— Аленушка, а что там, за лесом?
Она поправляет платок и терпеливо отвечает:
— Дед Ерофей говорит, что чужеземное королевство.
— Тридесятое?
— Может, и тридесятое.
Иванушка весело скачет вокруг, не замечая, как тоскливо смотрит на него сестра.
— А я встречу там принцессу? А ты принца?
— Все может быть, — говорит она.
Если дойдут.
Багровый диск солнца клонится к закату, небо из бурого становится почти черным, и тропинку уже почти не видно. До развалин они добраться уже не успеют, придется остановиться тут.
Аленушка устало опускает мешок на землю.
— Иванушка, скоро ночь, заночуем на этой полянке. Только не убегай далеко. Я сейчас ужин приготовлю.
Он тоже бросает вещи на землю, да так, что от грохота земля содрогается, и начинает радостно носиться по кустам. Только треск стоит. Как бы не привлек чье-нибудь внимание… хотя чье? Здесь давно ни людей, ни зверья нет, а нечисть к ним не суется.
— Аленушка? — радостно вопит ей брат, сваливая возле нее гору корявых веток. — Я дров набрал, можно костер разжечь, — и тут же без перехода. — А дед Ерофей точно не врет?
— Кто его знает, — она, не поднимая глаз, копается в мешке с припасами. — С головой у него не слишком хорошо. Да и то — один он остался из тех, кто видел, как луна на землю упала, остальные уже давно либо померли, либо в чудовищ превратились да по лесам разбежались.
Глаза у Иванушки начинают светиться во тьме. Торопиться надо, не то быть беде.
— А если не луна то была?
— Тогда куда же она делась? — Аленушка показывает на темное небо.
— Я видел во сне, — страшным шепотом говорит ей Иванушка, — что там, за тучами, небо синее. И луна там есть, просто не видно ее нам.
— Это всего лишь сон, — вздыхает Аленушка, протягивая ему воду, — меньше слушай сказки деда Ерофея.
— Он мне вчера сказал, — Иванушка, нахмурившись, отхлебывает из фляги, — чтобы я не пил из копытца, а не то козленочком стану. Это ведь тоже ска… — он хватается за горло, хрипит и с шумом валится на землю.
— Сказка, Иванушка, сказка… — Аленушка уже в который раз вздыхает с облегчением и, не чувствуя вкуса, жует кусок хлеба.
Вчера… Для него все вчера. Уже целый год как. Сколько лет она была помощницей брата, в самую глубь гиблых земель за ним ходила. Верила, что он со всем справится…
Она привычно накрывает мохнатое чудовище плащом и ложится рядом. Раньше боялась, что он проснется и загрызет, но потом привыкла. Он для людей только после захода солнца опасен, но водица деда Ерофея хорошо действует, ни разу не подводила. Проспит до утра и снова будет разумным и послушным. А сейчас с ним спящим даже безопаснее, нечисть его своим считает, а на шаг отойдешь — ее живо кто-нибудь сожрет.
Но сон не идет, все мысли в голову лезут. Тревожные и бесполезные.
Почему Иванушка выпил из того колодца? С его-то опытом и знаниями? И дед Ерофей ведь предупреждал. Теперь уж не узнать, о чем он думал, теперь он помнит только сегодняшний день и то, что было до колодца. Вот только разум его слабеет, словно он постепенно в маленького ребенка превращается.
Корявый лес светится зеленым светом, где-то вдалеке воют оборотни. Их можно не бояться, они к Иванушке и на пушечный выстрел не подойдут.
Завтра она доставит князю эту странную груду железа, получит вознаграждение, купит новую порцию водицы, и они с братом вновь отправятся в гиблые земли. Может, и в тридесятое королевство. Надо только до этого «завтра» дожить.
Аленушка устраивается поудобнее, прислонившись к мохнатому боку, и закрывает глаза.
— Встретишь, ты, Иванушка, принцессу, обязательно встретишь… Поцелует она тебя — и станешь ты добрым молодцем, краше прежнего. А мне не до принцев, мне надо князю заказ доставить, а не то княгиня грозилась мне камень на шею привязать да в реку бросить…
