И она всегда приходила на мой зов, терлась об ноги и ласково мяукала. Но недавно ее не стало, а мать вместо того, чтобы похоронить моего друга, молча указала на мусорку. Я тогда убежала из дома и провела ночь в лесу. Я была совершенно одна. Я ее похоронила, а потом потерялась. Забрела куда-то далеко. Наутро меня нашла девушка из поискового отряда. Ночью я не спала - боялась, что кто-нибудь нападет. Хорошо, что было не холодно, а то я бы замерзла.
Мать наорала на меня, а потом расплакалась и просила прощения. Меня искали всю ночь, и за эту ночь многое перевернулось в моем сознании. Я стала еще более замкнутой, мои панические приступы вышли на новый уровень - их стало тяжелее переносить. Ненавижу вспоминать тот день, и, кажется, сейчас у меня опять перекрывает дыхание. Нужно включить счет - открыть программу и нажать на кнопку. Это все кажется таким простым, но в момент панической атаки тело тебя не слушается: дрожат пальцы и подкашиваются ноги. Я вспоминаю советы Певта и стараюсь мысленно сосчитать до пяти. Наконец пальцы нащупывают счетчик, и я включаю его. Эта техника называется "восемь на одиннадцать". На восемь счетов ты медленно и глубоко вдыхаешь, на одиннадцать - постепенно выдыхаешь, чуть задерживая в легких воздух.
Вдох. Я никому не рассказываю эту историю. Выдох. Я ненавижу, когда меня жалеют. Вдох. Я ни в чем не виновата, но... Выдох. Мне тяжело. Вдох. Тяжело вспоминать все это. А вдруг я бы умерла тогда? Моей матери было бы плевать. Всем было бы плевать. Выдох. Концентрация на собственных ощущениях. Вдох.
"Возьми себя в руки, дочь самурая!" - так поется в одной из сплиновских песен. Я пытаюсь взять себя в руки и даже шутить. Наверное, юмор - это моя защитная реакция. Сюда же относятся и дурацкие шутки, которые я травлю, и язвительные замечания. Так проще жить. Так проще маленькой девочке, которая сидит внутри меня. Есть Ника и есть Вера. Есть воительница и смелая завоевательница, а есть нежная и чувствительная натура. Во мне как будто сидят два разных человека. Они как сестры-близнецы: с виду одинаковые, а внутри абсолютно разные. Вера и Ника сливаются и соединяются в Веронику. А что она такое - я пока не знаю. Но я постепенно прихожу в себя, мне даже становится проще дышать. Легкий холодок пробегает по моему телу, и я закрываю окно. И возвращаюсь. Возвращаюсь в реальную жизнь.
Об этой истории не знает и не узнает никто - ведь у меня нет друзей. У меня больше нет Леси, нет Бэт, нет Кошки. И иногда мне кажется, что я окончательно теряю собственную мать. У меня будто бы и нет даже матери. Есть только пустота и отчаянная боль, поселившаяся в моем сердце. Говорят, что нужно научиться отпускать. Возможно (хотя нет, я уверена), смерть Кошки тоже повлияла на мое состояние. На мои панические атаки. Я будто бы потеряла частичку себя, а на первые несколько недель - вообще интерес к жизни. Хотелось бросить универ, но мать не дала этого сделать. Сейчас я даже благодарна ей за это.
Это была самая первая медитация в моей жизни. И она определенно не расслабляет. Она скорее наоборот, подстегивает и подхлестывает меня, заставляя адреналин в крови бушевать. Но это все из-за тех воспоминаний. А вообще - вроде даже и дрожь в теле прошла. Нужно Певта почаще слушать. И все же мне интересно, что у него в кабинете делал Кирилл? Впрочем, это не мое дело. Кстати, я обещала ему помочь с литрой...
Учебные дела не заканчиваются. Я слушаю ритмичный стук своего сердца. Пульс, кажется, повышен, но я не обращаю внимания. Еще немного - и я опоздаю в универ. Отвлекаюсь на собирание сумки, все-таки пять пар, нужно взять все необходимое. А самое главное - не забыть свои нервные клетки. Ведь нервы, как сказал Певт и другие светилы медицины, не восстанавливаются. Ну вот - я уже начинаю шутить, а значит, я почти пришла в себя.
