Дилетантские познания в международном Телекоме вызывали у Дэна снисходительную улыбку. Его нервировало только, что требуется повторять заново историю болезни, как собственно и жизни, каждому новому врачу, не доказавшему еще своей полезности. Таков был холеричный его, торопливый нрав, пытающийся достичь результата по кратчайшей возможной траектории. Под результатом при этом понималось желаемое конечное состояние, а не красивое описание шагов приближения к нему, либо пространные рассуждения о том, почему результата достичь нельзя.
В психотерапии, к сожалению, такой ускоренный подход, где быстрый ум и напор ломают нерешительность и сомнение, не работал. Здесь требовалось долгое, ну или, по крайней мере, осторожное утаптывание почвы, перед тем как применять разные методики и подходы. Так ему объясняли доктора. С этим можно было не соглашаться, но поделать ничего было нельзя, и он покорно растолковывал доктору Коуэлл чем занимается, каким процессом руководит, и почему проводит пятьдесят процентов своего времени на звонках, еще пятьдесят на встречах с клиентами, следующие пятьдесят в почте и еще пятьдесят работая над процессами внутри компании. Где-то между таились подготовка презентаций, отчетов и участие в технологических исследованиях. Сорок рабочих часов в неделю? Нет, не слышал.
Он пошутил, что вместо многократно повторенного рассказа о своей работе в следующий раз выдаст доктору ворох записок, дневниковых заметок, что набрасывал он иногда, отмечая какие-то особенно яркие рабочие эмоции — перелеты, авралы, ночи без сна. Сэкономит время сеанса. Тереза внимательно слушала его остроумные замечания, в которых читался профессиональный ораторский опыт.
Дэн ощущал легкое чувство гордости. Все-таки он был мастером своего дела, и, невзирая на кризисы и проблемы, тащил большую, международную организацию. На его счету были десятки успешных проектов и бизнес трансформаций в крупных предприятиях проводной и мобильной связи.
Он терпеливо дождался, пока Тереза переварит выплеснутую на нее за три минуты профессиональную карьеру, которую строил он долгие годы, над которой корпел, недосыпал, продираясь сквозь тернии.
- Мистер Абрамс, а среди этих двухсот пятидесяти процентов вашего времени находится место для чего-то еще? Я полагаю мы поговорим об этом более подробно, но все-таки — семья, какие-то увлечения?
Дэн поднял на нее глаза и кивнул.
- Да. Хотите поговорить об этом прямо сейчас?
Тереза хотела, и Дэн с некоторой неохотой принялся рассказывать. Эта часть его рассказа отличалась от предыдущей, может быть потому, что в ней нечем было особенно гордиться. Семья, да семья. Два сына, которых видит он преимущественно по выходным. На выходные, кстати, всегда старается возвращаться домой, чтобы выбраться куда-то семьей. Такой, «папа-выходной». Есть спорт. Без него никак при такой работе. Регулярный фитнес, с пропусками на перелеты и выходные. В каждом отеле, «Марриотте» и «Хилтоне», где у него платиновые карты, часть вечера Дэн посвящал беговой дорожке и гантелям. Увлечения... Работа, видимо, не подходит. Вот еще - книги. Работа и книги, где-то урывками между звонками, встречами и подготовками, в самолете, в туалете, изредка перед сном. Серьезные книги, классика — Манн, Стейнбек, Джойс, Ремарк, Тургенев, просто, чтобы мозг тоже получал долю той взбучки, которую дает организму фитнес. Пожалуй, это все. До безобразия детерминированная жизнь.
Доктор Коуэлл попыталась было задать несколько уточняющих вопросов, но отступила и свернула тему. Она безошибочно почувствовала, что наступает на больную мозоль, которую Дэн не готов был вот так сразу бередить, поэтому не стала настаивать. Решила отложить. Дэн это понял и оценил.
