Аннотация к эпизоду
Некоторые ночные гости бывают пугающими, иные сулят спокойствие и интересные разговоры.Некоторые личности никогда не затеряются в песках времён, ведь они — часть Истории.
Каталина
Я проснулась от настойчивого стука. К счастью, на этот раз в дверь, а не в окно. Служанка всё так же спала, сладко посапывая, на сундуке, за окном — хоть глаз выколи. Набежали облака и скрыли луну, не видно ни зги. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что ведь была когда-то Богиня Луны… и она как-то была связана с Богом Смерти… а нежить — это его вотчина.
Привычно создав шарик света, я накинула халат, нащупала ступнями тапочки и открыла дверь, чтобы тут же отшатнуться.
На пороге стояла высокая статная женщина. Ну как стояла, парила сантиметрах в десяти над полом, как это любят делать всамделишные призраки.
С её мощной комплекцией незнакомку можно было смело записывать в рыцари. Не каждый может похвастаться ростом под два метра, широкими сильными плечами и при этом невероятной грацией. Лёгкое сияние создавало вокруг женщины невероятный ореол какого-то чуда.
На ней было простое приталенное платье едва-едва персикового цвета, почти белое. На нём отчётливо выделялся тёмный пояс с массивной круглой пряжкой. Юбка чуть расходилась от талии. Никакого кринолина не было, да и зачем? Бёдра у незнакомки были хоть куда, она и так выглядела внушительно. Прямоугольный вырез платья украшало изящное жемчужное ожерелье, приковывавшее внимание к внушительной груди. Рукава у платья были короткие, всего с ладонь, что компенсировали длинные митенки от запястья и до середины плеча.
В руках она держала внушительного вида зонтик-трость почти метр в длину, не считая классической загнутой рукояти, выточенной из дерева насыщенного тёмного цвета, даром что едва-едва просвечивающего. Судя по всему, цвет купола зонта был нежно-розовым, по крайней мере, именно таким он был по краю, расшитому нежным кружевом. Но в сложенном состоянии зонт казался алым.
— Лина? — удивлённо спросила женщина и, не дожидаясь приглашения, вошла в комнату, чуть пригнувшись, чтобы не удариться макушкой о дверной косяк. — Ты вернулась? Опять? А чего ко мне не зашла?
Этот вопрос прозвучал так естественно, как будто я отъезжала в соседнее баронство и вот приехала домой, а незнакомка была моей давней подружкой, ожидавшей возвращения. Я удивлённо смотрела на гостью. Та казалась смутно знакомой, но где мы встречались, я припомнить не могла.
— Я Патриция, — с улыбкой помогла мне вспомнить женщина, усаживаясь на постель и поглядывая на пирог.
— Вы?..
— Твоя пра-пра-пра и ещё сколько-то там раз пра бабушка, — охотно пояснила женщина. — Неужели ты меня совершенно не помнишь? — спросила Патриция, удивлённо хлопая глазами и глядя на меня.
Весь её вид выражал оскорблённую невинность. Мол, как так — её и не помнят? Немыслимо! Я невольно отступила на полшага и замотала головой из стороны в сторону.
— Н-нет… Я и бабушку-то не помню.
— Присядь, присядь, — велела Патриция, похлопав по кровати рядом с собой. — Мой бюст венчает фамильную галерею на цокольном этаже в правом крыле. Помнится, твой отец приводил тебя туда каждый год на День Памяти.
— Ты… Вы… Вы Патриция Натберри, первая нашего рода! — выпалила я, припомнив мрачное подземелье.
Лучше бы не припоминала. Ненужные воспоминания снова пролились на меня ушатом холодной воды. Ристан каждый год таскал под землю в день памяти. Казалось, глава рода и сам не понимал, зачем это делает. Просто исполнял какой-то ритуал, заложенный давным-давно, не особенно задумываясь о том, зачем он нужен.
— Да, моя дорогая, да, — дружелюбно произнесла она, с теплотой поглядывая на меня.
Я медленно кивнула, не понимая толком, что происходит.
— И вот ты снова среди живых, — с дружелюбной улыбкой произнесла Патриция Натберри.
Её голос звучал воодушевляюще, насколько мог звучать гулкий грудной женский голос, откликающийся призрачным эхом, но не оставляющий настоящего.
