ГЛАВА 1
Светлые… Мне порой казалось, будто это ирония, злая усмешка судьбы. Не могут быть светлыми люди, подобные моим братьям. Может, я слишком чувствительна, может, глупая, но вид корчившихся на крюке темных не вызывал удовлетворения. Наоборот, я их жалела, что категорически запрещалось делать. Именно поэтому старалась уходить в горы в дни казней. Там хорошо, птицы, травы… А еще не слышно криков. Они разрывали душу на мелкие кусочки, заставляли закрывать уши, но и тогда в памяти долго звучала чья-то предсмертная агония. Жуткий обычай! Какие бы злодейства не совершили темные, никто не заслуживал такой смерти.
И ошейники… Механизмы боли, они истирали кожу до костей. Как целитель, я видела увечья, наносимые такими ошейниками. У трупов: увы, долго темные в плену не жили. Почти все они пытались сбежать, и охранные чары приводили в действие ошейник. Тот не только блокировал в теле токи магии, но и запускал свои. С помощью них людей превращали в покорных марионеток. Кто не соглашался, сопротивлялся, корчился на полу в агонии. А вы говорите — светлые! Порой я ненавидела отца и дядю, особенно дядю: именно он творил правосудие. Да, темные убивали, да, они ненавидели нас, ненавидели люто, даже перед смертью посылая проклятия, но и мы ведь не лучше.
«Тебя всего восемнадцать, ты еще юна, много не понимаешь» Может быть, поэтому молчала и не вмешивалась. Старательно закрывала глаза на развлечения родных и старалась не бывать в городе. Зато туда ходила сестра. Алексия три года назад окончила полный курс обучения и успела набраться опыта в боевых вылазках. Она не целитель, как я, а полноправная стихийница. Высокая, стройная, с вьющимися пшеничными волосами и изумительным голосом. Настоящая светлая, какими обычно нас рисует людское воображение. Я на нее очень похожа, только чуть ниже и глаза не зеленые, а карие, как у матери.
Помнится, в детстве могла часами смотреть, как Алексия играет с огнем. Он, будто пес, лизал ее руки и покорно принимал любую форму. Хотела сестра — перед ней дракон, хотела — огонь венчиком обнимет голову. Потом выяснилось, Алексия умеет не только развлекать младшую сестру, но и убивать. Отец как-то с гордостью обмолвился о сожженном замке темных. Я тогда убежала вся в слезах и долго не могла простить сестру. Умом понимала, темные — сплошь убийцы, но сердцем жалела. Там же женщины, дети… В ответ темные вырезали два города и соорудили запруду из человеческих тел. Даже в зеркале смотрелось жутко, а ведь я привыкла к крови: нельзя целителю ее бояться. Вот и как после этого?..
В плен темные попадали редко: предпочитали смерть бесчестию. Добывали их обычно не в бою, а хитростью. Устраивали ловушки, вмешивались в сеть порталов, искажая настройки, чтобы те не сработали или выкинули не там. Брали не всех, а тех, кто мог что-то рассказать. Ради этого и пытали, но темные, они молчуны, вот и гибли на крюках. Любой мог подойти, плюнуть, ударить, подразнить водой. Алексия же и вовсе могла читать, пока на солнце испускал дух какой-нибудь темный. Каюсь, некоторых я поила: большего не могла, прознали бы и наказали. Крадучись, будто вор, пробиралась на кухню, наполняла тыквенную флягу и несла во двор. Темные отказывались, и я вливала влагу насильно, частенько рискуя пальцами. Да что там пальцами — собственной жизнью! Проклятие — далеко не самое страшное, чем мог наградить маг, стоящий одной ногой в небытие. Спасали ошейники — изобретение светлых, которым все гордились, а я презирала. Как лекарь, не могла восхищаться сломанными костями, выдранным мясом и кровоподтеками.
В тот день я перебирала собранные накануне травы. Что-то нужно измельчить, что-то пустить на вытяжки, что-то повесить в темный уголок. Холщовая котомка валялась на кровати, а сами травы лежали на столе, на чистом полотне.