А значит, все почти в порядке и даже почти неплохо.
Три первые пары проходят как в тумане. Сегодня слушать преподавателей особенно неинтересно: предметы, которые не относятся к профильным, никого не интересуют, и меня в том числе. После третьей пары даже самые матерые студенты не выдерживают и начинают мысленно молиться, чтобы все это поскорее закончилось. Я отвлекаюсь на свой скетчбук - делаю наметки логотипов. Недавно я вложила деньги в дистанционные курсы дизайнеров, поэтому домашнее задание никто не отменял. И все почти честно: на учебе я занимаюсь исключительно учебой.
Четвертая пара - потоковая лекция с другими группами, мест мало, и мне хочется поскорее занять дальнюю парту. Обычно я сидела одна или с Лесей, и мне было вполне комфортно. Но мое любимое место уже занято Зоей: она, как всегда, одета во что-то черное, глаза густо накрашены тушью, а дреды собраны в высокий хвост. На ее лице очень много косметики, и это почему-то привлекает мой взгляд. На самом деле ее лицо похоже на маску: светлый тон без румян, почти черные глаза и бледные губы. Зоя смотрит прямо перед собой и сосредоточенно чертит что-то в тетради. Когда я подхожу к парте, она вопросительно поднимает глаза.
- Что ж, сегодня, видимо, мне придется спрашивать разрешения, - пытаюсь пошутить я.
Она пожимает плечами и убирает сумку с соседнего стула.
Что ж, возможно, после моего побега с пары она подумала обо мне что-то не очень приятное. Но, честно говоря, ее мнение меня вообще не интересует. Я падаю рядом и открываю свою тетрадь. Лого для музыкального магазина почти набросано - четкий и косой шрифт, концы которого переплетаются, образуя гитарный гриф. Выглядит неплохо, но я не могу определиться с цветовой гаммой - яркие цвета кажутся мне неуместными, а минимализм черного с белым совсем не цепляет глаз. Я рассматриваю набросок со всех сторон, но ничего не приходит в голову.
Зоя молчит, я тоже не собираюсь заводить разговор. Пока она, наконец, не задает мне вопрос, но я настолько погружена в свое задание, что даже не понимаю, чего она хочет. Вопросительно смотрю на рокершу, но она понимающе улыбается, а переспрашивать мне не хочется. Я возвращаюсь к своим наброскам и бросаю взгляд на часы. С начала пары прошло всего полчаса, а такое ощущение, что целая вечность. Лектор вещает что-то о современной культуре, которая мне совсем неинтересна, и каждая минута тянется как час. От скуки я рассматриваю студентов. Люблю иногда играть сама с собой в такую игру: придумывать, с кем я могла бы подружиться. Очередь доходит до Зои, и я с удивлением понимаю, что в целом рокерша мне нравится. Она не выносит мозги дурацкими разговорами, ведет себя как адекватный человек, слушает неплохую музыку. Да, возможно, выглядит она странновато, но с лица воду не пить, как говорится...
Дверь открывается. У меня дежавю? Опять та же макушка, та же фигура и тот же Кир, который врывается в аудиторию спустя сорок минут с начала пары. Он не обращает внимание на укоризненное покачивание препода головой и быстрым шагом проходит в конец аудитории. Наверняка все девчонки на него сейчас смотрят: сегодня Кир одет в официальный костюм, который ему к лицу. "В универе сегодня какое-то мероприятие", - догадываюсь я, - "а какое мероприятие проходит без Кирилла?". Между тем он опускается на соседнюю парту, дает "пять" своему соседу и подмигивает мне. Я отворачиваюсь и делаю вид, что погружена в свою тетрадь. Я итак в нее погружена - логотип-то за меня никто не доделает. Но боковым зрением я замечаю взгляд Кира и то, как он беззвучно пытается привлечь мое внимание. Я отрываю взгляд и смотрю на него, а он улыбается и кидает на мой стол записку.
"Сегодня свободный вечер. Поможешь с литературой?"