— И меня это совсем не радует, — буркнула в ответ.
— А отчего же? — с некоторой обеспокоенностью спросила она.
Я бросила косой взгляд на Патрицию, а потом махнула рукой. Хуже уже не будет. Это не мой мир. Не важно, что и кому я скажу. Это ни на что не повлияет— раз, два — отсюда надо бежать.
— Я тут лишняя. Нелюбимая. Самая последняя, забытая и ненужная. Верните мою душу туда, откуда взяли. У меня там мамочка, папочка, шесть сестёр и брат. И место в мире. Что меня ждёт здесь? Замуж выдадут и всё? А там… — Я сжала кулачки, силясь не расплакаться. — Хочу домой!
— Что же это такое странное тебе пригрезилось в мире мёртвых, дорогая?
— И вы туда же. Не пригрезилось! Не пригрезилось! — выкрикнула я, недовольно топнув ножкой.
Потом покосилась на служанку, но та продолжала спать как ни в чём ни бывало.
— Можете думать что хотите. Но не будет пустышка после воскрешения вторым кругом заклинаний баловаться. Я этому научилась там, дома! И я должна вернуться туда во что бы то ни стало. Не для того в меня вложили столько сил, чтобы я здесь штаны просиживала и в свиноматку играла!
Внутри всё сжалось в болезненный комок. И я не знала, от чего мне хуже: от того, что никто не верит, от того, что в том, другом, мире было лучше, или от того, что ей противен воздух этого.
— Так радуйся же, дорогая моя, что после возрождения в тебе открылся до того скрытый потенциал. Я понимаю, быть поздним ребёнком довольно сложно. Но сейчас у тебя появился второй шанс. Прожить эту жизнь совсем не так, как сулило тебе прошлое. Теперь всё будет по-другому.
Я фыркнула. Да. Магическая сила утекала. Как там было написано в Кодексе? Чем больше порядковый номер дитятки, тем меньше шансов, что у неё будут хоть какие-то таланты. Но это не повод не любить своего ребёнка. Или Ристан и Герда Натберри рожали великого огненного мага, а из четырёх таким удался всего один, и тот из семьи сбежал, и это повод срываться на беззащитном? Я не понимала.
— О! Точно! Надо найти яду… или нож поострее. И объяснить местному Богу Смерти, что мне здесь не место. Он же… он же вернёт меня домой, да? Ну… за какую-нибудь оплату. Там заплатят! Обязательно заплатят! — залопотала я, стараясь переключиться с совсем уж невесёлых мыслей.
— Постой, — отметила Патриция. — Да с чего ж ты взяла, что в мире мёртвых тебя кто-то станет слушать?
— Ну если тут не слушают и там не слушают, то какая разница? Где мой яд? — решительно спросила я.
Внутри всё похолодело. Это на словах легко быть такой смелой. Что-то подсказывало, что, принеси кто-то чашу с отравой, не выпью.
— А если и там, и там не слушают, то куда ж ты спешишь? — поинтересовалась Патриция в ответ, ласково прищурившись.
— Домой. Туда, где меня слушают.
— Так как же ты туда попадёшь? Давай-ка мы сейчас допустим, что тебе это не приснилось. Как. Ты. Туда. Попадёшь?
— Не знаю… Но если я туда не попаду, то вам всем тут через годика два будет невесело. Потому что явится мамка и меня заберёт. А если вы мне поломаете кукушечку, то будет больно. Мамка у меня волшебница, владеющая заклинаниями четвёртого… а к тому времени уже и пятым кругом, наверное, будет владеть!
— Ну, пятым кругом меня не удивить, — отметила Патриция. — А… как же она тебя заберёт, если, допустим, придёт за тобой, а ты уже умрёшь?
— Заберёт кости и дома воскресит.
— А ты, верно, думаешь, Бог Смерти тебя снова так запросто отпустит.
— У меня бабушка, прабабушка — местная богиня смерти… у мамы подруга — тамошняя богиня смерти. Заберут. Я там нужна. Придут и заберут! — я стукнула кулачком по постели.
— И как их зовут?
— Имя бабушки нельзя поминать. Оно стёрто из многих миров для того, чтобы одна гадость не могла в мире воплотиться. А подруга семьи — госпожа Ровейна Тщеушт.
