ни малейшего признака слабости перед новым начальником.
Я не верила своему счастью, когда меня взяли на работу сотрудником в нейробиологический центр для проведения исследований в космосе.
Всё-таки не зря же я потратила всё своё время на обучение и работу медсестрой в нейрохирургическом отделении, не считаясь с личной жизнью ради достижения своей мечты. И к тридцати пяти годам достигла немалых высот в медицинской карьере, защитила диссертацию и не собиралась останавливаться.
Разумеется, случались и не слишком удачные попытки завязать личные отношения, но они быстро сходили на нет, и в последнее время я совсем перестала прилагать усилия к поиску того самого, постоянно откладывая это на потом, и погружаюсь в любую работу.
Зайдя в комнату, я засмотрелась на новое, недавно привезённое оборудование роботической системы Кит –2025. Красавец! У меня даже руки зачесались, так хотелось притронуться к нему. С его помощью, которой мы собирались проводить засекреченные исследования с использованием технологии криозаморозки.
— Конечно, Сергей Нифироч. Именно для этого я прибыла сюда, как специалист. И уверяю вас, у меня замечательные аналитические способности и многолетняя практика.
— Да-да, Лея Михайловна, я ознакомился с вашим впечатляющим послужным списком, и удивительно, начинали-то медсестрой.
— И горжусь этим, — говорила я, смотря прямо в глаза начальника. — Именно поступив после окончания медицинского университета в нейрохирургическое отделение, я поняла, что это моё призвание.
Он откинулся в кресле, и скрип кожи эхом пронёсся по лаборатории.
— Призвание… это хорошо, но нам нужны результаты, — в его голосе звучала тень сарказма, или мне показалось? Я не позволила себе дрогнуть под его взглядом. За долгие годы работы я часто сталкивалась с таким отношением.
— Думаю, вы скоро сами убедитесь в моей компетентности, Сергей Нифироч, — ответила я, выкладывая напрямую, не ходя вокруг да около. Беседа проходила совсем не так, как мне хотелось. — Когда начнётся тестирование?
— О, что вы, Лея Михайловна, я нисколько не сомневаюсь в вашей компетентности, как специалиста. Вы не так меня поняли, — отмахнулся начальник и бегло посмотрел на часы. — А, вот прямо сейчас, Игорёк запускает нашу новую криогенную установку. Пройдёмте в зал для испытаний.
Стараясь скрыть волнение, я проследовала за начальником. Моё сердце бешено колотилось. Если испытания пройдут успешно, это станет настоящим прорывом в криогенной инженерии! Не этого ли я хотела? Стать частью истории.
Мы вошли в огромный зал, где возвышалась серебристая конструкция, окутанная клубами холодного пара. А рядом стояли несколько новеньких криогенных капсул из композитного материала, который способен поддерживать экстремальную температуру. Прозрачные крышки плотно прикрывали капсулы сверху, чтобы поддержать вакуум и минимизирую теплообмен.
Вокруг суетились техники, что-то проверяя и настраивая. Игорь, молодой, но подающий надежды инженер, стоял у пульта управления с сосредоточенным видом.
— Система криоохлаждения, основанная на цикле регенеративного охлаждения, обеспечивает равномерное и контролируемое снижение температуры до -196 °C, предотвращая образование кристаллов льда, губительных для клеточных структур. Комплект датчиков и микропроцессоров непрерывно мониторит параметры среды, автоматически корректируя процесс криоконсервации, — зачем-то стал объяснять мне начальник, словно я не знала об этом. — Вы когда-нибудь слышали о таком, Лея Михайловна?
— Также капсула оснащена системой жизнеобеспечения замкнутого цикла, способной поддерживать жизнедеятельность объекта в течение длительного периода времени в случае необходимости. Интегрированный блок питания, работающий на основе радиоизотопного термоэлектрического генератора, гарантирует автономность системы даже при полном отсутствии внешних источников энергии, — спокойным тоном ответила я, направив указательный палец на столбец с цифрами, показывающими работу системы. — Вот здесь, показано, что всё в порядке и мы готовы к запуску.
Начальник как-то странно хрюкнул, не хватало, чтобы добавил, что у женщины есть мозги. Вместо этого он повернулся к инженеру.
— Ну что, Игорёк, готов? — спросил начальник, похлопав щуплого инженера по плечу.
— Так точно! Начинаем охлаждение, — ответил Игорь, и его пальцы забегали по кнопкам. Зал медленно наполнился гулом нарастающей мощности.
Свет мигнул, и на огромном экране побежали колонки с цифрами. Игорь внимательно следил за показателями, внося корректировки в параметры системы. Цена ошибки была слишком высока – сбой в установке мог привести к непредсказуемым последствиям для всего комплекса. Температуру нельзя поднимать сразу, чтобы не включить экстренную защиту многоуровневой системы.
— Давление в норме, температура падает, — доложил Игорь, не отрывая взгляда от экрана.
