Пролог
Вереск, плющ и остролист,
Коготь дал мне рыжий лис.
«Хочешь в сказку? Раз ты взял...» -
Хитро бросил и пропал.
С дуба желудь, прах с могилы...
Крошки-фейри дали силы.
Тролль ворчит из-под моста,
Ворон каркает: «Беда!»
Можжевельник, ясень, хмель...
Лис мелькнул в кустах: «Поверь!»
Зелье сделано в котле.
Ведьма пляшет при луне.
Лишь глоток – и колдовством
Заиграет мир потом.
Сказки сладкая игра.
Я давно. Твоя пора.
Часть 1. Бельтайн
Тонкие пальчики перебирают струны лунного света. Крошечные ножки летят по листьям клевера. Серебряный смех колокольчиками проносится над поляной, разбиваясь о стволы вековых дубов и сосен, путаясь в плюще и увязая во мху, поросшем белыми звездочками цветов. И кажется, будто их молочные лепестки светятся в темноте, вобрав в себя все чары Луны.
Бельтайн…
Фейри ликуют и пляшут, приветствуя весну. Радостными крошечными мотыльками перелетают с листьев клевера на стебель и обратно и так по кругу, по кругу – как старинная английская карусель с лошадками и развевающими лентами, которыми сыплется вокруг серебряная пыльца с крыльев фейри, заставляя светиться неземным блеском благородную зелень клевера. Манится прекрасными песнями, коих не услышишь больше нигде, а услышав – не забудешь вовек. Тонкие флейты выводят небесную музыку, что цепляется за Луну тонкими звуками-струнами и не дает ей уйти за горизонт, хоть и пора давно ночному светилу уступить свое место Солнцу.
Бельтайн…
Фейри танцуют все быстрее и быстрее, их смех становится все ярче и радостнее. Напевы невидимых флейт разлетаются уже не медленными струями, что овевают всех слушающих блаженством, а взмывают горными ручьями и водопадами, и мелодия становится неукротимее и нет сил сопротивляться ей.
Горе, горе тому, кто дождется излома ночи Бельтайна рядом с поляной, где танцуют фейри. Неотвратимая тяга заставит его выйти к волшебным девам и усесться посреди хоровода, подставляя лицо крошечным пальчикам. С каждым нежным касанием и серебристым смехом улыбка на лице несчастного будет становиться все блаженнее, а память – уходить белесым туманом, забирая всю предыдущую жизнь. Любовь и ненависть, смелость и страх, героизм и предательство – все сотрется под ласковыми прикосновениями фейри. И когда последняя в хороводе дева заберет момент рождения, новый слуга волшебных существ поутру встанет и уйдет с ними в холмы. Только лишь самые сильные ведьмы и колдуны могут без опаски для себя подсматривать за танцами крошечных дев.
Бельтайн…
Луна, с трудом преодолевая колдовство, все клонится к горизонту, стремясь к нему все быстрее и быстрее. Фейри уже не пляшут, а неистово кружатся, превращаясь в искрящихся светлячков. Музыка вторит танцу, разгоняя его сильнее, сильнее, сильнее!
И как только из-за горизонта появляется первый луч Солнца, радостный громкий вскрик фейри приветствует его, знаменуя наступление весны.
Бельтайн…
Растворяются в нагревающемся Солнцем воздухе волшебные существа, открывая тропинки в вечнозеленые холмы, по которым они уходят к себе, забирая волшебство до следующей колдовской ночи и оставляя на полянке клевер с четырьмя лепестками…
Часть 2. Песня вистла, шорох трав…
Вистл – ирландская национальная флейта
Тихая песнь вистла переплетается с шепотом трав…
Тссс…
Помолчи, вслушайся – они отвечают. Нет, это не гудение пчел. И не ветер шелестом перебирает струны-колосья. Нет. Ты только вслушайся. Задержи дыхание на миг так, чтобы ничто не мешало, закрой глаза и – вслушайся.