— Никогда о такой не слышала. Дорогая моя, давай мы сейчас подумаем вместе. — Патриция распахнула зонтик и поставила его над нами. — Если твоя знакомая и впрямь Богиня Смерти вашего мира, то ни единая душа вот так вот запросто не может его покинуть. И если ты там была, а потом раз — и пропала, то это, верно, произошло с её дозволения и с ведома Владыки Подземного Мира. И ежели ему твоё воскрешение здесь угодно...
Я мысленно заскрипела зубами. Госпожа Ровейна на самом деле была Богиней Смерти. Одной из многих божеств смерти того мира. Просто рядом с местным Богом Смерти она существо маленькое и незначительное.
— То пусть возвращает меня домой. Я против того, чтобы жить в этом отсталом мире, в котором даже электричества в домах нет.
Патриция тяжело вздохнула.
— Дорогая, твои желания да ежели в уши богу и войдут, так всё же вряд ли будут им приняты как инструкция к действию.
— Тогда если ему плевать на мои желания, то и мне на его плевать. Пойду зарежусь. Пусть развлекается.
— То есть ты отправишься к нему, верно?
— И устрою скандал. Именно так, — кивнула я.
— И что дальше? — рассудительно спросила Патриция.
— Буду надоедать до тех пор, пока он с этим что-нибудь не сделает.
— А если не сделает?
— У души есть вечность. А к тому времени сюда докопается Тэруко, заберёт мои косточки, воскресит и уведёт домой. Всё же просто.
— Ну если ты будешь надоедать Богу Смерти, да и даже если ты просто обидишь его сейчас своей дерзкой выходкой, то он может не отдать твою душу Тэруко, — рассудительно проговорила Патриция.
— Правильно. За душой придёт Ровейна.
— Так и Ровейне он может не отдать. Может быть, отдаст, а может быть, и нет. И если нет, то что будет дальше? Что ты будешь делать?
— Превращу его жизнь в ад.
— Ты думаешь, получится? В этом мире было много людей, которым было за что проклинать Бога Смерти, ненавидеть его всей душой и быть готовыми отдать вечность за то, чтобы отомстить ему. Так работает смерть. Она забирает самое дорогое. Все, кого ты любишь, когда-нибудь умрут. И тебе остаётся лишь молиться, что тебе повезёт умереть раньше, чем они.
— Ага. Поэтому мне надо вернуться домой. Патриция… если я не вернусь, то там целый мир умрёт. Я должна быть дома и готовиться к войне. Если я, конечно, не хочу потерять всё, что мне дорого.
— Тс-с-с. — Патриция наклонилась ко мне, практически заглядывая ей в глаза. — Дорогая моя, ты знаешь, что есть такая опасность. Допустим, я тоже знаю, что есть такая опасность. И что дальше? Кого мы сможем убедить в этом? Кто нам поверит? Кто станет действовать исходя из этой убеждённости? Ты не можешь просто прийти и сказать: “Вы должны понять”. Боги сами решают, что они должны, а что нет. Им виднее. А того, кто дерзко требует от них чего-то, скорее всего не станут и слушать.
— Дерьмо, — ругнулась я. — Как же я их всех ненавижу. Чёртов Ристан, проклятая Герда и долбанутая Миранда! Как мне было хорошо без вас эти полгода!
— Не волнуйся, дорогая, — призрачным касанием Патриция погладила меня по спине.
Это вызывало странный бодрящий холодок, но следом за ним разливалось мягкое тепло.
— Сдохните, сдохните, сдохните за всё то, что вы сделали! Убью… во сне прирежу… сволочи! Вы мне два раза жизнь поломали!
— Милая, ты сейчас в смертном шоке. Такое бывает вскоре после возвращения к жизни. Это то, что нужно просто перетерпеть. Как юношеские прыщи или ломающийся голос. Это пройдёт.
— Я не умирала. Я была живая. И меня зачем-то выдернули из моего прекрасного тела в эту немочь. И ярость, и ненависть не пройдёт. Я ему отомщу… например… сделаю так, что любой алкоголь будет для него конской мочой.
— Ну, ну… дорогая, такую малость я не могу тебе запретить. — Патриция слегка погладила меня по голове.
