— Создание искусственного разума вызвало множество протестов. Так как технология является экспериментальной, широкой публике принцип работы этих роботов еще не доверяют. Сейчас создаются образцы с интеллектом семи-восьмилетних детей. С одним из таких недавно встретился премьер-министр и остался доволен. ИИ все еще отвечает на вопросы с детской непосредственностью, но это уже не машинальные ответы, это обдуманные выводы. Технология, использованная для создания, тел была взяла у иностранных коллег, но никто не станет спорить, что главный прорыв был сделан именно нашими учеными. Именно они создали интеллект, не отличимый от настоящего. В этом мы опередили всех.
Это настолько невероятно, что даже наши ученые, не допущенные к проекту, не могут в это поверить. Ректор института робототехники был доставлен в психиатрическую больницу после общения с одним из роботов. Он продолжал утверждать, что это не робот. Это живой человек. И утверждал даже после того, как при нем открыли ремонтную крышку на спине робота. Но это единственная опасность, еще никому эти технологии не сделали плохого. Правительство опровергло предположение, что искусственный разум будет использоваться в военной промышленности. Во всяком случае не в том виде, в каком он есть сейчас и ни в коем случае не против собственных граждан.
Картинка прояснилась не сразу, механике понадобилось время сфокусироваться. Где-то на фоне, с помехами, вещал женский восторженный голос, но он был неживой, достигал комнаты через технику. Система поймала рядом и живой голос, запоминала его, но никак не могла его идентифицировать.
— Я не знаю… Это ведь наверняка страшно дорого… А если сломается что-то? — голос женский. Произошло наложение — губы женщины прямо напротив объектива двигались, и звучал голос. Значит, говорила она. Что-то внутри зашуршало, как скатывающийся со склона песок, подталкивало окликнуть ее. Но имени не было, только какое-то общее название, такое незнакомое и чуждое.
— Ничего, он довольно крепкий. Если не будете сбрасывать его с пятого и выше этажей, то все будет в порядке, — второй голос был уже знакомый. Баровский, главный инженер. Но его видно не было — мешал край коробки.
— Он что? В созн… включен? Я видела, как он моргнул, — что-то среднее между восхищением и ужасом было в голосе женщины. — Как страшно… Он же почти как настоящий… Зачем их такими делают?
— Чтобы упростить общение. Мы пытались делать более роботизированными, но с ними отказывались работать. Видите ли, это такой уровень, что делать их отличимыми от человека — значит сорвать эксперимент. Один из вопросов — смогут ли при общении с ним распознать фальшивку.
Женщина приблизилась на два шага, наклонилась и протянула к нему ладони, он потянулся в ответ, хотя шестеренки в его голове ничего такого не приказывали. Но женщина отдернула руки, отвернулась, прикрыла рот и заговорила глухо:
— Не могу.
Рядом цыкнули, заговорили тоже тише:
— Слушайте, я первый рекомендовал вас. Я знаю о вашей ситуации. Вам не дают ребенка потому, что единственный ваш родной умер. По вашей же вине, простите. Так вот она — проверка. Если все тесты пройдут хорошо, то я напишу отчет и укажу там, что вы отлично справились с такой сложной техникой и вам можно доверить ребенка. Уже настоящего. Соглашайтесь. Я знаю, что другого шанса у вас не будет.
Она стояла по-прежнему спиной, и слово жгло, клокотало в горле, забивало все шестеренки, вместе с маслом текло по трубкам. А он почему-то все не мог его произнести. И в то же время боялся снова шевелиться, даже моргать. Боялся испугать эту женщину. Слово будто было разрешением — остаться, выбраться из коробки, обнять ее. И какая-то микросхема в нем страстно этого хотела. Непослушными губами он, наконец, окликнул:
— Мама…
И повторил, когда она резко обернулась, уже четче и громче.
В кои-то веки на искусственный разум были выделены такие деньги, которые не снились никакой военке. Разработкой занимались все ученые, забросив ради этого космос, глубины океана, древние раскопки и пищевую промышленность. И только одним повезло.
Первый искусственный интеллект был похож на сложенного из конструктора человечка. Вместо лица — экран, отражавший его эмоции. На первой же конференции один из репортеров спросил:
— Что вы думаете о тщетности бытия?
Робот повернул к нему монитор, лицо на нем изобразило снисходительную улыбку.