На этом закончился первый сеанс. В самом конце он подписал еще какую-то бумагу о разрешении Терезе ознакомится с психотерапевтической его историей. В США крайне щепетильно относились к любому вопросу связанному с доступом к конфиденциальным данным. Дэн, не раздумывая, подписал.
Следующий сеанс назначили пораньше, всего через две недели. Дэн мотался где-то, между Европой и Латинской Америкой. Откровенного отторжения доктор Коуэл у него не вызвала - не ставила поспешных диагнозов и вопросы, как будто, задавала правильные.
Во вторую встречу Тереза заставила себя ждать. Четверть часа Дэн сидел без электронной почты и звонков под бдительным оком Саймона, пока она, наконец, не соизволила его принять.
Оказалось, доктор Коуэлл времени даром не теряла - подняла его медицинские записи, созвонилась с Филиппом Галантом. Отдавая должное Терезе, новая их встреча вовсе не походила на одну из тех, карикатурных, когда врач силится вспомнить пациента. Тереза знала о Дэне практически все, что выдал он предыдущим докторам. Где, в каком возрасте жил, семья, родители, когда переехал в США, чем болел. Словно опытный переговорщик-продажник, она поинтересовалась о здоровье родителей, детей, где ему больше нравится жить, в общем вся та пустая мишура, что создает в голове мнимое чувство доброго знакомства и устоявшихся дружеских отношений.
Дэн относился к этому нормально. Он давно уже привык, что такое демонстративное дружелюбие — необходимая часть работы успешных, зарабатывающих людей. А стоимость часа работы Терезы внушала уважение.
Он чеканил ответы и ловил себя пару раз на мысли, что будто бы делает свою работу, поддерживает непринужденную беседу с клиентом, с тем лишь отличием, что в данном случае подробности жизни Терезы его не интересуют. Там где с клиентом требовалось улыбаться и любопытствовать о семье, увлечениях и планах на отпуск, он давал лишь развернутые, заготовленные ответы о себе. И так же, как с клиентом, он не отказывал себе в удовольствии рисовать чуть более приукрашенную жизнь, нежели реальная. Равно как с клиентом, равно как в соцсетях.
В какой-то момент Тереза сама прервала этот разговор и задумалась. Она скрестила пальцы, размышляя. Дэн догадался, что колея по которой потекла беседа ее не удовлетворяла. По правде сказать, не удовлетворяла она и его. Это получалось у него почти бессознательно. Вместо открытого, доверительного диалога, Дэн привычно выстраивал непроницаемую стену профессионального лже-участия.
Доктор Коуэлл вздохнула и заговорила:
- Сегодня, Дэн, я бы хотела попробовать вернуться к гипнотерапии, - сказала Тереза. - У меня в вашем отношении есть некоторые наметки, предположения, но я не готова пока их озвучить. Может быть к концу сегодняшнего сеанса, либо в следующий раз. Пока только скажу вам, что при вашей работе и навыках, мне очень важно вывести вас из комфортной зоны профессиональной коммуникации. Не сделать ее некомфортной, упаси бог. Просто хотелось бы поговорить с Дэном Абрамсом, а не с вице-президентом по профессиональным сервисам.
Дэн без улыбки ответил:
- Возможно, это один и тот же человек.
Тереза посмотрела на него пристально.
- Давайте пока не будем об этом. Можно попросить вас рассказать немного о том, что вас успокаивает.
