— Милая моя, — гладила её по волосам княгиня, — мужчины часто предпочитают решать проблемы радикально. Они видят лёгкий способ и не думают о чужой жизни — что им до неё?
— Он всегда был так добр ко мне!.. — захлёбываясь плачем, возразила Эсна.
— Добр? — удивлённо переспросила княгиня. — Но, Эсни, твой отец очень суровый человек.
— С чего вы взяли? — она так обиделась, что даже перестала плакать.
Отстранившись, она принялась тыльной стороной ладони вытирать слёзы.
Лицо её было красным; черты его заострились — она плохо ела в последние дни — а роскошные волны волос сбились в неряшливые колтуны. Отдельные пряди висели сальными сосульками, но, кажется, ей было совсем не до них.
— Но это же очевидно, дорогая, — ласковым тоном продолжила гнуть свою линию княгиня. — Ты бы видела себя в первые дни здесь! Совершенно зашуганная, пугливая пташка, которая всю жизнь провела в клетке.
— Это неправда, — буркнула Эсна, выгораживая отца. Непослушными дрожащими и очень тонкими пальцами она пыталась распутать один из своих колтунов.
— Бедное дитя! — вздохнула княгиня. — Ты так любишь своего отца, что в упор не замечаешь того, что он с тобой сделал.
— Он ничего со мной не сделал! — возмущённо вскочила Эсна.
Пусть в её голове образ отца и упал с немыслимой высоты пьедестала, чернить его она никому не позволит!
— Он сделал из тебя удобную ему дочь, — невозмутимо встала княгиня, не впечатлившись её вспышкой. — Выпестовал в тебе послушание и угодливость, задавил жизнь и бунтарский характер. Очнись, Эсна. Ты только недавно вновь научилась дышать.
Она прижала дрожащие ладони к вискам и зажмурилась.
— Уйдите! — потребовала она срывающимся ломким голосом. — Уйдите, я не желаю вас слышать!
Глаза она открыла только после того, как хлопнула дверь, знаменуя уход княгини.
С тяжёлым вздохом Эсна села прямо на пол и обхватила себя руками. Судорожно раскачиваясь, она повторяла себе под нос:
— Неправда. Неправда.
Но что-то внутри неё говорило: правда, и ещё какая.
...они так и приходили к ней, все. Княгиня, Анхелла, звёздная бабушка, остальные дамы. Несколько раз заглядывал Дерек, виновато топтался у дверей и уходил. Каждый вечер приходил Грэхард, впервые в жизни чувствующий себя настолько беспомощным.
На третью неделю он стал приводить врачей, священников, жриц, знахарок — каждый день новых. Первый врач предложил пустить больной кровь, на что владыка чуть не задушил его в ярости: Эсна была такой бледной и худенькой, что пустить ей кровь казалось равносильно — убить. Другой врач предлагал солнечные ванны и свежий морской воздух; но уговорить Эсну выйти из её покоев не смог никто, а тащить её силой, когда она в таком состоянии, владыка поостерёгся.
Священник с умным видом заверил, что на госпоже порча. Для её снятия он притащил кучу благовоний и разжёг их во всех углах; бедная Эсна тут же закашлялась, а Грэхард так бушевал, что вырвал незадачливому служителю полбороды и вытолкал взашей вместе с благовониями.
Жрица Богини никакой порчи не нашла, но сказала, что больную нужно поддержать молитвой. Собрав целый конклав сестёр по служению, она организовала хоровое пение прямо в покоях Эсны. Здесь уж та удивила всех новой эмоцией: забила поющих бедолажек подушками. Грэхард понятливо вытолкал тех, до кого не дошло сразу.
Знахарка оказалась самой толковой из всех. Оставила рецепт укрепляющего отвара из трав и свалила поскорей. Отвар, правда, не помог. Но, во всяком случае, никто не бушевал.
Ситуация в Цитадели стала крайне нервной. Владыка срывался по любому пустяку, и никто не смел лишний раз показаться ему на глаза. Даже Дерек предпочитал держаться от него подальше, выискивая себе задания в самых отдалённых уголках крепости.