— О, я совершенно согласен в этом вопросе с Камю. Выбор смерти — это лишь протест жизни. А жизнь наша – лишь Сизифов труд.
На секунду стало тихо, а потом вопросы посыпались один за другим. Репортеры перебивали друг друга, пытаясь вызнать мнение машины о нынешних спорных вопросах в политике, религии и самоопределении человека. И машина имела свое мнение.
Через неделю пресс-конференцию с искусственным интеллектом отменили, и Баровский вышел извиняться перед репортерами.
— К сожалению, этот эксперимент не удался. Но мы будем продолжать, это уже можно считать успехом.
— Пытался ли интеллект нанести травмы людям, что проводили эксперимент? — раздалось из зала.
— Нет, не пытался. В него было заложено не причинять вреда людям.
— Но как насчет доктора Славича?
— Это был несчастный случай, никак не связанный с экспериментом. Он произошел в другой лаборатории.
— Правда ли, что искусственный интеллект покончил с жизнью?
— О чем вы? Как можно признавать за роботом жизнь? — удивился Баровский.
— Мам?
— Господи, напугал, — Галина схватилась за сердце, но, когда обернулась, как-то отлегло. Искусственный Интеллект, который она назвала Сашей, выглядел растерянным и сам немного напуганным. Но в целом робот был похож на обычного девятилетнего ребенка, разве что движения менее естественные, более заторможенные. Но глаза были по-настоящему человеческие. Первое время Галина рассматривала их подолгу. — Ты же на меня не бросишься?
— Нет, — заверил ребенок.
— Слишком много дурацких фильмов ужасов, — пожаловалась Галина. Выключила видео, которым заинтересовался ребенок, повернулась к нему. — Что такое?
— Не получается, — он на вытянутых руках поднял тетрадку, страницы которой были исписаны мелким аккуратным подчерком. — Поможешь?
— Что не получается? — Галина взяла тетрадь, взглянула, удивилась: — А вроде бы… ну… робот что ли. А математика не получается.
— А должна получаться? Иначе эксперимент провалится? Дяди будут ругаться? — спросил мальчик. Иногда он напоминал кошку — стоило сделать какой-то жест, и он понимал, что можно сесть за стол рядом с мамой, можно ждать помощи.
— Боишься их? Плохо они там с тобой обращались? — сочувствуя как живому, спросила Галина.
— Нет, они только грозились все. Когда не получалось, обзывали железякой бесполезной и угрожали, что разберут. Но они это так… Нас там несколько было, и никого не разобрали. Там было хорошо, не то что…
Саша замолчал, обрабатывая информацию. Так случалось, когда Галина привозила его в незнакомое место, он так же замирал перед остановками и словно пытался вспомнить что-то, чего не было. Словно искал подключение к интернету, чтобы там узнать информацию об этом месте. Галина не мешала, но сейчас отчего-то стало жутко, как если бы у них, у роботов, тоже было что-то вроде ада, из которого они приходили в этот мир более осмысленным созданием.
— Не помню, — пожаловался Саша, но особого сожаления или раскаяния в его голосе не было, и Галина успокоила:
— Не помнишь и не помнишь. Значит и не стоило оно этого.
Он всегда заявлялся без предупреждения, и это не казалось чем-то странным — проверка же. Лучше чтобы к этому не готовились.
— Ну как? — спросил Баровский, пройдя в квартиру, осмотрелся. На кухонном столе были машинки, на диване в зале — медведь. Квартира наполнялась игрушками, но мужчина от этого поморщился как от беспорядка, но не критичного. Ну хочется ей игрушке покупать другие игрушки — и ладно.
— Математика ему плохо дается. Зато литература замечательно.
— О, это прекрасно! Мы как раз и делали упор на гуманитарные науки. Робот, которому хорошо дается математика — эка невидаль. Но уровень сочинений, как я понимаю, детский.
— Да. Я думаю, да, — Галина кивнула. Саша выглядывал из-за угла открытой ванной. Там же стоял пустой таз, гудела стиральная машинка.
— И как? Не сбоит? Не говорит ничего странного? На человека похож?
— Даже очень… Слушайте, а зачем его забирать?.. Вы же сами говорили, он экспериментальный. Неужели нельзя оставить его тут? Ему здесь нравится.
— Больше, чем в лаборатории, — раздалось из ванной по-детски обиженное.