Визит Алексии застал врасплох. Я полагала, она в городе, у подруги. Саму меня в Вердейл не тянуло: слишком шумно и грязно. Меня и не звали, знали, Дария нелюдимая, все веселье испортит. И то правда, какой от меня прок девичьей компании? Там ведь все о парнях да моде щебетали, а я в этом не разбиралась. Нет, вовсе не потому, что презирала, просто нельзя дочери магистра думать о разных пустяках, когда в лазарете есть раненые. Вот и развлекалась, читая им книги и пересказывая последние новости, пока меняла повязки. Порой я завидовала беззаботным девушкам из Вердейла. Они никогда не видели смерти, им не приходилось никому закрывать глаза. И не только темным, скольких светлых я проводила в последний путь! И ничем не смогла помочь, хотя очень старалась. Но что могла восемнадцатилетняя соплюшка! Я мечтала когда-нибудь победить смерть и сделать всех счастливыми. Когда-нибудь — это когда кончится бесконечная война, в которой добро со злом сплелись в единый клубок.
— Дария, — рука сестры легла на плечо, заставив вздрогнуть, — можешь зайти ко мне?
Алексия выглядела встревоженной и отчего-то отводила глаза. Помедлив, она добавила:
— Только никому не говори, слово дай!
Заинтригованная, я пообещала и, по настоянию сестры прихватив сумку с набором целителя, поспешила в комнату Алексии. Там меня поджидал сюрприз: на полу лежал мужчина. Окровавленный, в том самом смирительном ошейнике, со связанными руками. Темный, тут даже думать не надо. На вид — лет сорок, может, чуть младше. Волосы каштановые, обожженные солнцем. Судя по сохранившим цвет прядям, некогда они отливами цветом спелой сливы. Глаза, кажется, зеленые, но не такие, как у Алексии, а темнее. Правая кисть изрезана, дышит тяжело, нехорошо так. Судя по всему, сломаны ребра. А на пальце — кольцо. Значит, женат. Интересное кольцо, к слову, из белого золота с гравировкой. Снять бы, почитать. Темные для меня — непознанный мир, об обычаях только по книгам знаю, а тут такая возможность!
— Где ты его взяла? — я перевела взгляд на Алексию.
— В Сомнейской долине, — кинув на пол пыльную рубашку, ответила та. Только сейчас заметила, что сестра тоже ранена, но кто-то успел перевязать. — Сюда телепортом закинула. Он пощады попросил, я пожалела.
Изумленно уставилась на темного. Они никогда не просили пощады!
— Я сама ушам не поверила, — устало улыбнулась Алексия и потянулась к кувшину с водой. — Обычный бой. Наших шестеро, их трое. Этот, — она кивнула на темного, — храбро сражался, Гейла убил. Последний из своих остался. Я добить не смогла. Уже меч в живот вонзила, а он прохрипел: «Пощади!». Глянь, выживет ли. Если нет, ты целитель, знаешь, как безболезненно в вечное плаванье отправить.
— А потом ты его куда? — я склонилась над раненым, сканируя ауру. — В рабы или в бордель продашь?
Да, как ни противно, есть в Вердейле и такое заведение. По слухам, там практиковали разные извращения. Не светлые — обычные люди. Темные, к слову, подобные вещи тоже любили, даже намного хуже. У них, по рассказам, многие женщины до утра не доживали, а ласковы они только с женами. Помимо них есть наложницы — совместная собственность всех членов семьи. Жутко, одним словом.
— Наверное, себе оставлю, если отец не запретит. Он тихий, не дергался, когда ошейник надевала. А ведь они гордые.
Тоже верно. Странно все как-то, на ловушку похоже. Может, это лазутчик? Я присмотрелась к темному. Раньше никогда их не видела вблизи, только из окна, мельком. Те, кого привозили сюда для допроса, занимали какие-то ключевые посты или обладали важными знаниями. Разумеется, делиться ими они не желали и заканчивали дни на крюках. Вместе с кровью вытекала сила: другим способом из темных ее не забрать. Но все равно бесчеловечно. Впрочем, темные поступали с нами намного хуже. Судя по обрывкам разговоров, им доставляло удовольствие пытать. И неважно кого: животных или людей. Страшный жестокий мир! Даже не верилось, что там, за узкой полоской залива, течет мирная жизнь, нет боли, крови, проклятий. Как бы я хотела улететь туда, но не могла. Светлая — это долг. Маги обязаны защищать людей, чтобы они могли беззаботно веселиться, любить, рожать детей. Много веков, еще со времен Великого исхода, мы обосновались здесь, на излучине между морем и горами, чтобы стараться извести темное племя. И, кажется, преуспели: элементали утверждали, будто навсеев — так официально называли темных — рождалось меньше. Проверить мы не могли: не имели доступа в закрытый, замкнутый мир. Детей темные и вовсе прятали, только элементали и видели.