Они поговорили еще с полчаса о том, что успокаивало Дэна. Вроде бы пустяковый вопрос, а начни копаться, торчат из него во все стороны шипы да капканы. Взять, к примеру, прогулки. Фоном, наверное, они его успокаивали, но в реальности, едва выдавалась у него свободная минутка, начинал он немедленно думать, анализировать, высчитывать и скатывался к вечному спутнику — электронной почте в телефоне. Тогда путешествия, пешие маршруты в лесу и горах. Да, безусловно они успокаивали его, но в то же время регулярно требовали внутреннего состязания, достижения — вон тот овраг, та вершина, еще один перевал, самый сложный маршрут. Может быть семья, дом, жена? Когда-то они были его крепостью, умиротворяли, успокаивали его, а теперь... Его возвращения на выходные, помогали ли они? В последнее время так он был загружен работой, что даже во время совместных прогулок, выходов, оставался закрытым, неразговорчивым, погруженным в свои мысли, делясь с супругой лишь изредка. Оставалось еще чтение. Но тут эффект достигался прямо противоположный. Если книга была хорошая и Дэн следил за сюжетом и персонажами, то чтение затягивало его, выворачивало наизнанку, он остро соболезновал выдуманным страданиям и потерям. Это будто бы очищало его изнутри, помогало. Вот только совсем не успокаивало. Сон, пожалуй, последний его бастион. Когда-то Дэна определенно успокаивал сон. В особенности тот, который не заканчивался утренним авралом или полночным такси в аэропорт. Но теперешние сны таили в себе угрозу. Именно из-за снов он мыкается, ищет специалиста, а ему раз за разом прописывают дорогостоящие медикаменты и разводят руками.
Дэн поделился этими мыслями с Терезой. Ему показалось, что она очень воодушевилась от такого развернутого ответа. Это явно не было ответом «вице-президента».
Потом Тереза помогла ему расправить кресло-реклайнер. Удобное мягкое кресло угодливо выдвинуло вперед поддержку для ног, чуть отклонило назад спинку и приподняло под затылком мягкую подушку, чтобы можно было полулежать. Дэн отметил, что окна и двери в кабинете Терезы были добротные, снаружи не проникало ни звука.
Доктор Коуэлл хотела испытать на Дэне базовую гипнотерапию, без инновационных и нагружающих сознание искусственных стрессов и запретов. Для введения в гипноз она применяла метод Барнса - раскачивала перед глазами Дэна блестящий шарик на тонкой нити. После напряженных утренних часов с разглядыванием на экране ноутбука статусов и планов, глаза Дэна уже устали и плохо концентрировались на блестящей сфере. Предательски кололо в виске. Однако размеренный монотонный голос Терезы, повторяющий успокоительные слова, странным образом действовал. Несколько минут назад он был взбудоражен, высказывался на тему спокойствия и разбивал собственные аргументы, и вот уже тело стало тяжелым, появилась сонливость. Глаза будто прилипли к блестящей сфере, перемещающейся монотонно из стороны в сторону. Дэн уже не слышал, что она говорит. За годы жизни в США, он научился не только говорить на английском, но и думать на нем, однако в моменты сильной усталости или полного расслабления, понимание отступало, и он слышал только речь, без смысла, негромкую, успокаивающую, усыпляющую.
Дальше Дэн запомнил вспышку и пробуждение, когда проснулся он с криком и расширенными глазами. Ощущения отличались от ночных, были мягче, притуплены что ли. Потерянность, непонимание, где находится — да, но сдавливающего обруча и страха, дикого ужаса, как дома, или с Галлантом, не было.
Он поднял глаза и обнаружил над собой доктора Коуэлл и Саймона. Оба смотрели на него взволнованно.
Потом уже, когда пришел в себя, Тереза рассказала, что гипнотический сон его начался спокойно. Она начала задавать наводящие вопросы и Дэн поначалу хорошо и ровно отвечал, но едва приблизилась она к дате последнего болезненного приступа, он вдруг стал задыхаться, биться, в точности, как описывал доктор Галлант, не реагировал на стандартные средства, якоря по выходу из транса. Она позвала Саймона и вдвоем они кое-как расшевелили, разбудили его.
Дэн на удивление быстро пришел в себя. Обычно дрожь била его не час-полтора, он был потлив, напуган, каждый звук, вспышка света оставляли на взбудораженном сознании его шрам, зарубцовывающийся медленно, с затухающими конвульсиями головной боли. А теперь он только попросил еще воды, посидел, выпил что-то успокаивающее, скорее всего то же самое, что выписывали ему раньше, и минут через пятнадцать был готов продолжить беседу.
