Я чуть не села.
«Гранд Хейлум» — это был не отель, это было заявление. Там снимали комнаты министры, королевские любовницы и богачи с внешних кристальных островов. Простая бронь стоила нереальных денег.
— Почему… я? — выдохнула я, и голос дрогнул.
Он улыбнулся. Не нагло. Не снисходительно. А так, что на секунду захотелось поверить.
— Потому что вы — Амарелла Востерштейн. Та, о ком здесь говорят шёпотом. И я хочу узнать, что скрывается за этими легендами.
Моё сердце сжалось. Я должна была сказать: "нет". Запереть дверь. Закрыться в ванной.
Но вместо этого я прошептала:
— Мне нужно десять минут.
Он кивнул, слегка склонив голову.
— Я подожду.
А когда я вышла — в том самом платье, которое берегла на случай «особой ночи», — он смотрел на меня, как будто я не девушка, живущая в сыром подвале, а волшебница из легенд.
И я пошла за ним, как зачарованная.
Ресторан «Серебряный Фонтан» встретил нас ароматом лилии и тонкой золотой музыкой, которая лилась будто из самого воздуха. Все вокруг сверкало: бокалы, люстры, глаза официанток, бросающие на моего спутника полные вожделения взгляды. И, конечно, на меня — в коротком черном платье с тонкими бретельками, которое, при всей его сдержанной элегантности, подчёркивало всё, за что обычно мне платили кристаллы.
Но сейчас… всё было иначе.
— Ваш столик, господин Грейвуд, — поклонился метрдотель, уводя нас в самый центр зала, к столику с живыми свечами и ледяными виноградными гроздьями в магическом вазоне.
Грейвуд. Так, значит, его фамилия. К этому моменту я знала только имя — Кейр.
И он не лгал: всё здесь кричало об уровне, на котором я не жила с тех пор, как отца арестовали.
Он пододвинул мне стул. Сел напротив. Вино, вода, серебряные приборы с выгравированными инициалами. Он знал, как обращаться с женщиной. И делал это так, будто я не проститутка, а принцесса, потерявшая своё королевство.
— Расскажи о себе, — попросил он, глядя мне прямо в глаза. — Только не то, что говорят другие. Я хочу услышать тебя. Настоящую.
Я не знала, что ответить. Впервые за долгое время я чувствовала себя… странно. Неловко. Голой. Но не в теле — в душе.
Я рассмеялась. Горько.
— А настоящая я, Кейр… это просто банкрот, упавший с пьедестала. Девчонка, которая продаёт себя ради шампуня и оплаченной комнаты. Я — позор своего рода, а не легенда.
Он не отвёл взгляда.
— А по-моему, ты — женщина, которая не сломалась. Которая после падения семьи не побоялась взять то, что может. В этом мире все платят. Просто ты честнее остальных.
Я чуть не расплакалась. Не потому, что поверила. А потому, что захотела поверить.
Ужин прошёл в каком-то волшебном тумане. Я смеялась. Я ела дорогие ягоды. Он касался моей руки так, будто боялся её спугнуть. Я на миг забыла, кто я.
А потом… он заплатил, не моргнув глазом.
— Ты готова? — спросил он. — Или мне уйти?
— Куда? — голос дрогнул.
— В номер. — И добавил: — Если ты не хочешь, я уйду. Деньги останутся у тебя.
Я посмотрела на него. И, может быть, впервые в жизни прошептала:
— Я хочу.
Мы поднялись на верхний этаж, который так контрастировал с моей комнатой в подвале общежития. Лифт шёл медленно, в нём было тихо, как в исповедальне, и я слышала, как в груди стучит моё сердечко, как будто я не на свидании, а на казни.
Кейр стоял рядом, не касаясь. Но я чувствовала его тепло, его дыхание, его взгляд, который прожигал мне шею, пока я делала вид, что рассматриваю светящиеся панорамные окна.
«Это не работа. Это не клиент. Это...»
Нет, Амарелла. Не строй иллюзий. Он платит. Он такой же, как и все.
Но когда двери открылись, и я вошла в люкс, я чуть не забыла, как дышать.
