Ворон и Маргарита

12.05.2020, 20:59 Автор: Мария Шурухина

Закрыть настройки

Показано 1 из 9 страниц

1 2 3 4 ... 8 9


Глава 1. ВОРОН И МАРГАРИТА


       
       Батюшка мой, Берендей Святоборович, давеча от царя Владимира Белозаровича письмо с печатью сургучовой получил - тут же подданных созвал на совет великий. Заперлись они в огромных палатах терема лесного, заседают три дня и три ночи, не торопятся выходить. Дочь единственную, любимую, меня то бишь, до совета не допускают. Еще и стражников к дверям приставили - чтобы не подслушивала, стало быть.
       А дело вот в чем. В царстве нашем, прозванном Мшистый Яр, беда приключилась. Соседский Белоград от рук отбился, дела непотребные проворачивает, сознаваться в содеянном не хочет. Повадились они деревья на нашей земле без спроса рубить, на сторону продавать да монетами золотыми казну белоградскую греть.
       Прознал о том батюшка, озверел от подобного самоуправства. Волосы свои с зеленью из бороды от досады повыдергал, лесному народу злоумышленников крепко наказать велел, чтоб другим неповадно было.
       Обернулись зеленицы девками статными, приоделись в наряды с вышивкой яркой, заманили лаской да уговорами лучших парней белоградских в самую чащу Яра. Набросились там на них кикиморы - кого до смерти не защекотали, те едва ноги унесли.
       Старички-лесовички грибы на ярмарку неделю таскали, продавали задешево. Да только с тех грибов потравились многие.
       Русалки в озерах да реках купальщиков ко дну утягивать начали, баловали. Говорят, самого царя Владимира Белоградского давеча чуть на корм водяному не отправили!
       Только царь Ярослав Владимирович вовсе не дурак. Смекнул, к чему духи лесные распоясались, призадумался. Монета звонкая золотая казне в радость, да только людьми государственными и челядью негоже разбрасываться. Думать стал, как ошибку свою исправить, нас - нечисть лесную - задобрить.
       А в письме этом предложение свое царское прислал.
       Я же прямо извелась вся, измучилась от любопытства.
       - Хоть одним глазком бы взглянуть, хоть краем уха послушать! Слетаешь, может, Рон?
       - Да на что там смотреть? Водицу огненную распивают да кости бросают, - каркает-хохочет мой ручной ворон.
       Ворона я о том лете в лесу под березой нашла. Гляжу - лежит птица огромная, клюв полуоткрыт, дышит тяжко, одно крыло в сторону заломилось нелепо. А под ним жижа багряная лужей растекается. Я, духом леса будучи, ведаю, какую траву-мураву для затворения крови приложить, боль заговорить умею. Надергала подорожника, юбку на тряпки исполосовала, ноги до коленей оголив. Примотала листья к ране. Знала, лишь на первое время поможет, в терем птицу тащить придется - много крови потерял ворон, тут другие средства надобны. Из фляги водицы ключевой ему в клюв накапала. Очухался, глазами-бусинами на ноги мои голые уставился. И вдруг заговорил по-нашенски! Да так заговорил, что лучше бы вовсе молчал...
       - Три дня? - Я призадумалась. Конечно, и такое бывало, но на сей раз уж больно долго батюшка пьянствовать изволит. - Нет, там точно в письме дело. Слетай, а?
       И выразительно так на него смотрю, взглядом на окно показываю - лети, мол.
       - Ты, Марго, глазками-то не зыркай, не ровен час, окосеешь ненароком, - отвечает птица наглая, - недосуг мне лететь, мышами отборными недавно отобедал. Тяжко.
       Марго - это он меня от Маргариты сокращает. Имечко у меня знатное, заморское, в честь прабабки назвали - владычицы Жемчужных Уделов. А я его кличу Рон - от ворона. Знаю, что не летает он с тех пор, как я его в терем притащила. Сутки над ним билась, лучшие порошки и зелья извела. Недостало мне силы вылечить птицу, батюшка подсобил - лучший целитель во всем Мшистом Яре. Рукою над крылом поводил - срослось крыло, будто и вовсе не было переломано.
       А почему не летает ворон - загадка. Вот я и подначиваю его, думая, вдруг выздоровел, а летать боится?
       - Врешь! - не отстаю. - Брезгуешь ты мышами, ни одну при мне не изловил. И сырого мяса не ешь - жареное ему подавай! Глистов, что ли, чураешься?
       - Кто бы говорил! - щелкает ворон острым клювом. - Сама кота Стешку вчера тискала-душила до посинения, а потом пирожок в кухне - хвать! А руки прежде не вымыла. Шарики из полыни перед едой, поди, глотаешь?
       Вот так с тех пор и повелось - я ему слово, он мне наперекор - десять. И главное, речи такие колкие каркает, словно заранее их составляет да в башке своей вороньей сберегает для случая подходящего.
       Препирались мы до тех пор, пока батюшка из палат своих нежданно-негаданно не вышел. Вид у него такой сосредоточенный, как у Стешки, когда тот жука на дворе рассматривает, а тронуть не решается.
       - Идем, Маргоша, разговор у меня к тебе зело серьезный имеется.
       Под локоток берет и в горницу со мной подымается.
       - А птица твоя, больно уж говорливая, здесь пущай обождет, - не оборачиваясь, бросает царь.
       Я так и вижу, как Рон, в свою воронью гордость уязвленный, небрежно замирает на подоконнике, будто и не к нему властелин обращаться изволил.
       