Начальник кивнул, но напряжение в его глазах не спадало. Он то и дело посматривал на криогенную установку, словно ожидая чего-то. В воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь тихим гулом компрессоров.
— Сколько времени до стабилизации? — спросил он, не отрывая взгляда от установки.
— Приблизительно...
Внезапно один из датчиков на установке яростно запищал, привлекая всеобщее внимание. На экране высветилось сообщение об ошибке, и прежде чем Игорь сказал нам, какая именно, по залу пронёсся голос системы.
— Критическая перегрузка в третьем контуре криогенной системы.
— Восстанавливай контур, Игорь! Давление растёт экспоненциально, — прокричал начальник, подбежавший к инженеру, и грубо потряс того за плечи. — Иначе сейчас рванёт!
Инженер начал вводить символы кодов, один за другим, громко стуча по клавиатуре под вой сирены. Когда его палец ударил по кнопке «ввести», и мы замерли в ожидании.
Никогда в жизни я так не волновалась, казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Секунды тянулись невероятно долго, а ничего не происходило, кроме наступившей тишины. Пронесло?
Мощная вибрация прошла от криогенной установки, сопровождаясь оглушительным гулом, а затем последовал взрыв. Ослепительная вспышка пронзила тьму, а затем наступила тишина, зловещая и давящая.
Меня отшвырнуло к стене сильной, холодной волной, так что я больно ударилась и сползла на пол. Меня оглушило, в ушах звенело, перед глазами плясали чёрные точки.
— Критические показы, нарушен протокол безопасности, зал испытаний заблокирован. Криогенный комплекс повреждён, температура критически падает. Эвакуация невозможна.
Что? Я потёрла глаза и попыталась встать, но острая боль пронзила ногу. Осмотревшись, я увидела, как металлическая дверь опускается, отрезая зал испытаний от остальной станции.
Что делать? Я осмотрелась вокруг, заметив, что компьютер вышел из строя, а рядом лежал Игорь, погребённый под осколки металла и мебели. Начальника нигде не было видно.
Изо рта вырвалось облачко пара. Проклятье! Я замёрзну здесь. Воздух наполнился едким запахом горелой проводки и хладагента.
— Система есть выжившие! Разблокировать дверь! — прокричала я.
— Данное действие противоречит пункту двести девять протоколов безопасности проведения эксперимента, — ответил безжизненный механический голос.
— Как обойти протокол? — выкрикнула я, дрожа всем телом. Установка трещала, выбрасывая всё больше холодного воздуха, покрывая инеем весь зал.
— Ваш код доступа? — безразлично произнёс голос системы.
— Доктор Лея Мерова, научный сотрудник, протоколы безопасности! — выкрикнула я, стараясь не поддаваться панике.
— У научного сотрудника, Леи Меровой, нет доступа к протоколам безопасности, — также безразлично прозвучал голос системы. — Температура упала до минус двадцати. Невозможно устранить неполадки, сектор изолирован от остальной станции.
Слова прозвучали как приговор. Без доступа к протоколам, без возможности перезагрузить систему безопасности, я обречена. Скоро зал превратится в ледяной склеп, а я в ледяную скульптуру.
— Сколько времени понадобится на разблокировку? — спросила я, просчитывая в уме, что могу продержаться какое-то время.
— Сто шестьдесят восемь часов в случае возможности устранения неполадок и полной безопасности для станции.
Я не сдержала стон. Семь суток! Я столько не продержусь. Неизвестно, до какой отметки понизится температура.
— Система включить связь с остальной командой, — прокричала я в воздух, медленно направляясь к панели управления в надежде найти ручное управление или обычное переговорное устройство.
— Система коммуникаций выведена из строя взрывом, потребуется время для восстановления.
? Проклятая жестянка, — прошипела я, стараясь сохранить остатки самообладания, застыв посреди разрушенного зала. Паника – худший враг в такой ситуации. Необходимо найти хоть какую-то лазейку, хоть малейший шанс.
— Система какие у меня шансы выжить?
— Анализирую… Вероятность выживания без внешней помощи оценивается в семь процентов. Основные факторы риска: недостаток кислорода и обморожение.
Семь процентов! Ничтожно мало. Но это лучше, чем ноль. Значит... есть какая-то возможность продержаться семь суток...
— Что с запасом кислорода? Сколько времени у меня есть?
— Ориентировочно тридцать семь минут. После этого начнётся гипоксия. Обморожение наступит примерно через час, — отозвался голос системы.
Я огляделась: разрушенный зал, обломки установки, искорёженные кабели, несколько чудом уцелевших криогенных капсул...
— Система, какой ближайший источник кислорода? И есть ли здесь вообще что-то, что может помочь мне продержаться до прибытия спасателей?
— Ближайший источник кислорода — криогенная капсула B-9, — незамедлительно ответила система.
— Но она не активирована! И, если я правильно помню, для активации нужен код доступа четвёртого уровня.
— Капсула В-9 не повреждена, запуск возможен в ручном режиме в случае экстренных обстоятельств, — последовал ответ системы.