Бархатные шторы. Потолок с зачарованным звёздным небом. Огромная кровать с шёлковыми подушками. Аромат — тонкий, мужской, чуть древесный. На столике уже стояло ведро со льдом и бутылка шампанского, будто номер знал, что мы придём. Или… он заказал заранее?
— Тебе удобно здесь? — спросил он, подходя ближе.
Я кивнула.
— Это лучше, чем мой подвал.
Он усмехнулся.
— Тогда оставайся здесь навсегда.
«Шутка, Амарелла. Он просто шутит. Не вздумай надеяться, глупая».
Он открыл шампанское — с тихим щелчком, как в романтических фильмах, налил в высокие бокалы. Протянул мне один, его пальцы чуть коснулись моих.
— За что мы пьём? — спросила я, надевая улыбку, за которой пряталась дрожь.
— За ночь без лжи, — сказал он. — Без ролей. Просто ты и я.
«Он играет. Конечно, он играет. Это слишком красиво, чтобы быть правдой».
Мы пили, смеялись. Он рассказывал о детстве где-то в ледяных горах, я — о том, как сбежала с урока алхимии, чтобы поесть пирожных на крыше библиотеки. Я снова забыла, кто я. Или… хотела забыть. Он смотрел так, будто я была хрупким чудом.
А потом он поставил бокалы.
— Пойдём. — Голос стал ниже. — Я больше не могу просто смотреть.
Он подошёл. Взял меня за руку. И повёл к кровати. Шаг за шагом. Величественно. Медленно. Как будто шёл на жертвоприношение. Или в храм. А я шла за ним. И с каждым шагом сердце билось всё громче.
Он остановился. Развернул меня к себе. И посмотрел так, будто видел во мне что-то большее, чем тело.
— Я не буду спешить, — прошептал он, скользя пальцами по моему обнажённому плечу. — Ты будешь просить. Ты сама захочешь всего. И даже больше.
Я уже хочу. Уже сгораю. Но не могу... не должна...
Но губы мои дрожали, а взгляд — плыл. А когда он наклонился и поцеловал меня в шею, медленно, с жаром, с наслаждением… я уже не помнила, как дышать.
Он стоял напротив, тянул ко мне руки — медленно, будто боялся спугнуть, сорвать с ветки изящную бабочку. Его взгляд плавил, проникал сквозь кожу, проскальзывал под рёбра. Его пальцы коснулись края платья.
— Разрешишь? — прошептал он, голосом, от которого всё внутри сжалось.
Я кивнула. Платье упало на пол, как шелковая лента. Я осталась в белье — тонком, дорогом, на которое я потратила столько драгоценных денег, нужных для оплаты выпускного курса, только чтобы выглядеть дорого. Чтобы быть не девкой, а женщиной. Чтобы никто не забыл, сколько я стою.
Он смотрел. Не торопился. Не бросался. Наслаждался.
— Ты прекрасна, — сказал он. — Восхитительно хрупка. Как фарфор.
Он подошёл ближе. Провёл пальцами по моему бедру. Потом — по животу, вверх, к ключицам. И я дрожала под его лаской, как будто это были крылья, а не руки.
И вдруг — образ. Холодный. Жёсткий. Высокая фигура в чёрном. Пронзительные глаза.
Ректор.
Я вздрогнула. Как плетью по спине. В голове вспыхнул его голос, резкий, повелительный:
«Ты — моя собственность».
Я сжала зубы.
Нет! Сейчас не время. Он никогда не скажет мне, что я красива. Никогда не коснётся меня с такой нежностью. Для него я — развлечение. Игрушка. Вещь.
Я глубоко вдохнула. Посмотрела в глаза этому мужчине — Кейру, такому мягкому, такому внимательному.
Сконцентрируйся, Амарелла. Сейчас — ты не чья-то вещь. Сейчас — ты женщина. С ним.
Он будто прочитал мои мысли. Его ладони скользнули к моей талии, к спине. Он прижал меня к себе, обнял. Его губы нашли мои — не грубо, а медленно, с обещанием. Он не торопился, не давил. Он вплетал в поцелуй слова, которых не говорил:
«Ты не одна. Ты не брошена. Ты — желанная».