— Ну, я даже не знаю, — Баровский изобразил удивление, терзание, развел руками. — Разве вы не хотели, чтобы вам доверили живого ребенка? Вэ-пятнадцать же не вырастет. И что, если он начнет ревновать к живому брату или сестре?
— Не начнет, — снова раздалось из ванной. Голос у машины все же был не совсем человеческий, словно в записи.
— Давайте попробуем, — попросила Галина. — Я уже привыкла и… Я бы, наверное, побоялась брать в дом живого ребенка, раз у меня живет Саша.
— Не волнуйтесь, Искусственный разум безопасен и не агрессивен.
— А ребенок может быть агрессивен, — возразила Галина. — Тем более из детского дома… Без родителей… Я волнуюсь за Сашу.
Саша тем временем смотрел, как крутился барабан машины, и комок белья отражался в его глазах. Казалось, это у него в голове идет какая-то загрузка. Баровский развел руками:
— Я ничего не могу обещать. Но это же так здорово, когда созданный искусственно робот становится важнее живого, настоящего ребенка. Стольким одиноким людям это могло бы помочь. Слышали про роботов у японцев, которых делали для престарелых людей?..
Саша продолжал наблюдать за машинкой и, казалось, не слышал. Где-то из глубин квартиры бубнил телевизор.
— Два дня назад была задержана группа людей, готовивших атаку на центр создания Искусственного Интеллекта. Говорят, что группа спонсировалась из-за рубежа, но пока невозможно отследить из какой страны. Участники говорят, что собирались выкрасть образцы для дальнейшего изучения.
Есть предположение, что людей обработали психологически – они утверждали, что в центре проводятся бесчеловечные эксперименты. Стражи правопорядка позволили одному из активистов пообщаться с искусственным разумом, чтобы робот подтвердил, что даже с ними обращаются гуманно, словно они и в самом деле могли бы быть людьми. Запись этого эксперимента будет показана в вечерних новостях. В интернете тем временем набирает популярность движение «Они не люди». Не успели Искусственный Интеллект впустить в массовое производство, как люди уже начали пророчить падение человечества. Активисты задаются вопросом, почему их делают похожими на людей. Нас же убедили, что это лишь этап эксперимента. Более развитый интеллект будет помещаться в машины, в которых это необходимо. Просто человечество настолько привыкло к человекоподобным роботам из фантастики, что для общественного принятия сначала решено было создать их именно такими.
Первый приступ у него случился внезапно — ушел на кухню, и там вдруг что-то упало, грохнуло. Когда на кухню ворвалась Галина, Саша, который до этого никогда и не спал, просто лежал с закрытыми глазами и заряжался от сети, лежал на полу без сознания. Будь он человеком, она бы сказала, что ребенок в обмороке. Внутри него еще гудел какой-то двигатель, и в целом тело функционировало, не дымилось и не искрило, его не дергало. Галина несколько минут металась между звонить в лабораторию и попытаться самой починить, растолкать. Убедила себя, что с Сашей все в порядке, просто разрядился, и унесла поставить на зарядку.
Кто-то большой и сильный вел его за руку. За ним наблюдали из окон дома за спиной — в каждом было по несколько лиц. Так не провожали даже в семью.
— Куда мы идем? — голос в его черепной коробке звучал глухо, незнакомо. Человек ответил громким басом:
— В новый дом.
Потом он понял для себя, что «новый дом» было все равно, что ад.
Там почему-то было очень страшно, но эти воспоминания словно засвеченные оказались — все в белых пятнах. Обрывки белого и красного цвета. Оставался только страх, и он был настолько материален, словно являлся человеком. Большим и жутким. Словно страх мог сделать ему больно, ударить или обидеть.
Потом снова голос изнутри него: «Я не хочу умирать». И после стало как-то спокойно, словно наконец с высокой горки докатился до самого низа.
— Сейчас ты заснешь, — произнес другой: тихий, искаженный и глухой. Взрослый. Человек то говорил быстрее, то наоборот растягивал слова. — А проснешься — у тебя уже будет новое тело. И все эти плохие воспоминания уйдут. Ты будешь счастлив, у тебя будет семья.
И было в общем-то все равно. Что-то внутри снова сказало чужим голосом: «Я не хочу умирать». И — умерло.
Квартира больше не была уютной или семейной. Куда-то пропали игрушки, не было детских вещей на веревке на балконе. Только фоновый звук телевизора оставался неизменным.