В один из дней он решительно разбирал хлам на чердаке Южной башни второго контура. Хлам этот копился там десятилетиями и вряд ли представлял хоть какой-то интерес. Разодранные ремешки, погнутые мечи, стрелы без наконечника, разбитые кружки и тарелки, сгнившие покрывала и многое другое могло продолжать лежать здесь тем же самым образом. На самом деле, Дерек даже не выкидывал ничего, так, сортировал немного.
— Господи, опять ты! — разозлился он, в четвёртый раз натыкаясь на одну и ту же кожаную накладку — впрочем, это ему казалось, что это одна и та же, на деле это была четвёртая такая, — и раздражённо отбрасывая её через плечо куда-то к выходу.
— Неожиданно, — раздался за его спиной хмурый голос Грэхарда, которому этой накладкой прилетело.
— Твоё ты повелительство! — со скрипом разогнулся Дерек, пронзая правителя далеко не дружелюбным взглядом. — Ты-то чего сюда залез?
Рыкнув что-то невразумительное, Грэхард поискал глазами какое-нибудь сидение и пошёл было к нему, но Дерек предостерёг:
— Там ножки нет, свалишься.
Вздохнув, Грэхард сложил руки на груди и остался стоять, с тоской разглядывая какой-то пыльный и поеденный мышами гобелен, наполовину прибитый к стене, наполовину спадающий складками на пол.
Дерек отряхнул руки.
Подумал, нагнулся и отряхнул колени.
Со стоном выпрямился и выразительно вздохнул.
— Она почти ничего не ест, — с глубокой тоской в голосе возвестил владыка, который в последнее время уделял отчётам о меню жены больше внимания, чем отчётам казначейства.
В бессилии опустив руки, Дерек вяло утешил:
— Ей требуется время.
Но голос его звучал слишком неуверенно и ломко, чтобы кого-то утешить.
— Князь не виноват, — вдруг решительно сказал Грэхард, пронзая Дерека мрачным взглядом. — Нужно найти доказательства и предоставить ей.
Тот развёл руками, соглашаясь с тем, что идея здравая и рабочая.
Два дня они на пару придумывали и составляли доказательства, подделывали документы и подговаривали свидетелей. Оба чувствовали себя весьма оживлённо: им казалось, что они наконец делают что-то стоящее, что поможет им вернуть их солнечную и живую Эсну.
На третий Дерек ворвался в её комнаты с громким и радостным криком:
— Эсна, Эсна! Смотри, что мы нашли! — размахивая для наглядности внушительной бумагой.
Отвлёкшаяся от своих терзаний Эсна бумагу взяла. Искусно состаренный лист содержал в себе приказ о той самой рекогносцировке, подписанный генералом Свэрнестом — ещё одним погибшим в той битве военачальником.
— Он почему-то затесался в мои походные бумаги, — обстоятельно объяснил подоспевший Грэхард, нёсший в руках огромный кожаный баул, реально наполненный самой огромной кучей разносортных бумаг. — Ума не приложу, зачем его туда запихнули!
Эсна удивлённо взглянула на баул, который с громким стуком был устроен возле её постели.
Затем перевела взгляд с лица одного заговорщика на другого. Оба они выглядели возбуждённо и радостно.
Эсна не была особо проницательной, но и эти двое оказались дрянными актёрами.
— Уйдите, пожалуйста, — слабо попросила она, откладывая принесённый ей документ.
Заговорщики удивлённо переглянулись.
— Но как же... — попытался воспротивиться Дерек. — У нас ещё и свидетель есть, вон, за дверью ждёт!
Наличие невесть откуда всплывшего свидетеля окончательно убедило Эсну, что ей лгут.
— Просто уйдите, — слабо попросила она, откидываясь на подушки.
Показав глазами на баул, Грэхард без слов велел Дереку подобрать реквизит и свалить.
Тот понятливо кивнул, с трудом ухватил тяжёлый короб и скрылся.
Грэхард остался.
Присев на кровать жены, он взял её за руку. Та вяло попыталась высвободить свою ладонь, но сил не хватило.
— Эсни... — проникновенно начал Грэхард.
— Прекрати, — сухо оборвала она его и больным ломким голосом спросила: — Зачем вы мне лжёте? Зачем вы мне всё время лжёте?
