В памяти всплывает Иордан разных лет. Почему к этой мелкой речушке в эти дни устремляются все, кто на Святой земле в паломничестве, по месту жительства, или на церковной службе?
Автобусы по дороге нескончаемой вереницей.
Воды Иордана, однажды принявшие в себя Богочеловека, как повествует Библия, были освящены этим действом на все времена. Что чувствует современный человек, погружаясь в эти воды сегодня. Этим я могу с вами поделиться.
Первый раз посетив Святую землю в конце 20-го столетия, я остановилась в Спасо-Вознесенском монастыре на самой вершине Елеонской горы. Моей соседкой была сербка Миряна. В эти дни Белград подвергался бомбардировкам, и мы с ней бегали вниз к телефону-автомату недалеко от Гефсиманского сада, с которого Миряна пыталась дозвониться до мамы и брата, узнать, живы ли. Я как «молитвенное сопровождение» пыталась всеми силами души помочь ей в этом. И нам везло. Миряне было лет под 50, высокая, стройная женщина. По профессии юрист, но оставившая все, и приехавшая на Святую землю молиться о мире для своей многострадальной Сербии.
На Иордан мы попали в ту часть, куда привозят туристов. Там были большие супермаркеты с сувенирами, рубашками для погружения, оборудованными спусками. В общем, все цивильно. Было радостно, светло, солнечно. Вода довольно мутная, но в ней просматривались большие рыбы, которые близко подплывали к людям. Легкость, беспечность и беззлобность овладевают душой после погружения. Просто смотришь на мир улыбаясь. И всех любишь.
Через два года на Пасху я вновь была на Святой Земле. Тщетно искала Миряну. Мне рассказали, что она перешла послушницей в греческий монастырь. Более я ничего не смогла узнать.
Как-то игумен Андроник, из русской эмиграции, приехавший 16-летним послушником и проживший в монастырях более 30 лет, свободно говорил на английском, арабском, греческом и знавший многих священнослужителей других церквей, объявил нам сбор. После военных действий район Иордана во многих местах был закрыт. Неожиданно греческая церковь в Страстную Седмицу получила у властей разрешение побывать на месте Крещения, по приданию оригинальном. Ещё недавно там шли бои. И по Иордану теперь проходила граница.
Мы высадились из автобусов. Дул сильный ветер и при солнечной погоде все зябко кутались в ветровки. Путь неожиданно пролегал между двух рядов высокой колючей проволоки. Выглядело это примерно так, как в фильмах о лагерях. Нам объяснили, что справа и слева минные поля, а нам между ними идти вперед километра полтора. Людская река заструилась по этому узкому проходу. Мы в числе первых оказались на берегу у развалин бывших древних храмов.
Иордан был не широк, по памяти метров 10-15. У спуска стояли 6 арабских автоматчиков, не разрешая никому спускаться к реке. После переговоров сделали исключение некоторым паломникам, чтобы набрать себе и другим воды в бутылки. Я оказалась в их числе.
По колено в воде, под ногами скользкое дно, а с берега к тебе тянут руки и бутылки греческие бабушки. Работать приходилось споро.
Пришла крамольная мысль: "Может подскользнуться?" Так хочется окунуться с головой в эти воды, опять почувствовать пережитые ранее чувства.
И я подскользнулась. Вынырнув, увидела и услышала одного из автоматчиков, отчаянно двигавшего дулом автомата по направлению к берегу и что-то кричавшего на арабском. Слов не поняла, но нарушение было вполне обоснованное. Еще раз с сожалением опрокинулась на спину и собралась выходить.
И увидела о. Андроника в подряснике на лестнице, спускающегося к нам, чтобы погрузиться в воды реки. Он мне быстро перевел разговор между военными. Старший в группе призывал солдат восстановить порядок, а солдат, что махал автоматом, задал вопрос:
«Что, мне в нее стрелять?».
После того, как о. Андроник из разговоров уверился, что стрелять не будут, поспешил присоединиться. Быть на Иордане и не окунуться - как-то неправильно.