В оставшееся от сеанса время Дэн, медлительный и расслабленный, имел с Терезой неожиданно легкий, откровенный разговор. Она спрашивала, когда в последний раз он по-настоящему веселился, смеялся, а он пытался припомнить подходящий случай. Какое-то старое кино? «Тупой и еще тупее» с Джимом Керри? Может анекдот от приятеля, или ролик в интернете? Нет, не то, так какая-то имитация развлечения, глотающая время. С женой, он ведь смеялся с женой! Да, наверное с ней, когда вспоминали о смешных случаях с детьми или с суеверной бабушкой. Это и было настоящее веселье? Как только Дэн выбирал пример, он тут же превращался в неподходящий, невеселый. Вспомнилась сказка «Проданный смех» Джеймса Крюса. Вслух, в разговоре с Терезой. Она слушала внимательно, иногда задавала уточняющие вопросы. Дэну было приятно ее участие.
Перед уходом, провожая его в приемной, Тереза сказала:
- Дэн, перед следующим сеансом у меня будет к вам одна просьба. Сегодняшний сеанс еще немного приоткрыл мне глаза. Наибольшую пользу, как это ни странно, принесла завершающая часть, когда вы приходили в себя после гипнотерапии. Вы упомянули, что ведете или вели нерегулярный дневник. Не могли бы вы принести его с собой на следующую нашу встречу?
Дэн посмотрел на нее вопросительно. Она продолжила:
- Пока я скажу вам, что вижу явную связь между вашим эмоциональным состоянием - постоянным состоянием ожидания атаки, и успешностью терапии. Ваша работа, профессиональный опыт превратили вас в этакого универсального коммуникатора, загородившегося многопудовой броней, который умеет поговорить обо всем и не о чем, до нужной степени очарует, но не скажет лишнего, не раскроется, не выдаст тайны. А мне, да и вам самому, как раз надо пробиться к этой тайне. Поэтому нам потребуются якоря, которые будут вынимать вас из этой наросшей, крепкой брони. Я попыталась сегодня сделать это в разговоре, но у меня не вышло. Давайте попробуем теперь через ваши собственные узелки, которыми вы цепляли себя к эпизодам своей жизни и профессиональной карьеры. Дневниковые записи должны помочь. Принесете?
Настала очередь Дэна задуматься. Он действительно время от времени делал короткие эмоциональные отметки, записки. Они были разные: на абзац, на страницу; и хранились где попало: в смартфоне, в ноутбуке. Дэн не писал их регулярно, это случалось само собой, изредка, когда был чересчур возбужден, или напротив устал, перенапрягся на работе. Он не помнил уже, когда делал последнюю такую запись. Наверное с год назад. Дэн и упомянул-то о дневнике случайно, в контексте частых, одинаковых вопросов о работе.
Дверь в коридор была отворена. Оттуда, со светлых стен, на него смотрели монохромные виды Бостона в рамках с белым паспарту. Тереза провожала его, сидя на столе Саймона. Великан сосредоточенно смотрел в монитор.
- Только пишу я их обычно на родном языке, не на английском, - ответил он.
- Давайте попробуем, возможно вам потребуется перевести некоторые основные мысли. Меня в первую очередь интересует эмоциональное состояние, яркое впечатление, и только во вторую - смысл.
Так закончилась их прошлая встреча и вот, наконец, - третий прием. К просьбе Терезы Дэн отнесся ответственно, хотя не видел пока необходимости формировать некий общий сборник. Вполне хватало тех записок, что «пылились» неизвестно сколько лет в стандартном приложении смартфона.