Я дёрнулась от этого электризующего прикосновения, заставляющего волосы топорщиться, и зябко поёжилась.
— Не надо перемешивать мне мозги, пожалуйста, — попросила я. — Как же я их ненавижу-у. Самое поганое, что эта лисица, попавшая в капкан, даже ногу себе отгрызть не может. Бес-по-лез-но, — произнесла я по слогам.
Патриция пока что молча сидела, ничего не говоря, просто озаряя комнату своим присутствием.
— Вот на кой я ему понадобилась? Совесть замучила? Патриция, он ваш внук. Вы должны знать.
— Ой, дорогая моя, то, что он мой внук, ещё не значит, что он мне рассказывает всё.
— Судя по тому, — я прищурилась, — что вы появились здесь в час беды, вы за нами присматриваете. А эта пьянь любит говорить сама с собой в алкогольном угаре.
— Ты же не будешь всерьёз допускать мысль, что он действительно осознал свои ошибки и хочет их исправить?
— Нет. Поэтому тут другой мотив. Он опять хочет меня использовать. Сволочь.
Патриция покачала головой.
— Ну… тогда у меня нет для тебя ответа.
— Очень жаль. Нет. Действительно жаль.
— Драгоценная, я не появляюсь в этом мире просто потому что мне так захотелось. Даже мой сегодняшний визит во многом связан с мощными некротическими энергиями, блуждающими вокруг тебя.
— Это из-за воскрешения? — уточнила я.
— М-м, не только. Кажется, здесь есть что-то угрожающее поблизости от тебя. Ты ничего странного не замечала?
— Меня только что чуть не задушил неживой младенец.
— Ну вот, например, — рассудительно заметила Патриция. — Очень похоже на то, что в таком случае должно ощущаться по твоей ауре. Однако… это поэтому эта девушка здесь спит?
— Да. Пришла посидеть со мной.
— Ах, Лина, ты позволяешь простолюдинам безответственно относиться к своему долгу.
— Я дитя мира, в котором титулы значат так мало, что ими можно пренебречь. Не важно, какая кровь. Надо относиться ко всем с уважением.
Патриция с улыбкой кивнула.
— Да. Там, после смерти, всё это теряет значение. Да и, в конце концов, не наш ли дворянский долг заботиться о простых людях? Ну сама посуди, что сделает простая крестьянка, чего не смогла сделать магиня со вторым кругом? — Патриция заглянула мне в лицо и произнесла: — Не бойся. Я побуду с тобой этой ночью. Ничего не случится.
— Она может приготовить еду и заработать на жизнь.
— Мы с тобой отлично знаем, какое это имеет значение в сравнении с магией второго круга, — протянула Патриция. — Ну, хватит страданий, Лина. Иначе ты не выспишься этой ночью.
— Прекрасно. Досплю в карете. Не буду видеть эту упитую морду.
— Давай, ложись, — строго проговорила она мне.
— Не хочу. Опять будут мерещиться бестолковые женихи от Герды.
— Они только кажутся тебе бестолковыми, дорогая. Иные мужчины полны обаяния. Ты только встретишься с ними, и вот уже сама не своя.
— Уважаемая бабушка… и что мне с ними делать? Детей им рожать? Ага, бегу и сапожки теряю. Не горю желанием продолжать свой род.
— Ах. Ну перво-наперво дать волю своим чувствам и купаться в мимолётном счастье влюблённости. А после сердце подскажет.
— Кому из них первому вырвать сердце? — уточнила я. — Они же будут страдать. Я могу быть очарованием. Но замуж не пойду.
— Твоё сердце, моя дорогая. Слушай своё сердце.
— Моё сердце говорит мне: “Возьми нож и прирежь Ристана”. Точно надо слушать?
— Я говорю о том, что говорит тебе сердце, когда ты влюблена. Ты ведь была влюблена, моя дорогая? — спросила Патриция, всем своим видом намекая, что ответ на этот вопрос очевидно “да”.
— В книги. Хочу напомнить, что меня заморили голодом, что спровоцировало ослабленный иммунитет, множество болезней, и меня держали дома.
— Странно. Я в твоём возрасте влюблялась четырежды. Но не волнуйся, моя дорогая. Теперь, когда твоё тело исцелено божественной магией, всё снова будет в порядке.
