Из всех пролетариев офисные «трудяги» — самая гнусная мразь. Судьба редко улыбается бездомным, а бездомным котам — тем более. Нашел хорошую лужу, большую, не самую грязную. Попил водички, как говорится. Вижу перед собой приближающееся колесо. Большое. Черное. Быстрое. Обычно, говорят, в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. А я думаю, сколько у меня жизней осталось. Надеюсь, немного. Сил уже нет никаких.
Не чувствую задних лап. Могу ползти на передних, но далеко не уползти. Да особо некуда. Еще и снег выпал — очередное предательство от матушки Природы.
Холодно. И тепло. Одновременно.
Вот барышня прибежала, суетится что-то. Накрыла какой-то тряпкой. Звонит по телефону, вытирая слезы свободной рукой. Зря. Не надо. Ни звука не издам, я стоик и кремень.
Теряю сознание. Вижу лето, зеленую траву. Я где-то за городом. Мышь. Упитанная. Бежит по своим мышиным делам. И я бегу. За ней.
Открываю глаза. Идет снег. Крупные, белые, холодные хлопья.
Везет в лечебницу. Будут усыплять? 50/50, ха-ха. Хоть монетку подбрасывай. Но монетки нет. Да и, прямо скажем, не кошачье это занятие. Как-то уже без разницы. Хуже быть не должно при любом раскладе.
Вот бы за ухом кто почесал напоследок…
Холодно.
Не чувствую задних лап. Могу ползти на передних, но далеко не уползти. Да особо некуда. Еще и снег выпал — очередное предательство от матушки Природы.
Холодно. И тепло. Одновременно.
Вот барышня прибежала, суетится что-то. Накрыла какой-то тряпкой. Звонит по телефону, вытирая слезы свободной рукой. Зря. Не надо. Ни звука не издам, я стоик и кремень.
Теряю сознание. Вижу лето, зеленую траву. Я где-то за городом. Мышь. Упитанная. Бежит по своим мышиным делам. И я бегу. За ней.
Открываю глаза. Идет снег. Крупные, белые, холодные хлопья.
Везет в лечебницу. Будут усыплять? 50/50, ха-ха. Хоть монетку подбрасывай. Но монетки нет. Да и, прямо скажем, не кошачье это занятие. Как-то уже без разницы. Хуже быть не должно при любом раскладе.
Вот бы за ухом кто почесал напоследок…
Холодно.