Я застонала сквозь поцелуй. Его руки снова пошли вниз. Он опустился на колени. Поцеловал живот, бёдра, провёл пальцами по внутренней стороне… и я задохнулась.
— Я хочу, чтобы ты запомнила эту ночь, — прошептал он, поднимаясь, глядя мне в глаза. — Не как сделку. А как что-то настоящее.
Мои пальцы сами потянулись к его пуговицам. Раз за разом я расстёгивала рубашку, будто снимала с него защиту. А внутри — внутри бился пульс, и кровь пела.
Когда он взял меня на руки и опустил на постель, мне казалось, что я лечу. Что я не Амарелла Востерштейн, дочь опального герцога и проститутка после пар.
Я была просто девушка, которую хотят. Бережно. Жадно. Красиво.
Шёлк простыней обжигал кожу, как будто сама ткань дышала жаром. Я лежала под ним — оголённая, дрожащая, раскрытая. Он смотрел на меня, и во взгляде не было ни тени пошлости. Только восхищение. Только жаркая жадность, спрятанная за ледяным самообладанием.
Он наклонился. Коснулся губами моего плеча. Затем — шеи. И ниже, ниже… Губы оставляли следы, будто цветы цвели на моём теле. А пальцы… Господи, его пальцы — это были стихи. Они скользили по мне, изучали, ласкали, будто хотели запомнить каждую кривую.
— У тебя… — хрипло выдохнул он, скользя взглядом по моей груди, животу, — …безумно красивая кожа.
Я застонала. Лицо горело. Сердце колотилось, как у девчонки.
Но ведь я не девчонка… Я…
Я — проститутка. Я сплю с мужчинами за деньги. Я беру кристаллы и расставляю ноги. А он… он делает это так, будто я не продаюсь. Будто я — его.
Он лег рядом, притянул меня к себе. Руки — на талии. Нога — меж моих. Его бедро прижалось к самому центру, и я не смогла сдержать судорогу.
— Ты дрожишь, — прошептал он в самое ухо. — Боишься?
— Нет… — соврала я.
Конечно боюсь!
— Это… слишком по-настоящему, — вырвалось.
Он улыбнулся. Его губы коснулись моей щеки, затем — рта.
— Я хочу, чтобы ты почувствовала себя желанной. Не купленной. Не использованной. А женщиной, которую добиваются.
— Но ты же... заплатил.
— За право быть рядом. — Он скользнул ладонью вниз, между бёдер. — А не за право брать.
Я застонала снова. Его прикосновения были ласковыми, как шёлк, но в то же время — твёрдыми, уверенными. Он знал, чего хотел. Знал, как доставить удовольствие. И хотел, чтобы я наслаждалась. Не как клиент. А как… мужчина?
Он вошёл в меня медленно. Почти почтительно. Его движения были размеренными, глубокими. Он не спешил. Наслаждался каждым сантиметром проникновения внутрь, каждым стоном. А я — сгорала под ним, под его дыханием, под его губами, под тяжестью его тела.
И где-то в этой вспышке, на грани оргазма, я опять увидела его лицо.
Ректора.
Я всхлипнула, проклиная себя. Что ты делаешь, Амарелла? Почему ты думаешь о нём, когда рядом такой мужчина?
Но Кейр будто почувствовал моё замешательство. Он остановился, посмотрел в глаза.
— Ты здесь. Со мной. Сейчас. Только ты и я. — Его ладонь легла на мою щеку. — Дыши.
Я вцепилась в него. Вцепилась, как в спасение.
И отдалась.
Целиком.
Его движения были такими нежными, что у меня дрожали ресницы. Он не просто входил — он исследовал. Каждый сантиметр моего тела был будто под его микроскопом: он касался, прикусывал, гладил, будто заучивал меня наизусть.
Его ладони скользнули под поясницу, чуть приподняли бёдра, чтобы глубже войти. И я почувствовала — как будто он хотел не просто взять меня, а раствориться во мне.
Он наклонился и провёл языком по ложбинке между грудей, затем медленно, мучительно обвёл сосок губами. Я застонала — это было слишком. Слишком интимно. Слишком чувственно.