— Ага. Только единственный достойный меня уже у Миранды. Остальные мне не ровня, — строго заметила я.
***
Каталина
Я проснулась от настойчивого стука. К счастью, на этот раз в дверь, а не в окно. Служанка всё так же спала, сладко посапывая, на сундуке, за окном — хоть глаз выколи. Набежали облака и скрыли луну, не видно ни зги. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что ведь была когда-то Богиня Луны… и она как-то была связана с Богом Смерти… а нежить — это его вотчина.
Привычно создав шарик света, я накинула халат, нащупала ступнями тапочки и открыла дверь, чтобы тут же отшатнуться.
На пороге стояла высокая статная женщина. Ну как стояла, парила сантиметрах в десяти над полом, как это любят делать всамделишные призраки.
С её мощной комплекцией незнакомку можно было смело записывать в рыцари. Не каждый может похвастаться ростом под два метра, широкими сильными плечами и при этом невероятной грацией. Лёгкое сияние создавало вокруг женщины невероятный ореол какого-то чуда.
На ней было простое приталенное платье едва-едва персикового цвета, почти белое. На нём отчётливо выделялся тёмный пояс с массивной круглой пряжкой. Юбка чуть расходилась от талии. Никакого кринолина не было, да и зачем? Бёдра у незнакомки были хоть куда, она и так выглядела внушительно. Прямоугольный вырез платья украшало изящное жемчужное ожерелье, приковывавшее внимание к внушительной груди. Рукава у платья были короткие, всего с ладонь, что компенсировали длинные митенки от запястья и до середины плеча.
В руках она держала внушительного вида зонтик-трость почти метр в длину, не считая классической загнутой рукояти, выточенной из дерева насыщенного тёмного цвета, даром что едва-едва просвечивающего. Судя по всему, цвет купола зонта был нежно-розовым, по крайней мере, именно таким он был по краю, расшитому нежным кружевом. Но в сложенном состоянии зонт казался алым.
— Лина? — удивлённо спросила женщина и, не дожидаясь приглашения, вошла в комнату, чуть пригнувшись, чтобы не удариться макушкой о дверной косяк. — Ты вернулась? Опять? А чего ко мне не зашла?
Этот вопрос прозвучал так естественно, как будто я отъезжала в соседнее баронство и вот приехала домой, а незнакомка была моей давней подружкой, ожидавшей возвращения. Я удивлённо смотрела на гостью. Та казалась смутно знакомой, но где мы встречались, я припомнить не могла.
— Я Патриция, — с улыбкой помогла мне вспомнить женщина, усаживаясь на постель и поглядывая на пирог.
— Вы?..
— Твоя пра-пра-пра и ещё сколько-то там раз пра бабушка, — охотно пояснила женщина. — Неужели ты меня совершенно не помнишь? — спросила Патриция, удивлённо хлопая глазами и глядя на меня.
Весь её вид выражал оскорблённую невинность. Мол, как так — её и не помнят? Немыслимо! Я невольно отступила на полшага и замотала головой из стороны в сторону.
— Н-нет… Я и бабушку-то не помню.
— Присядь, присядь, — велела Патриция, похлопав по кровати рядом с собой. — Мой бюст венчает фамильную галерею на цокольном этаже в правом крыле. Помнится, твой отец приводил тебя туда каждый год на День Памяти.
— Ты… Вы… Вы Патриция Натберри, первая нашего рода! — выпалила я, припомнив мрачное подземелье.
Лучше бы не припоминала. Ненужные воспоминания снова пролились на меня ушатом холодной воды. Ристан каждый год таскал под землю в день памяти. Казалось, глава рода и сам не понимал, зачем это делает. Просто исполнял какой-то ритуал, заложенный давным-давно, не особенно задумываясь о том, зачем он нужен.
— Да, моя дорогая, да, — дружелюбно произнесла она, с теплотой поглядывая на меня.
Я медленно кивнула, не понимая толком, что происходит.
— И вот ты снова среди живых, — с дружелюбной улыбкой произнесла Патриция Натберри.
Её голос звучал воодушевляюще, насколько мог звучать гулкий грудной женский голос, откликающийся призрачным эхом, но не оставляющий настоящего.
— И меня это совсем не радует, — буркнула в ответ.
— А отчего же? — с некоторой обеспокоенностью спросила она.