Через десять минут людской поток «смел» сдавший позиции отряд, и ринулся в Иордан по всему берегу. Когда я в очередной раз вынырнула из Иорданских вод, то увидела рядом с собой сияющее лицо Миряны. И поняла — здесь все подчинено высшей
воле и у каждого свой путь.
ИЕРУСАЛИМ, ИЕРУСАЛИМ – СЛАДКАЯ МЕЧТА МОЯ!
Как долго я к тебе стремилась.
Апрель. Солнце печёт днём, нагревая камни. Рядом со мной резвятся две ящерки. Ветерок играет с дикими маками, гладя и перебирая их алые лепестки. Это ещё не утомительная жара, сжигающая все до камня. Это благодатное время цветения.
Вдыхаю ароматы и щурю глаза от солнечных лучей, и внутреннего покоя.
Южнее по склону Гефсиманского сада оливковая роща Пророков, где я и устроилась в блаженном созерцании. Прямо перед глазами огромная, сияющая сфера груди Золотого Купола. Она питает небесными потоками Камень основания на Храмовой горе. Место преткновения двух религий.
Но внимание и мысли устремлены на Царские Врата древней, как время, стены Старого города.
В эти врата входил царь Давид танцуя и играя на дудке от радости перед процессией с Ковчегом Завета. Тогда город назывался Ир Давид.
В эти Царские, Золотые врата въезжал, сидя на ослике, Иисус Христос.
Сейчас они заложены кладкой из камней, а перед ними кладбище.
Мир не хочет больше царей. Царь Мира, когда придёт судить живым и мертвым, встанет перед этими стенами.
Никто не хочет конца Света. Все просто хотят жить.
Но и со смертью шутки плохи, и состоятельный иудей завещает похоронить себя с правой стороны Елеонской горы. Самое дорогое кладбище с многомиллионной оплатой. Поскольку сказано, что с правой стороны от Мессии те, кому уготовлен Рай. Вера в право гарантированно первыми оказаться в Парадиз.
Sicher ist sicher (надёжней застраховаться на всякий случай!). Но и Мессия у всех разный.
На кладбище на Масляничной горе закапывают записки, собранные у Стены плача Ahnliches Foto
Избегая расхожих путей туристов, через эти «правосторонние» кладбища бегу дальше. Ноги в удобной обуви под черной длинной юбкой, вздымая вездесущую пыль, легко перебирают камни вниз по склону. Мне нравиться монотонность надгробий: старых - бежево - терракотовых плит ноздреватого песчаника, и новых-желтоватого прочного, "мраморизованного" известняка, на которых покоятся камушки посещений.
Знаю, что опять буду здесь одна. Но страха нет. Звучат цикады, вниз, к зеленой полоске Кедронского потока.
Аромат цветущих лимонных деревьев за высокими стенами домов схож будоражащему и обещающему запаху жасмина. Не перестаю удивляться одновременно плодам и цветам среди зелёного глянца листвы. И вспоминаю смоковницу не давшую по весне плодов.
Преодолев гул, пыль и опасность большой трассы поднимаюсь мимо церкви первомученика Стефана к Овчим воротам(они же Овечьи, или Львиные). Здесь стоит группа военных - африканцы с автоматами. Отмечаю про себя, что в прошлые годы это были молодые ребята и девушки, проходящие обязательную военную службу в армии Израиля. Они стояли на жаре в полном обмундирование, вызывая жалость, кожа и кости. Семь литров воды в день, чтобы не упасть в обморок от обезвоживания организма.
Bildergebnis fur армия Израель Bildergebnis fur маки солдат
Старый город полон преданий. Каждый камень под ногами может быть судьбоносным - а вдруг именно на него ступала нога Богочеловека?
Мерное покачивание проплывающих голов и тел - толпа туристов несет на себе все оттенки человеческих эмоций. Мало кто думает о том, что за две тысячи лет улицы старого города покрылись 20 метровым слоем разрушений. Это видно только на одной - через стекло под ногами.
