Аннотация:
В средневековом феодальном мире князья и вожди единолично правят своими землями. Ведуны чтут волю Изначальной, процветают торговля и ремёсла.
Оборотни-стихийники… У них разные ипостаси и традиции, потому им сложно договориться, но Круг единства призван сгладить противоречия. Только вот есть тот, кто мнит себя властелином мира.
— Признаешь моё право первой ночи? Только этим спасёшь того, кто тебе дорог.
Пара фраз, и свобода превращается в плен.
Согласиться на условия колдуна? Как бы не так! Избежать незавидной участи сложно, но выбора нет. Придётся разгадать тайну Снежного замка, разрушить козни его хозяина, спасти узников, оградить всех от опасного наследия Праматери...
Хитрости Веяне не занимать — она готова на всё, чтобы злые чары развеялись, а любовь восторжествовала.
Эль Бланк, Ольга Копылова
Веяна и Пламень
ПРОЛОГ
Дробный перестук прозвучал замысловатым ритмом и сменился сердитым жужжанием. Упавшие россыпью самоцветов на плотный утоптанный песок осы недолго оставались в каменной ипостаси — растревоженным роем взвились в воздух и со свежими силами накинулись на враждебную им стихию.
На поверхность огромной глыбы льда, сверкающей под лучами закатного светила, в очередной раз обрушился град камней, и она покрылась новыми трещинами — едва заметными, но опасными и способными её расколоть. Улучив момент, когда крылатые убийцы стали недвижными, их враг, осознавая, что так и до развоплощения недалеко, изменил облик — прозрачная глыба помутнела, сжалась, став ещё плотнее, и обрела краски, превратившись в молодого мужчину и прижавшегося к его ногам белого волка.
Затишье было недолгим — осы взлетели над ярмарочной площадью, гудя в бессильной ярости. Стихийник замер в растерянности, а вот его питомец мешкать не стал, быстро догадался, как спасти хозяина. Рыкнул сердито, одним прыжком перемахнул через ряд прилавков и оказался в центре рынка, привлекая к себе внимание. Рой мгновенно развернулся к беспечно подставившемуся под удар зверю и кинулся на него, облепляя. Не успел ужалить — отлетел от ставшей ледяной шкуры, разогнался и с новой яростью бросился к нему, принимая на лету каменную ипостась.
Его хозяин не желал напрасного развоплощения своему другу, но выбора у него не осталось. Питомец исполняет свой долг защитника, а вдвоём им против роя не выстоять. Так остаётся шанс, что хоть кто-то уцелеет. Потому стремительно юркнул в палатку ближайшего прилавка и задёрнул за собой полог. Напряжённо вслушивался в жужжание, надеясь, что волк сумеет убежать, увести за собой ос, и угроза минует.
Ошибся он. В узкую щель между тканевыми стенами протиснулось жёлто-чёрное тельце, воинственно потрясло брюшком, показав острое жало, и зло уставилось маленькими глазками на беглеца. Насекомое расправило прозрачные крылья и как стрела устремилось в атаку.
— Ах ты ж… Отвяжись от меня, настырная тварь! — выругался стихийник, уворачиваясь и судорожно отмахиваясь руками. Отыскивая, чем бы её прихлопнуть, сорвал застилающее прилавок покрывало и принялся беспорядочно лупить им по воздуху. В запале упустил из виду осу и замер, прислушиваясь и оглядываясь.
Развоплотил? Взглянул под ноги, надеясь увидеть самоцвет, и вскрикнул, когда кожу обожгло словно огнём. Рука хлопнула по плечу прежде, чем ледяная ипостась, реагируя на опасность, взяла верх. Вот только смысла это уже не имело — яд янтарной капелькой, вмороженной в сверкающую глыбу, медленно её разъедал.
— Цапнула-таки! — зашипел пострадавший, вновь став мужчиной. Поморщился от разливающейся в плече боли. Поднял с земляного пола топаз размером с кедровый орешек. Покрутил в пальцах, убеждаясь, что стихия осы необратимо изменилась, став неживой природой. И не задумываясь сунул дорого доставшийся ему трофей в поясной кошель.