Лгали ей, по правде сказать, так редко, что обобщать это конструкцией «всё время» было более чем неуместно; но Эсне в тот момент казалось, что все только так и делают — отец, Дерек, и даже сам Грэхард.
— Эсна, твой отец действительно тут не причём, — мягко, но уверенно всё же вернулся к своей мысли он. — Поверь мне. Я там был. Я знаю.
Она обиженно отвела глаза и капризно спросила:
— Но кто тогда, Грэхард? Всё сходится, что это он. Нет других вариантов. Больше некому было убивать Дэрни.
Скривившись, владыка помолчал. Потом неохотно признался:
— Это я приказал убить его.
Эсна нахмурилась, не понимая, зачем он говорит ей такую очевидную ложь.
— Ты? — она всё-таки вырвала свою руку и приподнялась на локтях, чтобы вернее заглянуть ему в лицо. — Но зачем это тебе?
В какой-то момент ей подумалось, что такая вероятность, и впрямь, существует. Он явно был раздражён её расследованием, и вполне мог прикрыть его в такой... странной и категоричной манере.
Однако лицо Грэхарда, словно высеченное из камня, было слишком мрачным.
— Я приказал убить его, — медленно, словно не желая говорить то, что говорит, ответил он, — потому что он и в самом деле слышал, кто отдал тот приказ.
В ужасе предчувствуя, что он скажет сейчас что-то кошмарное, что-то, что опять перевернёт ей всю жизнь, она нахмурилась и одними губами переспросила:
— И кто же?
Он молчал с минуту, глядя на неё странно, пронзительно и тяжело одновременно, и она в этом взгляде прочитала ответ раньше, чем он произнёс:
— Я.
Она всё никак не могла разорвать зрительный контакт.
Из её головы вынесло все мысли до единой, осталось только чистое, глубокое недоумение.
— Но... зачем?
Она даже не была уверена, о чём именно спрашивает: зачем отдал такой приказ — или зачем скрывал — или зачем признался?
Грэхард наклонил голову. Его глаза стали совсем тёмными.
— Я не мог выносить мысли, что ты принадлежишь ему, — наконец, глухо сказал он.
Эсна удивлённо моргнула.
— Но... это было четыре года назад... — слабо воспротивилась она той правде, что услышала от него.
— Я люблю тебя уже семь лет, — мрачно возвестил он, вставая и складывая руки на груди.
Его громоздкая фигура смотрелась теперь особенно массивно на контрасте с исхудавшей за время болезни тоненькой Эсной.
Прижав обёрнутые покрывалом колени к груди, она обхватила их руками и спрятала взгляд.
Он молча смотрел на неё сверху вниз и ничего не говорил. Не пытался ни объясниться, ни оправдаться.
— Уйди, пожалуйста, — наконец, тихо-тихо попросила она.
Он наклонил голову, прикрыл глаза, несколько секунд проколебался — но всё же выполнил её просьбу.
Грэхард чувствовал большой разлад с самим собой. В который раз, когда дело касалось Эсны, он пошёл на поводу у эмоций и поступил не так, как собирался.
Он был слишком напуган её болезненным состоянием, в которое она впала, подозревая отца. Он не ожидал, что она так к нему привязана, и уж тем паче ему в голову не могло прийти, что их кустарное расследование «назначит» такого неудачного виновного. Право, Грэхард отрядил расследовать всё это дело Дерека именно потому, что знал об отсутствии у него таланта дознавателя. Предполагалось, что всё это будет на уровне почти детской возни, не ведущей никуда за пределы архива.
Грэхард и представить себе не мог, что Дерек проявит такое рвение в этом вопросе, а Эсна окажется так настойчива в своём желании докопаться до правды.
«В конце концов, — размышлял он сам в себе, ожидая и страшась её реакции, — что тут такого? Жизнь каждого ньонца в руках его повелителя. В чём она может меня упрекнуть?»
И тут же напряжённо морщился: не нужно было владеть даром предвидения, чтобы угадать, что её найдётся, в чём его упрекнуть.