Нельзя объять необъятное. Если вы здесь на несколько часов, вас протащат через другие человеческие потоки по Крестному пути до Церкви Воскресения. Причём группу с первого же взгляда можно поделить на «молитвенников» с длинными четками на левой руке, лицами вниз, и глазами в себя, и вращающих во все стороны головой любопытных путешественников.
Другое дело, если вы идете и беседуете с монахиней, которая здесь не первый десяток лет.
Удивительные истории льются как из рога изобилия.
Сказка, выдумка, быль?
Но их слова ложатся в тебя намертво, и спустя десятилетия я четко помню, что счастливые престарелые родители Иоаким и Анна жили недалеко от Овчих ворот, и сделали специально деревянный пол, вместо привычного каменного, для маленьких ножек Марии. Столь долгожданного ребёнка, которого четырех лет от роду отдали по обету в храм.
А в Овчую купель, за два тысячелетия до нас, раз в год спускался Ангел и шевелил воду, после чего люди в ней исцелялись от болезней. Но движение вод производилось ради ствола, лежащего под водой, сросшегося из трёх разных пород деревьев. Из него, по преданию, был сделан Крест, на котором распяли Иисуса Христа. А дерево, пропитанное водой, было тяжело, как железо. Сейчас мы видим на этом месте только пустые, метров по 6-8 в глубину каменные бассейны.
“Видите справа забетонированную площадку?”- Спрашивает меня монахиня, поправляя очки.
И впрямь удивительно. В старом городе, где дом налезает на дом - большая бетонная проплешина с лавкой и клумбой?
Далее мне передают историю о проклятии этого места. Кто бы здесь не строил дом, он всегда сгорал. Потому, что раньше тут жил Иуда.
Bildergebnis fur Иерусалим камень крестоносцы
Мы так же разговариваем о ценах на мед, который здесь очень ценится и в несколько раз дороже, чем в Европе. Моя спутница смотрит на цены фруктов и овощей. Качает головой. Я в уме перевожу шекели в доллары и евро. Подходит к концу длинный пост. В монастыре общежитие, и еду предлагают один раз в день после утренней службы. Остальное пропитание - дело самих монахинь и послушниц.
Слева и справа арабские лавки, на входе столы, заваленные сувенирами, картами, видами памятных мест. Внутри краски и искрометность восточного колорита. У торговцев вижу глаза психологов и философов. Они безошибочно сортируют толпу по нациям, достатку. Кому-то по-русски предлагают пройти во внутрь, посмотреть иконы и золотые украшения. Немцам суют в руки карты и открытки, разговаривая с ними исключительно по-английски. И о чем-то думают про себя. О безрассудности молодости? Но они понимают, все, что здесь происходит, это не по их воле, и давно с этим смирились.
Помню как раз бежала в полночь одна по этим улочкам, леденея от гулкого звука собственных шагов. Железные, массивные двери торговых лавок, как ворота больших гаражей с амбарными замками, редкие мигающие лампы, скользкие, мокрые камни мостовой и зловонный туман. Не страх крови и кривого кинжала, а вселенский ужас.
Сёстры монастыря собирались у кованых железных ворот в три человеческих роста высотой и все вместе толпой шли с молитвой на ночное Богослужение греков. Была ночь на Великий четверг Страстной Седмицы и всем хотелось подойти к Чаше в храме Воскресения. Он как раз на границе арабских и греческих кварталов. Я замешкалась и опоздала к сбору. И теперь чисто на одной вере летела одна вперёд.
Поворот налево, здесь начался путь Спасителя с Крестом.
Да куда же подевались с улиц все кошки и собаки?
Почти не дышу, ощупывая глазами темнейшие из тёмных углов.
Вот улица, с которой Богородица выбежала последний раз простится с сыном и от ее вопроса:
“На кого оставляешь меня, Чадо” - даже днём леденило кровь.
Не пропустить, под девяносто градусов на право. Здесь уже обычные дома, не так много торговых лавок. Удивляемся, как вода точит камень. А как он стирается и полируется людскими ладонями увидите именно здесь. Не менее впечатляет. Про камни под ногами я уже молчу. Дом Вероники, вынесшей Страдальцу полотенце и воду. Миг милосердия и сострадания.