История «дневника» Дэна уходила корнями во времена его студенчества. Еще тогда начал он записывать, отмечать отдельные впечатления. Короткие зарисовки, буквально на несколько предложений. Потом забыл, забросил на долгие годы. Вспомнил, неожиданно для самого себя, лет через десять, уже работая в «Уэст Уинд». Писал он в моменты дикой усталости или просто потягивало внутри и не находилось другого способа отпустить пережитое.
В психотерапии, к сожалению, такой ускоренный подход, где быстрый ум и напор ломают нерешительность и сомнение, не работал. Здесь требовалось долгое, ну или, по крайней мере, осторожное утаптывание почвы, перед тем как применять разные методики и подходы. Так ему объясняли доктора. С этим можно было не соглашаться, но поделать ничего было нельзя, и он покорно растолковывал доктору Коуэлл чем занимается, каким процессом руководит, и почему проводит пятьдесят процентов своего времени на звонках, еще пятьдесят на встречах с клиентами, следующие пятьдесят в почте и еще пятьдесят работая над процессами внутри компании. Где-то между таились подготовка презентаций, отчетов и участие в технологических исследованиях. Сорок рабочих часов в неделю? Нет, не слышал.
Он пошутил, что вместо многократно повторенного рассказа о своей работе в следующий раз выдаст доктору ворох записок, дневниковых заметок, что набрасывал он иногда, отмечая какие-то особенно яркие рабочие эмоции — перелеты, авралы, ночи без сна. Сэкономит время сеанса. Тереза внимательно слушала его остроумные замечания, в которых читался профессиональный ораторский опыт.
Дэн ощущал легкое чувство гордости. Все-таки он был мастером своего дела, и, невзирая на кризисы и проблемы, тащил большую, международную организацию. На его счету были десятки успешных проектов и бизнес трансформаций в крупных предприятиях проводной и мобильной связи.
Он терпеливо дождался, пока Тереза переварит выплеснутую на нее за три минуты профессиональную карьеру, которую строил он долгие годы, над которой корпел, недосыпал, продираясь сквозь тернии.
- Мистер Абрамс, а среди этих двухсот пятидесяти процентов вашего времени находится место для чего-то еще? Я полагаю мы поговорим об этом более подробно, но все-таки — семья, какие-то увлечения?
Дэн поднял на нее глаза и кивнул.
- Да. Хотите поговорить об этом прямо сейчас?
Тереза хотела, и Дэн с некоторой неохотой принялся рассказывать. Эта часть его рассказа отличалась от предыдущей, может быть потому, что в ней нечем было особенно гордиться. Семья, да семья. Два сына, которых видит он преимущественно по выходным. На выходные, кстати, всегда старается возвращаться домой, чтобы выбраться куда-то семьей. Такой, «папа-выходной». Есть спорт. Без него никак при такой работе. Регулярный фитнес, с пропусками на перелеты и выходные. В каждом отеле, «Марриотте» и «Хилтоне», где у него платиновые карты, часть вечера Дэн посвящал беговой дорожке и гантелям. Увлечения... Работа, видимо, не подходит. Вот еще - книги. Работа и книги, где-то урывками между звонками, встречами и подготовками, в самолете, в туалете, изредка перед сном. Серьезные книги, классика — Манн, Стейнбек, Джойс, Ремарк, Тургенев, просто, чтобы мозг тоже получал долю той взбучки, которую дает организму фитнес. Пожалуй, это все. До безобразия детерминированная жизнь.
Доктор Коуэлл попыталась было задать несколько уточняющих вопросов, но отступила и свернула тему. Она безошибочно почувствовала, что наступает на больную мозоль, которую Дэн не готов был вот так сразу бередить, поэтому не стала настаивать. Решила отложить. Дэн это понял и оценил.
На этом закончился первый сеанс. В самом конце он подписал еще какую-то бумагу о разрешении Терезе ознакомится с психотерапевтической его историей. В США крайне щепетильно относились к любому вопросу связанному с доступом к конфиденциальным данным. Дэн, не раздумывая, подписал.