Наверное, долгие годы борьбы ожесточили нас. Иначе откуда азартный блеск в глазах Алексии при известии об очередной вылазке навсеев? Откуда злость в отце, когда тот выплевывает слова в глаза пленнику? И желание крови, смерти, оно тоже возникло не на пустом месте. Но я верю, когда-то все это закончится, и элементали воздуха унесут нас на широких покрывалах за залив, к людям, тем, кого мы так берегли.
Я убрала руку и вздохнула. Плох. Смотрит на меня затравленным взглядом. На дне плещется ненависть. Страшно, будто кладешь голову в пасть горного льва.
Аура рваная, но внутренней силы много. Только кровотечение с каждой минутой делало темного все слабее и приближало смерть. Повезло, что Алексия неглубоко вонзила меч, почти сразу выдернула, однако любое повреждение брюшной полости фатально. А тут еще другие раны, ожоги.
— Я должна вас осмотреть, я не причиню зла, — вкрадчиво обратилась к навсею, надеясь достучаться до разума. Сомневаюсь, будто послушает, но врачебная этика требует. — Успокойтесь и не сопротивляйся.
Ресницы у него длинные, брови такие густые… Темные совсем на нас не похожи, мы ведь все белокожие, высокие, тонкие. Нет, определенно, Алексия оставит, он такой необычный. Кожа смуглая, оливковая, волосы с необычным отливом: теперь видно, у висков, где новые отросли, глаза… Ой, да они с ободком! Только сейчас я заметила легкий ореол вокруг зрачка на тон темнее радужки. Мощный, широкоплечий. Губы тонкие, верхняя чуть приподнята. Подбородок квадратный — и с ямочкой. Едва заметной, но такой непривычной для лица убийцы.
— Дария! — сердито окликнула сестра. — Хватит пялиться, он мой.
По лицу темного пробежала гримаса презрения. Он прикрыл глаза, будто давая согласие на осмотр.
— Мне не нужен любовник, — чистая правда, — я просто никогда навсея близко не видела. А этот смирный. Подержи его руки, пожалуйста.
— На нем ошейник, колдовать не сможет.
Тем не менее, Алексия ухватила темного за запястья. Тот скривился от боли и со злостью пробормотал: «Ланга!». Мы для них ланги, они для нас навсеи.
Достав ножницы, которые всегда носила с собой, разрезала одежду темного. Пару минут молча смотрела, гадая, стоит ли лечить. Алексия тоже смотрела, но с иными целями: оценивала тело.
— Хорош, правда?
Алексия плотоядно улыбнулась.
— Не знаю, — покраснела я.
— Да брось, посмотри! Неужели неинтересно? — не унималась сестра.
Вот зачем, спрашивается? Развлечения — по части Алексии. Меня совсем не прельщала эта возня.
— Неинтересно, я на картинках видела, знаю, как что называется, — огрызнулась я и напомнила: — Он при смерти, а ты о постели думаешь! Лучше помоги на кровать уложить. Или, как собаку, на полу держать будешь?
Алексия устыдилась и отвела наконец-то взгляд от темного.
А тот смотрел на меня, нехорошо так смотрел. Будто это я его унизила! Даже обидно стало.
— Уйди, — попросила сестру, когда мы совместными усилиями устроили темного на кровати. — Ты его нервируешь, да и меня сбиваешь.
— Позовешь, — буркнула Алексия и неохотно удалилась.
Стоило захлопнуться двери, как я развила бурную деятельность. Разложила содержимое сумки на столике, нагрела воды, приготовила чистые бинты, освежила заклинания в голове. Темный же то ли ворчал, то ли постанывал. Когда я вновь склонилась над ним, увидела капельки пота у крыльев носа и плотно сжатые челюсти. Больно ему, очень больно, и не только телу, ауре.