"Ладно", - размашисто пишу я и отправляю "письмо счастья" обратно. Все равно ведь не отвяжется. Кстати, я даже не знаю, где Кир живет, вдруг возвращаться вечером домой будет не очень удобно?
"До дома тебя отвезу, не переживай", - будто прочитав мои мысли, пишет он и опять мне подмигивает. Я пожимаю плечами, комкаю записку и скидываю ее в боковой карман рюкзака. Кир сияет, как начищенная монета. Я, конечно, хотела посвятить вечер просмотру нового фэнтези, но почему бы и не провести его с Киром - обсуждать литературу золотого века, надеюсь, с ним будет не так скучно, как с частью наших преподавателей. Да и вообще с симпатичным Киром скучно быть не должно - он тот еще весельчак, заводила и звезда всего универа.
Зоя очень внимательно смотрит на меня, но потом отводит взгляд и почему-то фыркает. Наверное, она единственная, кому Кир абсолютно безразличен. Но я оправдываться не собираюсь, тем более, оправдываться не в чем. Я просто убираю тетрадь в рюкзак и, совершенно неожиданно для себя, подмигиваю Киру. Конечно же, в шутку. Он беззвучно смеется, обнажив зубы и показывает большой палец. Зоя фыркает и отворачивается. Она тоже поняла шутку. А кто ее знает, может, она тоже претендовала на вечер с Киром? Им трудно не заинтересоваться. Он смешной и обаятельный, но раздолбай еще тот. Что, впрочем, уже успело отразиться на его оценках. Наверное, пока мы с Зоей единственные, кто не влюбился в него по уши, но я испытываю к нему некую симпатию и уважение.
На нашу парту падает еще одна записка.
"Может, сбежим с последней пары и пойдем на штурм новой кафешки? Зато освободишься пораньше :)" - написано мелким, четким почерком. С пар я сбегать не привыкла... Ладно, нагло врать не буду - я не идеальный студент, но... В общем, почему бы и нет? Кирилл смотрит на меня, я согласно киваю, и когда пара заканчивается, мы вместе направляемся к выходу. Он просит подождать. Я стою у входа, а он быстро шепчет что-то Марине - нашей одногруппнице. Это та, что из секты гламурных девочек: ярко разукрашенная, в розовом и с полным отсутствием мозгов. Кир галантно целует ей ручку, и я закатываю глаза: бабник. Бабник еще тот. Наверное, такие юноши не меняются. С ними нужно быть осторожнее - запудрят голову и будут рады. Но почему-то мне кажется, что Кир не такой, и мои сомнения окончательно развеивает его широкая улыбка. Когда он смотрит на меня, Марина почему-то смеется, прикрывая рот ладошкой. Я выхожу на крыльцо, когда меня догоняет Кирилл.
- Ну привет, Ника. За углом открылась "Шахматная доска". Дурацкое какое-то название, но место, говорят, прикольное, - выпаливает он.
- Мне все равно, где литературу учить, - говорю какую-то глупость я, но он понимающе кивает, и мы направляемся к соседнему дому. О чем говорить с Киром, я не знаю - не начинать же прямо сейчас восхищаться поэзией Бродского... Да, для этого пока рано, не перешли еще наши отношения на такой уровень. Но он начинает говорить сам - за шесть минут ходьбы я узнаю все про университетский КВН: какие команды будут в пролете, а какие "стопроцентно" пройдут в финал, как они готовятся к этому событию, и как команда нашего универа "порвет всех" на ближайшем отборе. Честно говоря, мне это не очень интересно, и Кир это замечает. Точнее, я мало что понимаю в шутках - с моим-то чувством юмора...
Наконец мы подходим к двери с тяжелой черной ручкой. Кир пропускает меня вперед и шутливо кланяется. На полу нового кафе стоит расчерченная доска и искусно сделанные шахматы, но не обычные, а увеличенные в несколько раз. Авторская работа. Я восхищенно ахаю. Хотелось бы поближе рассмотреть эту деталь интерьера, но Кир небрежно кивает официанту, и мы занимаем столик у окна. С деньгами его родителей Кирилл наверняка видел не одну такую кафешку. А может, они с командой привыкли ходить по барам, и такие вещи его давно не удивляют.