Следующий сеанс назначили пораньше, всего через две недели. Дэн мотался где-то, между Европой и Латинской Америкой. Откровенного отторжения доктор Коуэл у него не вызвала - не ставила поспешных диагнозов и вопросы, как будто, задавала правильные.
Во вторую встречу Тереза заставила себя ждать. Четверть часа Дэн сидел без электронной почты и звонков под бдительным оком Саймона, пока она, наконец, не соизволила его принять.
Оказалось, доктор Коуэлл времени даром не теряла - подняла его медицинские записи, созвонилась с Филиппом Галантом. Отдавая должное Терезе, новая их встреча вовсе не походила на одну из тех, карикатурных, когда врач силится вспомнить пациента. Тереза знала о Дэне практически все, что выдал он предыдущим докторам. Где, в каком возрасте жил, семья, родители, когда переехал в США, чем болел. Словно опытный переговорщик-продажник, она поинтересовалась о здоровье родителей, детей, где ему больше нравится жить, в общем вся та пустая мишура, что создает в голове мнимое чувство доброго знакомства и устоявшихся дружеских отношений.
Дэн относился к этому нормально. Он давно уже привык, что такое демонстративное дружелюбие — необходимая часть работы успешных, зарабатывающих людей. А стоимость часа работы Терезы внушала уважение.
Он чеканил ответы и ловил себя пару раз на мысли, что будто бы делает свою работу, поддерживает непринужденную беседу с клиентом, с тем лишь отличием, что в данном случае подробности жизни Терезы его не интересуют. Там где с клиентом требовалось улыбаться и любопытствовать о семье, увлечениях и планах на отпуск, он давал лишь развернутые, заготовленные ответы о себе. И так же, как с клиентом, он не отказывал себе в удовольствии рисовать чуть более приукрашенную жизнь, нежели реальная. Равно как с клиентом, равно как в соцсетях.
В какой-то момент Тереза сама прервала этот разговор и задумалась. Она скрестила пальцы, размышляя. Дэн догадался, что колея по которой потекла беседа ее не удовлетворяла. По правде сказать, не удовлетворяла она и его. Это получалось у него почти бессознательно. Вместо открытого, доверительного диалога, Дэн привычно выстраивал непроницаемую стену профессионального лже-участия.
Доктор Коуэлл вздохнула и заговорила:
- Сегодня, Дэн, я бы хотела попробовать вернуться к гипнотерапии, - сказала Тереза. - У меня в вашем отношении есть некоторые наметки, предположения, но я не готова пока их озвучить. Может быть к концу сегодняшнего сеанса, либо в следующий раз. Пока только скажу вам, что при вашей работе и навыках, мне очень важно вывести вас из комфортной зоны профессиональной коммуникации. Не сделать ее некомфортной, упаси бог. Просто хотелось бы поговорить с Дэном Абрамсом, а не с вице-президентом по профессиональным сервисам.
Дэн без улыбки ответил:
- Возможно, это один и тот же человек.
Тереза посмотрела на него пристально.
- Давайте пока не будем об этом. Можно попросить вас рассказать немного о том, что вас успокаивает.