Тихая грустная песнь оседает на травинках невесомой серебристой паутинкой, связывая их между собой. Одна травинка не умеет говорить, просто не может. Но каждый новый перелив мелодии – это еще один мостик, еще одна струна, еще один шаг… Шаг к ответному шепоту.
Тссс!
Не дыши, слушай… слушай…
Грустной песне вистла вторит еще одна, почти такая же, но только почти. Звонкие ноты оттеняются шелестом, изменяясь и вытаскивая на свет новый рассказ, новую сказку…
Тссс!
Слушай…
Это не каждому дано. Тебе – дано. Позволено услышать волшебство.
Слышишь? Из цветов распускаются прекрасные дворцы, в которых танцуют свои танцы крошечные фейри и яркий колокольчик их смеха прорастает сквозь шум луговой травы в солнечный полдень.
Не слышишь?
Ты приляг, раскинь руки и замри. Чувствуешь, как травы ласкают твое лицо невесомыми прикосновениями? Как ветер сцеловывает извечную усталость, даря неземную легкость?
Теперь слышишь?
Слышишь…
Я вижу это по твоему счастливому лицу, которое с каждой минутой становится все менее осмысленным. Слушай… Слушай…
Слушай, как плачет вистл, как смеются фейри, как играет ветер, как поют свою колыбельную травы…
Слушай…
Вистл затихает, завершая свою грустную песнь, и игравший на флейте со смешанными чувствами смотрит на лежащего рядом человека. На его лице светится неземное счастье. Он так и останется лежать тут, на вершине зеленого холма, пока… нет, не умрет… пока фейри окончательно не заберут назначенную им и уже зачарованную жертву.
Ты спрашивал, почему мелодия такая грустная?
Потому что она оплакивала тебя…
Часть 3. Вик
Его звали Вик. Раньше, очень давно, когда холмы были зеленые, а солнце золотое, его звали Бойд Гилмор Райан. Теперь просто – Вик.
Он смирился. Он больше не вспоминал те времена, когда холмы действительно были зеленые, а солнце золотое. И это не были старческие брюзжания из разряда: «А вот в наши-то времена!..» Точно нет, ведь он по меркам своей расы очень молод. Вик точно помнил, какая была трава в то время, когда под полыми холмами жили фэйри. Не маленькие добренькие человечки с крылышками, как их сейчас рисуют детям в книгах и фильмах. И не те высокие, красивые, богоподобные эльфы, в которых превратила фейри фантазия одного ученого. Вик помнил тех, настоящих фейри. Они были разные, очень разные, как и люди сейчас. Но возможно Вик видел их такими потому что на него не действовала магия ни Благого, ни Неблагого двора.
Да, славное было времечко…
Людей тогда почти не было, и они боялись всех тех, кто населял землю до них – фейри, сидхе, фоморов и других. А потом… Потом люди начали размножаться и у них появилась своя магия. Примитивная, руническая да обрядовая, над которой поначалу смеялись все раньшерожденные. Не до смеху стало, когда у людей появились первые друиды – те, кто умел держать связь с миром и природой, то есть обладал даром, который с рождения имеет «волшебный народец». Именно так их прозвали люди – тех, кого могли увидеть глазами. Друидов становилось все больше, и они отвоевывали для людей все больше пространства. Не было никаких особых кровопролитных войн, хотя бы потому что раньшерожденные уже никак не могли сравниться по численности со все плодящимися и плодящимися людьми. Просто друиды договаривались с лесом и холмами, и те выгоняли «волшебный народец».
Первыми сдались фейри. Кто-то ушел, сумев воспользоваться древним знанием и открыв дороги в холмы в других мирах. Часть других раньшерожденных покинули родные края вместе с ними. К примеру, баньши ушли почти все, остались считанные единицы, и именно поэтому они стали очень высоко цениться среди людей. Да, вы не ослышались. «Волшебный народец» сдался и пошел в услужение людям, ведь в отличие от этих короткоживущих, никто из них не мог без благословенных мест, где располагались родники жизненной силы природы. Это людям все равно, где жить, а остальным – нет.