— Такая нежная, — прошептал он, прикусывая мой сосок так, что я изогнулась. — Такая настоящая.
Его рука скользнула вниз, между моих ног, туда, где я уже пульсировала от желания.
— Ты горишь, — прошептал он. — Значит, хочешь меня.
— Замолчи... — выдохнула я, сгорая от стыда и желания одновременно.
— Нет. Я хочу, чтобы ты запомнила каждый момент. Чтобы потом, когда ты будешь одна, вспомнила именно это. Как я... заставляю тебя гореть.
Его пальцы скользнули туда, где я уже и так была почти на грани. Он знал, куда прикасаться. Как водить. С какой силой. Всё внутри сжалось. Я царапала ему спину, тёрлась о его бедра, и уже не знала, кто я.
Он вошёл снова — медленно, но с силой. А пальцы продолжали ласкать. Я теряла сознание. Мир рушился. Слёзы подступали к глазам.
— Скажи мне, чего ты хочешь, — прошептал он, глядя прямо в мои глаза.
— Я... я не знаю…
— Тогда я покажу тебе, чего ты достойна.
Он ускорился. Движения стали жадными, но точными. Пальцы между моих ног — всё ещё были там. И когда его ритм достиг пика — я вскрикнула. Всё внутри взорвалось. Волна за волной. Судороги прокатились по телу.
Я кричала. Царапалась. Сжималась в его руках, как будто он был единственным якорем в этом мире.
Он не остановился сразу. Он ждал, пока я полностью не растворюсь. Пока дыхание не станет рваным и счастливым. Пока я не прильну к нему всем телом — истерзанная, разбитая, но такая живая.
И только тогда он обнял меня, прижал к груди и прошептал:
— Вот теперь ты запомнишь меня навсегда.
Я лежала на атласных простынях, раскинувшись, как грешница после исповеди. Сердце билось медленно, с перебоями, как будто пыталось догнать меня издалека. Он был рядом. Всё ещё рядом.
Вместо того чтобы подняться, одеться, кинуть деньги на счет и исчезнуть, как это делали другие… он остался.
Он коснулся моих шоколадных волос, осторожно перебирая пряди, как будто я была фарфоровой куклой, которую он боялся сломать.
— У тебя невероятные глаза, — прошептал он. — Будто в них можно утонуть.
Я засмеялась, но смех вышел натужно, как рыдание.
— Не смей говорить мне такие вещи, — пробормотала я. — Это... не по-настоящему.
— А если я хочу, чтобы было? — Он повернулся ко мне, положил руку на талию. — Почему ты думаешь, что ты не заслуживаешь настоящего?
Моё сердце сжалось.
Не говори этого. Не смей. Потому что если я поверю — всё рухнет.
— Я всего лишь... — начала я, но он приложил палец к моим губам.
— Ты — женщина, которую хочется обнимать. Дарить подарки. Радовать.
Он замолчал, а потом добавил:
— Ты — та, с кем я хотел бы просыпаться.
Я зажмурилась.
Он лгал. Или... я просто не могла поверить, что это правда.
— Я заказал завтрак в номер, — сказал он спокойно, будто мы были парой, которая провела вместе не один месяц. — У тебя есть аллергия на клубнику?
— Нет…
— Хорошо. Тогда ты попробуешь лучший торт в столице.
Он встал, накинул халат и направился к столику, где уже ждал ледяной графин с соком и новое ведерко с шампанским. И только сейчас я увидела — на подносе лежала коробочка. Маленькая. Ювелирная.
— Это что?..
— Подарок, — сказал он, не глядя. — Просто потому, что ты была со мной.
Я знала: так не бывает. Никто не дарит украшения просто так. Никто не приносит клубнику и шампанское «просто потому».
Но я хотела. Я до боли хотела в это поверить.
Я была женщиной, которая продавала своё тело, чтобы выжить. Но сейчас я чувствовала себя принцессой. И если бы я умерла в эту секунду — умерла бы счастливой.
КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА!
ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ КНИГИ УЖЕ НА ПРИЗРАЧНЫХ МИРАХ!
https://feisovet.ru/магазин/Куртизанка-в-академии-магии-2-Элита-Розалия-Абиси
«Гранд Хейлум» — это был не отель, это было заявление. Там снимали комнаты министры, королевские любовницы и богачи с внешних кристальных островов. Простая бронь стоила нереальных денег.
— Почему… я? — выдохнула я, и голос дрогнул.
Он улыбнулся. Не нагло. Не снисходительно. А так, что на секунду захотелось поверить.
— Потому что вы — Амарелла Востерштейн. Та, о ком здесь говорят шёпотом. И я хочу узнать, что скрывается за этими легендами.
Моё сердце сжалось. Я должна была сказать: "нет". Запереть дверь. Закрыться в ванной.
Но вместо этого я прошептала:
— Мне нужно десять минут.
Он кивнул, слегка склонив голову.
— Я подожду.
А когда я вышла — в том самом платье, которое берегла на случай «особой ночи», — он смотрел на меня, как будто я не девушка, живущая в сыром подвале, а волшебница из легенд.
И я пошла за ним, как зачарованная.
Ресторан «Серебряный Фонтан» встретил нас ароматом лилии и тонкой золотой музыкой, которая лилась будто из самого воздуха. Все вокруг сверкало: бокалы, люстры, глаза официанток, бросающие на моего спутника полные вожделения взгляды. И, конечно, на меня — в коротком черном платье с тонкими бретельками, которое, при всей его сдержанной элегантности, подчёркивало всё, за что обычно мне платили кристаллы.
Но сейчас… всё было иначе.
— Ваш столик, господин Грейвуд, — поклонился метрдотель, уводя нас в самый центр зала, к столику с живыми свечами и ледяными виноградными гроздьями в магическом вазоне.
Грейвуд. Так, значит, его фамилия. К этому моменту я знала только имя — Кейр.
И он не лгал: всё здесь кричало об уровне, на котором я не жила с тех пор, как отца арестовали.
Он пододвинул мне стул. Сел напротив. Вино, вода, серебряные приборы с выгравированными инициалами. Он знал, как обращаться с женщиной. И делал это так, будто я не проститутка, а принцесса, потерявшая своё королевство.
— Расскажи о себе, — попросил он, глядя мне прямо в глаза. — Только не то, что говорят другие. Я хочу услышать тебя. Настоящую.
Я не знала, что ответить. Впервые за долгое время я чувствовала себя… странно. Неловко. Голой. Но не в теле — в душе.
Я рассмеялась. Горько.
— А настоящая я, Кейр… это просто банкрот, упавший с пьедестала. Девчонка, которая продаёт себя ради шампуня и оплаченной комнаты. Я — позор своего рода, а не легенда.
Он не отвёл взгляда.
— А по-моему, ты — женщина, которая не сломалась. Которая после падения семьи не побоялась взять то, что может. В этом мире все платят. Просто ты честнее остальных.
Я чуть не расплакалась. Не потому, что поверила. А потому, что захотела поверить.
Ужин прошёл в каком-то волшебном тумане. Я смеялась. Я ела дорогие ягоды. Он касался моей руки так, будто боялся её спугнуть. Я на миг забыла, кто я.
А потом… он заплатил, не моргнув глазом.
— Ты готова? — спросил он. — Или мне уйти?
— Куда? — голос дрогнул.
— В номер. — И добавил: — Если ты не хочешь, я уйду. Деньги останутся у тебя.
Я посмотрела на него. И, может быть, впервые в жизни прошептала:
— Я хочу.
Мы поднялись на верхний этаж, который так контрастировал с моей комнатой в подвале общежития. Лифт шёл медленно, в нём было тихо, как в исповедальне, и я слышала, как в груди стучит моё сердечко, как будто я не на свидании, а на казни.
Кейр стоял рядом, не касаясь. Но я чувствовала его тепло, его дыхание, его взгляд, который прожигал мне шею, пока я делала вид, что рассматриваю светящиеся панорамные окна.
«Это не работа. Это не клиент. Это...»
Нет, Амарелла. Не строй иллюзий. Он платит. Он такой же, как и все.
Но когда двери открылись, и я вошла в люкс, я чуть не забыла, как дышать.