— Вчера, около десяти вечера был убит в подъезде своего дома главный инженер, подаривший нам Искусственный Разум, Гаричев. По записям камер вскоре удалось найти убийцу, им оказался радикальный фанатик, шизофреник Спенский. Он и раньше призывал выступать против Искусственного Интеллекта и прогресса. К сожалению, иногда достаточно одного безумца, чтобы прервать жизнь такого талантливого человека. Но дело Гаричева живет и неостановимо. Жаль, что он не сможет увидеть воплощение своей мечты. Но проект, как и лабораторию, решено назвать его именем
— Где образец? — спросил Баровский. Галина сидела на табурете напротив двери. Казалось, она ждала вооруженный отряд ОМОНа, но инженер снова пришел один.
— Он страшные вещи рассказывает… Знаете, он не Саша. Он Валера, — произнесла она и тут же опомнилась. Взглянула на себя в трюмо, поправила волосы, отвернулась грустно. Баровский зашел, закрыл за собой дверь, и Галина попятилась, схватила табуретку словно оружие.
— Он нас не слышит? — спросил Баровский.
— Он не тут… Я его спрятала. Я его не отдам.
— Послушайте, — он снизил голос до шепота. — Нам очень сложно было заставить машину чувствовать себя человеком. Поэтому на ранних стадиях мы внедряли в них воспоминания, словно они — это люди. Ну правда, ну хотите я его при вас разберу? Или вы думаете, что мы живого ребенка разобрали и все в нем механикой заменили? Ну кто нам разрешит это делать?
— Сколько стоит Саша?
— Слушайте, вам не по карману, даже если себя вместе с квартирой продадите. Около двухсот миллионов, плюс-минус, я не считал еще. Но я же говорил…
— А живой ребенок столько стоит? — спросила Галина. — Живой человек разве может столько стоить?.. Если его со всеми органами продать.
Баровский постоял, пожевал губами, осмотрелся. Третий этаж, не в подпол же она его спрятала.
— Слушайте, я вижу, вы привязались к образцу. Хотите, я скажу, что он бракованный и мнимая память дала в нем сбой. И что вы с ума без него сойдете — все-таки одного ребенка вы лишились, а тут мы вроде как и второго отбираем. Хотите, он у вас навсегда останется? Я могу это устроить.
— И он будет со мной? Как настоящий ребенок, которого я же и родила? — с надеждой спросила Галина. Баровский сразу просветлел:
Это настолько невероятно, что даже наши ученые, не допущенные к проекту, не могут в это поверить. Ректор института робототехники был доставлен в психиатрическую больницу после общения с одним из роботов. Он продолжал утверждать, что это не робот. Это живой человек. И утверждал даже после того, как при нем открыли ремонтную крышку на спине робота. Но это единственная опасность, еще никому эти технологии не сделали плохого. Правительство опровергло предположение, что искусственный разум будет использоваться в военной промышленности. Во всяком случае не в том виде, в каком он есть сейчас и ни в коем случае не против собственных граждан.
Картинка прояснилась не сразу, механике понадобилось время сфокусироваться. Где-то на фоне, с помехами, вещал женский восторженный голос, но он был неживой, достигал комнаты через технику. Система поймала рядом и живой голос, запоминала его, но никак не могла его идентифицировать.
— Я не знаю… Это ведь наверняка страшно дорого… А если сломается что-то? — голос женский. Произошло наложение — губы женщины прямо напротив объектива двигались, и звучал голос. Значит, говорила она. Что-то внутри зашуршало, как скатывающийся со склона песок, подталкивало окликнуть ее. Но имени не было, только какое-то общее название, такое незнакомое и чуждое.
— Ничего, он довольно крепкий. Если не будете сбрасывать его с пятого и выше этажей, то все будет в порядке, — второй голос был уже знакомый. Баровский, главный инженер. Но его видно не было — мешал край коробки.
— Он что? В созн… включен? Я видела, как он моргнул, — что-то среднее между восхищением и ужасом было в голосе женщины. — Как страшно… Он же почти как настоящий… Зачем их такими делают?
— Чтобы упростить общение. Мы пытались делать более роботизированными, но с ними отказывались работать. Видите ли, это такой уровень, что делать их отличимыми от человека — значит сорвать эксперимент. Один из вопросов — смогут ли при общении с ним распознать фальшивку.