Тоскливо оглядел ненадёжное убежище, потому что тревожащий гул по-прежнему наполнял пространство за стенами палатки. Гневное гудение становилось громче. Выходить было небезопасно, и, наверное, стихийник бы затаился, отсиделся, выждал время. Вот только та, первая, оса оказалась не единственной догадавшейся, где сыскать врага. А может, просто враждебная ледяная ипостась, в которую стихийник обращался, приманила насекомых. Сохраняй он человеческий облик, они могли его и не найти.
Одновременно дюжина крылатых убийц пролезла сразу с нескольких сторон. И снова взметнулось покрывало над головой, и снова юркие создания бесстрашно закружились, уворачиваясь и атакуя. Укус… Второй… Новые осы, стремящиеся присоединиться к собратьям…
Ничего не соображая, в шоке от боли, в панике несчастный бросился наружу, не замечая преграждающий ему путь полог. Бежал, не разбирая дороги, сопровождаемый преследующим его роем, а за спиной стихийника развевалась сорванная с каркаса плотная ткань. Ноги заплетались, не раз он оступился, наконец запнулся о булыжник и рухнул на колени. И рад был бы сменить воплощение, да только яд мешал трансформации в стихию, блокируя её.
С отчётливой ясностью пришло осознание, что гибель, а значит, и развоплощение неизбежны. Запоздало накатило сожаление — он ещё так молод, столько всего не успел сделать, так многого не достиг. Вся жизнь была впереди! А теперь…
Обречённо закрыл глаза, когда грозная клубящаяся туча бросилась на него.
— Вот и всё…
Однако вместо ожидаемой боли в спину ударил резкий сильный порыв ветра. Рухнув лицом в песок, стихийник от неожиданности не сразу понял, что произошло. Да и сложно приподняться, когда на тебя с силой давит воздушный поток.
Наконец ему удалось встать на колени. Отплёвываясь от песка и протирая глаза, с радостным неверием он смотрел, как распалившиеся в своей ярости каменные осы рвутся сквозь воздушный щит. Пытаются добраться до ставшей недоступной жертвы, а их раз за разом отшвыривает воздушным смерчем, всё плотнее сжимая и загоняя в ловушку.
Мужчина не сразу заметил замершую под эпицентром воронки степную лисицу, преданно задравшую вверх узкую мордочку. Она ждала приказа и неуловимо в один миг полыхнула столбом пламени, сливаясь с воздушным потоком, обжигая собой рой. У невольного зрителя перехватило дыхание, когда на песок посыпались разноцветные кристаллы, в которые развоплотились осы.
— Да… Нехило тебя потрепали, — раздался за спиной сочувственный голос, а на плечо легла мужская рука. — Звать-то тебя как?
— Лёд Холодных земель, — обернулся и с трудом ответил спасённый — щека распухла.
Поток воздуха, до этого прикрывающий его, теперь стоял рядом в своём человеческом воплощении. Худощавый, высокий, тонкокостный мужчина, не слишком молодой, но и не старый. Сероглазый, с волнистыми русыми волосами, перетянутыми тканевым очельем. Одет он был просто: в холщовые штаны и свободную рубаху, подпоясанную кушаком, а кожаные поршни на ногах выдавали в нём степняка.
Незнакомец помог пострадавшему подняться, отвёл в сторону, чтобы не мешать принимать человеческий облик своим соплеменникам. Лёд заворожённо смотрел, как потоки воздуха, плотно свиваясь, опускаются на землю и встают на ноги. Отряхиваются, оправляют одежду и весело переговариваются, трепля по загривкам своих питомцев, меняющих стихийную ипостась на животную — лис, волков, орлов…
И радость нахлынула, потому что совсем недалеко на фоне пёстро-рыжей массы зверей белым пятном выделялся ледяной волк. Поджав распухшую лапу, зализывал укусы на спине, а рядом, пристально наблюдая за ним, сидела песочного цвета волчица.
— Пошто они на тебя напустились? Что стряслось-то? — снова привлёк к себе внимание незнакомец.
