— Ну и правильно, — Таня снова бесцеремонно села в центр его кровати, почти вплотную к нему. — Ты никогда не задумывался, Максимка, что…
— Не называй меня так.
— …она жить не хотела. Вот ты хотел жить? Ты любишь ее, маму, девушек, мир. Какие бы проблемы ни были, а ты любишь жизнь, вот и остался. Зацепился и остался. Смерть части тебя больнее изнасилования, согласись. Но ты тут. И хочешь продолжать жить. А она боялась — проблем, мира. Это как естественный отбор.
— Заткнись уже.
— Ты ее боготворишь просто — это и понятно, она тебя спасла. А если подумать?
— Хватит уже, — Максим закрыл ладонями глаза, сжавшись. Голос был хриплый. — Хотела она жить… Все она хотела. И в Англии побывать хотела и кота завести, когда переедет в отдельную квартиру, и думала маме на день рождение подарить те духи… Не сбегала она. Она больше всего на свете хотела жить.
Его осипший голос был сейчас больше всего похож на женский. Таня закусила губу, попыталась обнять.
— Ладно-ладно… Ну что ты раскис-то сразу? Ну не подумала я. Я же ее не так хорошо знала. Максимка, ну ладно тебе… Ты ж мужик. А вы же вроде как не плачете.
— Доктор, мне сегодня приснился сон… О том, что нас всегда было двое. Что я живу уже двадцать лет и всегда был Максимом. Что живу с мамой, без отца. А ее зовут Вика и она учится со мной на одном курсе — у нее длинные волосы, то самое платье и… губы, как ни смешно, подкрашены розовым. Я в нее с первого взгляда влюбился. Такая нерешительная, милая… Еще в том сне мы встречались. Мы гуляли за руку, почти всегда за руку, не расставаясь, а как-то я спас ее от трех пьяных дебилов. И никто не умер… Потому что у меня были сильные мужские руки и мужское тело, — Максим плакал, продолжая улыбаться застывшей улыбкой. — Доктор. Если бы это было на самом деле… Было бы так… Здорово…
