Она расплела косы и, помедлив, вступила в студёную воду.
Озеро, тихое, спокойное, приняло в себя бледное тело, отразило застывшее, каменное лицо. Маску.
Капли крови ягодами остролиста набухали и срывались с пальцев, падали в прозрачную глубину – бусины пропахшего солёной болью ожерелья.
Фрейя медленно поднесла руки к лицу, размазала кровь по щекам, губам, чтобы навеки запомнить вкус, и с головой окунулась в воду. Она очистит, смоет прошлое, подарит покой. Только Небеса ведаю, как необходим и как недостижим для Фрейи теперь покой! Меч навеки остался внутри, проткнув её сердце.
На мгновение захотелось открыть рот, позволить воздуху пузырьками уйти из лёгких и умереть, но Фрейя переборола страстное желание. Слишком просто, она понесёт тяжкую ношу до конца.
Боль одного живёт вечно. Того, единственного, без которого померкли звёзды, ночь стала мучением, а день – тяжкой платой за выбор.
Вода смыла кровь – так похожую на ту, за которую Фрейя отдала бы всё на свете, даже жизнь. Только упрямые Норны, скалясь в торжествующей улыбке, сплели нить иначе.
Всё станет, как прежде… Ложь! Зачем только Фрейя поверила ей?! Да и поверила ли? Так легко говорить, укутывая разум туманом, но уголёк правды всегда тлеет в душе.
Нет жизни без любви, а с любовью нет жизни.
Почему, почему Фрейе не дали родиться другой, чем она провинилась, чем разгневала Небеса? Те Небеса, которые так берегли её и так жестоко покарали.
Свет, отныне Фрейя ненавидела Свет и стремилась во Тьму, но кто же пустит чужую за ворота, кто разрешит уйти? И она металась, призывая смерть, но та раз за разом приходила к другим.
Меч нужно нести в себе до конца, до последнего хрипа, когда дёрнется в последний раз мышца на горле.
Словно мёртвая, Фрейя недвижно стояла у берега, не обращая внимания на тяжёлые головки колокольчиков, на зелень леса, на песчаные отмели. Глаза широко распахнуты, рот скривился в беззвучном плаче.
Если он слышит, пусть простит, простит и отпустит, не является во сне, не мучает взглядом!
Стайка рыбок, осмелев, пощекотала плавниками босые ноги и уплыла. Чешуя ярко переливалась на солнце, играла в пятнашки с небесным светилом.
Очнувшись от тягостного забытья, Фрейя легла на спину, позволив воде укачивать себя, как дитя в колыбели.
Никто не потревожит покоя пронзённого сердца, никто не набредёт на потаённое озерцо.
Всё пройдёт, и Фрейя забудет. Все забывают. Она сделала благо, она должна гордиться собой, только почему так хочется проклясть?
Фрейя постаралась отрешиться от всего, слиться с небом. Оно отчего-то пахло полынью. Горькой полынью, которую собирали знахарки и развешивали сушиться у жилищ. Фрейя тоже собирала, связывала в пучки и клала в тени.
Говорят, запах полыни убивает, если долго вдыхать его…
Фрейя вздрогнула и едва не захлебнулась.
Так и есть – запах горькой полыни. Но откуда, вокруг ни кустика…
Фрейя принюхалась и различила в воздухе нотки руты и кипариса. В памяти невольно всплыли строки: «Возьми ступку и измельчи в ней полыни, чтобы познать вкус горечи. Добавь руты, чтобы понять, какова любовь. Бери щедрой рукой, испей сполна. Смолянистый кипарис напомнит – всё тлен, а смерть стоит за плечом. Сплети венок из ландышей – удел твой одиночество. Заплети в волосы незабудки, чтобы вечно помнить о былом».
…Снег блестел и переливался на солнце. Никакая королевская тиара не сравнится с бриллиантовой крошкой зимы.
Мороз пощипывал, розами расцветал на щеках.
Опираясь на витой посох, Фрейя бодро шагала по тропинке через поля. Рядом прыгал и ласкался, будто пёс, молодой волк. Фрейя нашла его летом, когда случайно наткнулась на развороченное логово. Волчица погибла, трое волчат тоже, а этот выжил, забился в самую глубь норы. Потом вылез – видимо, почувствовал друга, понял, Фрейя не причинит вреда. Она выкормила Серого и отпустила в лес, но тот не ушёл, остался верным охранником.