Затеплилась надежда, что доберусь.
Ещё совсем немного вверх, там место, где читали Евангелие - не плачьте обо мне, а плачьте о себе и детях ваших. Именно эти слова выдала теперь память.
Вот уже храм Александра Невского и Миссия Зарубежной Церкви.
Почти что дома. Можно вздохнуть и выдохнуть.
Мягкий свет из раскрытых дверей храма и протяжные, еле слышные, песнопения в глубине. Аромат Камня Помазания. Говорят под утро он покрывается росой. А сейчас греческие паломники льют на него свои благовония из душистых трав, собирают их платками, утирают лица и складывают всё вместе с лепестками роз, купленными крестиками, свечами и сувенирами в специальные сумки.
Bildergebnis fur Иерусалим камень помазания
Каждый хочет унести с собой частичку благодати из этого места. Видимо поэтому собирают ее как пыль платками, проводя ими по витринам с мощами, колоннам, иконам, стенам, на которых каждый крестоносец, достигшей Святой Земли, выбил свой персональный маленький крестик. А может пора человечеству научиться собирать Благодать душой?
Так и хочется сказать: “Господи, какие людские потоки прошли во времени около этих стен? Кто мы и кто я в этом водовороте?".
Услужливые служители предлагают вам записать в толстую книгу для поминовения живых и умерших родственников. Но если вы не сделали пожертвования, со вздохом, глядя вам в спину, вычеркивают имена.
Поднимаюсь на Голгофу. Через день здесь за нас опять умрёт Богочеловек. Старенький священник из провинции с добрым морщинистым лицом будет безутешно рыдать: “Христос умер…”. Начнутся траурные процессии священнослужителей в чёрных, расшитых серебром облачениях. Произойдет стычка между армянами и греками за право восприятия субботнего Священного огня, и всё повториться вновь…
Рассвет красным полыхом играл на истертых до блеска камнях старых улиц. Я добавляла к ним свои шаги и думала:
“Иерусалим, Иерусалим, горькая моя мечта…”.
Автобусы по дороге нескончаемой вереницей.
Воды Иордана, однажды принявшие в себя Богочеловека, как повествует Библия, были освящены этим действом на все времена. Что чувствует современный человек, погружаясь в эти воды сегодня. Этим я могу с вами поделиться.
Первый раз посетив Святую землю в конце 20-го столетия, я остановилась в Спасо-Вознесенском монастыре на самой вершине Елеонской горы. Моей соседкой была сербка Миряна. В эти дни Белград подвергался бомбардировкам, и мы с ней бегали вниз к телефону-автомату недалеко от Гефсиманского сада, с которого Миряна пыталась дозвониться до мамы и брата, узнать, живы ли. Я как «молитвенное сопровождение» пыталась всеми силами души помочь ей в этом. И нам везло. Миряне было лет под 50, высокая, стройная женщина. По профессии юрист, но оставившая все, и приехавшая на Святую землю молиться о мире для своей многострадальной Сербии.
На Иордан мы попали в ту часть, куда привозят туристов. Там были большие супермаркеты с сувенирами, рубашками для погружения, оборудованными спусками. В общем, все цивильно. Было радостно, светло, солнечно. Вода довольно мутная, но в ней просматривались большие рыбы, которые близко подплывали к людям. Легкость, беспечность и беззлобность овладевают душой после погружения. Просто смотришь на мир улыбаясь. И всех любишь.
Через два года на Пасху я вновь была на Святой Земле. Тщетно искала Миряну. Мне рассказали, что она перешла послушницей в греческий монастырь. Более я ничего не смогла узнать.
Как-то игумен Андроник, из русской эмиграции, приехавший 16-летним послушником и проживший в монастырях более 30 лет, свободно говорил на английском, арабском, греческом и знавший многих священнослужителей других церквей, объявил нам сбор. После военных действий район Иордана во многих местах был закрыт. Неожиданно греческая церковь в Страстную Седмицу получила у властей разрешение побывать на месте Крещения, по приданию оригинальном. Ещё недавно там шли бои. И по Иордану теперь проходила граница.