       

***


       
       Долго ли, коротко ли беседы велись, а все же выхожу я из горницы, глаза зареванные, вид понурый. Мигом в опочивальню свою бросаюсь, дверь засовом изнутри подпираю. Лучину не зажигаю, сижу в темноте, горюю.
       Сколько просидела так - не ведаю, слышу, стучат в окошко. Решила, сова записочку от батюшки принесла. Рано я осталась без матушки, а он в детстве любил меня утешать подобным образом.
       Не буду открывать.
       Меж тем в окно еще настырней забарабанили. Присмотрелась - сидит мой ворон, жмется, а места на карнизе маловато. Да по стеклу все долбит, точно дятел - тук-тук-тук. Клюв у него острей меча, не ровен час и стекло, от ударов заговоренное, выбить может.
       Делать нечего, окно распахиваю, ворон черной кляксой в опочивальню заползает, на спинке прикроватной пристраивается. И давай меня отчитывать:
       - И чего ты, дура горемычная, битый час юбку слезами окропляешь? Ну, просватал тебя батюшка, выйдешь за царевича, деток народишь сопливых. Чем не счастье? Аль ты думала век в девках ходить да по полям травки с голыми коленками собирать? Не таков властелин Берендей Святоборович, чтоб дитятку любимому участь перестарка желать. Сколько тебе годочков ныне стукнуло?
       - Сам не знаешь? - огрызаюсь.
       - Девятнадцатый пошел. Подружки твои закадычные, Боженка и Красавка, давно уже мужние, детишек по домам нянькают. Не осталось у тебя компании подходящей, вот птиц всяких недобитых на дороге и подбираешь.
       Складно толкует Рон, чисто батюшкины слова повторяет. Да только мне от этого еще горше плакать охота. Потому сыплю ему вопросами невпопад, лишь бы снова не зарыдать:
       - И откуда же ты про сватовство мое выведал? Как подслушать сумел? Сюда-то как попал? Неужто летать выучился?
       На третьем этаже моя опочивальня, ведь не допрыгнул же?
       - Не твое дело, - отвечает. - Замуж за царевича не пойдешь?
       Догадливый он, стервятник пронырливый.
       - Я этого царевича в глаза не видела! - восклицаю. - Не пойду!
       - А коль заставит властелин-батюшка?
       - В лес сбегу. Насовсем!
       Каркает надсадно ворон, словно фыркает. Знает меня лучше прочих, коли сказала - сделаю.
       - Уж больно ты, Марго, несговорчивая, от счастья своего бегаешь. Ладно, помогу, чем смогу. Послушай, что скажу, а не запомнишь - записывай.
       А сам, птица неугомонная, уже по столу расхаживает, клювом ко мне перо гусиное да чернильницу двигает, на память мою девичью намекая.
       - Со всем, что батюшка твой скажет свадьбы касательно - соглашайся, время потяни только. Сколько царевичей в царстве Белоградском? Три. Вот то-то и оно. Говори, что выбрать тебе жениха надобно, а они пущай с визитами дружественными к нам приезжают. На деле испытаем, так ли хороши сыновья царя Ярослава Владимировича, как людская молва бает.
       Я глаза отворотами рукава вытираю, улыбаюсь, отпускает меня помаленечку. Ворон в обиду меня не даст, а по глазам его озорным да виду важному чую - шалость очередную замыслил, не иначе.
       Сделала я все в точности, как ворон науськивал. Батюшке в ноги поклонилась, за участь свою завидную поблагодарила. Оторопел Берендей Святоборович, видать, не меньше седмицы дочь строптивую уговаривать вознамеривался.
       
