Металлические набойки на тонких каблуках цокают о брусчатку, рассыпаясь звонким стуком разорванных бус по переулку, отражаются от глухих стен домов и быстро затухают, сдавая позиции глухой тишине. Тонут в ней, как в омуте, холодном, стылом и безнадежно глубоком под обманчивым тоненьким слоем ряски.
Трудно ходить по брусчатке на высоких каблуках, слишком велик риск попасть в расщелину между камнями, так что звонкое «цок-цок» замедляется, зато глухой звук нескольких пар ботинок и шелест дешевых, потрепанных кроссовок ускоряется и через несколько минут нагоняет металлическую капель.
Пальцы смыкаются на предплечье и резко дергают, заставляя повернуться.
– Гля, какая краля… – нагловатый прокуренный голос под стать обуви – такой же дешевый и вызывающий брезгливость.
– Ишь ты, золотая… – кто-то, стоящий в тени за «кроссовками», восхищенно шепчет, а девушка еле заметно морщится от боли – стискивающие пальцы все больше давят, причиняя уже не неудобство, а нечто большее.
– У меня богатый хозяин. Если вы меня прямо сейчас отпустите, вам ничего не будет, – спокойным голосом, за которым искусно прячется страх, говорит девушка, получая в ответ гогот.
Судя голосам, их пятеро, но единственный на всю улочку фонарь, работает на последнем издыхании, непрестанно мигая и скорее мешая, чем помогая хоть что-либо рассмотреть. Да остановили девушку, конечно же, не под фонарем, а чуть подальше, и сейчас свет бил ей в глаза, оставляя компашку подонков, в их видовой принадлежности можно было уже не сомневаться, в тени.
– А если ты не будешь сопротивляться, то тебе будет не больно, а приятно, – сообщает с самодовольным видом схвативший ее и заламывает руку четким, отработанным движением. Да и мускулами его бог не обидел, так что девушка вскрикивает, сгибаясь пополам.
Видимо, охранник. Вряд ли полицейский или военный – те все-таки по-другому ведут себя и уличные банды не собирают.
Со второго плеча падает сумочка – кожаная, нежно кремового цвета, идеально подобранного под костюм, с золотым замочком. Очень дорогая, как и вся одежда. И не подумаешь, что принадлежит шлюхе, зато подтверждает слова о богатом хозяине.
Но разгоряченной редкой добычей своре это уже неважно. Девушку с силой толкают к стене, туда, куда почти не достает свет фонаря, а его редкие вспышки выхватывают лишь силуэты.
Девушка ударяется головой о камень и слабо вскрикивает, прижимая руки к голове, но ее тут же заслоняет силуэт главаря банды, за которым тут же подтянулись другие.
Треск ткани.
Тонкий вскрик:
– Нет! Не надо!
Напрасно – страх только разогревает тех, кого сложно назвать людьми.
Звонкий удар пощечины – со всего размаху, тыльной стороной, от которого голова дергается, как у куклы. И хочется втянуть носом воздух, потому что из него что-то медленно течет. Кровь.
Бесстыдно задирается мини-юбка, комкается уродливым поясом – так проще всего, возни меньше.
– Какая задница, – издевательски-восхищенно сообщает вожак и мнет ее, грубо, до синяков.
– Слышь, а я слышал, что они сделаны так, что можно запросто вдвоем в задницу еб*ть и ниче, на следующий день как новая, даже если порвать.
Говорящий нервно-возбужденно облизывает губы, уже готовый привести в исполнение все, что он когда-либо слышал.
Прижатая к стене девушка еле слышно всхлипывает, а главарь усмехается:
– Проверим, – и отводит в сторону тонкую полоску кружевных стрингов.
Девушка дергается и получает еще один удар головой об стену.
– Ты это, поосторожнее, – с опаской произносит озабоченный, – вдруг помрет до того, как мы успеем. Трахаться с трупом вставляет.
– Не боись, она крепкая тварь, – с ухмылкой сообщает хрипловатый голос.
Женский вскрик – высокий и протяжный, но наполненный не болью, а всем тем извечным страданием насилия.
– Гы! Сжалась, пацаны, реально как целка. Я первый, а вы определяйтесь. Сегодня без презиков, а то весь кайф поломаем.
Они не боялись – как только солнце уходило в закат, наступало их время. И все то, что днем было обычным, пусть грязноватым городским кварталом, превращалось в их вотчину. В их охотничьи угодья.
Сопение, сдавленное мычание, какое получается, когда заткнут рот, комментарии («Ох*енно!») и подбадривания («Кончай давай быстрее, я тож хочу»), стоны удовлетворения…
Блеск золота замочка во время очередной вспышки фонаря…
И растерянное:
– Что за…
Хрипы.