Фэйри теперь не воровали детей, а пели им колыбельные, баньши летали над замками врагов, навевая на них ужас и накликая смерть, сидхе служили разведчиками, а то и просто воинами. Плохое было время…
Те, кто не смог приспособиться, умирали. Остальные – как-то выживали. Перебирались в Европу вместе со своими нанимателями, становясь захватчиками исконных земель у других «волшебных народцев». Но потом помирились и подружились, честно и мирно деля между собой то, за что люди продолжали воевать. Закрепляли области, и зачастую складывалась ситуация, когда сидхе мог завтра пойти против тех, кто еще вчера был его нанимателем. Но – отступил, уйдя закрепленной за сидхе земли, а новые хозяева земли посылали сидхе в бой против прежних хозяев.
Когда открыли другие континенты «волшебный народец» перебрался за море. Там оказалось лучше – стало больше свободы, а необъятные просторы напоминали о том, что было раньше. С местными не возникло особых проблем ни у людей, ни у раньшерожденных. Земли опять поделили и закрепили, попутно решив проблемы малого количества источников.
Шли годы…
Вику жилось неплохо, пока на его земле не заложили город, который назвали Нью-Йорк.
Вся земля оказалась застроена высотными домами – небоскребами, но люди все-таки согласились в местах источников оставить парки, хоть им теперь совершенно не был нужен этот пережиток прошлого – «волшебный народец».
И вот теперь Вик, осторожно ступая по выложенной специальной розоватой плиткой дорожке, шел на работу. Ему повезло. А вот Саше, делящей с ним квартиру фейри – вздорной, задиристой, похожей лицом на печеное яблоко, которая не могла прикрыть свою злобную суть Неблагого двора даже магией – нет. Она перебивалась всякой поденной работой и зачастую не могла внести свою плату за квартиру и еду. Вик ее жалел и не выгонял, и за это Саша выполняла обязанности домохозяйки – убиралась, ходила по магазинам, готовила еду. Это днем. А вечером напивалась в хлам, начиная мучить Вика воспоминаниями о былом. Вик долго не выдерживал и уходил гулять, оставляя Сашу выкрикивать ему в спину проклятия, которые уже почти не действовали даже на людей, не то что на остальных. Вернувшись, Вик укрывал Сашу одеялом и шел к себе спать.
А утром направлялся на работу, осторожно ступая по дорожке, выложенной плиткой странного розоватого цвета. Осторожно – чтобы не повредить ни тротуар, ни дома вокруг, которые были, конечно, ниже скал, но зато гораздо выше самых высоких холмов. И такие хрупкие. Это Вик уже понял и платить штраф еще раз не хотел. Дожидаясь зеленого на крупных перекрестках, можно было постоять с закрытыми глазами, опираясь рукой о нагретый камень ближнего небоскреба и попытаться представить, что он дома, в стране, что сейчас зовут Ирландия. Звуки машин, конечно, мешали, точно так же как и мысль, что нельзя слишком уж сильно опираться и сжимать пальцы, а то порушишь этот небоскреб. Но все равно Вик каждый раз закрывал глаза и пытался представить.
А потом, когда начинал пронзительно верещать светофор, Вик открывал глаза и переходил улицу по специальной, укрепленной по сравнению с другим тротуаром, розоватой дорожке.
Этим путем Вик каждое утро шел на работу и каждый вечер возвращался обратно уже шестьдесят четыре года.
Великан Бойд Гилмор Райан, которого теперь звали Вик, уже шестьдесят четыре года работал великаном в детском парке развлечений.
Часть 4. Пастушка Энн
На зеленых холмах Уэльса жила-была пастушка Энн. Солнце вызолотило ее волосы, рассыпало многочисленные веснушки по ее смешливому личику, небо подарило голубизну глазам, которые искрились радостью и весельем даже в самую дождливую пору. Хоть Энн и не была такой уж яркой красавицей, ради которой свершаются подвиги и пишутся баллады, все-все любили – за доброту, за веселость, за солнышко, которое появлялось, стоило ей прийти куда-нибудь. Единственное, что омрачало жизнь Энн – бедность. Не было у нее ни отца, ни матери, жила она из милости у своих родственников в углу и из всего богатства была у нее серебряная монета, что Энн носила всегда на веревочке.