- Что будете заказывать? - вежливо спрашивает официант, такой же молодой студент, одетый в простую черную рубашку и белые брюки. Весьма нестандартное и сложное сочетание. Заметив на мой взгляд, юноша тихо говорит, словно выдает великую тайну: "Хозяин этого кафе без ума от шахмат".
Я смотрю на цены в меню. Для такого простого на первый взгляд заведения высоковаты, а я еще и карточку сегодня брать не стала. Видимо, Кир замечает мою тревожность.
- Кофе, пожалуйста, - говорю я.
- С молоком? - интересуется официант, делая пометку в блокноте.
- Без. Черный крепкий.
- Что-нибудь еще?
- И десерт девушке. А еще давайте сэндвич, - подхватывает Кирилл, заметив мои сомнения. Я порываюсь отказаться, но он делает знак рукой, и я молчу. Сам он заказывает крем-суп из цукини (странный выбор для молодого человека), фрапучино со льдом и панна-коту. Звучит, как название каких-нибудь дурацких сериалов, но Кир, видимо, привык к таким местам.
- Не стесняйся. Я угощаю, - подмигивает он. - Тем более, твои знания гораздо более ценны, чем какой-то там сэндвич.
- Спасибо, - киваю я и больше не возражаю. Мне кажется, что собеседник делает это от чистого сердца.
Пока мы ждем заказ, Кирилл пристально рассматривает меня. Безусловно, подобный взгляд меня смущает, но я не подаю вида, и кажется, что Кирилл даже расстроен.
- Ты намеревался меня смутить? - в шутку спрашиваю я, глядя на его растрепанные волосы. Тут же хочется пригладить их, провести по жестким волоскам. Ну конечно, я же перфекционист, это даже Певт заметил.
- Нет, просто ты красивая, когда краснеешь, - хихикает он. Я закатываю глаза. Дешевый подкат, Кир, очень дешевый.
- Давай лучше о русской литературе поговорим. Вот что действительно очень красиво. А еще красивее будет, когда ты своими силами Мироновой зачет сдашь. Перечисли мне хотя бы три русских символиста, - требовательно спрашиваю я, но уголки моих губ расползаются в улыбке. Кир неотрывно смотрит на меня и неуверенно чешет затылок, от чего его волосы разлетаются еще больше.
- Эээ... Ахматова?
- Ахматова акмеистка.
- Чехов?
- Вообще не из той оперы. Смеешься, что ли?
- Да нет, просто я читал, что у него в пьесах там какие-то детали символы, вот я и подумал...
- Так, понятно. Достань тетрадь и записывай. Этот вопрос точно будет на зачете. Записывай, говорю. Символисты делятся на старших и младших. Первые воспринимали символизм в эстетическом плане... Короче, просто пиши, - машу рукой я, замечая его недоуменный взгляд. - Старосимволисты - Брюсов, Бальмонт, Гиппиус. Младосимволисты - Иванов, Белый, Блок. Да не "белый Блок", а Белый, фамилия такая. Кир, ты издеваешься или нет?
Сначала он смеется, а потом пожимает плечами в извинительном жесте.
- Извини, я в литературе ни бум-бум. Говорил же. Вообще ничего не знаю. Для меня что серебряный, что золотой век - все одно.
- Тогда одного десерта будет мало, - смеюсь я, и он улыбается в ответ.
Следующие два дня проходят так быстро, словно они существуют только в моем сознании. В один из дней мы видимся с Киром, и я понимаю, что он не знает абсолютно ничего, что он не отличает кубофутуристов от эгофутуристов, что он даже фильмы по классике не любит смотреть, а уж читать - тем более. Мы разговариваем по дороге в универ.
- Не знаю, чем я смогу тебе помочь, - развожу руками я. Он хватает меня за ладонь и неожиданно прижимает к своей груди. И я почему-то замираю, пока он говорит.
- Помоги мне сдать хотя бы письменные работы. Сможешь сделать их за меня?