Он обречённо ждал скандала, зная, что скандал этот неизбежен, и не имея никаких возможностей скандал этот предотвратить. Он толком не знал точно, что особо вызовет её негодование, но был уверен, что негодование это будет сильно. Хотя, казалось бы, какая ей разница, когда именно и почему умер Веймар! Она же даже радовалась — он знал это наверняка — что вернулась к отцу. Веймар не был для неё любимым мужчиной; так зачем теперь устраивать такие драмы на ровном месте?
Маяться ожиданием ему, к счастью, пришлось недолго: Эсна заявилась к нему в кабинет уже на следующий день. Дерек, разбирающий с владыкой бумаги, под грозным изгоняющим взглядом последнего по стеночке отправился на выход, но не успел: скандал начался сходу.
Бледная осунувшаяся Эсна в простой домашнем одеянии встала посреди кабинета, сложила руки на груди, задрала подбородок и твёрдым голосом заявила:
— Я буду просить отца устроить наш развод.
Кажется, приготовленный скандал превзошёл все самые смелые ожидания!
Дерек смекнул, что лучше подзадержаться, чтобы уберечь кабинет от масштабных разрушений.
Те явно ему грозили — судя по тому, как мгновенно вскипел владыка, у которого на висках вспухли вены, а глаза налились кровью.
«Ой, дура!» — покачал головой Дерек, пытаясь сообразить, как бы сгладить всё это дело так, чтобы обойтись без трупов.
— Развод? — обманчиво мягко переспросил Грэхард, уставив на Эсну самый пугающий ту вид своего взгляда.
Её проняло, но она лишь покрепче обняла себя руками и почти уверенно выдала позицию:
— Я не обязана объясняться.
«Не дура, идиотка!» — мысленно простонал Дерек, которому, как назло, на ум не шла никакая подходящая шуточка, могущая свести дело к миру.
— Нет уж, солнечная госпожа моя, — взвился Грэхард, вскакивая. — Изволь объясниться! — грозно потребовал он.
В процессе вскакивания начались ожидаемые разрушения: бумаги со стола полетели на пол вместе с чернильницей — «Приказ казначею теперь переписывать!» — а стул, не выдержавший эмоционально опёршегося на его спинку владыки, с грохотом покатился по полу.
Грэхард пошатнулся, но быстро вернул себе уверенную и мрачную позу.
Собственно, весь этот шум и придал Эсне сил. Сверкнув на супруга гневным взглядом, она изволила объяснить своё неожиданное решение:
— Я не чувствую себя здесь в безопасности!
У Грэхарда задёргался глаз. Пытаясь проморгаться, он неудачно заметил Дерека и совсем рассвирепел:
— Вон! — зло приказал он, указывая для верности направление пальцем.
Уже было заготовленная шуточка застряла у Дерека в горле, и опытным взглядом приближённого он понял, что лучше просто тихо исчезнуть.
Обернувшаяся Эсна обнаружила присутствие третьего лица и назло Грэхарду заявила:
— Нет, пусть остаётся!
Когда Дерек был рядом, она чувствовала себя более уверенной. Находиться в тесном помещении наедине с взбешённым владыкой ей совсем не хотелось.
От последнего мало что дым не повалил, и Дерек понял, что попал.
— Так, так, так! — выставил он вперёд руки в примирительном жесте. — Давайте вы не будете перебрасывать меня как мячик в ваших разборках!
— Не будем. — Мрачно согласился Грэхард и с нажимом добавил: — Ты просто уйдёшь.
— Никуда он не уйдёт! — с неожиданно не меньшим нажимом парировала Эсна.
Дерек тоже сложил руки на груди и, закатив глаза к потолку, вынес предложение:
— Я могу в дверном проёме постоять. Одна нога — здесь, другая — там!
Грэхард зарычал.
— Всё-всё, я понял! — свернул тему Дерек, поспешно выдвигаясь в сторону выхода.
Эсна проводила его траекторию движения раздражённым взглядом.
Придя к выводу, что оставаться наедине с разгневанным владыкой ей точно не хочется, она прищурилась, подумала, развернулась и тоже направилась на выход.
Взбешённый Грэхард ринулся за ней, и в результате всех этих перемещений исходная троица снова встретилась, теперь уже — в приёмном покое.
Дерек, который вышел первым, успел опереться спиной на косяк входной двери и теперь, сложив руки на груди, разглядывал потолок, имея на лице вид самый мученический.