Бархатные шторы. Потолок с зачарованным звёздным небом. Огромная кровать с шёлковыми подушками. Аромат — тонкий, мужской, чуть древесный. На столике уже стояло ведро со льдом и бутылка шампанского, будто номер знал, что мы придём. Или… он заказал заранее?
— Тебе удобно здесь? — спросил он, подходя ближе.
Я кивнула.
— Это лучше, чем мой подвал.
Он усмехнулся.
— Тогда оставайся здесь навсегда.
«Шутка, Амарелла. Он просто шутит. Не вздумай надеяться, глупая».
Он открыл шампанское — с тихим щелчком, как в романтических фильмах, налил в высокие бокалы. Протянул мне один, его пальцы чуть коснулись моих.
— За что мы пьём? — спросила я, надевая улыбку, за которой пряталась дрожь.
— За ночь без лжи, — сказал он. — Без ролей. Просто ты и я.
«Он играет. Конечно, он играет. Это слишком красиво, чтобы быть правдой».
Мы пили, смеялись. Он рассказывал о детстве где-то в ледяных горах, я — о том, как сбежала с урока алхимии, чтобы поесть пирожных на крыше библиотеки. Я снова забыла, кто я. Или… хотела забыть. Он смотрел так, будто я была хрупким чудом.
А потом он поставил бокалы.
— Пойдём. — Голос стал ниже. — Я больше не могу просто смотреть.
Он подошёл. Взял меня за руку. И повёл к кровати. Шаг за шагом. Величественно. Медленно. Как будто шёл на жертвоприношение. Или в храм. А я шла за ним. И с каждым шагом сердце билось всё громче.
Он остановился. Развернул меня к себе. И посмотрел так, будто видел во мне что-то большее, чем тело.
— Я не буду спешить, — прошептал он, скользя пальцами по моему обнажённому плечу. — Ты будешь просить. Ты сама захочешь всего. И даже больше.
Я уже хочу. Уже сгораю. Но не могу... не должна...
Но губы мои дрожали, а взгляд — плыл. А когда он наклонился и поцеловал меня в шею, медленно, с жаром, с наслаждением… я уже не помнила, как дышать.
Он стоял напротив, тянул ко мне руки — медленно, будто боялся спугнуть, сорвать с ветки изящную бабочку. Его взгляд плавил, проникал сквозь кожу, проскальзывал под рёбра. Его пальцы коснулись края платья.
— Разрешишь? — прошептал он, голосом, от которого всё внутри сжалось.
Я кивнула. Платье упало на пол, как шелковая лента. Я осталась в белье — тонком, дорогом, на которое я потратила столько драгоценных денег, нужных для оплаты выпускного курса, только чтобы выглядеть дорого. Чтобы быть не девкой, а женщиной. Чтобы никто не забыл, сколько я стою.
Он смотрел. Не торопился. Не бросался. Наслаждался.
— Ты прекрасна, — сказал он. — Восхитительно хрупка. Как фарфор.
Он подошёл ближе. Провёл пальцами по моему бедру. Потом — по животу, вверх, к ключицам. И я дрожала под его лаской, как будто это были крылья, а не руки.
И вдруг — образ. Холодный. Жёсткий. Высокая фигура в чёрном. Пронзительные глаза.
Ректор.
Я вздрогнула. Как плетью по спине. В голове вспыхнул его голос, резкий, повелительный:
«Ты — моя собственность».
Я сжала зубы.
Нет! Сейчас не время. Он никогда не скажет мне, что я красива. Никогда не коснётся меня с такой нежностью. Для него я — развлечение. Игрушка. Вещь.
Я глубоко вдохнула. Посмотрела в глаза этому мужчине — Кейру, такому мягкому, такому внимательному.
Сконцентрируйся, Амарелла. Сейчас — ты не чья-то вещь. Сейчас — ты женщина. С ним.
Он будто прочитал мои мысли. Его ладони скользнули к моей талии, к спине. Он прижал меня к себе, обнял. Его губы нашли мои — не грубо, а медленно, с обещанием. Он не торопился, не давил. Он вплетал в поцелуй слова, которых не говорил:
«Ты не одна. Ты не брошена. Ты — желанная».