- Так нагло меня еще не эксплуатировали, - пытаюсь улыбаться я, но в сердце закрадывается червячок сомнения. Мне неловко отказывать Киру, но свои дела у меня тоже есть, и каким бы хорошим человеком он не был, ему будет сложно сдать зачет, если он не может написать даже самые легкие письменные задания.
Мать наорала на меня, а потом расплакалась и просила прощения. Меня искали всю ночь, и за эту ночь многое перевернулось в моем сознании. Я стала еще более замкнутой, мои панические приступы вышли на новый уровень - их стало тяжелее переносить. Ненавижу вспоминать тот день, и, кажется, сейчас у меня опять перекрывает дыхание. Нужно включить счет - открыть программу и нажать на кнопку. Это все кажется таким простым, но в момент панической атаки тело тебя не слушается: дрожат пальцы и подкашиваются ноги. Я вспоминаю советы Певта и стараюсь мысленно сосчитать до пяти. Наконец пальцы нащупывают счетчик, и я включаю его. Эта техника называется "восемь на одиннадцать". На восемь счетов ты медленно и глубоко вдыхаешь, на одиннадцать - постепенно выдыхаешь, чуть задерживая в легких воздух.
Вдох. Я никому не рассказываю эту историю. Выдох. Я ненавижу, когда меня жалеют. Вдох. Я ни в чем не виновата, но... Выдох. Мне тяжело. Вдох. Тяжело вспоминать все это. А вдруг я бы умерла тогда? Моей матери было бы плевать. Всем было бы плевать. Выдох. Концентрация на собственных ощущениях. Вдох.
"Возьми себя в руки, дочь самурая!" - так поется в одной из сплиновских песен. Я пытаюсь взять себя в руки и даже шутить. Наверное, юмор - это моя защитная реакция. Сюда же относятся и дурацкие шутки, которые я травлю, и язвительные замечания. Так проще жить. Так проще маленькой девочке, которая сидит внутри меня. Есть Ника и есть Вера. Есть воительница и смелая завоевательница, а есть нежная и чувствительная натура. Во мне как будто сидят два разных человека. Они как сестры-близнецы: с виду одинаковые, а внутри абсолютно разные. Вера и Ника сливаются и соединяются в Веронику. А что она такое - я пока не знаю. Но я постепенно прихожу в себя, мне даже становится проще дышать. Легкий холодок пробегает по моему телу, и я закрываю окно. И возвращаюсь. Возвращаюсь в реальную жизнь.
Об этой истории не знает и не узнает никто - ведь у меня нет друзей. У меня больше нет Леси, нет Бэт, нет Кошки. И иногда мне кажется, что я окончательно теряю собственную мать. У меня будто бы и нет даже матери. Есть только пустота и отчаянная боль, поселившаяся в моем сердце. Говорят, что нужно научиться отпускать. Возможно (хотя нет, я уверена), смерть Кошки тоже повлияла на мое состояние. На мои панические атаки. Я будто бы потеряла частичку себя, а на первые несколько недель - вообще интерес к жизни. Хотелось бросить универ, но мать не дала этого сделать. Сейчас я даже благодарна ей за это.
Это была самая первая медитация в моей жизни. И она определенно не расслабляет. Она скорее наоборот, подстегивает и подхлестывает меня, заставляя адреналин в крови бушевать. Но это все из-за тех воспоминаний. А вообще - вроде даже и дрожь в теле прошла. Нужно Певта почаще слушать. И все же мне интересно, что у него в кабинете делал Кирилл? Впрочем, это не мое дело. Кстати, я обещала ему помочь с литрой...
Учебные дела не заканчиваются. Я слушаю ритмичный стук своего сердца. Пульс, кажется, повышен, но я не обращаю внимания. Еще немного - и я опоздаю в универ. Отвлекаюсь на собирание сумки, все-таки пять пар, нужно взять все необходимое. А самое главное - не забыть свои нервные клетки. Ведь нервы, как сказал Певт и другие светилы медицины, не восстанавливаются. Ну вот - я уже начинаю шутить, а значит, я почти пришла в себя.
А значит, все почти в порядке и даже почти неплохо.