— Он всегда был так добр ко мне!.. — захлёбываясь плачем, возразила Эсна.
— Добр? — удивлённо переспросила княгиня. — Но, Эсни, твой отец очень суровый человек.
— С чего вы взяли? — она так обиделась, что даже перестала плакать.
Отстранившись, она принялась тыльной стороной ладони вытирать слёзы.
Лицо её было красным; черты его заострились — она плохо ела в последние дни — а роскошные волны волос сбились в неряшливые колтуны. Отдельные пряди висели сальными сосульками, но, кажется, ей было совсем не до них.
— Но это же очевидно, дорогая, — ласковым тоном продолжила гнуть свою линию княгиня. — Ты бы видела себя в первые дни здесь! Совершенно зашуганная, пугливая пташка, которая всю жизнь провела в клетке.
— Это неправда, — буркнула Эсна, выгораживая отца. Непослушными дрожащими и очень тонкими пальцами она пыталась распутать один из своих колтунов.
— Бедное дитя! — вздохнула княгиня. — Ты так любишь своего отца, что в упор не замечаешь того, что он с тобой сделал.
— Он ничего со мной не сделал! — возмущённо вскочила Эсна.
Пусть в её голове образ отца и упал с немыслимой высоты пьедестала, чернить его она никому не позволит!
— Он сделал из тебя удобную ему дочь, — невозмутимо встала княгиня, не впечатлившись её вспышкой. — Выпестовал в тебе послушание и угодливость, задавил жизнь и бунтарский характер. Очнись, Эсна. Ты только недавно вновь научилась дышать.
Она прижала дрожащие ладони к вискам и зажмурилась.
— Уйдите! — потребовала она срывающимся ломким голосом. — Уйдите, я не желаю вас слышать!
Глаза она открыла только после того, как хлопнула дверь, знаменуя уход княгини.
С тяжёлым вздохом Эсна села прямо на пол и обхватила себя руками. Судорожно раскачиваясь, она повторяла себе под нос:
— Неправда. Неправда.
Но что-то внутри неё говорило: правда, и ещё какая.
...они так и приходили к ней, все. Княгиня, Анхелла, звёздная бабушка, остальные дамы. Несколько раз заглядывал Дерек, виновато топтался у дверей и уходил. Каждый вечер приходил Грэхард, впервые в жизни чувствующий себя настолько беспомощным.
На третью неделю он стал приводить врачей, священников, жриц, знахарок — каждый день новых. Первый врач предложил пустить больной кровь, на что владыка чуть не задушил его в ярости: Эсна была такой бледной и худенькой, что пустить ей кровь казалось равносильно — убить. Другой врач предлагал солнечные ванны и свежий морской воздух; но уговорить Эсну выйти из её покоев не смог никто, а тащить её силой, когда она в таком состоянии, владыка поостерёгся.
Священник с умным видом заверил, что на госпоже порча. Для её снятия он притащил кучу благовоний и разжёг их во всех углах; бедная Эсна тут же закашлялась, а Грэхард так бушевал, что вырвал незадачливому служителю полбороды и вытолкал взашей вместе с благовониями.
Жрица Богини никакой порчи не нашла, но сказала, что больную нужно поддержать молитвой. Собрав целый конклав сестёр по служению, она организовала хоровое пение прямо в покоях Эсны. Здесь уж та удивила всех новой эмоцией: забила поющих бедолажек подушками. Грэхард понятливо вытолкал тех, до кого не дошло сразу.
Знахарка оказалась самой толковой из всех. Оставила рецепт укрепляющего отвара из трав и свалила поскорей. Отвар, правда, не помог. Но, во всяком случае, никто не бушевал.
Ситуация в Цитадели стала крайне нервной. Владыка срывался по любому пустяку, и никто не смел лишний раз показаться ему на глаза. Даже Дерек предпочитал держаться от него подальше, выискивая себе задания в самых отдалённых уголках крепости.