Тишина.
Девушка медленно открыла глаза и с трудом скатила с себя мертвое тело. Болело все – лицо, разбитая губа, расцарапанная щека, ребра, мышцы… Все.
Морщась, оправила юбку и медленно, на четвереньках, доковыляла до сумочки и вытащила оттуда телефон.
– Да, это я… Да… Все сделано, приезжай…
За телефоном последовали сигареты и девушка, привалившись к фонарю, закурила.
Во вспышках фонаря блестел золотой замочек сумочки и золотая татуировка на левом виске в виде стилизованной буквы S…
Когда человечество достигло определенной стадии насыщения и расслоения общества, в очередной раз поднялся вопрос и легализации проституции. Как ни странно, именно в это время в очередной раз подняла голову так называемая «мораль», и дабы избежать проклятий, пикетов, мораториев и прочего, что вредит бизнесу, и не упустить жирный кусок из рук, один предприимчивый делец предложил сделать очередной шаг в генетике и начать выпускать живые игрушки. Как ни странно, этот законопроект одобрили.
Первыми в продажу поступили, конечно же, секс-куклы.
В память о легендах женские модели стали назвали «Суккубами», мужские – «Инкубами».
Они не являлись женщинами. Они не являлись мужчинами.
Они были куклами.
Запрограммированные на определенные услуги, они получали удовольствие от своей «профессии» и занимались ей с энтузиазмом, даже не помышляя что-то изменить. Встроенная гормональная регулировка не позволяла. С ее же помощью куклы приобретали дополнительные модификации. К примеру, выделения жидкостей содержали афродизиаки, намного увеличивающие удовольствие от соития. Как говорится, экологически безвредно и безопасно.
Были куклы, предназначенные для жестких игр – таким встраивали повышенную регенерацию, усиливали скелет, чтобы ненароком дорогое устройство не пострадало. Правда и изнашивались они гораздо быстрее прочих. Всего-то пару лет – и можно на свалку. Стандартные модели жили три-четыре года.
Но куклы внешне ничем не отличались от людей. Кто потерпит такое? Поэтому всем на висках делали татуировки. На левом – принадлежащим частным лицам, на правом – государству.
Суккубов помечали буквой S. Высший уровень, годный для каких угодно утех, «отмечали» золотом.
Однако не все партии оказывались удачные. Зачастую по мелочи, но одна партия оказалась откровенно бракованной – вместо афродизиаков выделялся смертельный для людей токсин. Неизвестно кто и что напутал, скорее всего трагическое стечение обстоятельств, ведь потом эксперимент не удалось повторить и чрезвычайно огорчались, что со страха «утилизировали» всю партию.
Осталась одна я.
Я не знаю, каким образом хозяину удалось меня выцепить, возможно, он один из владельцев корпорации, выпускающих живых кукол. Я не знаю. В те редкие минуты, когда я осознаю себя, я не так много успеваю выяснить. Все остальное время я пребываю в состоянии эйфории, очнувшись из которого, мне хочется одного – секса. Как и положено моей модели.
Секса. Любого. До умопомрачения.
Поэтому будят меня не так часто и обычно по более весомым поводам, чем банда подонков.
Но я заметила, что с каждым разом мне становится все проще и проще контролировать свою зависимость. Еще пять-шесть раз, и я, наверное, уже с самого пробуждения смогу соображать нормально.
Тогда я пойму, как смогу сбежать. И выясню, кто является моим хозяином. Я его не ненавидела – мы этого не умеем. Но это навязчивое желание узнать – именно оно заставляло меня раз за разом становиться все более живой.
Кажется, я бракованная не только в части афродизиаков, но в принципе вся эндокринная система дает все больший сбой. Но я буду послушной девочкой, и тогда никто ничего не заподозрит.
Шикарный золотистый аэрокар притормозил рядом. Распахнулась дверца.
– Как ты, моя девочка?
Голос такой мягкий и озабоченный. Без труда можно поверить, что хозяин беспокоится.
Пора забыть, кто я.
Девушка удовлетворенно улыбнулась и, потянувшись, поднялась на ноги.
– Было хорошо. Только больно.
Хозяин нахмурился. Дверца заднего сиденья распахнулась.
– Садись, сейчас вернемся домой и покажем тебя врачу.
– Хорошо, хозяин, – с явно видной неловкостью в движениях девушка подошла к машине и забралась в гостеприимно распахнутую дверь.
Суккуб.
Меня зовут Суккуб.