— Я на ярмарку привёз товары из Холодных земель. Хорошо поторговали, к вечеру дружинники отправились грузить покупки в обозы. Мне заняться было нечем, и я решил пройтись, прогуляться по рядам. Оказалось, все уже разошлись. Единственный купец, каменник, меня окликнул и предложил сделку — мешочек самоцветов за десяток серебрушек. Показал камни, всё честно было. А когда я направился к стоянке своего обоза, почувствовал, как в мешке что-то шевелится. Ну и сдуру развязал.
— Неужто ты не ведал, что осы могут в камни обернуться? — спаситель посмотрел на Льда как на неразумное дитя. — Надо было отшвырнуть мешок и бежать без оглядки.
— Не знал я. В моих землях таких не водится. Все камни природные.
— Век живи, век учись. А что касается купца… — Воздушник обернулся, осмотрел пустые прилавки и, приглушив голос, предупредил: — Я на твоём месте поостерёгся бы в одиночку разгуливать. Явно по чужой указке торгаш ос подсунул, кто-то зуб на тебя точит.
— У князей всегда врагов и завистников хватает, — пожал плечами молодой стихийник. — От всех бед не набегаешься. И тут одно к одному сошлось: дружину отпустил, камни эти проклятые купил…
— Жив, и хорошо, — улыбнулся мужчина, не став укорять его в беспечности. Пусть он и старше, а всего лишь простой степняк и в княжеских делах не разумеет. Какое право имеет указывать? Льду и так несладко, что ж его донимать?
Повернулся к подошедшему соплеменнику. Принял из его рук холщовый мешочек и протянул князю.
— Держи своё «богатство», выстрадал ты его... Бери, бери, — засмеялся, когда Лёд испуганно отшатнулся. — Более не оживут они. Навечно камнями стали. Проводить тебя али сам дойдёшь?
— Да я сам, — растерялся, прикрепляя к поясу мешочек, пострадавший. Опомнился и остановил намеревающегося уйти незнакомца: — Имя скажи, добрый стихийник, чтобы я мог долг жизни вернуть.
Степняк улыбнулся:
— Так не мне ты его должен…
Он обернулся и, отыскав кого-то в толпе воздушников, позвал:
— Ветреница, поди сюда!.. Дочь мою благодари. Ежели бы она тебя не заметила, мы бы мимо пролетели.
Лёд встретился взглядом с остановившейся рядом девицей, и все мысли из головы как ветром сдуло. Словно мир вокруг исчез, и остались лишь прекрасные, тёмные, будто грозовое небо, глаза на изумительно красивом тонких черт лице.
— Чего умолк, князь Холодных земель? — раздался звонкий девичий голос. — Али за язык тебя тоже ужалили?
Яркие губы широко улыбнулись, обнажив ряд белых зубов, и Лёд судорожно вздохнул, приходя в себя.
— О награде думал, — нашёл оправдание и без долгих раздумий спросил: — Просватана ты али нет?
— А тебе что с того? Что за печаль? — засмеялась Ветреница. — Неужто по сердцу пришлась?
— А ежели так? Женихом примешь?
Воздушница бросила вопросительный взгляд на наблюдающего за ними старшего стихийника, и тот пожал плечами — мол, сама решай.
— Не рано ли с чувствами определился? Может, сгоряча сказал, жалеть станешь? Не узнал ни род, ни племя…
— Так не к лицу моей стихии горячность, — покачал головой Лёд, протянул руку и, когда девушка неуверенно положила тонкие пальцы на его ладонь, пообещал:
— Клянусь именем Изначальной, что чувства мои к Ветренице сильны и намерения серьёзны. — Накрыл её пальцы другой ладонью и продолжил: — Как должно посватаюсь и в свои земли увезу. Жди сватов через полгода. — Спохватился, что не знает, откуда её забирать, и торопливо уточнил: — Как сыскать-то тебя?
— У любого степняка путь к Ветру спроси, мой дом тебе и укажут, — прогудел воздушник. Осталось непонятным, доволен ли он решением дочери. Впрочем, прекрасно знал, что воздушную стихию не удержать, она всё равно по-своему поступит.
Отец отошёл, а девица, смущённо потянув руку, высвободила пальцы и свистнула. Степная волчица, которая всё ещё обнюхивала ледяного волка, встрепенулась, подскакивая на лапы. Неожиданно лизнула его в распухший нос и бросилась к хозяйке. Ошалевший зверь, прихрамывая, добрался до хозяина, ради которого готов был развоплотиться.