Глава 6
Три первые пары проходят как в тумане. Сегодня слушать преподавателей особенно неинтересно: предметы, которые не относятся к профильным, никого не интересуют, и меня в том числе. После третьей пары даже самые матерые студенты не выдерживают и начинают мысленно молиться, чтобы все это поскорее закончилось. Я отвлекаюсь на свой скетчбук - делаю наметки логотипов. Недавно я вложила деньги в дистанционные курсы дизайнеров, поэтому домашнее задание никто не отменял. И все почти честно: на учебе я занимаюсь исключительно учебой.
Четвертая пара - потоковая лекция с другими группами, мест мало, и мне хочется поскорее занять дальнюю парту. Обычно я сидела одна или с Лесей, и мне было вполне комфортно. Но мое любимое место уже занято Зоей: она, как всегда, одета во что-то черное, глаза густо накрашены тушью, а дреды собраны в высокий хвост. На ее лице очень много косметики, и это почему-то привлекает мой взгляд. На самом деле ее лицо похоже на маску: светлый тон без румян, почти черные глаза и бледные губы. Зоя смотрит прямо перед собой и сосредоточенно чертит что-то в тетради. Когда я подхожу к парте, она вопросительно поднимает глаза.
- Что ж, сегодня, видимо, мне придется спрашивать разрешения, - пытаюсь пошутить я.
Она пожимает плечами и убирает сумку с соседнего стула.
Что ж, возможно, после моего побега с пары она подумала обо мне что-то не очень приятное. Но, честно говоря, ее мнение меня вообще не интересует. Я падаю рядом и открываю свою тетрадь. Лого для музыкального магазина почти набросано - четкий и косой шрифт, концы которого переплетаются, образуя гитарный гриф. Выглядит неплохо, но я не могу определиться с цветовой гаммой - яркие цвета кажутся мне неуместными, а минимализм черного с белым совсем не цепляет глаз. Я рассматриваю набросок со всех сторон, но ничего не приходит в голову.
Зоя молчит, я тоже не собираюсь заводить разговор. Пока она, наконец, не задает мне вопрос, но я настолько погружена в свое задание, что даже не понимаю, чего она хочет. Вопросительно смотрю на рокершу, но она понимающе улыбается, а переспрашивать мне не хочется. Я возвращаюсь к своим наброскам и бросаю взгляд на часы. С начала пары прошло всего полчаса, а такое ощущение, что целая вечность. Лектор вещает что-то о современной культуре, которая мне совсем неинтересна, и каждая минута тянется как час. От скуки я рассматриваю студентов. Люблю иногда играть сама с собой в такую игру: придумывать, с кем я могла бы подружиться. Очередь доходит до Зои, и я с удивлением понимаю, что в целом рокерша мне нравится. Она не выносит мозги дурацкими разговорами, ведет себя как адекватный человек, слушает неплохую музыку. Да, возможно, выглядит она странновато, но с лица воду не пить, как говорится...
Дверь открывается. У меня дежавю? Опять та же макушка, та же фигура и тот же Кир, который врывается в аудиторию спустя сорок минут с начала пары. Он не обращает внимание на укоризненное покачивание препода головой и быстрым шагом проходит в конец аудитории. Наверняка все девчонки на него сейчас смотрят: сегодня Кир одет в официальный костюм, который ему к лицу. "В универе сегодня какое-то мероприятие", - догадываюсь я, - "а какое мероприятие проходит без Кирилла?". Между тем он опускается на соседнюю парту, дает "пять" своему соседу и подмигивает мне. Я отворачиваюсь и делаю вид, что погружена в свою тетрадь. Я итак в нее погружена - логотип-то за меня никто не доделает. Но боковым зрением я замечаю взгляд Кира и то, как он беззвучно пытается привлечь мое внимание. Я отрываю взгляд и смотрю на него, а он улыбается и кидает на мой стол записку.
"Сегодня свободный вечер. Поможешь с литературой?"
"Ладно", - размашисто пишу я и отправляю "письмо счастья" обратно. Все равно ведь не отвяжется. Кстати, я даже не знаю, где Кир живет, вдруг возвращаться вечером домой будет не очень удобно?