Я застонала сквозь поцелуй. Его руки снова пошли вниз. Он опустился на колени. Поцеловал живот, бёдра, провёл пальцами по внутренней стороне… и я задохнулась.
— Я хочу, чтобы ты запомнила эту ночь, — прошептал он, поднимаясь, глядя мне в глаза. — Не как сделку. А как что-то настоящее.
Мои пальцы сами потянулись к его пуговицам. Раз за разом я расстёгивала рубашку, будто снимала с него защиту. А внутри — внутри бился пульс, и кровь пела.
Когда он взял меня на руки и опустил на постель, мне казалось, что я лечу. Что я не Амарелла Востерштейн, дочь опального герцога и проститутка после пар.
Я была просто девушка, которую хотят. Бережно. Жадно. Красиво.
Шёлк простыней обжигал кожу, как будто сама ткань дышала жаром. Я лежала под ним — оголённая, дрожащая, раскрытая. Он смотрел на меня, и во взгляде не было ни тени пошлости. Только восхищение. Только жаркая жадность, спрятанная за ледяным самообладанием.
Он наклонился. Коснулся губами моего плеча. Затем — шеи. И ниже, ниже… Губы оставляли следы, будто цветы цвели на моём теле. А пальцы… Господи, его пальцы — это были стихи. Они скользили по мне, изучали, ласкали, будто хотели запомнить каждую кривую.
— У тебя… — хрипло выдохнул он, скользя взглядом по моей груди, животу, — …безумно красивая кожа.
Я застонала. Лицо горело. Сердце колотилось, как у девчонки.
Но ведь я не девчонка… Я…
Я — проститутка. Я сплю с мужчинами за деньги. Я беру кристаллы и расставляю ноги. А он… он делает это так, будто я не продаюсь. Будто я — его.
Он лег рядом, притянул меня к себе. Руки — на талии. Нога — меж моих. Его бедро прижалось к самому центру, и я не смогла сдержать судорогу.
— Ты дрожишь, — прошептал он в самое ухо. — Боишься?
— Нет… — соврала я.
Конечно боюсь!
— Это… слишком по-настоящему, — вырвалось.
Он улыбнулся. Его губы коснулись моей щеки, затем — рта.
— Я хочу, чтобы ты почувствовала себя желанной. Не купленной. Не использованной. А женщиной, которую добиваются.
— Но ты же... заплатил.
— За право быть рядом. — Он скользнул ладонью вниз, между бёдер. — А не за право брать.
Я застонала снова. Его прикосновения были ласковыми, как шёлк, но в то же время — твёрдыми, уверенными. Он знал, чего хотел. Знал, как доставить удовольствие. И хотел, чтобы я наслаждалась. Не как клиент. А как… мужчина?
Он вошёл в меня медленно. Почти почтительно. Его движения были размеренными, глубокими. Он не спешил. Наслаждался каждым сантиметром проникновения внутрь, каждым стоном. А я — сгорала под ним, под его дыханием, под его губами, под тяжестью его тела.
И где-то в этой вспышке, на грани оргазма, я опять увидела его лицо.
Ректора.
Я всхлипнула, проклиная себя. Что ты делаешь, Амарелла? Почему ты думаешь о нём, когда рядом такой мужчина?
Но Кейр будто почувствовал моё замешательство. Он остановился, посмотрел в глаза.
— Ты здесь. Со мной. Сейчас. Только ты и я. — Его ладонь легла на мою щеку. — Дыши.
Я вцепилась в него. Вцепилась, как в спасение.
И отдалась.
Целиком.
Его движения были такими нежными, что у меня дрожали ресницы. Он не просто входил — он исследовал. Каждый сантиметр моего тела был будто под его микроскопом: он касался, прикусывал, гладил, будто заучивал меня наизусть.
Его ладони скользнули под поясницу, чуть приподняли бёдра, чтобы глубже войти. И я почувствовала — как будто он хотел не просто взять меня, а раствориться во мне.
Он наклонился и провёл языком по ложбинке между грудей, затем медленно, мучительно обвёл сосок губами. Я застонала — это было слишком. Слишком интимно. Слишком чувственно.