Фрейя возвращалась от жены лесника: та только что разродилась здоровым малышом. На душе, как на небе, играло, трепетало живым огнём солнце. Фрейя улыбалась Серому и думала о весне. Сколько сердец она соединит на этот раз?
Люди предпочитали играть свадьбы на Остару – день, знаменовавший наступление Светлой части года. Всего через три недели запылают костры, прогоняя скверну смерти, отгоняя злых духов, колдунов и прочих служителей Мрака. Тогда придёт время Фрейи раздавать небесное благополучие, которое она бережно собирала и хранила полгода.
Внезапно Серый застыл, ощетинился, припал к земле.
Фрейя огляделась, пытаясь понять, чего так испугался волк. Он действительно вёл себя странно: прижимал уши, крутился волчком и щёлкал зубами.
Чтобы успокоить зверя, Фрейя положила ему на голову ладонь:
- Всё хорошо, с нами Солнечные нити.
Привычные слова не помогли, Серый продолжал щериться.
Фрейя крепче сжала посох и огляделась по сторонам. Мирная картина: снег, голубой небосвод, кромка леса на горизонте за спиной и едва заметные, зыбкие очертания священной рощи впереди. И тут Фрейя заметила цепочку следов. Пунцовыми ягодами пролегла рядом с ними кровавая капель.
Мановением руки послав Серого взглянуть, чью нить оборвали Норны, Фрейя заторопилась следом. Рука самой собой нащупала и расстегнула сумку: если человек жив, Фрейя его спасёт.
Волк замер в паре шагов от лежавшего ничком мужчины. Из спины торчал метательный нож.
Странно, вокруг зима, а незнакомец наг. Кожа у него мраморная, вены неестественно набухли.
Игнорируя ворчание Серого, Фрейя присела рядом с мужчиной, осторожно коснулась кожи – тёплая. Воспрянув духом, жрица осмотрела рану и ахнула. От ножа лучами расходились чернильные лучи – яд отравил кровь. Но кому потребовалось убивать так жестоко? И почему убийца натёр клинок ядом, который умеют делать только Охотники? Секрет передавался из поколения в поколение, и не всякий Охотник мог приготовить всё верно. Между тем, иногда именно яд спасал в схватке со служителями Мрака – именно их избрали противниками верные стражи людского спокойствия. Сколько их полегло на поле брани! Недавно Фрейя навеки закрыла глаза одному из Охотников. Он погиб с честью, но проиграл.
Сердце ёкнуло, и Фрейя осторожно перевернула мужчину, чтобы взглянуть на лицо. Ножа не вытащила – нельзя, если перед ней один из хозяев Тёмной части года.
Мужчина дёрнулся, будто от удара, и открыл глаза. Они оказались такими голубыми и бездонными, что Фрейя утонула. Казалось, само небо смотрело на неё.
- Помоги! – с трудом разомкнувшись, прошелестели пересохшие губы.
Фрейя сидела и не двигалась. Глаза не отпускали, влекли душу, тянули к себе. Не бывает у тёмного таких глаз, Охотники ошиблись!
Спросить бы, почему мужчина наг, почему оказался далеко от человеческого жилья, почему не замёрз и не умер, но Фрейя не спрашивала. Руки, проворно зажав рану, вытащили нож, бережно перевязали собственной рубашкой.
Наклонившись, Фрейя через поцелуй влила в раненого силу. Только жрицы могли напрямую черпать её из солнца – дара всем живым великой и вечно юной Самнут. Раз в пятьдесят лет она спускалась на землю и выбирала семью, в которой родится жрица – заклинательница ветра, хранительница природы, носительница света. Когда-то луч света ударил в дверь дома Фрейи...
Кожа мужчины порозовела. Он задышал ровнее, страшная вязь вен потускнела.
- Кто вы? – Теперь, когда смерть, скалясь, отступила, пришло время для вопросов.
Мужчина покачал головой и промолчал.
Фрейя ободрила его улыбкой.
- Скажите. Не бойся, я не причиню вам вреда.
- Но не причинят ли вред тебе? – ответил загадочным вопросом мужчина.