       

***


       
       Перво-наперво к нам пожаловал Еремей, старший царский сын. Со свитою пышной, с подарками дорогими. Батюшке - бочку вина заморского, мне - диадему с камнем хризолитовым, сверкающим.
       Батюшка с такой великой радости велел слугам разносолов наготовить диковинных да вечерком под них бочку винную уговорить. Мне наказал нарядиться лучшим образом, к царевичу выходить, приглядываться.
       Я и вышла. Стою, зрелищем открывшимся любуюсь. Посреди залы столы сдвинули, накрыли белыми скатертями с вышивкой. А на столах яств видимо-невидимо: окорока душистые с пряностями, огурчики малосольные хрустящие, икра черная, икра красная, утка цельная с квашеной капустой запеченная, пирожки с зайчатиной, грибы с чесноком маринованные. Властелину Мшистого Яра, как водится, вина хмельные в голову ударили, достал он свирель звонкую и давай народ веселить. Царевич Белоградский, гляжу, от него не отстает - на гуслях бренчит, частушки басом распевает. Старички-лесовички, кикиморы, лешаки да свита приезжая, видя такое благоденствие, в пляс лихой пустились, даже челядь, блюда разносящая, украдкой пританцовывает.
       Меня увидав замолк царевич, разом дар речи потерял. Оно и понятно: на мне платье из бархата изумрудного тонкий стан облегает да до самого пола струится. Волосы каштановые чуть с прозеленью по плечам водопадом рассыпались, диадема во лбу с камнем хризолитовым. Глаза - янтарь огненный, кожа - пшеница спелая, губы - цвет маковый. Окромя красоты неписаной духи леса от людей мало отличаются, чай, не кикиморы болотные, не русалки, не зеленицы полевые. Только в людях магии ни капельки, а нам от рождения сила дана огромная.
       Я же головой кручу вокруг, птицу свою ручную разыскиваю. Гляжу, сидит в сторонке мой ворон, нахохлившись, на веселье не смотрит вовсе. Сцепились с ним взглядами - тоска в глазах-бусинах мне почудилась.
       Через всю залу проплываю лебедью, по правую руку от батюшки за стол сажусь. Хлопнул три раза в ладоши Берендей Святоборович, умолкли все разом. Такая тишина сделалась, комар пролетит - слышно.
       - Приготовила дочь моя, Маргарита, потеху забавную. Ежели Еремей-царевич победит в рукопашной всякого, кто сразиться с ним вызовется, быть царевичу зятем мне любимым. Не победит - домой уедет не солоно хлебавши.
       Гости загудели, закивали одобрительно. Хорошая забава, справная.
       Вышел Еремей, наземь рубаху скинул. Здоров детина, мышцами под кожей перекатывает, ложки железные со столов берет да в узел завязывает играючи.
       Нашлись охотники испытать силу молодецкую. Одного царевич заборол, другого, третьего. Лихо и складно у него выходит, только духам лесным больше, чем людям, видеть дано - хитростью да подлостью царевич побеждает. То подножку подставит, то ударит в место запретное, то в глаза противнику ненароком плюнет. Стешке глупому и то досталось - подошел о ноги потереться, сидит теперь под столом, жалится.
       Батюшке-то после полбочки заморского океян-море по колено, знай, Еремея нахваливает. Лешие непотребство видят, но встрять побаиваются, с зеленицами перешептываются.
       Не осталось больше охотников. Холодом меня обдало: неужто просчитался Рон, задание эдакое выдумывая, неужто быть мне женой царевича злого да ненавистного?
       Оборачивается ко мне Берендей Святоборович, в бороду пышную посмеивается.
       - Что скажешь, Маргоша? Хорош ли твой суженый-ряженый? Не сыскалось меж нами молодца, силой царевича превосходящего. Над воеводой Еремея поставлю, будет за войском приглядывать, неумех вразумлять, поучать примером собственным.
       Царевичу похвала приятственна, выступает соколом. Только хотел рубаху вздеть, откуда ни возьмись пред ним молодец появляется. Сам высок, волос длинный, смоляной, нос хищный с горбинкой, смотрит с прищуром.