Я бросила косой взгляд на Патрицию, а потом махнула рукой. Хуже уже не будет. Это не мой мир. Не важно, что и кому я скажу. Это ни на что не повлияет— раз, два — отсюда надо бежать.
— Я тут лишняя. Нелюбимая. Самая последняя, забытая и ненужная. Верните мою душу туда, откуда взяли. У меня там мамочка, папочка, шесть сестёр и брат. И место в мире. Что меня ждёт здесь? Замуж выдадут и всё? А там… — Я сжала кулачки, силясь не расплакаться. — Хочу домой!
— Что же это такое странное тебе пригрезилось в мире мёртвых, дорогая?
— И вы туда же. Не пригрезилось! Не пригрезилось! — выкрикнула я, недовольно топнув ножкой.
Потом покосилась на служанку, но та продолжала спать как ни в чём ни бывало.
— Можете думать что хотите. Но не будет пустышка после воскрешения вторым кругом заклинаний баловаться. Я этому научилась там, дома! И я должна вернуться туда во что бы то ни стало. Не для того в меня вложили столько сил, чтобы я здесь штаны просиживала и в свиноматку играла!
Внутри всё сжалось в болезненный комок. И я не знала, от чего мне хуже: от того, что никто не верит, от того, что в том, другом, мире было лучше, или от того, что ей противен воздух этого.
— Так радуйся же, дорогая моя, что после возрождения в тебе открылся до того скрытый потенциал. Я понимаю, быть поздним ребёнком довольно сложно. Но сейчас у тебя появился второй шанс. Прожить эту жизнь совсем не так, как сулило тебе прошлое. Теперь всё будет по-другому.
ПРОДА 13.11
Я фыркнула. Да. Магическая сила утекала. Как там было написано в Кодексе? Чем больше порядковый номер дитятки, тем меньше шансов, что у неё будут хоть какие-то таланты. Но это не повод не любить своего ребёнка. Или Ристан и Герда Натберри рожали великого огненного мага, а из четырёх таким удался всего один, и тот из семьи сбежал, и это повод срываться на беззащитном? Я не понимала.
— О! Точно! Надо найти яду… или нож поострее. И объяснить местному Богу Смерти, что мне здесь не место. Он же… он же вернёт меня домой, да? Ну… за какую-нибудь оплату. Там заплатят! Обязательно заплатят! — залопотала я, стараясь переключиться с совсем уж невесёлых мыслей.
— Постой, — отметила Патриция. — Да с чего ж ты взяла, что в мире мёртвых тебя кто-то станет слушать?
— Ну если тут не слушают и там не слушают, то какая разница? Где мой яд? — решительно спросила я.
Внутри всё похолодело. Это на словах легко быть такой смелой. Что-то подсказывало, что, принеси кто-то чашу с отравой, не выпью.
— А если и там, и там не слушают, то куда ж ты спешишь? — поинтересовалась Патриция в ответ, ласково прищурившись.
— Домой. Туда, где меня слушают.
— Так как же ты туда попадёшь? Давай-ка мы сейчас допустим, что тебе это не приснилось. Как. Ты. Туда. Попадёшь?
— Не знаю… Но если я туда не попаду, то вам всем тут через годика два будет невесело. Потому что явится мамка и меня заберёт. А если вы мне поломаете кукушечку, то будет больно. Мамка у меня волшебница, владеющая заклинаниями четвёртого… а к тому времени уже и пятым кругом, наверное, будет владеть!
— Ну, пятым кругом меня не удивить, — отметила Патриция. — А… как же она тебя заберёт, если, допустим, придёт за тобой, а ты уже умрёшь?
— Заберёт кости и дома воскресит.
— А ты, верно, думаешь, Бог Смерти тебя снова так запросто отпустит.
— У меня бабушка, прабабушка — местная богиня смерти… у мамы подруга — тамошняя богиня смерти. Заберут. Я там нужна. Придут и заберут! — я стукнула кулачком по постели.
— И как их зовут?
— Имя бабушки нельзя поминать. Оно стёрто из многих миров для того, чтобы одна гадость не могла в мире воплотиться. А подруга семьи — госпожа Ровейна Тщеушт.