Они поговорили еще с полчаса о том, что успокаивало Дэна. Вроде бы пустяковый вопрос, а начни копаться, торчат из него во все стороны шипы да капканы. Взять, к примеру, прогулки. Фоном, наверное, они его успокаивали, но в реальности, едва выдавалась у него свободная минутка, начинал он немедленно думать, анализировать, высчитывать и скатывался к вечному спутнику — электронной почте в телефоне. Тогда путешествия, пешие маршруты в лесу и горах. Да, безусловно они успокаивали его, но в то же время регулярно требовали внутреннего состязания, достижения — вон тот овраг, та вершина, еще один перевал, самый сложный маршрут. Может быть семья, дом, жена? Когда-то они были его крепостью, умиротворяли, успокаивали его, а теперь... Его возвращения на выходные, помогали ли они? В последнее время так он был загружен работой, что даже во время совместных прогулок, выходов, оставался закрытым, неразговорчивым, погруженным в свои мысли, делясь с супругой лишь изредка. Оставалось еще чтение. Но тут эффект достигался прямо противоположный. Если книга была хорошая и Дэн следил за сюжетом и персонажами, то чтение затягивало его, выворачивало наизнанку, он остро соболезновал выдуманным страданиям и потерям. Это будто бы очищало его изнутри, помогало. Вот только совсем не успокаивало. Сон, пожалуй, последний его бастион. Когда-то Дэна определенно успокаивал сон. В особенности тот, который не заканчивался утренним авралом или полночным такси в аэропорт. Но теперешние сны таили в себе угрозу. Именно из-за снов он мыкается, ищет специалиста, а ему раз за разом прописывают дорогостоящие медикаменты и разводят руками.
Дэн поделился этими мыслями с Терезой. Ему показалось, что она очень воодушевилась от такого развернутого ответа. Это явно не было ответом «вице-президента».
Потом Тереза помогла ему расправить кресло-реклайнер. Удобное мягкое кресло угодливо выдвинуло вперед поддержку для ног, чуть отклонило назад спинку и приподняло под затылком мягкую подушку, чтобы можно было полулежать. Дэн отметил, что окна и двери в кабинете Терезы были добротные, снаружи не проникало ни звука.
Доктор Коуэлл хотела испытать на Дэне базовую гипнотерапию, без инновационных и нагружающих сознание искусственных стрессов и запретов. Для введения в гипноз она применяла метод Барнса - раскачивала перед глазами Дэна блестящий шарик на тонкой нити. После напряженных утренних часов с разглядыванием на экране ноутбука статусов и планов, глаза Дэна уже устали и плохо концентрировались на блестящей сфере. Предательски кололо в виске. Однако размеренный монотонный голос Терезы, повторяющий успокоительные слова, странным образом действовал. Несколько минут назад он был взбудоражен, высказывался на тему спокойствия и разбивал собственные аргументы, и вот уже тело стало тяжелым, появилась сонливость. Глаза будто прилипли к блестящей сфере, перемещающейся монотонно из стороны в сторону. Дэн уже не слышал, что она говорит. За годы жизни в США, он научился не только говорить на английском, но и думать на нем, однако в моменты сильной усталости или полного расслабления, понимание отступало, и он слышал только речь, без смысла, негромкую, успокаивающую, усыпляющую.
Дальше Дэн запомнил вспышку и пробуждение, когда проснулся он с криком и расширенными глазами. Ощущения отличались от ночных, были мягче, притуплены что ли. Потерянность, непонимание, где находится — да, но сдавливающего обруча и страха, дикого ужаса, как дома, или с Галлантом, не было.
Он поднял глаза и обнаружил над собой доктора Коуэлл и Саймона. Оба смотрели на него взволнованно.
Потом уже, когда пришел в себя, Тереза рассказала, что гипнотический сон его начался спокойно. Она начала задавать наводящие вопросы и Дэн поначалу хорошо и ровно отвечал, но едва приблизилась она к дате последнего болезненного приступа, он вдруг стал задыхаться, биться, в точности, как описывал доктор Галлант, не реагировал на стандартные средства, якоря по выходу из транса. Она позвала Саймона и вдвоем они кое-как расшевелили, разбудили его.
Дэн на удивление быстро пришел в себя. Обычно дрожь била его не час-полтора, он был потлив, напуган, каждый звук, вспышка света оставляли на взбудораженном сознании его шрам, зарубцовывающийся медленно, с затухающими конвульсиями головной боли. А теперь он только попросил еще воды, посидел, выпил что-то успокаивающее, скорее всего то же самое, что выписывали ему раньше, и минут через пятнадцать был готов продолжить беседу.