Я посмотрела на ряд капсул, заметив одну, от которой исходило свечение. Мне нужно продержаться всего семь дней, пока не пребудут спасатели. Разве мне не хотелось поучаствовать в эксперименте? А если криогенный процесс пойдёт не так? Мы ещё не тестировали её на людях...
— Что произойдёт, если я запушу капсулу?
Вопрос повис в воздухе, отражаясь от холодных металлических стен. От молчания системы страх распространялся по телу. С одной стороны, это шанс пережить дни в анабиозе, не чувствуя голода и отчаяния. С другой – неизвестность. Вдруг что-то пойдёт не так? Что, если я проснусь через десятилетия, а Земля уже не будет такой, какой я её помню? Или что ещё хуже, не проснусь вовсе?
— Запуск капсулы В-9 приведёт к погружению объекта в состояние глубокого сна, — наконец ответила система. — Жизненные показатели будут поддерживаться искусственно. Вероятность успешного выхода из криогенного сна – 98,7%.
Я подошла ближе к капсуле, ощущая исходящий от неё холодок. Панель управления мигала зелёными огоньками, словно маня. Пальцы дрогнули, коснувшись холодного металла. Запустить – значит довериться науке. Не запустить – значит умереть, с каждой минутой шансы таяли. А холод уже начал сковывать движения, дышать становилось труднее.
Вздохнув, я приняла решение, нажав на кнопку активации. Щелчок, и капсула задрожала, наполнившись голубоватым свечением. Крышка медленно открылась, выпуская поток холодного воздуха.
Дрожа от холода, я забралась внутрь, почувствовав, как капсула оживала, обволакивая тело тёплом. Сенсоры мягко коснулись кожи, сканируя каждый миллиметр.
— Система жизнеобеспечения активирована. Начало криогенного сна. Время установлено.
Закрыв глаза, я отдалась ощущению невесомости, в надежде проснуться в руках спасателей. Разум цеплялся за слова об установке времени, но я не могла сосредоточиться на них, ухватить суть. Всепоглощающая тьма погружала в сон под монотонное гудение приборов и лёгкую вибрацию. Скоро я проснусь, и всё будет хорошо.
ГЛАВА 2
Сквозь пелену сна пробивался настойчивый писк. Он нарастал, превращаясь в оглушительный рёв, пока не заставил меня вздрогнуть и открыть глаза.
Первое, что я почувствовала — пронзительный холод. Он пронизывал всё тело, сковывая движения.
Вокруг царила мягкая полутьма, тьма, лишь тусклые огоньки мигали на панели управления передо мной. Где я? Что случилось? Воспоминания всплывали обрывками, как кадры испорченной плёнки.
Катастрофа… спасение… криогенный сон… Сколько времени прошло?
Тело трясло, и мне понадобилось время, чтобы прочитать бегающие строки на панели передо мной: «Время криогенного сна завершено». Красные огни продолжали весело бегать по капсуле, указывая на кнопку «Экстренного открытия капсулы».
Что будет, если я нажму её? Что случилось на космической станции?
Пока думала об этом, обхватив себя за плечи руками, передо мной появился незнакомый мужчина в белом халате и начал что-то говорить и показывать на приборы. Видя, что я не поняла его, он дыхнул на стекло капсулы и начертил знаки O2 5%. А затем показал на кнопку «экстренного открытия капсулы».
А ведь он прав...Чёрт! У меня заканчивается кислород. Я протянула дрожащую руку к кнопке и нажала её, почувствовав, как свежий воздух врывается в капсулу.
Сильные руки врача подхватили меня и подняли из капсулы, переместив на стол.
— Лея, лежите спокойно, мне нужно провести обследование и повысить температуру вашего тела после криогенного сна, — мягкий, успокаивающий голос мужчины, проникал в сознание.
С трудом кивнула, стуча зубами и дрожа всем телом. Никогда раньше не было так холодно...
Надо мной начал проявляться купол, по поверхности которого забегали маленькие серебристые мушки. Что это?
— Не беспокойтесь, это всего лишь наноботы, — снова произнёс врач, склоняясь надо мной. — Обещаю, они не причинят вам вреда, Лея. Они давно проверенные технологии для генерации кожных клеток и медицинских обследований. Вы проспали довольно долгое время, но уверен, быстро наверстаете.
И здесь меня осенило... в том времени, где я жила, не было наноботов, а это значит...
— Г-год? — прошептала я одними губами, но врач услышал.
— 2225 год. К сожалению, мы не могли разбудить вас... видите ли, ваша криогенная капсула была первой в своём роде, проложившая путь для других, но была одна неточность. Капсулы была запрограммирована на сон сроком двести лет. Не спрашивайте, но я точно не знаю всех подробностей вашего эксперимента, но мы не могли вывести вас из сна раньше, чем пройдёт время, иначе вы могли просто не проснуться.
Я слушала и не верила. Проспала двести лет? А что случилось с инженером и моим начальником и со всей станцией? Почему эксперимент пошёл не так.