— Никогда о такой не слышала. Дорогая моя, давай мы сейчас подумаем вместе. — Патриция распахнула зонтик и поставила его над нами. — Если твоя знакомая и впрямь Богиня Смерти вашего мира, то ни единая душа вот так вот запросто не может его покинуть. И если ты там была, а потом раз — и пропала, то это, верно, произошло с её дозволения и с ведома Владыки Подземного Мира. И ежели ему твоё воскрешение здесь угодно...
Я мысленно заскрипела зубами. Госпожа Ровейна на самом деле была Богиней Смерти. Одной из многих божеств смерти того мира. Просто рядом с местным Богом Смерти она существо маленькое и незначительное.
— То пусть возвращает меня домой. Я против того, чтобы жить в этом отсталом мире, в котором даже электричества в домах нет.
Патриция тяжело вздохнула.
— Дорогая, твои желания да ежели в уши богу и войдут, так всё же вряд ли будут им приняты как инструкция к действию.
— Тогда если ему плевать на мои желания, то и мне на его плевать. Пойду зарежусь. Пусть развлекается.
— То есть ты отправишься к нему, верно?
— И устрою скандал. Именно так, — кивнула я.
— И что дальше? — рассудительно спросила Патриция.
— Буду надоедать до тех пор, пока он с этим что-нибудь не сделает.
— А если не сделает?
— У души есть вечность. А к тому времени сюда докопается Тэруко, заберёт мои косточки, воскресит и уведёт домой. Всё же просто.
— Ну если ты будешь надоедать Богу Смерти, да и даже если ты просто обидишь его сейчас своей дерзкой выходкой, то он может не отдать твою душу Тэруко, — рассудительно проговорила Патриция.
— Правильно. За душой придёт Ровейна.
— Так и Ровейне он может не отдать. Может быть, отдаст, а может быть, и нет. И если нет, то что будет дальше? Что ты будешь делать?
— Превращу его жизнь в ад.
— Ты думаешь, получится? В этом мире было много людей, которым было за что проклинать Бога Смерти, ненавидеть его всей душой и быть готовыми отдать вечность за то, чтобы отомстить ему. Так работает смерть. Она забирает самое дорогое. Все, кого ты любишь, когда-нибудь умрут. И тебе остаётся лишь молиться, что тебе повезёт умереть раньше, чем они.
— Ага. Поэтому мне надо вернуться домой. Патриция… если я не вернусь, то там целый мир умрёт. Я должна быть дома и готовиться к войне. Если я, конечно, не хочу потерять всё, что мне дорого.
— Тс-с-с. — Патриция наклонилась ко мне, практически заглядывая ей в глаза. — Дорогая моя, ты знаешь, что есть такая опасность. Допустим, я тоже знаю, что есть такая опасность. И что дальше? Кого мы сможем убедить в этом? Кто нам поверит? Кто станет действовать исходя из этой убеждённости? Ты не можешь просто прийти и сказать: “Вы должны понять”. Боги сами решают, что они должны, а что нет. Им виднее. А того, кто дерзко требует от них чего-то, скорее всего не станут и слушать.
— Дерьмо, — ругнулась я. — Как же я их всех ненавижу. Чёртов Ристан, проклятая Герда и долбанутая Миранда! Как мне было хорошо без вас эти полгода!
— Не волнуйся, дорогая, — призрачным касанием Патриция погладила меня по спине.
Это вызывало странный бодрящий холодок, но следом за ним разливалось мягкое тепло.
— Сдохните, сдохните, сдохните за всё то, что вы сделали! Убью… во сне прирежу… сволочи! Вы мне два раза жизнь поломали!
— Милая, ты сейчас в смертном шоке. Такое бывает вскоре после возвращения к жизни. Это то, что нужно просто перетерпеть. Как юношеские прыщи или ломающийся голос. Это пройдёт.
— Я не умирала. Я была живая. И меня зачем-то выдернули из моего прекрасного тела в эту немочь. И ярость, и ненависть не пройдёт. Я ему отомщу… например… сделаю так, что любой алкоголь будет для него конской мочой.
— Ну, ну… дорогая, такую малость я не могу тебе запретить. — Патриция слегка погладила меня по голове.
Я дёрнулась от этого электризующего прикосновения, заставляющего волосы топорщиться, и зябко поёжилась.