Женщина приблизилась на два шага, наклонилась и протянула к нему ладони, он потянулся в ответ, хотя шестеренки в его голове ничего такого не приказывали. Но женщина отдернула руки, отвернулась, прикрыла рот и заговорила глухо:
— Не могу.
Рядом цыкнули, заговорили тоже тише:
— Слушайте, я первый рекомендовал вас. Я знаю о вашей ситуации. Вам не дают ребенка потому, что единственный ваш родной умер. По вашей же вине, простите. Так вот она — проверка. Если все тесты пройдут хорошо, то я напишу отчет и укажу там, что вы отлично справились с такой сложной техникой и вам можно доверить ребенка. Уже настоящего. Соглашайтесь. Я знаю, что другого шанса у вас не будет.
Она стояла по-прежнему спиной, и слово жгло, клокотало в горле, забивало все шестеренки, вместе с маслом текло по трубкам. А он почему-то все не мог его произнести. И в то же время боялся снова шевелиться, даже моргать. Боялся испугать эту женщину. Слово будто было разрешением — остаться, выбраться из коробки, обнять ее. И какая-то микросхема в нем страстно этого хотела. Непослушными губами он, наконец, окликнул:
— Мама…
И повторил, когда она резко обернулась, уже четче и громче.
***
В кои-то веки на искусственный разум были выделены такие деньги, которые не снились никакой военке. Разработкой занимались все ученые, забросив ради этого космос, глубины океана, древние раскопки и пищевую промышленность. И только одним повезло.
Первый искусственный интеллект был похож на сложенного из конструктора человечка. Вместо лица — экран, отражавший его эмоции. На первой же конференции один из репортеров спросил:
— Что вы думаете о тщетности бытия?
Робот повернул к нему монитор, лицо на нем изобразило снисходительную улыбку.
— О, я совершенно согласен в этом вопросе с Камю. Выбор смерти — это лишь протест жизни. А жизнь наша – лишь Сизифов труд.
На секунду стало тихо, а потом вопросы посыпались один за другим. Репортеры перебивали друг друга, пытаясь вызнать мнение машины о нынешних спорных вопросах в политике, религии и самоопределении человека. И машина имела свое мнение.
Через неделю пресс-конференцию с искусственным интеллектом отменили, и Баровский вышел извиняться перед репортерами.
— К сожалению, этот эксперимент не удался. Но мы будем продолжать, это уже можно считать успехом.
— Пытался ли интеллект нанести травмы людям, что проводили эксперимент? — раздалось из зала.
— Нет, не пытался. В него было заложено не причинять вреда людям.
— Но как насчет доктора Славича?
— Это был несчастный случай, никак не связанный с экспериментом. Он произошел в другой лаборатории.
— Правда ли, что искусственный интеллект покончил с жизнью?
— О чем вы? Как можно признавать за роботом жизнь? — удивился Баровский.
— Мам?
— Господи, напугал, — Галина схватилась за сердце, но, когда обернулась, как-то отлегло. Искусственный Интеллект, который она назвала Сашей, выглядел растерянным и сам немного напуганным. Но в целом робот был похож на обычного девятилетнего ребенка, разве что движения менее естественные, более заторможенные. Но глаза были по-настоящему человеческие. Первое время Галина рассматривала их подолгу. — Ты же на меня не бросишься?
— Нет, — заверил ребенок.
— Слишком много дурацких фильмов ужасов, — пожаловалась Галина. Выключила видео, которым заинтересовался ребенок, повернулась к нему. — Что такое?
— Не получается, — он на вытянутых руках поднял тетрадку, страницы которой были исписаны мелким аккуратным подчерком. — Поможешь?
— Что не получается? — Галина взяла тетрадь, взглянула, удивилась: — А вроде бы… ну… робот что ли. А математика не получается.
— А должна получаться? Иначе эксперимент провалится? Дяди будут ругаться? — спросил мальчик. Иногда он напоминал кошку — стоило сделать какой-то жест, и он понимал, что можно сесть за стол рядом с мамой, можно ждать помощи.
— Боишься их? Плохо они там с тобой обращались? — сочувствуя как живому, спросила Галина.