Мы высадились из автобусов. Дул сильный ветер и при солнечной погоде все зябко кутались в ветровки. Путь неожиданно пролегал между двух рядов высокой колючей проволоки. Выглядело это примерно так, как в фильмах о лагерях. Нам объяснили, что справа и слева минные поля, а нам между ними идти вперед километра полтора. Людская река заструилась по этому узкому проходу. Мы в числе первых оказались на берегу у развалин бывших древних храмов.
Иордан был не широк, по памяти метров 10-15. У спуска стояли 6 арабских автоматчиков, не разрешая никому спускаться к реке. После переговоров сделали исключение некоторым паломникам, чтобы набрать себе и другим воды в бутылки. Я оказалась в их числе.
По колено в воде, под ногами скользкое дно, а с берега к тебе тянут руки и бутылки греческие бабушки. Работать приходилось споро.
Пришла крамольная мысль: "Может подскользнуться?" Так хочется окунуться с головой в эти воды, опять почувствовать пережитые ранее чувства.
И я подскользнулась. Вынырнув, увидела и услышала одного из автоматчиков, отчаянно двигавшего дулом автомата по направлению к берегу и что-то кричавшего на арабском. Слов не поняла, но нарушение было вполне обоснованное. Еще раз с сожалением опрокинулась на спину и собралась выходить.
И увидела о. Андроника в подряснике на лестнице, спускающегося к нам, чтобы погрузиться в воды реки. Он мне быстро перевел разговор между военными. Старший в группе призывал солдат восстановить порядок, а солдат, что махал автоматом, задал вопрос:
«Что, мне в нее стрелять?».
После того, как о. Андроник из разговоров уверился, что стрелять не будут, поспешил присоединиться. Быть на Иордане и не окунуться - как-то неправильно.
Через десять минут людской поток «смел» сдавший позиции отряд, и ринулся в Иордан по всему берегу. Когда я в очередной раз вынырнула из Иорданских вод, то увидела рядом с собой сияющее лицо Миряны. И поняла — здесь все подчинено высшей
воле и у каждого свой путь.
ИЕРУСАЛИМ, ИЕРУСАЛИМ – СЛАДКАЯ МЕЧТА МОЯ!
Как долго я к тебе стремилась.
Апрель. Солнце печёт днём, нагревая камни. Рядом со мной резвятся две ящерки. Ветерок играет с дикими маками, гладя и перебирая их алые лепестки. Это ещё не утомительная жара, сжигающая все до камня. Это благодатное время цветения.
Вдыхаю ароматы и щурю глаза от солнечных лучей, и внутреннего покоя.
Южнее по склону Гефсиманского сада оливковая роща Пророков, где я и устроилась в блаженном созерцании. Прямо перед глазами огромная, сияющая сфера груди Золотого Купола. Она питает небесными потоками Камень основания на Храмовой горе. Место преткновения двух религий.
Но внимание и мысли устремлены на Царские Врата древней, как время, стены Старого города.
В эти врата входил царь Давид танцуя и играя на дудке от радости перед процессией с Ковчегом Завета. Тогда город назывался Ир Давид.
В эти Царские, Золотые врата въезжал, сидя на ослике, Иисус Христос.
Сейчас они заложены кладкой из камней, а перед ними кладбище.
Мир не хочет больше царей. Царь Мира, когда придёт судить живым и мертвым, встанет перед этими стенами.
Никто не хочет конца Света. Все просто хотят жить.
Но и со смертью шутки плохи, и состоятельный иудей завещает похоронить себя с правой стороны Елеонской горы. Самое дорогое кладбище с многомиллионной оплатой. Поскольку сказано, что с правой стороны от Мессии те, кому уготовлен Рай. Вера в право гарантированно первыми оказаться в Парадиз.
Sicher ist sicher (надёжней застраховаться на всякий случай!). Но и Мессия у всех разный.