— Не надо перемешивать мне мозги, пожалуйста, — попросила я. — Как же я их ненавижу-у. Самое поганое, что эта лисица, попавшая в капкан, даже ногу себе отгрызть не может. Бес-по-лез-но, — произнесла я по слогам.
Патриция пока что молча сидела, ничего не говоря, просто озаряя комнату своим присутствием.
— Вот на кой я ему понадобилась? Совесть замучила? Патриция, он ваш внук. Вы должны знать.
— Ой, дорогая моя, то, что он мой внук, ещё не значит, что он мне рассказывает всё.
— Судя по тому, — я прищурилась, — что вы появились здесь в час беды, вы за нами присматриваете. А эта пьянь любит говорить сама с собой в алкогольном угаре.
— Ты же не будешь всерьёз допускать мысль, что он действительно осознал свои ошибки и хочет их исправить?
— Нет. Поэтому тут другой мотив. Он опять хочет меня использовать. Сволочь.
Патриция покачала головой.
— Ну… тогда у меня нет для тебя ответа.
— Очень жаль. Нет. Действительно жаль.
— Драгоценная, я не появляюсь в этом мире просто потому что мне так захотелось. Даже мой сегодняшний визит во многом связан с мощными некротическими энергиями, блуждающими вокруг тебя.
— Это из-за воскрешения? — уточнила я.
— М-м, не только. Кажется, здесь есть что-то угрожающее поблизости от тебя. Ты ничего странного не замечала?
— Меня только что чуть не задушил неживой младенец.
— Ну вот, например, — рассудительно заметила Патриция. — Очень похоже на то, что в таком случае должно ощущаться по твоей ауре. Однако… это поэтому эта девушка здесь спит?
— Да. Пришла посидеть со мной.
— Ах, Лина, ты позволяешь простолюдинам безответственно относиться к своему долгу.
— Я дитя мира, в котором титулы значат так мало, что ими можно пренебречь. Не важно, какая кровь. Надо относиться ко всем с уважением.
Патриция с улыбкой кивнула.
— Да. Там, после смерти, всё это теряет значение. Да и, в конце концов, не наш ли дворянский долг заботиться о простых людях? Ну сама посуди, что сделает простая крестьянка, чего не смогла сделать магиня со вторым кругом? — Патриция заглянула мне в лицо и произнесла: — Не бойся. Я побуду с тобой этой ночью. Ничего не случится.
— Она может приготовить еду и заработать на жизнь.
— Мы с тобой отлично знаем, какое это имеет значение в сравнении с магией второго круга, — протянула Патриция. — Ну, хватит страданий, Лина. Иначе ты не выспишься этой ночью.
— Прекрасно. Досплю в карете. Не буду видеть эту упитую морду.
— Давай, ложись, — строго проговорила она мне.
— Не хочу. Опять будут мерещиться бестолковые женихи от Герды.
— Они только кажутся тебе бестолковыми, дорогая. Иные мужчины полны обаяния. Ты только встретишься с ними, и вот уже сама не своя.
— Уважаемая бабушка… и что мне с ними делать? Детей им рожать? Ага, бегу и сапожки теряю. Не горю желанием продолжать свой род.
— Ах. Ну перво-наперво дать волю своим чувствам и купаться в мимолётном счастье влюблённости. А после сердце подскажет.
— Кому из них первому вырвать сердце? — уточнила я. — Они же будут страдать. Я могу быть очарованием. Но замуж не пойду.
— Твоё сердце, моя дорогая. Слушай своё сердце.
— Моё сердце говорит мне: “Возьми нож и прирежь Ристана”. Точно надо слушать?
ПРОДА 15.11
— Я говорю о том, что говорит тебе сердце, когда ты влюблена. Ты ведь была влюблена, моя дорогая? — спросила Патриция, всем своим видом намекая, что ответ на этот вопрос очевидно “да”.
— В книги. Хочу напомнить, что меня заморили голодом, что спровоцировало ослабленный иммунитет, множество болезней, и меня держали дома.
— Странно. Я в твоём возрасте влюблялась четырежды. Но не волнуйся, моя дорогая. Теперь, когда твоё тело исцелено божественной магией, всё снова будет в порядке.
— Ага. Только единственный достойный меня уже у Миранды. Остальные мне не ровня, — строго заметила я.