— Нет, они только грозились все. Когда не получалось, обзывали железякой бесполезной и угрожали, что разберут. Но они это так… Нас там несколько было, и никого не разобрали. Там было хорошо, не то что…
Саша замолчал, обрабатывая информацию. Так случалось, когда Галина привозила его в незнакомое место, он так же замирал перед остановками и словно пытался вспомнить что-то, чего не было. Словно искал подключение к интернету, чтобы там узнать информацию об этом месте. Галина не мешала, но сейчас отчего-то стало жутко, как если бы у них, у роботов, тоже было что-то вроде ада, из которого они приходили в этот мир более осмысленным созданием.
— Не помню, — пожаловался Саша, но особого сожаления или раскаяния в его голосе не было, и Галина успокоила:
— Не помнишь и не помнишь. Значит и не стоило оно этого.
***
Он всегда заявлялся без предупреждения, и это не казалось чем-то странным — проверка же. Лучше чтобы к этому не готовились.
— Ну как? — спросил Баровский, пройдя в квартиру, осмотрелся. На кухонном столе были машинки, на диване в зале — медведь. Квартира наполнялась игрушками, но мужчина от этого поморщился как от беспорядка, но не критичного. Ну хочется ей игрушке покупать другие игрушки — и ладно.
— Математика ему плохо дается. Зато литература замечательно.
— О, это прекрасно! Мы как раз и делали упор на гуманитарные науки. Робот, которому хорошо дается математика — эка невидаль. Но уровень сочинений, как я понимаю, детский.
— Да. Я думаю, да, — Галина кивнула. Саша выглядывал из-за угла открытой ванной. Там же стоял пустой таз, гудела стиральная машинка.
— И как? Не сбоит? Не говорит ничего странного? На человека похож?
— Даже очень… Слушайте, а зачем его забирать?.. Вы же сами говорили, он экспериментальный. Неужели нельзя оставить его тут? Ему здесь нравится.
— Больше, чем в лаборатории, — раздалось из ванной по-детски обиженное.
— Ну, я даже не знаю, — Баровский изобразил удивление, терзание, развел руками. — Разве вы не хотели, чтобы вам доверили живого ребенка? Вэ-пятнадцать же не вырастет. И что, если он начнет ревновать к живому брату или сестре?
— Не начнет, — снова раздалось из ванной. Голос у машины все же был не совсем человеческий, словно в записи.
— Давайте попробуем, — попросила Галина. — Я уже привыкла и… Я бы, наверное, побоялась брать в дом живого ребенка, раз у меня живет Саша.
— Не волнуйтесь, Искусственный разум безопасен и не агрессивен.
— А ребенок может быть агрессивен, — возразила Галина. — Тем более из детского дома… Без родителей… Я волнуюсь за Сашу.
Саша тем временем смотрел, как крутился барабан машины, и комок белья отражался в его глазах. Казалось, это у него в голове идет какая-то загрузка. Баровский развел руками:
— Я ничего не могу обещать. Но это же так здорово, когда созданный искусственно робот становится важнее живого, настоящего ребенка. Стольким одиноким людям это могло бы помочь. Слышали про роботов у японцев, которых делали для престарелых людей?..
Саша продолжал наблюдать за машинкой и, казалось, не слышал. Где-то из глубин квартиры бубнил телевизор.
— Два дня назад была задержана группа людей, готовивших атаку на центр создания Искусственного Интеллекта. Говорят, что группа спонсировалась из-за рубежа, но пока невозможно отследить из какой страны. Участники говорят, что собирались выкрасть образцы для дальнейшего изучения.
Есть предположение, что людей обработали психологически – они утверждали, что в центре проводятся бесчеловечные эксперименты. Стражи правопорядка позволили одному из активистов пообщаться с искусственным разумом, чтобы робот подтвердил, что даже с ними обращаются гуманно, словно они и в самом деле могли бы быть людьми. Запись этого эксперимента будет показана в вечерних новостях. В интернете тем временем набирает популярность движение «Они не люди». Не успели Искусственный Интеллект впустить в массовое производство, как люди уже начали пророчить падение человечества. Активисты задаются вопросом, почему их делают похожими на людей. Нас же убедили, что это лишь этап эксперимента. Более развитый интеллект будет помещаться в машины, в которых это необходимо. Просто человечество настолько привыкло к человекоподобным роботам из фантастики, что для общественного принятия сначала решено было создать их именно такими.