— Неужто и меж вами сладилось? — устало хмыкнул Лёд, потрепав питомца за жёсткую шерсть на загривке.
Волк протяжно-тоскливо зевнул, уловив владеющее стихийником чувство потери, которое перекликалось с его собственными ощущениями. Волчица закрыла его своей стихией, окутала, сорвала с шерсти ос, готовых зажалить до развоплощения. И благодарность вкупе с одуряющим запахом молоденькой самочки не позволили остаться к ней равнодушным.
Они ещё долго стояли на площади и смотрели вслед новым знакомым, которые, став воздушными потоками, уносили в небо своих питомцев и груз — Лёд только сейчас заметил, что летели степняки с поклажей. Ярмарочная седмица закончилась, и они так же, как и все, возвращались в свои земли.
ГЛАВА 1.«Нет ничего мучительнее неизвестности»
— Неужто решилась? — раздался звонкий девичий голос.
В интонациях звучали нотки негодования, серые глаза с неудовольствием наблюдали за одетой в походные вещи девицей, которая стремительно передвигалась по юрте. Споро укладывала в перемётную суму припасы, смену одежды, кошель с монетами, кинжал, пращу...
— И где же твоя гордость? — продолжила увещевать девчонка. — Переступишь через себя? Позорно за мужчиной бегать.
— Да много ты понимаешь, Веяна! — в сердцах швырнула под ноги суму и встала, уперев руки в бока, путешественница. С не меньшим гневом посмотрела на младшую сестру, перекрывшую собой вход в юрту и придерживающую полог. — Он мне слово дал, я с ним клятвой связана.
— Князь сам своему слову хозяин. Захотел — взял, захотел — забрал. Обещался и не приехал. Срок его четыре седмицы как вышел.
— Лёд именем Изначальной поклялся. Какой ему резон гневить Праматерь?
— Так не в себе он был, когда клялся. Осы его заморочили, едва не развоплотился. Вот на радостях и ляпнул. Передумал, а явиться стыдно.
— Пусть это мне в лицо и скажет! Хочу в глаза его бесстыжие посмотреть. Он своё слово заберёт, я свободной стану. От женихов отбоя не будет, чай не уродина я.
Голос звучал с отчаянной решимостью, а в глазах стояли слёзы. Обманутая невеста отвернулась и сердито их смахнула, чтобы сестра не заметила. Схватила перемётную суму, сделала вид, что проверяет вещи, всё ли собрала.
— И как отец тебе дозволил на поклон к правителю Холодных земель идти? Да ещё и с тобой лететь собрался.
— Он наш уговор со Льдом слышал. А ко мне вчера из соседнего поселения парень посватался. Отец говорит, пусть нелюб он мне, а лучше за надёжного степняка замуж выйти. Что с морозника взять? Его слово, как лёд под лучами светила, растаяло. Даром что князь. А я так не могу. Отсрочка мне нужна, сама хочу свою судьбу найти и чувства проверить, а не с первым встречным о свадьбе сговариваться.
— Ветреница, ты долго ещё? — раздался за войлочными стенами басовитый мужской голос.
— Иду, — откликнулась дочь, стремительно метнувшись к выходу.
Веяна посторонилась, пропуская её, и неторопливо шагнула следом. Остановилась, глядя, как гарцуют осёдланные лошади, как сестра легко вспрыгивает на спину своего коня, как перекидывает перемётную суму через круп, как руки крепко сжимают поводья, как ноги, обтянутые дорожными брюками и обутые в сапоги, ударяют в бока скакуна, как тот с места срывается в галоп, как степная волчица — питомица сестры — бежит рядом.
Отец, прощаясь, махнул рукой остающимся дома дочери и жене. Он и ещё один всадник — проводник — пустили своих коней следом.
Послышался тяжкий вздох, и Веяна с сочувствием взглянула на мать — уставшую, обеспокоенную. Одетую в простое холщовое платье, излишне полную для представительницы воздушной стихии, но лишь потому, что редко в неё обращалась. Духота не добавляла комфорта жилищу и не помогала в хозяйстве. Приходилось ей чаще оставаться в человеческом облике.