Его взгляд остановился на губах Фрейи, и та затрепетала, объятая странным чувством. Борясь с наваждением, она продолжила врачевание и тут ощутила прикосновение – огонь, прокатившийся по жилам. Фрейя испуганно отпрянула, а мужчина покачал головой:
- Как можно призывать не бояться, когда собственное сердце полнится страхом?
Фрейя не нашлась, что ответить. Она вновь положила ладони на спину незнакомца и закрыла глаза, представляя, как очищается кровь.
Сила мысли жрицы материальна – отрава гноем вышла из раны.
Мужчина с тихим стоном вздохнул и тепло улыбнулся Фрейе. Во взгляде сквозила искренняя благодарность.
Фрейя соорудила носилки из собственного полушубка и, посвистав Серого, вместе с ним поволокла раненого домой. Она опасалась, мужчина умрёт от упадка сил и переохлаждения, но тот оказался крепким, выжил. Только почему так щерился и скулил волк, стоило незнакомцу взглянуть на него? Сама Фрейя не чувствовала ничего дурного. Верный амулет не крутился, посуда в руках мужчины не чернела.
Целый месяц Фрейя выхаживала раненого. Готовила настои и припарки, читала заговоры. Немощь то отступала, то возвращалась. Случалось это на рассвете, когда мужчину вдруг начинали бить судороги. Но стоило солнечному светилу окончательно подняться над горизонтом, как незнакомец успокаивался, засыпал. Предположив порчу, Фрейя обмыла его в трёх заговорённых водах: речной, дождевой и озёрной.
Судороги прекратились, когда глаза незнакомца из голубых превратились в тёмно-синие. Фрейя могла часами смотреть на них, забывая о делах. Просто сидела и любовалась, иногда даже пела: незнакомцу, назвавшемуся Тианом, нравился её голос.
Чем бы ни занималась Фрейя, она с нетерпением ожидала часа возращения домой, где ждал Тиан. Они разговаривали или просто молчали вместе. Кто бы мог подумать, что молчание способно доставлять удовольствие!
Гром грянул среди ясного неба: Тиан признался, что он колдун, то есть слуга Мрака.
- Выгони, если хочешь, - тут же добавил мужчина, пытливо глянув на Фрейю.
Они сидели посреди священной рощи. Отгремела Остара, под ногами звенели многочисленные ручейки. Весна стремительно и бесповоротно врывалась в дома, прогоняя стужу.
Фрейя молчала. Она понимала, что обязана с позором прогнать Тиана, но не могла. Её тянуло к нему, тянуло с необыкновенной силой, будто одну половинку к другой. Фрейя тоже частенько ловила на себе задумчивые, печальные взгляды Тиана. Того явно что-то мучило, но он не решался сказать. До сегодняшнего дня. А теперь сказал и ожидал приговора. Взгляд потух, уголки губ поникли. Значит, ему важно, что думает о нём она, Фрейя, значит, в глазах все эти вечера действительно плескалась нежность, а не ложь.
- Ты уйдёшь сам, - после затянувшегося молчания, струной натянувшего всё внутри, тихо ответила Фрейя и тут же спохватилась: – Нет, ты оговариваешь себя! Я бы поняла сразу же, почувствовала.
- Ты не могла узнать, только твоего волка не проведёшь, - усмехнулся Тиан, подошёл и обнял за плечи.
От его дыхания стало жарко. Ноги подкосились, Фрейя едва не упала.
Почему, почему она не спешила оттолкнуть Тиана, почему позволяла дышать себе в шею, перебирать косы?
От Тиана пахло терпкой осенью, когда ветер ещё не оголил деревья, а в лесах налились соком поздние ягоды.
Рука мужчины легла на шею, и Фрейя тяжко вздохнула, усилием воли скинула её. Развернулась к Тиану и упёрлась ладонью в грудь.
- Нельзя, - слова тяжело срывались с губ. – Уйди.
- Не могу, - упрямо качнув головой, пробормотал Тиан.
Пальцы нежно, бережно прошлись по абрису лица и остановились на губах.
Фрейя часто-часто задышала и, испугавшись самой себя, отпрянула.
- Ты просила меня не бояться, а сама? – почти дословно повторил давний упрёк Тиан. – Я стал хуже, чем был прежде? Или жрица не поняла, кого спасла? Смотри же!