"До дома тебя отвезу, не переживай", - будто прочитав мои мысли, пишет он и опять мне подмигивает. Я пожимаю плечами, комкаю записку и скидываю ее в боковой карман рюкзака. Кир сияет, как начищенная монета. Я, конечно, хотела посвятить вечер просмотру нового фэнтези, но почему бы и не провести его с Киром - обсуждать литературу золотого века, надеюсь, с ним будет не так скучно, как с частью наших преподавателей. Да и вообще с симпатичным Киром скучно быть не должно - он тот еще весельчак, заводила и звезда всего универа.
Зоя очень внимательно смотрит на меня, но потом отводит взгляд и почему-то фыркает. Наверное, она единственная, кому Кир абсолютно безразличен. Но я оправдываться не собираюсь, тем более, оправдываться не в чем. Я просто убираю тетрадь в рюкзак и, совершенно неожиданно для себя, подмигиваю Киру. Конечно же, в шутку. Он беззвучно смеется, обнажив зубы и показывает большой палец. Зоя фыркает и отворачивается. Она тоже поняла шутку. А кто ее знает, может, она тоже претендовала на вечер с Киром? Им трудно не заинтересоваться. Он смешной и обаятельный, но раздолбай еще тот. Что, впрочем, уже успело отразиться на его оценках. Наверное, пока мы с Зоей единственные, кто не влюбился в него по уши, но я испытываю к нему некую симпатию и уважение.
На нашу парту падает еще одна записка.
"Может, сбежим с последней пары и пойдем на штурм новой кафешки? Зато освободишься пораньше :)" - написано мелким, четким почерком. С пар я сбегать не привыкла... Ладно, нагло врать не буду - я не идеальный студент, но... В общем, почему бы и нет? Кирилл смотрит на меня, я согласно киваю, и когда пара заканчивается, мы вместе направляемся к выходу. Он просит подождать. Я стою у входа, а он быстро шепчет что-то Марине - нашей одногруппнице. Это та, что из секты гламурных девочек: ярко разукрашенная, в розовом и с полным отсутствием мозгов. Кир галантно целует ей ручку, и я закатываю глаза: бабник. Бабник еще тот. Наверное, такие юноши не меняются. С ними нужно быть осторожнее - запудрят голову и будут рады. Но почему-то мне кажется, что Кир не такой, и мои сомнения окончательно развеивает его широкая улыбка. Когда он смотрит на меня, Марина почему-то смеется, прикрывая рот ладошкой. Я выхожу на крыльцо, когда меня догоняет Кирилл.
- Ну привет, Ника. За углом открылась "Шахматная доска". Дурацкое какое-то название, но место, говорят, прикольное, - выпаливает он.
- Мне все равно, где литературу учить, - говорю какую-то глупость я, но он понимающе кивает, и мы направляемся к соседнему дому. О чем говорить с Киром, я не знаю - не начинать же прямо сейчас восхищаться поэзией Бродского... Да, для этого пока рано, не перешли еще наши отношения на такой уровень. Но он начинает говорить сам - за шесть минут ходьбы я узнаю все про университетский КВН: какие команды будут в пролете, а какие "стопроцентно" пройдут в финал, как они готовятся к этому событию, и как команда нашего универа "порвет всех" на ближайшем отборе. Честно говоря, мне это не очень интересно, и Кир это замечает. Точнее, я мало что понимаю в шутках - с моим-то чувством юмора...
Наконец мы подходим к двери с тяжелой черной ручкой. Кир пропускает меня вперед и шутливо кланяется. На полу нового кафе стоит расчерченная доска и искусно сделанные шахматы, но не обычные, а увеличенные в несколько раз. Авторская работа. Я восхищенно ахаю. Хотелось бы поближе рассмотреть эту деталь интерьера, но Кир небрежно кивает официанту, и мы занимаем столик у окна. С деньгами его родителей Кирилл наверняка видел не одну такую кафешку. А может, они с командой привыкли ходить по барам, и такие вещи его давно не удивляют.
- Что будете заказывать? - вежливо спрашивает официант, такой же молодой студент, одетый в простую черную рубашку и белые брюки. Весьма нестандартное и сложное сочетание. Заметив на мой взгляд, юноша тихо говорит, словно выдает великую тайну: "Хозяин этого кафе без ума от шахмат".
