Что, если исчезновение корабля, проблемы со связью — это не совпадения?
…Софи. Недоставленные, непрочитанные сообщения.
Мурашки пробежали по спине. Не от страха — от предчувствия. От странного, липкого, безымянного ощущения, которое невозможно было выбросить из головы.
Я вошла в свой номер. Он был, как и прежде, идеально убран, постель застелена, полотенца сменены, ваза с фруктами на столике. Но в этом порядке было что-то… чужое. Как будто за то время, что я отсутствовала, здесь кто-то был, кроме горничной.
Или что-то.
Я поставила чемодан, но не открывала. Села на край кровати. Провела рукой по покрывалу. Закрыла глаза. Прислушалась.
Пустота.
И звуки с улицы — пение птиц, шум листвы, где-то вдалеке музыка с пляжного бара. Всё, как обычно.
Только не внутри меня.
Внутри всё бурлило, и каждая мысль оборачивалась новой догадкой, новой версией кошмара, который только начинал разворачиваться.
Я встала, нервно прошлась по комнате, сунула руку в сумку, достала телефон — снова ноль связи. Ни интернета, ни сигнала. Мои пальцы дрожали. Я резко распахнула чемодан, начала перекладывать вещи, проверять, всё ли на месте, что-то складывала, что-то разворачивала, потом снова сворачивала — просто чтобы что-то делать, не сидеть, не думать, не чувствовать, как сжимается грудь.
Через какое-то время я поняла, что не ела с утра. И что внутри — не только пустота, но и голод. Тот странный, тупой голод, который появляется после эмоционального обрушения, когда тело просит хоть чего-то, чтобы отвлечься от боли.
Я выпрямилась, провела рукой по лицу, глубоко вдохнула.
Ладно, пойду поем. Возможно, на сытый желудок мне будет хоть немного спокойнее.
Я спустилась в ресторан по открытой лестнице, что вилась между стенами, покрытыми зеленью и розовыми вьюнами. Солнце било в глаза сквозь пальмовые листья, воздух был всё таким же влажным, тропическим, тяжёлым, как мокрое полотенце. Но внутри меня всё по-прежнему было пусто.
Голод толкал вперёд, но не физический — не тот, что заставляет урчать живот, а другой, животный, неоформленный, голод по смыслу, по ясности, по чему-то, что могло бы заткнуть зияющую дыру внутри.
Внутри ресторана пахло специями, морепродуктами и чем-то остро-фруктовым, от чего желудок болезненно сжался. Несмотря на кондиционеры, воздух дрожал — от перегретых тел, от напряжения, от шепота и неуверенных взглядов.
Я выбрала столик у окна — немного в стороне, в полутени, с видом на сад и бассейн. Села, поставила сумку на соседний стул, закинула ногу на ногу и взяла меню, хотя вчитываться в него сил не было. Слова плыли. Блюда сливались в неразличимое: рис, карри, лангусты, кокосы, коктейли.
— Добрый день, — голос над ухом был неожиданно низким и обволакивающим.
Я подняла глаза — передо мной стоял официант. Молодой. Красивый, как с туристической брошюры: смуглая кожа, длинные ресницы, волосы, стянутые в небрежный хвост. Взгляд внимательный, почти изучающий, губы тронула мягкая улыбка.
— Что будете заказывать?
— Что-то теплое… и не слишком острое, — пробормотала я, теребя край меню.
— Позвольте мне выбрать за вас? — он склонил голову чуть ближе. От него пахло манго, солнцем и чем-то пряным.
— Вы выглядите так, будто нуждаетесь в заботе.
Я моргнула, сбитая с толку. Он сказал это не вульгарно, не заигрывающе. Тон был скорее участливым, как будто он видел сквозь меня и знал, сколько слёз было пролито сегодня утром на кафель той ванной.
— Хорошо, — кивнула я.
Он ушёл, плавно, как кошка. Я проводила его взглядом и машинально провела пальцами по шее — снова ощутив там след, который не смывался ни водой, ни временем.
Что-то в этом официанте было… странное. Приятное. Но странное. Слишком внимательное, слишком мягкое.
Я попыталась выбросить это из головы.
В ресторане царила странная атмосфера. Сначала я подумала, что только я чувствую это напряжение — но нет. Люди за соседними столами ели молча. Кто-то шептался, кто-то то и дело поглядывал на свои телефоны, раз за разом проверяя сигнал, который всё так же не появлялся. Даже дети не бегали, не кричали. Они сидели притихшие, вцепившись в планшеты, которые давно перестали обновлять страницы.