Не успела Фрейя вскрикнуть, остановить, отговорить, как облик мужчины покрылся дымкой. Один взмах ресниц – и перед жрицей стояло чудовище. Мощные крылья щетинились когтями; руки человеческие, а ноги звериные. Вместо лица – волчья морда.
- Смотри, смотри же! – с горечью и злобой шипел Тиан. – Хорошенько запомни!
Фрейя не двигалась – не могла, остолбенела. Закричать бы, но мешало странное выражение, сквозившее в глазах правой руки самого Мрака. Будто он стыдился себя, собственный облик казался обузой.
- Смотри, нет, хорошенько смотри, кого ты полюбила, Фрейя! – разнёсся по священной роще рык. От него замолкли птицы, и застыла льдом вода. – Беги за посохом, Фрейя, беги, пока не поздно!
Ноги подогнулись, Фрейя рухнула на землю, закрыла лицо руками. По щекам заструились слёзы.
Тело тряслось от рыданий, но губы не желали призывать Самнут. Лучше умереть, пусть Гаранах – так по-настоящему звали Тиана – разорвёт на части, отдаст её душу Мраку, но Фрейя не причинит боль тому, кого спасла.
- Не бойся, не бойся меня! – зазвучал в ушах горячий шёпот. – Разве я могу убить?
Гаранах сложил крылья, осторожно опустился рядом с плачущей Фрейей и обнял. Пальцы бережно, будто и не было на них острых ногтей, погладили по волосам, руки крепко прижали к груди.
Фрейя слышала, как громко, часто бьётся его сердце.
- Тихо, успокойся, хорошая моя, - пел, убаюкивал голос Гаранаха-Тиана. – Я испугал тебя, но ради твоей же пользы. Я не мог больше обманывать. Прости меня. Я уйду и не вернусь, обещаю.
Фрейя отняла руки от лица и поняла, что сидит на коленях у демона. Кожа его излучала тепло.
Такой страшный – и так бережно держит…
Фрейя замотала головой и застонала.
- Почему, почему ты не убил? Я же жрица! – Она нашла в себе силы обернуться и взглянуть на того, кто из самого дорогого существа на свете в мгновение ока превратился во врага.
- Я люблю тебя, - простодушно ответил Гаранах и, наклонившись, поцеловал.
Очертания тела демона вновь поплыли, и вот на его месте снова сидел человек – тот самый, который некогда умирал посреди заснеженного поля.
Поцелуй всё длился и длился. Гаранах не мог оторваться от губ Фрейи, словно измученный путник от воды. Жрица ожидала страсти, но получила нежность, небывалую нежность для существа, привыкшего убивать.
С каждой минутой Фрейе всё меньше хотелось, чтобы Гаранах ушёл. Она растворялась в нём, оплела руками. Рухнувший только что мир вновь засиял красками, ещё ярче, чем прежде.
Весна – пора любви. Она пришла и для Фрейи.
И нет врагов и друзей, нет мира вокруг – только два существа, половинки единого целого, заключившие друг друга в объятия. И дано им одно дыхание, сердце, глаза, жизнь…
Неожиданно Гаранах отпрянул от Фрейи. Озадаченная, она взглянула на него, а потом услышала странный свист.
Только что на этом месте сидел Гаранах, а теперь торчал из дерева нож.
Фрейя нахмурилась и вскочила. Кто посмел нарушить покой священной рощи? Оказалось, Охотники, а впереди них – Видящий. Только ему под силу сразиться на равных с демоном.
- Прощай! – донёс до Фрейи ветер.
Обернувшись, она убедилась, роща пуста, Гаранах исчез.
Плечи поникли. Чтобы никто не увидел позора, Фрейя отвернулась.
* * *
- Ты должна, - упрямо повторял Видящий.
Они сидели в домике Фрейи. Причудливые тени от пламени свечи плясали на стенах, рождая мысли о мелких лесных пакостниках, забиравшихся к людям по ночам.
Фрейя покачала головой и уронила голову на руки.
Она не могла, умом понимала, что должна, но не могла. Умрёт Гаранах, придётся умереть ей.
- Перестань упрямиться! – ударил кулаком по столу Видящий. – Иначе его не остановить. Сила Гаранаха слишком возросла, мы обязаны вмешаться.
Фрейя вздрогнула, но не подняла головы.
- Это воля Самнут, - грозно заключил Видящий и встал. – Либо ты подчинишься, либо погубишь мир.