В один из дней он решительно разбирал хлам на чердаке Южной башни второго контура. Хлам этот копился там десятилетиями и вряд ли представлял хоть какой-то интерес. Разодранные ремешки, погнутые мечи, стрелы без наконечника, разбитые кружки и тарелки, сгнившие покрывала и многое другое могло продолжать лежать здесь тем же самым образом. На самом деле, Дерек даже не выкидывал ничего, так, сортировал немного.
— Господи, опять ты! — разозлился он, в четвёртый раз натыкаясь на одну и ту же кожаную накладку — впрочем, это ему казалось, что это одна и та же, на деле это была четвёртая такая, — и раздражённо отбрасывая её через плечо куда-то к выходу.
— Неожиданно, — раздался за его спиной хмурый голос Грэхарда, которому этой накладкой прилетело.
— Твоё ты повелительство! — со скрипом разогнулся Дерек, пронзая правителя далеко не дружелюбным взглядом. — Ты-то чего сюда залез?
Рыкнув что-то невразумительное, Грэхард поискал глазами какое-нибудь сидение и пошёл было к нему, но Дерек предостерёг:
— Там ножки нет, свалишься.
Вздохнув, Грэхард сложил руки на груди и остался стоять, с тоской разглядывая какой-то пыльный и поеденный мышами гобелен, наполовину прибитый к стене, наполовину спадающий складками на пол.
Дерек отряхнул руки.
Подумал, нагнулся и отряхнул колени.
Со стоном выпрямился и выразительно вздохнул.
— Она почти ничего не ест, — с глубокой тоской в голосе возвестил владыка, который в последнее время уделял отчётам о меню жены больше внимания, чем отчётам казначейства.
В бессилии опустив руки, Дерек вяло утешил:
— Ей требуется время.
Но голос его звучал слишком неуверенно и ломко, чтобы кого-то утешить.
— Князь не виноват, — вдруг решительно сказал Грэхард, пронзая Дерека мрачным взглядом. — Нужно найти доказательства и предоставить ей.
Тот развёл руками, соглашаясь с тем, что идея здравая и рабочая.
Два дня они на пару придумывали и составляли доказательства, подделывали документы и подговаривали свидетелей. Оба чувствовали себя весьма оживлённо: им казалось, что они наконец делают что-то стоящее, что поможет им вернуть их солнечную и живую Эсну.
На третий Дерек ворвался в её комнаты с громким и радостным криком:
— Эсна, Эсна! Смотри, что мы нашли! — размахивая для наглядности внушительной бумагой.
Отвлёкшаяся от своих терзаний Эсна бумагу взяла. Искусно состаренный лист содержал в себе приказ о той самой рекогносцировке, подписанный генералом Свэрнестом — ещё одним погибшим в той битве военачальником.
— Он почему-то затесался в мои походные бумаги, — обстоятельно объяснил подоспевший Грэхард, нёсший в руках огромный кожаный баул, реально наполненный самой огромной кучей разносортных бумаг. — Ума не приложу, зачем его туда запихнули!
Эсна удивлённо взглянула на баул, который с громким стуком был устроен возле её постели.
Затем перевела взгляд с лица одного заговорщика на другого. Оба они выглядели возбуждённо и радостно.
Эсна не была особо проницательной, но и эти двое оказались дрянными актёрами.
— Уйдите, пожалуйста, — слабо попросила она, откладывая принесённый ей документ.
Заговорщики удивлённо переглянулись.
— Но как же... — попытался воспротивиться Дерек. — У нас ещё и свидетель есть, вон, за дверью ждёт!
Наличие невесть откуда всплывшего свидетеля окончательно убедило Эсну, что ей лгут.
— Просто уйдите, — слабо попросила она, откидываясь на подушки.
Показав глазами на баул, Грэхард без слов велел Дереку подобрать реквизит и свалить.
Тот понятливо кивнул, с трудом ухватил тяжёлый короб и скрылся.
Грэхард остался.
Присев на кровать жены, он взял её за руку. Та вяло попыталась высвободить свою ладонь, но сил не хватило.
— Эсни... — проникновенно начал Грэхард.
— Прекрати, — сухо оборвала она его и больным ломким голосом спросила: — Зачем вы мне лжёте? Зачем вы мне всё время лжёте?
Лгали ей, по правде сказать, так редко, что обобщать это конструкцией «всё время» было более чем неуместно; но Эсне в тот момент казалось, что все только так и делают — отец, Дерек, и даже сам Грэхард.