Как-то раз потерялась овечка из ее стада. Все бы ничего, но эта овечка была самая красивая, длинная шерсть ее была снежно белой и завилась крупными локонами. Ни у кого на десятки миль вокруг не было такой красавицы и принадлежала она самому богатому жителю села. Так что Энн пригнала всех остальных овечек домой, а сама побежала искать Салли – так звали пропавшую красавицу, хотя на землю уже опускалась ночь и знающие старики шептались, что нехорошая эта ночь, нельзя выходить за ограду. Опасно. Но Энн не послушалась – неведомые опасности страшили ее меньше, чем гнев богача.
Энн безуспешно пыталась найти Салли долгие часы, пока сама не поняла, что заблудилась. Заплакала девушка, но делать нечего – нужно дождаться рассвета. Нашла она маленькую полянку около раскидистого дуба, присела в ее корнях и нечаянно задремала, так и не заметив, что рядом с этой полянкой росли еще терновник и ясень… Ох, не зря говорят – нельзя спать там, где растут вместе дуб, терновник и ясень! Это любимое место для танцев фейри, а к ним попадешь – не воротишься.
И ведь правду говорят – проснулась Энн от веселых щебечущих голосов, открыла глаза и обмерла: вокруг нее летали в хороводе крохотные фейри и распевали что-то настолько веселое, что хотелось улыбаться. Но девушка знала, что такие песни могут увести в холмы и сделать навсегда рабом фейри, так что она попыталась притвориться спящей и заткнуть уши. Но стоило ей только пошевелиться, как весь хоровод взорвался голосами-колокольчиками: «Она проснулась! Она проснулась! Теперь она будет наша!» Взмолилась бедная Энн, прося ее отпустить, но фейри только смеялись. Тогда Энн предложила серебряную монету как выкуп за себя, сказав, что это самое дорогое, что у нее есть. Фейри задумались, и одна из них вдруг предложила: «А ты спой нам, говорят, некоторые люди очень красиво поют».
И Энн запела. Она пела песню о юноше, который с детство хотел увидеть море, и вот однажды в их селение пришел капитан. Он говорил, что ищет храбрых мужей, чтобы найти остров, на котором спрятаны несметные сокровища, что достанутся только смельчакам. Он обещал, что все, кто пойдут с ним, станут богачами. Все, кто не погибнут, но гибнут только слабые и трусы, а такие ему не нужны. Юноша слушал капитана, но ему не нужны были богатства, ему нужно было море. Он пошел с капитаном. И вот он идет по дороге и оглядывается, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей, а сердце рвется напополам. Одна половина хочет остаться дома, среди зеленых холмов, быстрых рек и водопадов, а вторая рвется вперед. И каждый шаг дается все труднее, пока в ушах не раздается звон – это сердце разорвалось пополам и та часть, что хотела остаться дома, осталась, а юноша, с легкостью на душе, поспешил дальше за капитаном, к своей мечте, к морю.
Энн замолкла и посмотрела на растроганные личики сгрудившихся перед ней маленьких крылатых фейри. Некоторые не скрываясь плакали, утирая личики крохотными ладошками. «Мы отпускаем тебя, – хором заявили фейри девушке. – Но как ты попала сюда?» Обрадованная Энн рассказала про овечку и тут ее ожидала еще одна радость – оказалось, что Салли запуталась в кустарнике неподалеку и как только рассветет, пастушка без проблем найдет свою добычу. Растроганная девушка от души поблагодарила малюток и одна из них спросила у девушки, не хочет ли та еще что-нибудь попросить? Энн бы вспомнить наставления стариков и советы держаться подальше от маленького народца, но – увы…
К Энн давно сватался уважаемый и обеспеченный скорняк, но он был стар, а сердце девушки принадлежало белокурому помощнику кузнеца Гленну. Они любили друг друга, но пожениться не могли, ведь Гленн тоже был беден.
И тогда Энн попросила у фейри, чтобы Гленн разбогател, и они смогли пожениться.