Озеро, тихое, спокойное, приняло в себя бледное тело, отразило застывшее, каменное лицо. Маску.
Капли крови ягодами остролиста набухали и срывались с пальцев, падали в прозрачную глубину – бусины пропахшего солёной болью ожерелья.
Фрейя медленно поднесла руки к лицу, размазала кровь по щекам, губам, чтобы навеки запомнить вкус, и с головой окунулась в воду. Она очистит, смоет прошлое, подарит покой. Только Небеса ведаю, как необходим и как недостижим для Фрейи теперь покой! Меч навеки остался внутри, проткнув её сердце.
На мгновение захотелось открыть рот, позволить воздуху пузырьками уйти из лёгких и умереть, но Фрейя переборола страстное желание. Слишком просто, она понесёт тяжкую ношу до конца.
Боль одного живёт вечно. Того, единственного, без которого померкли звёзды, ночь стала мучением, а день – тяжкой платой за выбор.
Вода смыла кровь – так похожую на ту, за которую Фрейя отдала бы всё на свете, даже жизнь. Только упрямые Норны, скалясь в торжествующей улыбке, сплели нить иначе.
Всё станет, как прежде… Ложь! Зачем только Фрейя поверила ей?! Да и поверила ли? Так легко говорить, укутывая разум туманом, но уголёк правды всегда тлеет в душе.
Нет жизни без любви, а с любовью нет жизни.
Почему, почему Фрейе не дали родиться другой, чем она провинилась, чем разгневала Небеса? Те Небеса, которые так берегли её и так жестоко покарали.
Свет, отныне Фрейя ненавидела Свет и стремилась во Тьму, но кто же пустит чужую за ворота, кто разрешит уйти? И она металась, призывая смерть, но та раз за разом приходила к другим.
Меч нужно нести в себе до конца, до последнего хрипа, когда дёрнется в последний раз мышца на горле.
Словно мёртвая, Фрейя недвижно стояла у берега, не обращая внимания на тяжёлые головки колокольчиков, на зелень леса, на песчаные отмели. Глаза широко распахнуты, рот скривился в беззвучном плаче.
Если он слышит, пусть простит, простит и отпустит, не является во сне, не мучает взглядом!
Стайка рыбок, осмелев, пощекотала плавниками босые ноги и уплыла. Чешуя ярко переливалась на солнце, играла в пятнашки с небесным светилом.
Очнувшись от тягостного забытья, Фрейя легла на спину, позволив воде укачивать себя, как дитя в колыбели.
Никто не потревожит покоя пронзённого сердца, никто не набредёт на потаённое озерцо.
Всё пройдёт, и Фрейя забудет. Все забывают. Она сделала благо, она должна гордиться собой, только почему так хочется проклясть?
Фрейя постаралась отрешиться от всего, слиться с небом. Оно отчего-то пахло полынью. Горькой полынью, которую собирали знахарки и развешивали сушиться у жилищ. Фрейя тоже собирала, связывала в пучки и клала в тени.
Говорят, запах полыни убивает, если долго вдыхать его…
Фрейя вздрогнула и едва не захлебнулась.
Так и есть – запах горькой полыни. Но откуда, вокруг ни кустика…
Фрейя принюхалась и различила в воздухе нотки руты и кипариса. В памяти невольно всплыли строки: «Возьми ступку и измельчи в ней полыни, чтобы познать вкус горечи. Добавь руты, чтобы понять, какова любовь. Бери щедрой рукой, испей сполна. Смолянистый кипарис напомнит – всё тлен, а смерть стоит за плечом. Сплети венок из ландышей – удел твой одиночество. Заплети в волосы незабудки, чтобы вечно помнить о былом».
…Снег блестел и переливался на солнце. Никакая королевская тиара не сравнится с бриллиантовой крошкой зимы.
Мороз пощипывал, розами расцветал на щеках.
Опираясь на витой посох, Фрейя бодро шагала по тропинке через поля. Рядом прыгал и ласкался, будто пёс, молодой волк. Фрейя нашла его летом, когда случайно наткнулась на развороченное логово. Волчица погибла, трое волчат тоже, а этот выжил, забился в самую глубь норы. Потом вылез – видимо, почувствовал друга, понял, Фрейя не причинит вреда. Она выкормила Серого и отпустила в лес, но тот не ушёл, остался верным охранником.