***
Первый приступ у него случился внезапно — ушел на кухню, и там вдруг что-то упало, грохнуло. Когда на кухню ворвалась Галина, Саша, который до этого никогда и не спал, просто лежал с закрытыми глазами и заряжался от сети, лежал на полу без сознания. Будь он человеком, она бы сказала, что ребенок в обмороке. Внутри него еще гудел какой-то двигатель, и в целом тело функционировало, не дымилось и не искрило, его не дергало. Галина несколько минут металась между звонить в лабораторию и попытаться самой починить, растолкать. Убедила себя, что с Сашей все в порядке, просто разрядился, и унесла поставить на зарядку.
***
Кто-то большой и сильный вел его за руку. За ним наблюдали из окон дома за спиной — в каждом было по несколько лиц. Так не провожали даже в семью.
— Куда мы идем? — голос в его черепной коробке звучал глухо, незнакомо. Человек ответил громким басом:
— В новый дом.
Потом он понял для себя, что «новый дом» было все равно, что ад.
Там почему-то было очень страшно, но эти воспоминания словно засвеченные оказались — все в белых пятнах. Обрывки белого и красного цвета. Оставался только страх, и он был настолько материален, словно являлся человеком. Большим и жутким. Словно страх мог сделать ему больно, ударить или обидеть.
Потом снова голос изнутри него: «Я не хочу умирать». И после стало как-то спокойно, словно наконец с высокой горки докатился до самого низа.
— Сейчас ты заснешь, — произнес другой: тихий, искаженный и глухой. Взрослый. Человек то говорил быстрее, то наоборот растягивал слова. — А проснешься — у тебя уже будет новое тело. И все эти плохие воспоминания уйдут. Ты будешь счастлив, у тебя будет семья.
И было в общем-то все равно. Что-то внутри снова сказало чужим голосом: «Я не хочу умирать». И — умерло.
***
Квартира больше не была уютной или семейной. Куда-то пропали игрушки, не было детских вещей на веревке на балконе. Только фоновый звук телевизора оставался неизменным.
— Вчера, около десяти вечера был убит в подъезде своего дома главный инженер, подаривший нам Искусственный Разум, Гаричев. По записям камер вскоре удалось найти убийцу, им оказался радикальный фанатик, шизофреник Спенский. Он и раньше призывал выступать против Искусственного Интеллекта и прогресса. К сожалению, иногда достаточно одного безумца, чтобы прервать жизнь такого талантливого человека. Но дело Гаричева живет и неостановимо. Жаль, что он не сможет увидеть воплощение своей мечты. Но проект, как и лабораторию, решено назвать его именем
— Где образец? — спросил Баровский. Галина сидела на табурете напротив двери. Казалось, она ждала вооруженный отряд ОМОНа, но инженер снова пришел один.
— Он страшные вещи рассказывает… Знаете, он не Саша. Он Валера, — произнесла она и тут же опомнилась. Взглянула на себя в трюмо, поправила волосы, отвернулась грустно. Баровский зашел, закрыл за собой дверь, и Галина попятилась, схватила табуретку словно оружие.
— Он нас не слышит? — спросил Баровский.
— Он не тут… Я его спрятала. Я его не отдам.
— Послушайте, — он снизил голос до шепота. — Нам очень сложно было заставить машину чувствовать себя человеком. Поэтому на ранних стадиях мы внедряли в них воспоминания, словно они — это люди. Ну правда, ну хотите я его при вас разберу? Или вы думаете, что мы живого ребенка разобрали и все в нем механикой заменили? Ну кто нам разрешит это делать?
— Сколько стоит Саша?
— Слушайте, вам не по карману, даже если себя вместе с квартирой продадите. Около двухсот миллионов, плюс-минус, я не считал еще. Но я же говорил…
— А живой ребенок столько стоит? — спросила Галина. — Живой человек разве может столько стоить?.. Если его со всеми органами продать.
Баровский постоял, пожевал губами, осмотрелся. Третий этаж, не в подпол же она его спрятала.
— Слушайте, я вижу, вы привязались к образцу. Хотите, я скажу, что он бракованный и мнимая память дала в нем сбой. И что вы с ума без него сойдете — все-таки одного ребенка вы лишились, а тут мы вроде как и второго отбираем. Хотите, он у вас навсегда останется? Я могу это устроить.
— И он будет со мной? Как настоящий ребенок, которого я же и родила? — с надеждой спросила Галина. Баровский сразу просветлел:
