Они смотрели друг на друга минуты две, а потом женщина кивнула:
— Я возьму ее. Пойдемте, — обратилась она к Стелле. – Не стоит доедать эту дрянь, я накормлю Вас лучше, чем в этом забытом всеми богами месте.
Покорившись судьбе и в который раз понадеявшись на ее честность, принцесса последовала за шлейфом духов сэресс Дербехед.
На улице ожидал паж с изящной гнедой кобылкой. Легко, не прибегая к помощи юного помощника, сэресс вспорхнула в седло и обернулась к Стелле, отвязывавшей свою лошадь:
— Как Вас зовут?
— Я могу задать Вам тот же вопрос.
— А я отвечу: Ариэль, — рассмеялась она. – Имя легкое, как ветер. А-ри-эль.
— Боюсь, мое не такое красивое. Сразу предупреждаю: я не собираюсь кому-то навязываться и прекрасно доберусь до города.
— Вот еще! – фыркнула Ариэль. – Перестаньте! Вы, наверное, решили, что я не люблю гостей? Вовсе нет, таких гостей я люблю.
— Каких таких?
— Похожих на меня, — улыбнулась сэресс. – А еще хорошеньких мужчин – но кто же их не любит?
— Я, например.
— А, бросьте! Просто они Вам надоели, мужчины иногда надоедают, но как же приятно играть с ними… Себастьян, поехали!
За время короткого знакомства с сэресс Дербехед принцесса заметила, что в отношении нее общественное мнение разделилось на две части: женская ей откровенно не симпатизировала, зато мужская была в восторге. Причины столь четкого разделения по половому признаку крылись в образе жизни дакирки, державшей двух смазливых пажей, разъезжавшей в откровенных нарядах и позволявшей себе принимать не менее откровенные позы на людях.
Полулежа на малиновом бархатном диване, покачивая задником домашних туфель, Ариэль пила вино, ела фрукты и в присутствии гостьи и своего кузена (Стелла так и не поняла, в какой степени родства они находились) рассуждала о прелестях деревенской жизни. Корсет платья хозяйки был зашнурован ровно настолько, чтобы соблюдать приличия, глубокое декольте выставляло напоказ большую часть груди, приподнявшаяся юбка обнажала затянутую в чулок щиколотку.
Принцесса не могла не видеть, как стоявший с бокалом вина позади дивана кузен, будто случайно время от времени проводит пальцами по шее кузины. Потом он отошел, но неприятное ощущение осталось. Кем бы ни был этот молодой человек, свое положение в доме он ясно обозначил.
Впрочем, ничем другим, кроме вольности в отношениях полов, сэресс Дербехед не провинилась, так что ночлег в ее доме, на перине, с грелкой, горничной и чашкой кофе в постель, можно было занести судьбе в актив. То, с кем проводит дни и ночи какая-то дакирская дворянка, равно как и ее нравственность, интересовали принцессу в гораздо меньшей степени. Не ее дело – судить кого-то, ведь она сама отнюдь не безупречна, не в этом – так в другом.
Чужая жизнь на то и чужая, что не имеет к вам ни малейшего отношения, пока вас туда не пригласят; вы в ней гости, а гостям не следует учить жизни хозяев, приходить в чужой монастырь со своим уставом. Поэтому, рано утром случайно увидев из окна идущую по двору в пеньюаре Ариэль Дербехед, Стелла просто задернула занавески, а потом спокойно позавтракала в обществе хозяйки и ее кузена. Это жизнь сэресс Дербехед, а ей бы наладить свою собственную.
Буреющие виноградники с пятнами золота на тонких хрупких стеблях и поникших пятернях листьев, аккуратные низкие изгороди и разукрашенные осенью домики, притаившиеся среди зарослей акации.
С другой стороны дороги гремели колокольчиками коровы.
Река, спокойная, величавая, ибо такой реке не приличествует торопиться, будто безымянному лесному ручейку, подергивала легкой рябью отражение того, что она видела; вдоль нее тянулся широкий тракт, соединявший Комарго с истоками Рабизы. На воде покачивались лодки, и, уже на самой линии горизонта, белел парус какого-то суденышка.
Стелла, как зачарованная, наблюдала за тем, как медленно и торжественно исчезают в водах Трофенара краски дня. Как она завидовала смеющимся дакиркам, возвращавшимся в деревню через опустевшие виноградники: у них был дом, было что защищать и беречь, было здесь и сейчас – а у нее, оказавшейся вдали от родины, посреди чужих, отличных от соотечественников людей, могло уже ничего этого не быть. Могло ничего не быть, кроме ветра над остывшим пепелищем.
Что, если она не вернется, и ничего не найдет, и будет, нахохлившись, словно ворона в ненастный день, медленно обходить то, что жило только в блекнувших с каждым днем картинках прошлого?
Как же важно ценить это здесь и сейчас, впитывать запахи, краски и эмоции, потому что потом ничего этого не будет, все уходит безвозвратно и никогда не повторяется. Даже аромат утреннего кофе. Потому что потом ты опомнишься, оглянешься и пожалеешь, о том, что не сделал, чего не ценил.
Принцесса начала ценить простые радости домашнего быта, оказавшись на грани все потерять.
Ее новая, безвозмездно одолженная сэресс Дербехед, вороная лошадь, заслышав голоса, повернула голову в сторону комаргского тракта. Девушка последовала ее примеру и увидела группу женщин в пестрых одеждах; среди них была одна харефка.
Стелла не хотела лишний раз попадаться кому-либо на глаза и поспешила отъехать в сторону, укрыться за деревянной изгородью виноградников, но не успела.
Женщины, будто по команде, замолчали, в недоумении глядя на нее.
— Вы не знаете, далеко ли до Хунза? – на ломанном сиальдарском спросила одна из них.
Принцесса пожала плечами и, подумав, медленно ответила:
— Не знаю, я не из этих мест.
— Ну да, Вы же, как и мы, не говорите по-дакирски, — улыбнулась девушка, сделав знак своим подойти. – Вы грандванка?
— Может, и так. – Стелле не хотелось обсуждать столь скользкую тему.
— Нет, скорее сиальдарка: грандванцы растягивают слова, а Вы нет.
— Разучилась, — буркнула принцесса. Что ей нужно, если уж что-то заподозрила, пусть сразу бежит к властям. Или боится?
— Какая Вы неразговорчивая! Вы думаете, мы враги?
Стелла промолчала.
— Вы ошибаетесь: мы всего лишь бродячие артисты.
— Артисты не ходят пешком и без костюмов, — резонно заметила девушка.
— Наши костюмы сгорели, а денег едва на еду хватает, не то, что на повозки, — вздохнула ее собеседница. – Раньше мы пели в Рошане, но потом началась война, пришлось перебраться в Дакиру.
— Странно, с чего бы грандванцам бежать в Дакиру? Да и как вы сюда попали, кто вас пустил?
— Разрешение стоит дешевле, чем жизнь. Да мы и не грандванцы, мы из Фуэрто.
— И как же вас занесло в Рошан? – Ей стало интересно. Девушка, похоже, была той, за кого себя выдавала, а по искренности и беспечности, с которой она сообщала первой встречной детали своей биографии, можно было предположить, что с местными властями она не сотрудничает.
— Нужны были деньги. Да и Физа сказала, что не желает развлекать ашелдонцев. Она у нас харефка, — шепотом пояснила она, — поэтому гордая и с характером.
Стелла понимающе кивнула.
Интересно, когда они уйдут?
Но они не уходили, а, наоборот, сгрудились вокруг нее.
— У Вас красивые глаза, — вдруг заговорила харефка, из-за которой волею судеб оказались на берегу Трофенара ее товарки. – Я хочу Вам погадать.
— Я придерживаю правила, что человеку лучше не знать своего будущего, — вежливо отклонила предложение девушка.
— Не отказывайтесь, я не возьму с Вас денег. Такие глаза, как у Вас, редко встречаются у нынешних женщин: в них тонкая смесь воли и кротости, любви и ненависти, жестокости и нежности.
— Прямо уж! — смутилась Стелла. Какая в ней кротость?
Физа улыбнулась и взяла ее за руку:
— Вы не привыкли повиноваться, хотите править, но в глубине души мечтаете не об этом. Эти руки не вышивают и не срезают цветов – они привыкли быть продолжением клинка. Вы сильная женщина, но только внешне. Вы вынуждены быть сильной, надеясь, что кто-нибудь когда-нибудь поймет, какая Вы на самом деле, не побоится сразиться с Вашим характером. Вам нужен защитник, советчик и друг, который бы помог Вам разобраться в себе. Вы не способны терпеть унижения и боль, Ваши чувства – огонь, взметающийся до небес. Для Вас возможно любить и ненавидеть до гроба, без всякой середины. Вы спасаете других, но забываете о себе. И, тем не менее, я советую Вам чаще доверять сердцу, именно сердцу, а не уму: сами того не желая, Вы можете не заметить главного. Но, в то же время, не позволяйте слепому чувству вести Вас по лабиринту жизни. Ваша судьба не прописана высшими силами, Вы сами выберете, по какой дороге пойти.
Харефка отпустила ее руку и, подавшись вперед, прошептала:
— С Вами связана чья-то судьба: я ощущаю присутствие другого человека, постоянное присутствие. Я никак не пойму, кто он и что это за связь, но мне кажется, что это важно, поэтому не порвите соединяющую вас цепочку.
— Все гадалки говорят одно и то же, — скептически покачала головой Стелла. – Обещают долгую жизнь, любовь, говорят красивые фразы…
— Красивые фразы? – вскинула голову Физа. – Я говорю только правду.
— Банальную правду для всех.
— Значит, не верите мне? – раздраженно бросила она. – Но как мне говорить открыто, если Вы не желаете слушать! Хотите проверить меня? Извольте! Вы не грандванка и не сиальдарка, Ваше имя на букву «с», и Вы едете….
— Я Вам верю! — оборвала ее принцесса. Да, с ее стороны глупо было усомниться в способностях харефки.
Физа фыркнула и повернулась к ней спиной.
Бродячие артистки попрощались с озадаченной Стеллой и, весело щебеча, продолжили свой путь. Девушка стояла и смотрела им вслед; ее не покидала мысль о том, что гадалку послал к ней кто-то из богов, желая о чем-то предупредить. Но вот о чем?
Предсказания предсказаниями, но на землю опускалась ночь, пора было подумать о ночлеге. Она побоялась стучаться в чей-то дом (велика была вероятность наткнуться на очередную недружелюбную семью) и решила заночевать в «полевых условиях».
Стреножив лошадь, девушка с головой зарылась в душистое сено. Шарар улегся рядом, положил голову на лапы и заснул.
Принцесса долго лежала, вслушивалась в ровное дыхание собаки, в особые, ночные звуки, но сон сморил и ее, погрузив в вечный Феармар далекой Жарджинды.
Ее разбудил ветер, свободно разгуливавший под стропилами, и монотонная дробь капель по крыше. Выбравшись из душистой постели, она зевнула и сонно уставилась на Шарара, безмятежно дремавшего рядом. Вставать не хотелось, но было уже утро, хозяева сеновала могли появиться в любую минуту. Нет, ей не нужно повторения ячимарской истории!
Принцесса соскользнула вниз, ежась от утренней свежести. Да, ветер переменился, а вместе с ним похолодало.
Уловив движение хозяйки, пес проснулся, потянулся и спрыгнул к ее ногам.
За ночь дорогу размыло, и девушка начала всерьез задумалась над тем, чтобы свернуть на королевский мощеный тракт. Для этого нужно было сделать небольшой крюк, зато потом можно путешествовать с комфортом. Миновав очередную развилку, она свернула налево, сокращая путь по лугу.
Еще издали Стелла заметила военный обоз, медленно ползущий из Яне-Сенте в Терман и, придержав лошадь, пропустила его, предпочитая пока держаться на почтительном расстоянии от дороги.
Как она и предполагала, хорошее мощение увеличило скорость передвижения, оставив далеко позади берега Трофенара.
Дождь прекратился к обеду, но солнце так и не появилось.
Сделав очередной привал и решив пообедать, Стелла съехала с насыпи в неглубокий овраг.
Нет, у нее не было никакого предчувствия, ее никто не предупредил, она просто случайно обернулась, чтобы взглянуть на проезжавшую мимо дорожную карету, и увидела темную фигуру, застывшую на обочине. Она смотрела на нее.
Обед был тут же забыт, а зрение приковано к таинственному силуэту человека в черном плаще, скрывавшем его с ног до головы.
Фигура покачнулась и медленно, осторожно спустилась в овраг. Хотя Стелла по-прежнему не видела лица этого человека, ее снедало беспокойство, заставившее проверить боеспособность оружия.
Шарар зарычал. Шерсть дыбом встала на затылке, мускулы напряглись.
Человек остановился и повернулся к собаке. Ощутив что-то, исходившее от него, какие-то волны, ауру, может быть, отголоски мыслей, пес бросился на незнакомца, разжав невидимую пружину в своем теле, но тут же, будто мяч, отлетел в сторону.
Шарар с трудом поднялся, но не сдался, подкрался к незнакомцу и с остервенением вцепился в полу плаща. Человек пнул его, но пес не отступал, требуя разоблачения фигуры в черном. Результатом его попыток стал оторванный кусок ткани и очередное знакомство с холодной землей.
— Решила уйти? Не выйдет!
Фигура откинула с головы капюшон – перед принцессой стояла Вильэнара; лицо пересекал безобразный багровый рубец.
— Что, любуешься своей работой? – скривила губы колдунья. – Посмотри, что ты сделала с моим лицом! Знаешь, сколько времени и сил я потрачу на то, чтобы избавиться от этого уродства? Месяцы, а, может, и годы. Да, представь себе, я не могу вылечить его за минуту.
— Меня это не волнует.
Вильэнара одарила ее молчаливым потоком ненависти, от которой зазвенел воздух. Стыдясь своего шрама, она скрыла обезображенную щеку за складками капюшона.
— Я пришла, чтобы отомстить. Не думай, что все будет так просто, как у истока Фесира. Ты, наверное, встретила эту подлую собаку?
— Уфина? Конечно. Это он навел на меня погоню?
— А кто же? – усмехнулась колдунья. – Не пьяница же Абер, которого с позором прогнали из Комарго! Дурак, он думал, что сможет искупить свою вину, но искупить ее может только кровь.
— Чья кровь? Моя?
— Либо твоя, либо его, — елейным голоском ответила Вильэнара. – Кто-то точно умрет, будь уверена. Но мне не нужна помощь этого пса, чтобы расправится с тобой. Ты стоишь у меня на пути и, значит, должна исчезнуть.
— И не надейтесь!
Она, что, хочет запугать ее? Но эти угрозы – пустой звук, Вильэнара так никогда и не показала то, на что способна, ни разу не проявила гены отца, она всегда прибегала к помощи слуг. Умеет ли она что-нибудь, кроме простеньких фокусов, вроде исчезновения и изменения внешности?
— Самонадеянная дурочка! – прошипела колдунья. – Лучезарная звезда никогда не будет принадлежать такой соплячке, как ты.
— Я на нее и не претендую, в отличие от некоторых, — едко ответила принцесса. – Вы напрасно сотрясаете воздух, все останется так, как есть.
— Не останется!
Она взмахнула руками – воздух завихрился, закружился воронкой. Поднявшись над землей, он на мгновение замер, а потом потоком сильного ветра обрушился вниз. Вся его мощь была направлена именно на принцессу, травинки в нескольких шагах от нее даже не шелохнулись.
Поток воздуха сбил девушку с ног, отбросил на приличное расстояние от дороги.
Вильэнара рассмеялась и, словно ребенок, захлопала в ладоши, творя заклинание.
Борясь с крепчавшим ветром и дрожью ходившей ходуном, будто жидкость в стакане, землей, Стелла отчаянно пыталась подобраться к колдунье, чтобы уколом меча оборвать нить заклинаний.
— Какая же ты настырная! – Вильэнара сделала несколько шагов в ее сторону. – Ничего, я хорошо проучу тебя.
Злобный огонек сверкнул в ее глазах, тонкая паутина колдовства опутала принцессу, парализовав конечности. Невидимая веревка больно впивалась в кожу, подбиралась к костям.
Перед глазами заискрились языки пламени, огненный круг опоясал ее, опалил волосы, отравил едким дымом.
— Я возьму ее. Пойдемте, — обратилась она к Стелле. – Не стоит доедать эту дрянь, я накормлю Вас лучше, чем в этом забытом всеми богами месте.
Покорившись судьбе и в который раз понадеявшись на ее честность, принцесса последовала за шлейфом духов сэресс Дербехед.
На улице ожидал паж с изящной гнедой кобылкой. Легко, не прибегая к помощи юного помощника, сэресс вспорхнула в седло и обернулась к Стелле, отвязывавшей свою лошадь:
— Как Вас зовут?
— Я могу задать Вам тот же вопрос.
— А я отвечу: Ариэль, — рассмеялась она. – Имя легкое, как ветер. А-ри-эль.
— Боюсь, мое не такое красивое. Сразу предупреждаю: я не собираюсь кому-то навязываться и прекрасно доберусь до города.
— Вот еще! – фыркнула Ариэль. – Перестаньте! Вы, наверное, решили, что я не люблю гостей? Вовсе нет, таких гостей я люблю.
— Каких таких?
— Похожих на меня, — улыбнулась сэресс. – А еще хорошеньких мужчин – но кто же их не любит?
— Я, например.
— А, бросьте! Просто они Вам надоели, мужчины иногда надоедают, но как же приятно играть с ними… Себастьян, поехали!
За время короткого знакомства с сэресс Дербехед принцесса заметила, что в отношении нее общественное мнение разделилось на две части: женская ей откровенно не симпатизировала, зато мужская была в восторге. Причины столь четкого разделения по половому признаку крылись в образе жизни дакирки, державшей двух смазливых пажей, разъезжавшей в откровенных нарядах и позволявшей себе принимать не менее откровенные позы на людях.
Полулежа на малиновом бархатном диване, покачивая задником домашних туфель, Ариэль пила вино, ела фрукты и в присутствии гостьи и своего кузена (Стелла так и не поняла, в какой степени родства они находились) рассуждала о прелестях деревенской жизни. Корсет платья хозяйки был зашнурован ровно настолько, чтобы соблюдать приличия, глубокое декольте выставляло напоказ большую часть груди, приподнявшаяся юбка обнажала затянутую в чулок щиколотку.
Принцесса не могла не видеть, как стоявший с бокалом вина позади дивана кузен, будто случайно время от времени проводит пальцами по шее кузины. Потом он отошел, но неприятное ощущение осталось. Кем бы ни был этот молодой человек, свое положение в доме он ясно обозначил.
Впрочем, ничем другим, кроме вольности в отношениях полов, сэресс Дербехед не провинилась, так что ночлег в ее доме, на перине, с грелкой, горничной и чашкой кофе в постель, можно было занести судьбе в актив. То, с кем проводит дни и ночи какая-то дакирская дворянка, равно как и ее нравственность, интересовали принцессу в гораздо меньшей степени. Не ее дело – судить кого-то, ведь она сама отнюдь не безупречна, не в этом – так в другом.
Чужая жизнь на то и чужая, что не имеет к вам ни малейшего отношения, пока вас туда не пригласят; вы в ней гости, а гостям не следует учить жизни хозяев, приходить в чужой монастырь со своим уставом. Поэтому, рано утром случайно увидев из окна идущую по двору в пеньюаре Ариэль Дербехед, Стелла просто задернула занавески, а потом спокойно позавтракала в обществе хозяйки и ее кузена. Это жизнь сэресс Дербехед, а ей бы наладить свою собственную.
Глава VIII
Буреющие виноградники с пятнами золота на тонких хрупких стеблях и поникших пятернях листьев, аккуратные низкие изгороди и разукрашенные осенью домики, притаившиеся среди зарослей акации.
С другой стороны дороги гремели колокольчиками коровы.
Река, спокойная, величавая, ибо такой реке не приличествует торопиться, будто безымянному лесному ручейку, подергивала легкой рябью отражение того, что она видела; вдоль нее тянулся широкий тракт, соединявший Комарго с истоками Рабизы. На воде покачивались лодки, и, уже на самой линии горизонта, белел парус какого-то суденышка.
Стелла, как зачарованная, наблюдала за тем, как медленно и торжественно исчезают в водах Трофенара краски дня. Как она завидовала смеющимся дакиркам, возвращавшимся в деревню через опустевшие виноградники: у них был дом, было что защищать и беречь, было здесь и сейчас – а у нее, оказавшейся вдали от родины, посреди чужих, отличных от соотечественников людей, могло уже ничего этого не быть. Могло ничего не быть, кроме ветра над остывшим пепелищем.
Что, если она не вернется, и ничего не найдет, и будет, нахохлившись, словно ворона в ненастный день, медленно обходить то, что жило только в блекнувших с каждым днем картинках прошлого?
Как же важно ценить это здесь и сейчас, впитывать запахи, краски и эмоции, потому что потом ничего этого не будет, все уходит безвозвратно и никогда не повторяется. Даже аромат утреннего кофе. Потому что потом ты опомнишься, оглянешься и пожалеешь, о том, что не сделал, чего не ценил.
Принцесса начала ценить простые радости домашнего быта, оказавшись на грани все потерять.
Ее новая, безвозмездно одолженная сэресс Дербехед, вороная лошадь, заслышав голоса, повернула голову в сторону комаргского тракта. Девушка последовала ее примеру и увидела группу женщин в пестрых одеждах; среди них была одна харефка.
Стелла не хотела лишний раз попадаться кому-либо на глаза и поспешила отъехать в сторону, укрыться за деревянной изгородью виноградников, но не успела.
Женщины, будто по команде, замолчали, в недоумении глядя на нее.
— Вы не знаете, далеко ли до Хунза? – на ломанном сиальдарском спросила одна из них.
Принцесса пожала плечами и, подумав, медленно ответила:
— Не знаю, я не из этих мест.
— Ну да, Вы же, как и мы, не говорите по-дакирски, — улыбнулась девушка, сделав знак своим подойти. – Вы грандванка?
— Может, и так. – Стелле не хотелось обсуждать столь скользкую тему.
— Нет, скорее сиальдарка: грандванцы растягивают слова, а Вы нет.
— Разучилась, — буркнула принцесса. Что ей нужно, если уж что-то заподозрила, пусть сразу бежит к властям. Или боится?
— Какая Вы неразговорчивая! Вы думаете, мы враги?
Стелла промолчала.
— Вы ошибаетесь: мы всего лишь бродячие артисты.
— Артисты не ходят пешком и без костюмов, — резонно заметила девушка.
— Наши костюмы сгорели, а денег едва на еду хватает, не то, что на повозки, — вздохнула ее собеседница. – Раньше мы пели в Рошане, но потом началась война, пришлось перебраться в Дакиру.
— Странно, с чего бы грандванцам бежать в Дакиру? Да и как вы сюда попали, кто вас пустил?
— Разрешение стоит дешевле, чем жизнь. Да мы и не грандванцы, мы из Фуэрто.
— И как же вас занесло в Рошан? – Ей стало интересно. Девушка, похоже, была той, за кого себя выдавала, а по искренности и беспечности, с которой она сообщала первой встречной детали своей биографии, можно было предположить, что с местными властями она не сотрудничает.
— Нужны были деньги. Да и Физа сказала, что не желает развлекать ашелдонцев. Она у нас харефка, — шепотом пояснила она, — поэтому гордая и с характером.
Стелла понимающе кивнула.
Интересно, когда они уйдут?
Но они не уходили, а, наоборот, сгрудились вокруг нее.
— У Вас красивые глаза, — вдруг заговорила харефка, из-за которой волею судеб оказались на берегу Трофенара ее товарки. – Я хочу Вам погадать.
— Я придерживаю правила, что человеку лучше не знать своего будущего, — вежливо отклонила предложение девушка.
— Не отказывайтесь, я не возьму с Вас денег. Такие глаза, как у Вас, редко встречаются у нынешних женщин: в них тонкая смесь воли и кротости, любви и ненависти, жестокости и нежности.
— Прямо уж! — смутилась Стелла. Какая в ней кротость?
Физа улыбнулась и взяла ее за руку:
— Вы не привыкли повиноваться, хотите править, но в глубине души мечтаете не об этом. Эти руки не вышивают и не срезают цветов – они привыкли быть продолжением клинка. Вы сильная женщина, но только внешне. Вы вынуждены быть сильной, надеясь, что кто-нибудь когда-нибудь поймет, какая Вы на самом деле, не побоится сразиться с Вашим характером. Вам нужен защитник, советчик и друг, который бы помог Вам разобраться в себе. Вы не способны терпеть унижения и боль, Ваши чувства – огонь, взметающийся до небес. Для Вас возможно любить и ненавидеть до гроба, без всякой середины. Вы спасаете других, но забываете о себе. И, тем не менее, я советую Вам чаще доверять сердцу, именно сердцу, а не уму: сами того не желая, Вы можете не заметить главного. Но, в то же время, не позволяйте слепому чувству вести Вас по лабиринту жизни. Ваша судьба не прописана высшими силами, Вы сами выберете, по какой дороге пойти.
Харефка отпустила ее руку и, подавшись вперед, прошептала:
— С Вами связана чья-то судьба: я ощущаю присутствие другого человека, постоянное присутствие. Я никак не пойму, кто он и что это за связь, но мне кажется, что это важно, поэтому не порвите соединяющую вас цепочку.
— Все гадалки говорят одно и то же, — скептически покачала головой Стелла. – Обещают долгую жизнь, любовь, говорят красивые фразы…
— Красивые фразы? – вскинула голову Физа. – Я говорю только правду.
— Банальную правду для всех.
— Значит, не верите мне? – раздраженно бросила она. – Но как мне говорить открыто, если Вы не желаете слушать! Хотите проверить меня? Извольте! Вы не грандванка и не сиальдарка, Ваше имя на букву «с», и Вы едете….
— Я Вам верю! — оборвала ее принцесса. Да, с ее стороны глупо было усомниться в способностях харефки.
Физа фыркнула и повернулась к ней спиной.
Бродячие артистки попрощались с озадаченной Стеллой и, весело щебеча, продолжили свой путь. Девушка стояла и смотрела им вслед; ее не покидала мысль о том, что гадалку послал к ней кто-то из богов, желая о чем-то предупредить. Но вот о чем?
Предсказания предсказаниями, но на землю опускалась ночь, пора было подумать о ночлеге. Она побоялась стучаться в чей-то дом (велика была вероятность наткнуться на очередную недружелюбную семью) и решила заночевать в «полевых условиях».
Стреножив лошадь, девушка с головой зарылась в душистое сено. Шарар улегся рядом, положил голову на лапы и заснул.
Принцесса долго лежала, вслушивалась в ровное дыхание собаки, в особые, ночные звуки, но сон сморил и ее, погрузив в вечный Феармар далекой Жарджинды.
Ее разбудил ветер, свободно разгуливавший под стропилами, и монотонная дробь капель по крыше. Выбравшись из душистой постели, она зевнула и сонно уставилась на Шарара, безмятежно дремавшего рядом. Вставать не хотелось, но было уже утро, хозяева сеновала могли появиться в любую минуту. Нет, ей не нужно повторения ячимарской истории!
Принцесса соскользнула вниз, ежась от утренней свежести. Да, ветер переменился, а вместе с ним похолодало.
Уловив движение хозяйки, пес проснулся, потянулся и спрыгнул к ее ногам.
За ночь дорогу размыло, и девушка начала всерьез задумалась над тем, чтобы свернуть на королевский мощеный тракт. Для этого нужно было сделать небольшой крюк, зато потом можно путешествовать с комфортом. Миновав очередную развилку, она свернула налево, сокращая путь по лугу.
Еще издали Стелла заметила военный обоз, медленно ползущий из Яне-Сенте в Терман и, придержав лошадь, пропустила его, предпочитая пока держаться на почтительном расстоянии от дороги.
Как она и предполагала, хорошее мощение увеличило скорость передвижения, оставив далеко позади берега Трофенара.
Дождь прекратился к обеду, но солнце так и не появилось.
Сделав очередной привал и решив пообедать, Стелла съехала с насыпи в неглубокий овраг.
Нет, у нее не было никакого предчувствия, ее никто не предупредил, она просто случайно обернулась, чтобы взглянуть на проезжавшую мимо дорожную карету, и увидела темную фигуру, застывшую на обочине. Она смотрела на нее.
Обед был тут же забыт, а зрение приковано к таинственному силуэту человека в черном плаще, скрывавшем его с ног до головы.
Фигура покачнулась и медленно, осторожно спустилась в овраг. Хотя Стелла по-прежнему не видела лица этого человека, ее снедало беспокойство, заставившее проверить боеспособность оружия.
Шарар зарычал. Шерсть дыбом встала на затылке, мускулы напряглись.
Человек остановился и повернулся к собаке. Ощутив что-то, исходившее от него, какие-то волны, ауру, может быть, отголоски мыслей, пес бросился на незнакомца, разжав невидимую пружину в своем теле, но тут же, будто мяч, отлетел в сторону.
Шарар с трудом поднялся, но не сдался, подкрался к незнакомцу и с остервенением вцепился в полу плаща. Человек пнул его, но пес не отступал, требуя разоблачения фигуры в черном. Результатом его попыток стал оторванный кусок ткани и очередное знакомство с холодной землей.
— Решила уйти? Не выйдет!
Фигура откинула с головы капюшон – перед принцессой стояла Вильэнара; лицо пересекал безобразный багровый рубец.
— Что, любуешься своей работой? – скривила губы колдунья. – Посмотри, что ты сделала с моим лицом! Знаешь, сколько времени и сил я потрачу на то, чтобы избавиться от этого уродства? Месяцы, а, может, и годы. Да, представь себе, я не могу вылечить его за минуту.
— Меня это не волнует.
Вильэнара одарила ее молчаливым потоком ненависти, от которой зазвенел воздух. Стыдясь своего шрама, она скрыла обезображенную щеку за складками капюшона.
— Я пришла, чтобы отомстить. Не думай, что все будет так просто, как у истока Фесира. Ты, наверное, встретила эту подлую собаку?
— Уфина? Конечно. Это он навел на меня погоню?
— А кто же? – усмехнулась колдунья. – Не пьяница же Абер, которого с позором прогнали из Комарго! Дурак, он думал, что сможет искупить свою вину, но искупить ее может только кровь.
— Чья кровь? Моя?
— Либо твоя, либо его, — елейным голоском ответила Вильэнара. – Кто-то точно умрет, будь уверена. Но мне не нужна помощь этого пса, чтобы расправится с тобой. Ты стоишь у меня на пути и, значит, должна исчезнуть.
— И не надейтесь!
Она, что, хочет запугать ее? Но эти угрозы – пустой звук, Вильэнара так никогда и не показала то, на что способна, ни разу не проявила гены отца, она всегда прибегала к помощи слуг. Умеет ли она что-нибудь, кроме простеньких фокусов, вроде исчезновения и изменения внешности?
— Самонадеянная дурочка! – прошипела колдунья. – Лучезарная звезда никогда не будет принадлежать такой соплячке, как ты.
— Я на нее и не претендую, в отличие от некоторых, — едко ответила принцесса. – Вы напрасно сотрясаете воздух, все останется так, как есть.
— Не останется!
Она взмахнула руками – воздух завихрился, закружился воронкой. Поднявшись над землей, он на мгновение замер, а потом потоком сильного ветра обрушился вниз. Вся его мощь была направлена именно на принцессу, травинки в нескольких шагах от нее даже не шелохнулись.
Поток воздуха сбил девушку с ног, отбросил на приличное расстояние от дороги.
Вильэнара рассмеялась и, словно ребенок, захлопала в ладоши, творя заклинание.
Борясь с крепчавшим ветром и дрожью ходившей ходуном, будто жидкость в стакане, землей, Стелла отчаянно пыталась подобраться к колдунье, чтобы уколом меча оборвать нить заклинаний.
— Какая же ты настырная! – Вильэнара сделала несколько шагов в ее сторону. – Ничего, я хорошо проучу тебя.
Злобный огонек сверкнул в ее глазах, тонкая паутина колдовства опутала принцессу, парализовав конечности. Невидимая веревка больно впивалась в кожу, подбиралась к костям.
Перед глазами заискрились языки пламени, огненный круг опоясал ее, опалил волосы, отравил едким дымом.