Фрейя возвращалась от жены лесника: та только что разродилась здоровым малышом. На душе, как на небе, играло, трепетало живым огнём солнце. Фрейя улыбалась Серому и думала о весне. Сколько сердец она соединит на этот раз?
Люди предпочитали играть свадьбы на Остару – день, знаменовавший наступление Светлой части года. Всего через три недели запылают костры, прогоняя скверну смерти, отгоняя злых духов, колдунов и прочих служителей Мрака. Тогда придёт время Фрейи раздавать небесное благополучие, которое она бережно собирала и хранила полгода.
Внезапно Серый застыл, ощетинился, припал к земле.
Фрейя огляделась, пытаясь понять, чего так испугался волк. Он действительно вёл себя странно: прижимал уши, крутился волчком и щёлкал зубами.
Чтобы успокоить зверя, Фрейя положила ему на голову ладонь:
- Всё хорошо, с нами Солнечные нити.
Привычные слова не помогли, Серый продолжал щериться.
Фрейя крепче сжала посох и огляделась по сторонам. Мирная картина: снег, голубой небосвод, кромка леса на горизонте за спиной и едва заметные, зыбкие очертания священной рощи впереди. И тут Фрейя заметила цепочку следов. Пунцовыми ягодами пролегла рядом с ними кровавая капель.
Мановением руки послав Серого взглянуть, чью нить оборвали Норны, Фрейя заторопилась следом. Рука самой собой нащупала и расстегнула сумку: если человек жив, Фрейя его спасёт.
Волк замер в паре шагов от лежавшего ничком мужчины. Из спины торчал метательный нож.
Странно, вокруг зима, а незнакомец наг. Кожа у него мраморная, вены неестественно набухли.
Игнорируя ворчание Серого, Фрейя присела рядом с мужчиной, осторожно коснулась кожи – тёплая. Воспрянув духом, жрица осмотрела рану и ахнула. От ножа лучами расходились чернильные лучи – яд отравил кровь. Но кому потребовалось убивать так жестоко? И почему убийца натёр клинок ядом, который умеют делать только Охотники? Секрет передавался из поколения в поколение, и не всякий Охотник мог приготовить всё верно. Между тем, иногда именно яд спасал в схватке со служителями Мрака – именно их избрали противниками верные стражи людского спокойствия. Сколько их полегло на поле брани! Недавно Фрейя навеки закрыла глаза одному из Охотников. Он погиб с честью, но проиграл.
Сердце ёкнуло, и Фрейя осторожно перевернула мужчину, чтобы взглянуть на лицо. Ножа не вытащила – нельзя, если перед ней один из хозяев Тёмной части года.
Мужчина дёрнулся, будто от удара, и открыл глаза. Они оказались такими голубыми и бездонными, что Фрейя утонула. Казалось, само небо смотрело на неё.
- Помоги! – с трудом разомкнувшись, прошелестели пересохшие губы.
Фрейя сидела и не двигалась. Глаза не отпускали, влекли душу, тянули к себе. Не бывает у тёмного таких глаз, Охотники ошиблись!
Спросить бы, почему мужчина наг, почему оказался далеко от человеческого жилья, почему не замёрз и не умер, но Фрейя не спрашивала. Руки, проворно зажав рану, вытащили нож, бережно перевязали собственной рубашкой.
Наклонившись, Фрейя через поцелуй влила в раненого силу. Только жрицы могли напрямую черпать её из солнца – дара всем живым великой и вечно юной Самнут. Раз в пятьдесят лет она спускалась на землю и выбирала семью, в которой родится жрица – заклинательница ветра, хранительница природы, носительница света. Когда-то луч света ударил в дверь дома Фрейи...
Кожа мужчины порозовела. Он задышал ровнее, страшная вязь вен потускнела.
- Кто вы? – Теперь, когда смерть, скалясь, отступила, пришло время для вопросов.
Мужчина покачал головой и промолчал.
Фрейя ободрила его улыбкой.
- Скажите. Не бойся, я не причиню вам вреда.
- Но не причинят ли вред тебе? – ответил загадочным вопросом мужчина.
Его взгляд остановился на губах Фрейи, и та затрепетала, объятая странным чувством. Борясь с наваждением, она продолжила врачевание и тут ощутила прикосновение – огонь, прокатившийся по жилам. Фрейя испуганно отпрянула, а мужчина покачал головой:
- Как можно призывать не бояться, когда собственное сердце полнится страхом?
Фрейя не нашлась, что ответить. Она вновь положила ладони на спину незнакомца и закрыла глаза, представляя, как очищается кровь.
Сила мысли жрицы материальна – отрава гноем вышла из раны.
Мужчина с тихим стоном вздохнул и тепло улыбнулся Фрейе. Во взгляде сквозила искренняя благодарность.
Фрейя соорудила носилки из собственного полушубка и, посвистав Серого, вместе с ним поволокла раненого домой. Она опасалась, мужчина умрёт от упадка сил и переохлаждения, но тот оказался крепким, выжил. Только почему так щерился и скулил волк, стоило незнакомцу взглянуть на него? Сама Фрейя не чувствовала ничего дурного. Верный амулет не крутился, посуда в руках мужчины не чернела.
Целый месяц Фрейя выхаживала раненого. Готовила настои и припарки, читала заговоры. Немощь то отступала, то возвращалась. Случалось это на рассвете, когда мужчину вдруг начинали бить судороги. Но стоило солнечному светилу окончательно подняться над горизонтом, как незнакомец успокаивался, засыпал. Предположив порчу, Фрейя обмыла его в трёх заговорённых водах: речной, дождевой и озёрной.
Судороги прекратились, когда глаза незнакомца из голубых превратились в тёмно-синие. Фрейя могла часами смотреть на них, забывая о делах. Просто сидела и любовалась, иногда даже пела: незнакомцу, назвавшемуся Тианом, нравился её голос.
Чем бы ни занималась Фрейя, она с нетерпением ожидала часа возращения домой, где ждал Тиан. Они разговаривали или просто молчали вместе. Кто бы мог подумать, что молчание способно доставлять удовольствие!
Гром грянул среди ясного неба: Тиан признался, что он колдун, то есть слуга Мрака.
- Выгони, если хочешь, - тут же добавил мужчина, пытливо глянув на Фрейю.
Они сидели посреди священной рощи. Отгремела Остара, под ногами звенели многочисленные ручейки. Весна стремительно и бесповоротно врывалась в дома, прогоняя стужу.
Фрейя молчала. Она понимала, что обязана с позором прогнать Тиана, но не могла. Её тянуло к нему, тянуло с необыкновенной силой, будто одну половинку к другой. Фрейя тоже частенько ловила на себе задумчивые, печальные взгляды Тиана. Того явно что-то мучило, но он не решался сказать. До сегодняшнего дня. А теперь сказал и ожидал приговора. Взгляд потух, уголки губ поникли. Значит, ему важно, что думает о нём она, Фрейя, значит, в глазах все эти вечера действительно плескалась нежность, а не ложь.
- Ты уйдёшь сам, - после затянувшегося молчания, струной натянувшего всё внутри, тихо ответила Фрейя и тут же спохватилась: – Нет, ты оговариваешь себя! Я бы поняла сразу же, почувствовала.
- Ты не могла узнать, только твоего волка не проведёшь, - усмехнулся Тиан, подошёл и обнял за плечи.
От его дыхания стало жарко. Ноги подкосились, Фрейя едва не упала.
Почему, почему она не спешила оттолкнуть Тиана, почему позволяла дышать себе в шею, перебирать косы?
От Тиана пахло терпкой осенью, когда ветер ещё не оголил деревья, а в лесах налились соком поздние ягоды.
Рука мужчины легла на шею, и Фрейя тяжко вздохнула, усилием воли скинула её. Развернулась к Тиану и упёрлась ладонью в грудь.
- Нельзя, - слова тяжело срывались с губ. – Уйди.
- Не могу, - упрямо качнув головой, пробормотал Тиан.
Пальцы нежно, бережно прошлись по абрису лица и остановились на губах.
Фрейя часто-часто задышала и, испугавшись самой себя, отпрянула.
- Ты просила меня не бояться, а сама? – почти дословно повторил давний упрёк Тиан. – Я стал хуже, чем был прежде? Или жрица не поняла, кого спасла? Смотри же!