— Эсна, твой отец действительно тут не причём, — мягко, но уверенно всё же вернулся к своей мысли он. — Поверь мне. Я там был. Я знаю.
Она обиженно отвела глаза и капризно спросила:
— Но кто тогда, Грэхард? Всё сходится, что это он. Нет других вариантов. Больше некому было убивать Дэрни.
Скривившись, владыка помолчал. Потом неохотно признался:
— Это я приказал убить его.
Эсна нахмурилась, не понимая, зачем он говорит ей такую очевидную ложь.
— Ты? — она всё-таки вырвала свою руку и приподнялась на локтях, чтобы вернее заглянуть ему в лицо. — Но зачем это тебе?
В какой-то момент ей подумалось, что такая вероятность, и впрямь, существует. Он явно был раздражён её расследованием, и вполне мог прикрыть его в такой... странной и категоричной манере.
Однако лицо Грэхарда, словно высеченное из камня, было слишком мрачным.
— Я приказал убить его, — медленно, словно не желая говорить то, что говорит, ответил он, — потому что он и в самом деле слышал, кто отдал тот приказ.
В ужасе предчувствуя, что он скажет сейчас что-то кошмарное, что-то, что опять перевернёт ей всю жизнь, она нахмурилась и одними губами переспросила:
— И кто же?
Он молчал с минуту, глядя на неё странно, пронзительно и тяжело одновременно, и она в этом взгляде прочитала ответ раньше, чем он произнёс:
— Я.
Она всё никак не могла разорвать зрительный контакт.
Из её головы вынесло все мысли до единой, осталось только чистое, глубокое недоумение.
— Но... зачем?
Она даже не была уверена, о чём именно спрашивает: зачем отдал такой приказ — или зачем скрывал — или зачем признался?
Грэхард наклонил голову. Его глаза стали совсем тёмными.
— Я не мог выносить мысли, что ты принадлежишь ему, — наконец, глухо сказал он.
Эсна удивлённо моргнула.
— Но... это было четыре года назад... — слабо воспротивилась она той правде, что услышала от него.
— Я люблю тебя уже семь лет, — мрачно возвестил он, вставая и складывая руки на груди.
Его громоздкая фигура смотрелась теперь особенно массивно на контрасте с исхудавшей за время болезни тоненькой Эсной.
Прижав обёрнутые покрывалом колени к груди, она обхватила их руками и спрятала взгляд.
Он молча смотрел на неё сверху вниз и ничего не говорил. Не пытался ни объясниться, ни оправдаться.
— Уйди, пожалуйста, — наконец, тихо-тихо попросила она.
Он наклонил голову, прикрыл глаза, несколько секунд проколебался — но всё же выполнил её просьбу.
Часть четвёртая
Глава первая
Грэхард чувствовал большой разлад с самим собой. В который раз, когда дело касалось Эсны, он пошёл на поводу у эмоций и поступил не так, как собирался.
Он был слишком напуган её болезненным состоянием, в которое она впала, подозревая отца. Он не ожидал, что она так к нему привязана, и уж тем паче ему в голову не могло прийти, что их кустарное расследование «назначит» такого неудачного виновного. Право, Грэхард отрядил расследовать всё это дело Дерека именно потому, что знал об отсутствии у него таланта дознавателя. Предполагалось, что всё это будет на уровне почти детской возни, не ведущей никуда за пределы архива.
Грэхард и представить себе не мог, что Дерек проявит такое рвение в этом вопросе, а Эсна окажется так настойчива в своём желании докопаться до правды.
«В конце концов, — размышлял он сам в себе, ожидая и страшась её реакции, — что тут такого? Жизнь каждого ньонца в руках его повелителя. В чём она может меня упрекнуть?»
И тут же напряжённо морщился: не нужно было владеть даром предвидения, чтобы угадать, что её найдётся, в чём его упрекнуть.
Он обречённо ждал скандала, зная, что скандал этот неизбежен, и не имея никаких возможностей скандал этот предотвратить. Он толком не знал точно, что особо вызовет её негодование, но был уверен, что негодование это будет сильно. Хотя, казалось бы, какая ей разница, когда именно и почему умер Веймар! Она же даже радовалась — он знал это наверняка — что вернулась к отцу. Веймар не был для неё любимым мужчиной; так зачем теперь устраивать такие драмы на ровном месте?
Маяться ожиданием ему, к счастью, пришлось недолго: Эсна заявилась к нему в кабинет уже на следующий день. Дерек, разбирающий с владыкой бумаги, под грозным изгоняющим взглядом последнего по стеночке отправился на выход, но не успел: скандал начался сходу.
Бледная осунувшаяся Эсна в простой домашнем одеянии встала посреди кабинета, сложила руки на груди, задрала подбородок и твёрдым голосом заявила:
— Я буду просить отца устроить наш развод.
Кажется, приготовленный скандал превзошёл все самые смелые ожидания!
Дерек смекнул, что лучше подзадержаться, чтобы уберечь кабинет от масштабных разрушений.
Те явно ему грозили — судя по тому, как мгновенно вскипел владыка, у которого на висках вспухли вены, а глаза налились кровью.
«Ой, дура!» — покачал головой Дерек, пытаясь сообразить, как бы сгладить всё это дело так, чтобы обойтись без трупов.
— Развод? — обманчиво мягко переспросил Грэхард, уставив на Эсну самый пугающий ту вид своего взгляда.
Её проняло, но она лишь покрепче обняла себя руками и почти уверенно выдала позицию:
— Я не обязана объясняться.
«Не дура, идиотка!» — мысленно простонал Дерек, которому, как назло, на ум не шла никакая подходящая шуточка, могущая свести дело к миру.
— Нет уж, солнечная госпожа моя, — взвился Грэхард, вскакивая. — Изволь объясниться! — грозно потребовал он.
В процессе вскакивания начались ожидаемые разрушения: бумаги со стола полетели на пол вместе с чернильницей — «Приказ казначею теперь переписывать!» — а стул, не выдержавший эмоционально опёршегося на его спинку владыки, с грохотом покатился по полу.
Грэхард пошатнулся, но быстро вернул себе уверенную и мрачную позу.
Собственно, весь этот шум и придал Эсне сил. Сверкнув на супруга гневным взглядом, она изволила объяснить своё неожиданное решение:
— Я не чувствую себя здесь в безопасности!
У Грэхарда задёргался глаз. Пытаясь проморгаться, он неудачно заметил Дерека и совсем рассвирепел:
— Вон! — зло приказал он, указывая для верности направление пальцем.
Уже было заготовленная шуточка застряла у Дерека в горле, и опытным взглядом приближённого он понял, что лучше просто тихо исчезнуть.
Обернувшаяся Эсна обнаружила присутствие третьего лица и назло Грэхарду заявила:
— Нет, пусть остаётся!
Когда Дерек был рядом, она чувствовала себя более уверенной. Находиться в тесном помещении наедине с взбешённым владыкой ей совсем не хотелось.
От последнего мало что дым не повалил, и Дерек понял, что попал.
— Так, так, так! — выставил он вперёд руки в примирительном жесте. — Давайте вы не будете перебрасывать меня как мячик в ваших разборках!
— Не будем. — Мрачно согласился Грэхард и с нажимом добавил: — Ты просто уйдёшь.
— Никуда он не уйдёт! — с неожиданно не меньшим нажимом парировала Эсна.
Дерек тоже сложил руки на груди и, закатив глаза к потолку, вынес предложение:
— Я могу в дверном проёме постоять. Одна нога — здесь, другая — там!
Грэхард зарычал.
— Всё-всё, я понял! — свернул тему Дерек, поспешно выдвигаясь в сторону выхода.
Эсна проводила его траекторию движения раздражённым взглядом.
Придя к выводу, что оставаться наедине с разгневанным владыкой ей точно не хочется, она прищурилась, подумала, развернулась и тоже направилась на выход.
Взбешённый Грэхард ринулся за ней, и в результате всех этих перемещений исходная троица снова встретилась, теперь уже — в приёмном покое.
Дерек, который вышел первым, успел опереться спиной на косяк входной двери и теперь, сложив руки на груди, разглядывал потолок, имея на лице вид самый мученический.