       - Дозволь, Берендей Святоборович, и мне силу испытать, с царевичем побороться, - отвечает гость незваный голосом хриплым.
       - Дозволяю, коль не шутишь.
       У меня, признаться, дух перехватило от надежды нечаянной. Хотя понимала, что напрасно все это - тощ заступник, что жердь с плетня, куда ему с таким богатырем тягаться?
       Долго они сходились. Царевич, как медведь-шатун бешеный, на противника наступает неистово, а тот играет с ним, тешится: то в сторону увернется зайцем ловким, то меж ног прокатится ужом стремительным, то отпрыгнет белкой проворной. И люди, и нелюди, до зрелищ гораздые, аж с мест повскакивали, рты пооткрывали - давно такого поединка любопытного не видывали.
       Надоело высокому прыгать-уворачиваться, подлез он под правый бок царевича, руку ему за спину заломил. Побледнел царевич, слово вымолвить не может, мычит только, на пол валится.
       - Владыка Берендей Святоборович, признаешь ли ты меня над царевичем победителем? - молвит заступник нечаянный, сам дышит тяжко, руку Еремея, меж тем, не выпускает.
       Делать нечего, пришлось признать. Недоволен батюшка, да виду старается не показывать. Вмиг толпу хмельную разогнал, всех по домам спровадил.
       Девка чернавка в купальню меня повела, мылом душистым натерла, розовой водицей омыла. Расплела мне косу длинную, расчесала волосы тяжелые. Отвела в опочивальню, убранную богато, а там уже ворон на спинке прикроватной ждет-дожидается.
       Только дверь за девкой захлопнулась, кидаюсь на ворона, как коршун на добычу:
       - Это что же ты такое, ворона драная, удумал? Почто ты, воробей мокрый, надо мной издеваешься? Кто говорил, что царевич Еремей к дракам не расположенный? Кто каркал, будто он телом слаб, в боях ни разу не принимал участия?
       - Охолони, Марго, охрипнешь, не ровен час, а нам это ох как не на руку, - тихо молвит ворон голосом натруженным.
       - Как бы не так! - еще крепче распаляюсь я. - Да если бы не заступник неведомый, быть мне женой Еремея постылого! Не ты ли обещал от меня беду отвести, от замужества отвадить?
       - Как обещал, так и сделаю! - каркает устало ворон несносный. - Свезло сегодня, так чего на меня собак спускаешь?
       А и верно, раскричалась, как кухарка, у которой Стешка кусок мяса выкрал. Неспроста кухарка вспомнилась - хлебной крошки за весь при в рот не взяла, все смотрела поединки волнительные.
       - Ты, верно, тоже голоден? - Рона спрашиваю. - Погоди, на кухню сбегаю, снеди, с пира оставшейся, раздобуду.
       Накинула платок и вышла тихонечко, чтобы чернавка не прибежала, не принялась вздыхать да охать, что кушать перед сном для здоровья женского непользительно.
       Воротилась, гляжу - спит ворон, голову под крыло засунул, не шевелится.
       
       

***


       
       Не успел день с ночью разминуться, как новый жених объявился - Ерофей, средний сын царя Белограда Владимира Белозаровича. Как водится, с подарками дивными: батюшке - две бочки медовухи отборной с собственной пасеки, мне - ожерелье филигранное, драгоценное, с аметистами.
       Батюшка снова за свое - за пир то бишь. Мне же опять приказал готовиться, в лучшее платье нарядиться, к жениху выходить, приглядываться внимательнее.
       Вышла я. В зале огромной печка трещит весело, столы от кушаний ломятся: гусь в черничной подливе, карпы, с клюквою жаренные, молочный вепрь цельный в яблочно-медовом соусе, пирожки румяные, жаром пышущие, зяблики в сметане, ягнячьи ребрышки тушеные. Гости ложками да челюстями работают, кухарок наших нахваливают. Медовуха подаренная лихо под закуску идет - бочку целую уже выпили, вторую, видать, приканчивают.
       

Показано 1 из 9 страниц

1 2 3 4 ... 8 9