Не успела Фрейя вскрикнуть, остановить, отговорить, как облик мужчины покрылся дымкой. Один взмах ресниц – и перед жрицей стояло чудовище. Мощные крылья щетинились когтями; руки человеческие, а ноги звериные. Вместо лица – волчья морда.
- Смотри, смотри же! – с горечью и злобой шипел Тиан. – Хорошенько запомни!
Фрейя не двигалась – не могла, остолбенела. Закричать бы, но мешало странное выражение, сквозившее в глазах правой руки самого Мрака. Будто он стыдился себя, собственный облик казался обузой.
- Смотри, нет, хорошенько смотри, кого ты полюбила, Фрейя! – разнёсся по священной роще рык. От него замолкли птицы, и застыла льдом вода. – Беги за посохом, Фрейя, беги, пока не поздно!
Ноги подогнулись, Фрейя рухнула на землю, закрыла лицо руками. По щекам заструились слёзы.
Тело тряслось от рыданий, но губы не желали призывать Самнут. Лучше умереть, пусть Гаранах – так по-настоящему звали Тиана – разорвёт на части, отдаст её душу Мраку, но Фрейя не причинит боль тому, кого спасла.
- Не бойся, не бойся меня! – зазвучал в ушах горячий шёпот. – Разве я могу убить?
Гаранах сложил крылья, осторожно опустился рядом с плачущей Фрейей и обнял. Пальцы бережно, будто и не было на них острых ногтей, погладили по волосам, руки крепко прижали к груди.
Фрейя слышала, как громко, часто бьётся его сердце.
- Тихо, успокойся, хорошая моя, - пел, убаюкивал голос Гаранаха-Тиана. – Я испугал тебя, но ради твоей же пользы. Я не мог больше обманывать. Прости меня. Я уйду и не вернусь, обещаю.
Фрейя отняла руки от лица и поняла, что сидит на коленях у демона. Кожа его излучала тепло.
Такой страшный – и так бережно держит…
Фрейя замотала головой и застонала.
- Почему, почему ты не убил? Я же жрица! – Она нашла в себе силы обернуться и взглянуть на того, кто из самого дорогого существа на свете в мгновение ока превратился во врага.
- Я люблю тебя, - простодушно ответил Гаранах и, наклонившись, поцеловал.
Очертания тела демона вновь поплыли, и вот на его месте снова сидел человек – тот самый, который некогда умирал посреди заснеженного поля.
Поцелуй всё длился и длился. Гаранах не мог оторваться от губ Фрейи, словно измученный путник от воды. Жрица ожидала страсти, но получила нежность, небывалую нежность для существа, привыкшего убивать.
С каждой минутой Фрейе всё меньше хотелось, чтобы Гаранах ушёл. Она растворялась в нём, оплела руками. Рухнувший только что мир вновь засиял красками, ещё ярче, чем прежде.
Весна – пора любви. Она пришла и для Фрейи.
И нет врагов и друзей, нет мира вокруг – только два существа, половинки единого целого, заключившие друг друга в объятия. И дано им одно дыхание, сердце, глаза, жизнь…
Неожиданно Гаранах отпрянул от Фрейи. Озадаченная, она взглянула на него, а потом услышала странный свист.
Только что на этом месте сидел Гаранах, а теперь торчал из дерева нож.
Фрейя нахмурилась и вскочила. Кто посмел нарушить покой священной рощи? Оказалось, Охотники, а впереди них – Видящий. Только ему под силу сразиться на равных с демоном.
- Прощай! – донёс до Фрейи ветер.
Обернувшись, она убедилась, роща пуста, Гаранах исчез.
Плечи поникли. Чтобы никто не увидел позора, Фрейя отвернулась.
* * *
- Ты должна, - упрямо повторял Видящий.
Они сидели в домике Фрейи. Причудливые тени от пламени свечи плясали на стенах, рождая мысли о мелких лесных пакостниках, забиравшихся к людям по ночам.
Фрейя покачала головой и уронила голову на руки.
Она не могла, умом понимала, что должна, но не могла. Умрёт Гаранах, придётся умереть ей.
- Перестань упрямиться! – ударил кулаком по столу Видящий. – Иначе его не остановить. Сила Гаранаха слишком возросла, мы обязаны вмешаться.
Фрейя вздрогнула, но не подняла головы.
- Это воля Самнут, - грозно заключил Видящий и встал. – Либо ты подчинишься, либо погубишь мир.