— Верьте мне, — шепнула я и, помолчав, добавила: — Я не заберу силу.
После же… Вот недаром выставила Алексию, она бы руки оторвала. Любой бы на ее месте оторвал, но мне нужна помощь навсея, доступ к его магии. Без этого мои потуги вылечить не зайдут дальше кожи.
Щелкнул ошейник. Какой он тяжелый и как холодит пальцы! Будто металла на морозе коснулась. Под ошейником гематома. Быстро свела ее, окутав горло темного зеленоватым облачком. Заодно он поймет, что я лекарь, а не палач. Кажется, сообразил, или просто хитрый. Лежит, не двигается, подозрительно смотрит. А у меня руки дрожат. Ничего во мне, кроме целебной магии, нет, защититься в случае нападения не смогу. Метнется темный смазанной тенью, ударит ребром ладони по горлу — и все, мертва. Видела такое. Перед смертью навсеи частенько находили силы на последний бросок, вкладывая в него всю оставшуюся энергию. Но темный не спешил нападать, наблюдал. Видимо, не считал достойной траты последних крупиц жизненных сил.
Немного успокоившись и убеждая себя, ничего дурного, сняв ошейник, не делаю, приступила к лечению. Сначала осторожно перевязала, затем вскинула руки и зажмурилась.
— Глупая ланга, — донесся до меня сдавленный шепот раненого, — ты открылась.
Вздрогнула, сообразив, о чем он, но продолжила лечение. Краем глаза заметила черное облачко, однако заставила себя стоять, где стою. Он слаб, он не сумеет. А если нет? Не пожалеет: темным незнакомо это чувство. Облачко развеялось, едва коснувшись пальцев. Навсей застонал и закатил глаза. Я же, унимая дрожь, погрузилась в ауру темного. Она оказалась вязкой и дырявой, только успевай штопать. Взмокнув, закатала рукава и чуть ли не легла на раненого. Пальцы искали прорывы и зашивали. Губы непрерывно бормотали десятки заклятий. Надеюсь, сумею.
Прикосновение темного заставило дернуться и вернуться в вещественный мир. На память о невидимом щупальце осталась красноватая метка на щеке, будто высыпание.
— Ты открылась, — с усмешкой повторил навсей. — Но ты не маг.
Вот так заявление! От возмущения даже о собственной ауре забыла, а зря, темный до нее таки добрался. Пока только исследовал и черпал силы, но лиха беда начало. Я же, парализованная, не могла двигаться. Тело отказывалось подчиняться, даже дышала по приказу навсея.
Думала, убьет — нет, отпустил, втянул то самое черное облачко — свою вторую половину. И сразу побледнел, захрипел. Спрашивается, зачем так надрывался? Повязка на животе тут же взбухла от крови, вправленный перелом заново вспучился обломками кости. Терпеливо вылечила все снова и поднесла к губам питье — снотворное. Лучший союзник больного — отдых, но, мучаясь от боли, глаз не сомкнешь. Заодно во сне снова застегну ошейник, только бархотку проложу, чтобы уменьшить повреждения. Ток энергии это не изменит, а жизнь навсею облегчит.
Однако до сих пор качает! Никогда в меня еще не забирался чужой. У нас нет второй половины, так называемой на-ре, мы не вмешиваемся в естественный ход вещей, поэтому беспомощны перед темными без щитов.
Темный лежал пластом. Глаза закатились, дышит поверхностно. Испугавшись, преодолев дурноту, положила ладонь на грудь, выравнивая чужое сердцебиение. Навсей глухо застонал и глянул на меня помутневшим взглядом. Нет, так дело не пойдет, я не для того тебя лечила, чтобы ты умер!
— Зачем? — глухим шепотом спросил темный.
Лоб вспотел, жилы на шее взбухли, а повязка на животе поалела от крови. Плохо, очень плохо! Нагнувшись, фактически обняла навсея, вместе с ним дрожа и мучаясь от жара. Поневоле принюхалась: пот, гарь, вереск.