На кладбище на Масляничной горе закапывают записки, собранные у Стены плача Ahnliches Foto
Избегая расхожих путей туристов, через эти «правосторонние» кладбища бегу дальше. Ноги в удобной обуви под черной длинной юбкой, вздымая вездесущую пыль, легко перебирают камни вниз по склону. Мне нравиться монотонность надгробий: старых - бежево - терракотовых плит ноздреватого песчаника, и новых-желтоватого прочного, "мраморизованного" известняка, на которых покоятся камушки посещений.
Знаю, что опять буду здесь одна. Но страха нет. Звучат цикады, вниз, к зеленой полоске Кедронского потока.
Аромат цветущих лимонных деревьев за высокими стенами домов схож будоражащему и обещающему запаху жасмина. Не перестаю удивляться одновременно плодам и цветам среди зелёного глянца листвы. И вспоминаю смоковницу не давшую по весне плодов.
Преодолев гул, пыль и опасность большой трассы поднимаюсь мимо церкви первомученика Стефана к Овчим воротам(они же Овечьи, или Львиные). Здесь стоит группа военных - африканцы с автоматами. Отмечаю про себя, что в прошлые годы это были молодые ребята и девушки, проходящие обязательную военную службу в армии Израиля. Они стояли на жаре в полном обмундирование, вызывая жалость, кожа и кости. Семь литров воды в день, чтобы не упасть в обморок от обезвоживания организма.
Bildergebnis fur армия Израель Bildergebnis fur маки солдат
Старый город полон преданий. Каждый камень под ногами может быть судьбоносным - а вдруг именно на него ступала нога Богочеловека?
Мерное покачивание проплывающих голов и тел - толпа туристов несет на себе все оттенки человеческих эмоций. Мало кто думает о том, что за две тысячи лет улицы старого города покрылись 20 метровым слоем разрушений. Это видно только на одной - через стекло под ногами.
Нельзя объять необъятное. Если вы здесь на несколько часов, вас протащат через другие человеческие потоки по Крестному пути до Церкви Воскресения. Причём группу с первого же взгляда можно поделить на «молитвенников» с длинными четками на левой руке, лицами вниз, и глазами в себя, и вращающих во все стороны головой любопытных путешественников.
Другое дело, если вы идете и беседуете с монахиней, которая здесь не первый десяток лет.
Удивительные истории льются как из рога изобилия.
Сказка, выдумка, быль?
Но их слова ложатся в тебя намертво, и спустя десятилетия я четко помню, что счастливые престарелые родители Иоаким и Анна жили недалеко от Овчих ворот, и сделали специально деревянный пол, вместо привычного каменного, для маленьких ножек Марии. Столь долгожданного ребёнка, которого четырех лет от роду отдали по обету в храм.
А в Овчую купель, за два тысячелетия до нас, раз в год спускался Ангел и шевелил воду, после чего люди в ней исцелялись от болезней. Но движение вод производилось ради ствола, лежащего под водой, сросшегося из трёх разных пород деревьев. Из него, по преданию, был сделан Крест, на котором распяли Иисуса Христа. А дерево, пропитанное водой, было тяжело, как железо. Сейчас мы видим на этом месте только пустые, метров по 6-8 в глубину каменные бассейны.
“Видите справа забетонированную площадку?”- Спрашивает меня монахиня, поправляя очки.
И впрямь удивительно. В старом городе, где дом налезает на дом - большая бетонная проплешина с лавкой и клумбой?
Далее мне передают историю о проклятии этого места. Кто бы здесь не строил дом, он всегда сгорал. Потому, что раньше тут жил Иуда.
Bildergebnis fur Иерусалим камень крестоносцы
Мы так же разговариваем о ценах на мед, который здесь очень ценится и в несколько раз дороже, чем в Европе. Моя спутница смотрит на цены фруктов и овощей. Качает головой. Я в уме перевожу шекели в доллары и евро. Подходит к концу длинный пост. В монастыре общежитие, и еду предлагают один раз в день после утренней службы. Остальное пропитание - дело самих монахинь и послушниц.