В оставшееся от сеанса время Дэн, медлительный и расслабленный, имел с Терезой неожиданно легкий, откровенный разговор. Она спрашивала, когда в последний раз он по-настоящему веселился, смеялся, а он пытался припомнить подходящий случай. Какое-то старое кино? «Тупой и еще тупее» с Джимом Керри? Может анекдот от приятеля, или ролик в интернете? Нет, не то, так какая-то имитация развлечения, глотающая время. С женой, он ведь смеялся с женой! Да, наверное с ней, когда вспоминали о смешных случаях с детьми или с суеверной бабушкой. Это и было настоящее веселье? Как только Дэн выбирал пример, он тут же превращался в неподходящий, невеселый. Вспомнилась сказка «Проданный смех» Джеймса Крюса. Вслух, в разговоре с Терезой. Она слушала внимательно, иногда задавала уточняющие вопросы. Дэну было приятно ее участие.
Перед уходом, провожая его в приемной, Тереза сказала:
- Дэн, перед следующим сеансом у меня будет к вам одна просьба. Сегодняшний сеанс еще немного приоткрыл мне глаза. Наибольшую пользу, как это ни странно, принесла завершающая часть, когда вы приходили в себя после гипнотерапии. Вы упомянули, что ведете или вели нерегулярный дневник. Не могли бы вы принести его с собой на следующую нашу встречу?
Дэн посмотрел на нее вопросительно. Она продолжила:
- Пока я скажу вам, что вижу явную связь между вашим эмоциональным состоянием - постоянным состоянием ожидания атаки, и успешностью терапии. Ваша работа, профессиональный опыт превратили вас в этакого универсального коммуникатора, загородившегося многопудовой броней, который умеет поговорить обо всем и не о чем, до нужной степени очарует, но не скажет лишнего, не раскроется, не выдаст тайны. А мне, да и вам самому, как раз надо пробиться к этой тайне. Поэтому нам потребуются якоря, которые будут вынимать вас из этой наросшей, крепкой брони. Я попыталась сегодня сделать это в разговоре, но у меня не вышло. Давайте попробуем теперь через ваши собственные узелки, которыми вы цепляли себя к эпизодам своей жизни и профессиональной карьеры. Дневниковые записи должны помочь. Принесете?
Настала очередь Дэна задуматься. Он действительно время от времени делал короткие эмоциональные отметки, записки. Они были разные: на абзац, на страницу; и хранились где попало: в смартфоне, в ноутбуке. Дэн не писал их регулярно, это случалось само собой, изредка, когда был чересчур возбужден, или напротив устал, перенапрягся на работе. Он не помнил уже, когда делал последнюю такую запись. Наверное с год назад. Дэн и упомянул-то о дневнике случайно, в контексте частых, одинаковых вопросов о работе.
Дверь в коридор была отворена. Оттуда, со светлых стен, на него смотрели монохромные виды Бостона в рамках с белым паспарту. Тереза провожала его, сидя на столе Саймона. Великан сосредоточенно смотрел в монитор.
- Только пишу я их обычно на родном языке, не на английском, - ответил он.
- Давайте попробуем, возможно вам потребуется перевести некоторые основные мысли. Меня в первую очередь интересует эмоциональное состояние, яркое впечатление, и только во вторую - смысл.
Так закончилась их прошлая встреча и вот, наконец, - третий прием. К просьбе Терезы Дэн отнесся ответственно, хотя не видел пока необходимости формировать некий общий сборник. Вполне хватало тех записок, что «пылились» неизвестно сколько лет в стандартном приложении смартфона.
История «дневника» Дэна уходила корнями во времена его студенчества. Еще тогда начал он записывать, отмечать отдельные впечатления. Короткие зарисовки, буквально на несколько предложений. Потом забыл, забросил на долгие годы. Вспомнил, неожиданно для самого себя, лет через десять, уже работая в «Уэст Уинд». Писал он в моменты дикой усталости или просто потягивало внутри и не находилось другого способа отпустить пережитое.