— Такая нежная, — прошептал он, прикусывая мой сосок так, что я изогнулась. — Такая настоящая.
Его рука скользнула вниз, между моих ног, туда, где я уже пульсировала от желания.
— Ты горишь, — прошептал он. — Значит, хочешь меня.
— Замолчи... — выдохнула я, сгорая от стыда и желания одновременно.
— Нет. Я хочу, чтобы ты запомнила каждый момент. Чтобы потом, когда ты будешь одна, вспомнила именно это. Как я... заставляю тебя гореть.
Его пальцы скользнули туда, где я уже и так была почти на грани. Он знал, куда прикасаться. Как водить. С какой силой. Всё внутри сжалось. Я царапала ему спину, тёрлась о его бедра, и уже не знала, кто я.
Он вошёл снова — медленно, но с силой. А пальцы продолжали ласкать. Я теряла сознание. Мир рушился. Слёзы подступали к глазам.
— Скажи мне, чего ты хочешь, — прошептал он, глядя прямо в мои глаза.
— Я... я не знаю…
— Тогда я покажу тебе, чего ты достойна.
Он ускорился. Движения стали жадными, но точными. Пальцы между моих ног — всё ещё были там. И когда его ритм достиг пика — я вскрикнула. Всё внутри взорвалось. Волна за волной. Судороги прокатились по телу.
Я кричала. Царапалась. Сжималась в его руках, как будто он был единственным якорем в этом мире.
Он не остановился сразу. Он ждал, пока я полностью не растворюсь. Пока дыхание не станет рваным и счастливым. Пока я не прильну к нему всем телом — истерзанная, разбитая, но такая живая.
И только тогда он обнял меня, прижал к груди и прошептал:
— Вот теперь ты запомнишь меня навсегда.
Я лежала на атласных простынях, раскинувшись, как грешница после исповеди. Сердце билось медленно, с перебоями, как будто пыталось догнать меня издалека. Он был рядом. Всё ещё рядом.
Вместо того чтобы подняться, одеться, кинуть деньги на счет и исчезнуть, как это делали другие… он остался.
Он коснулся моих шоколадных волос, осторожно перебирая пряди, как будто я была фарфоровой куклой, которую он боялся сломать.
— У тебя невероятные глаза, — прошептал он. — Будто в них можно утонуть.
Я засмеялась, но смех вышел натужно, как рыдание.
— Не смей говорить мне такие вещи, — пробормотала я. — Это... не по-настоящему.
— А если я хочу, чтобы было? — Он повернулся ко мне, положил руку на талию. — Почему ты думаешь, что ты не заслуживаешь настоящего?
Моё сердце сжалось.
Не говори этого. Не смей. Потому что если я поверю — всё рухнет.
— Я всего лишь... — начала я, но он приложил палец к моим губам.
— Ты — женщина, которую хочется обнимать. Дарить подарки. Радовать.
Он замолчал, а потом добавил:
— Ты — та, с кем я хотел бы просыпаться.
Я зажмурилась.
Он лгал. Или... я просто не могла поверить, что это правда.
— Я заказал завтрак в номер, — сказал он спокойно, будто мы были парой, которая провела вместе не один месяц. — У тебя есть аллергия на клубнику?
— Нет…
— Хорошо. Тогда ты попробуешь лучший торт в столице.
Он встал, накинул халат и направился к столику, где уже ждал ледяной графин с соком и новое ведерко с шампанским. И только сейчас я увидела — на подносе лежала коробочка. Маленькая. Ювелирная.
— Это что?..
— Подарок, — сказал он, не глядя. — Просто потому, что ты была со мной.
Я знала: так не бывает. Никто не дарит украшения просто так. Никто не приносит клубнику и шампанское «просто потому».
Но я хотела. Я до боли хотела в это поверить.
Я была женщиной, которая продавала своё тело, чтобы выжить. Но сейчас я чувствовала себя принцессой. И если бы я умерла в эту секунду — умерла бы счастливой.
КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА!
ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ КНИГИ УЖЕ НА ПРИЗРАЧНЫХ МИРАХ!
https://feisovet.ru/магазин/Куртизанка-в-академии-магии-2-Элита-Розалия-Абиси