Слева и справа арабские лавки, на входе столы, заваленные сувенирами, картами, видами памятных мест. Внутри краски и искрометность восточного колорита. У торговцев вижу глаза психологов и философов. Они безошибочно сортируют толпу по нациям, достатку. Кому-то по-русски предлагают пройти во внутрь, посмотреть иконы и золотые украшения. Немцам суют в руки карты и открытки, разговаривая с ними исключительно по-английски. И о чем-то думают про себя. О безрассудности молодости? Но они понимают, все, что здесь происходит, это не по их воле, и давно с этим смирились.
Помню как раз бежала в полночь одна по этим улочкам, леденея от гулкого звука собственных шагов. Железные, массивные двери торговых лавок, как ворота больших гаражей с амбарными замками, редкие мигающие лампы, скользкие, мокрые камни мостовой и зловонный туман. Не страх крови и кривого кинжала, а вселенский ужас.
Сёстры монастыря собирались у кованых железных ворот в три человеческих роста высотой и все вместе толпой шли с молитвой на ночное Богослужение греков. Была ночь на Великий четверг Страстной Седмицы и всем хотелось подойти к Чаше в храме Воскресения. Он как раз на границе арабских и греческих кварталов. Я замешкалась и опоздала к сбору. И теперь чисто на одной вере летела одна вперёд.
Поворот налево, здесь начался путь Спасителя с Крестом.
Да куда же подевались с улиц все кошки и собаки?
Почти не дышу, ощупывая глазами темнейшие из тёмных углов.
Вот улица, с которой Богородица выбежала последний раз простится с сыном и от ее вопроса:
“На кого оставляешь меня, Чадо” - даже днём леденило кровь.
Не пропустить, под девяносто градусов на право. Здесь уже обычные дома, не так много торговых лавок. Удивляемся, как вода точит камень. А как он стирается и полируется людскими ладонями увидите именно здесь. Не менее впечатляет. Про камни под ногами я уже молчу. Дом Вероники, вынесшей Страдальцу полотенце и воду. Миг милосердия и сострадания.
Затеплилась надежда, что доберусь.
Ещё совсем немного вверх, там место, где читали Евангелие - не плачьте обо мне, а плачьте о себе и детях ваших. Именно эти слова выдала теперь память.
Вот уже храм Александра Невского и Миссия Зарубежной Церкви.
Почти что дома. Можно вздохнуть и выдохнуть.
Мягкий свет из раскрытых дверей храма и протяжные, еле слышные, песнопения в глубине. Аромат Камня Помазания. Говорят под утро он покрывается росой. А сейчас греческие паломники льют на него свои благовония из душистых трав, собирают их платками, утирают лица и складывают всё вместе с лепестками роз, купленными крестиками, свечами и сувенирами в специальные сумки.
Bildergebnis fur Иерусалим камень помазания
Каждый хочет унести с собой частичку благодати из этого места. Видимо поэтому собирают ее как пыль платками, проводя ими по витринам с мощами, колоннам, иконам, стенам, на которых каждый крестоносец, достигшей Святой Земли, выбил свой персональный маленький крестик. А может пора человечеству научиться собирать Благодать душой?
Так и хочется сказать: “Господи, какие людские потоки прошли во времени около этих стен? Кто мы и кто я в этом водовороте?".
Услужливые служители предлагают вам записать в толстую книгу для поминовения живых и умерших родственников. Но если вы не сделали пожертвования, со вздохом, глядя вам в спину, вычеркивают имена.
Поднимаюсь на Голгофу. Через день здесь за нас опять умрёт Богочеловек. Старенький священник из провинции с добрым морщинистым лицом будет безутешно рыдать: “Христос умер…”. Начнутся траурные процессии священнослужителей в чёрных, расшитых серебром облачениях. Произойдет стычка между армянами и греками за право восприятия субботнего Священного огня, и всё повториться вновь…
Рассвет красным полыхом играл на истертых до блеска камнях старых улиц. Я добавляла к ним свои шаги и думала:
“Иерусалим, Иерусалим, горькая моя мечта…”.