Я смотрю на цены в меню. Для такого простого на первый взгляд заведения высоковаты, а я еще и карточку сегодня брать не стала. Видимо, Кир замечает мою тревожность.
- Кофе, пожалуйста, - говорю я.
- С молоком? - интересуется официант, делая пометку в блокноте.
- Без. Черный крепкий.
- Что-нибудь еще?
- И десерт девушке. А еще давайте сэндвич, - подхватывает Кирилл, заметив мои сомнения. Я порываюсь отказаться, но он делает знак рукой, и я молчу. Сам он заказывает крем-суп из цукини (странный выбор для молодого человека), фрапучино со льдом и панна-коту. Звучит, как название каких-нибудь дурацких сериалов, но Кир, видимо, привык к таким местам.
- Не стесняйся. Я угощаю, - подмигивает он. - Тем более, твои знания гораздо более ценны, чем какой-то там сэндвич.
- Спасибо, - киваю я и больше не возражаю. Мне кажется, что собеседник делает это от чистого сердца.
Пока мы ждем заказ, Кирилл пристально рассматривает меня. Безусловно, подобный взгляд меня смущает, но я не подаю вида, и кажется, что Кирилл даже расстроен.
- Ты намеревался меня смутить? - в шутку спрашиваю я, глядя на его растрепанные волосы. Тут же хочется пригладить их, провести по жестким волоскам. Ну конечно, я же перфекционист, это даже Певт заметил.
- Нет, просто ты красивая, когда краснеешь, - хихикает он. Я закатываю глаза. Дешевый подкат, Кир, очень дешевый.
- Давай лучше о русской литературе поговорим. Вот что действительно очень красиво. А еще красивее будет, когда ты своими силами Мироновой зачет сдашь. Перечисли мне хотя бы три русских символиста, - требовательно спрашиваю я, но уголки моих губ расползаются в улыбке. Кир неотрывно смотрит на меня и неуверенно чешет затылок, от чего его волосы разлетаются еще больше.
- Эээ... Ахматова?
- Ахматова акмеистка.
- Чехов?
- Вообще не из той оперы. Смеешься, что ли?
- Да нет, просто я читал, что у него в пьесах там какие-то детали символы, вот я и подумал...
- Так, понятно. Достань тетрадь и записывай. Этот вопрос точно будет на зачете. Записывай, говорю. Символисты делятся на старших и младших. Первые воспринимали символизм в эстетическом плане... Короче, просто пиши, - машу рукой я, замечая его недоуменный взгляд. - Старосимволисты - Брюсов, Бальмонт, Гиппиус. Младосимволисты - Иванов, Белый, Блок. Да не "белый Блок", а Белый, фамилия такая. Кир, ты издеваешься или нет?
Сначала он смеется, а потом пожимает плечами в извинительном жесте.
- Извини, я в литературе ни бум-бум. Говорил же. Вообще ничего не знаю. Для меня что серебряный, что золотой век - все одно.
- Тогда одного десерта будет мало, - смеюсь я, и он улыбается в ответ.
Глава 7
Следующие два дня проходят так быстро, словно они существуют только в моем сознании. В один из дней мы видимся с Киром, и я понимаю, что он не знает абсолютно ничего, что он не отличает кубофутуристов от эгофутуристов, что он даже фильмы по классике не любит смотреть, а уж читать - тем более. Мы разговариваем по дороге в универ.
- Не знаю, чем я смогу тебе помочь, - развожу руками я. Он хватает меня за ладонь и неожиданно прижимает к своей груди. И я почему-то замираю, пока он говорит.
- Помоги мне сдать хотя бы письменные работы. Сможешь сделать их за меня?
- Так нагло меня еще не эксплуатировали, - пытаюсь улыбаться я, но в сердце закрадывается червячок сомнения. Мне неловко отказывать Киру, но свои дела у меня тоже есть, и каким бы хорошим человеком он не был, ему будет сложно сдать зачет, если он не может написать даже самые легкие письменные задания.