Мимо прошла женщина в парео, с мокрыми волосами и тревогой в глазах. За ней — парень в бейсболке, озирающийся по сторонам, как будто что-то искал или от кого-то ждал нападения. Остров, ещё вчера казавшийся безопасным раем, начинал походить на запертую клетку. И в этой клетке мы — чужие друг другу, отрезанные от материка, без связи, без корабля, с бесконечным солнцем и ощущением, что оно жарит нас заживо.
Я опустила глаза на стол, чтобы не видеть отражения тревоги в лицах вокруг, и в этот момент дверь открылась. Я почувствовала его ещё до того, как увидела. Этот знакомый, плотный, тяжёлый, почти физически ощутимый импульс. Как будто воздух в зале стал гуще.
Алекс.
Он вошёл. Уверенно. Медленно. И совершенно не посмотрел в мою сторону.
Моё тело напряглось, как струна. Я даже не дышала.
Он прошёл мимо, не встретившись со мной взглядом, и сел за столик у дальней стены, один, без телефона, без книги. Просто сидел, как король в изгнании — тихий, сосредоточенный, ни на кого не глядящий. Я смотрела на него из-под ресниц, как прячутся дети, которые не хотят, чтобы их поймали за подсматриванием. Внутри всё сжалось. Он был рядом… Но он был чужим. Его лицо — спокойное, замкнутое. А мои руки — дрожащие.
Я заставила себя смотреть только на тарелку, сосредотачиваясь на еде с таким отчаянием, будто вилкой я могла бы выцарапать из пасты с морепродуктами хоть крупицу внутреннего покоя. Я жевала быстро, глотая практически не прожёванное, не чувствуя вкуса, не разбирая, что именно ем — лишь бы занять рот, лишь бы не вырвалось наружу то, что бродило в груди кипящей, горячей, униженной волной.
Я знала, что он здесь. Не просто видела — чувствовала это как давление на виски, как сдавливание грудной клетки изнутри. Его присутствие, его запах, его молчание — всё это давило на меня издалека, через ресторанную полутьму, полированную мебель, скатерти, столовое серебро. И даже не нужно было смотреть в его сторону, чтобы знать: он сидел спиной ко мне, будто я — пустое место. Будто никогда не прижимался ко мне телом, не шептал на ухо грязные желания, не называл меня своей маленькой ведьмочкой. Он был абсолютно невозмутим, словно мы и правда были просто двумя незнакомыми отдыхающими, случайно оказавшимися в одном помещении.
Я доела, глядя в одну точку прямо перед собой, чтобы не дать слезам скатиться раньше времени. Сок в бокале я допивала мелкими глотками, делая вид, что всё под контролем. Затем медленно, нарочито спокойно убрала салфетку, проверила, не осталось ли ничего на губах, и, не вставая, надела солнцезащитные очки — маску, за которой можно было спрятать всё: и отёкшие от плача веки, и внутренний стыд, и бессильную ярость.
Когда я поднялась, официант — тот самый, с глазами цвета тёмного мёда и длинными ресницами — подошёл, как будто почувствовал, что я собираюсь уходить. Он снова задержал на мне взгляд, и в этом взгляде было чуть больше, чем просто вежливый интерес. Словно он видел не только моё лицо, а что-то глубже. Я кивнула, без улыбки, не в силах выдавить ни слова, и прошла мимо него, чувствуя себя голой, раскрытой, незащищённой.
На улице было задушливо. Лёгкий ветерок, который ещё утром казался приятным, теперь был слишком тёплым, липким, как прикосновение чужого тела, от которого хотелось оттереться до крови. Я остановилась у перил террасы, глубоко вдохнула и только тогда осознала, насколько сильно дрожат мои пальцы. Это был уже не просто шок — это было то состояние, когда разум пытается отгородиться от разрушающейся реальности, а тело упрямо тянет назад, в болото воспоминаний и жутких догадок.
Я не могла просто сидеть в номере. Не могла снова захлёбываться мыслями о нём, о его руках, его голосе, его… холоде. Нужно было сделать хоть что-то. И чем больше я думала, тем яснее в голове вырисовывалась одна точка на карте острова, которая тянула меня, как магнит. Алтарь. То место, где всё началось. Где мой мир впервые качнулся и перестал быть моим.
Я вернулась к отельной дорожке, обогнула бассейн, где уже никто не купался, и быстрым шагом направилась к той самой тропе, что вела в джунгли — в самую их глубину, туда, где между лианами и камнем пряталось древнее святилище. Скрытое среди влажной листвы, вечной тени и воспоминаний, которые всё ещё пахли потом и грехом.
Каждый шаг в чащу казался мне вызовом: земля под ногами была мягкой, влажной, местами скользкой, ветви цепляли одежду, паутина липла к рукам, а над головой стонали птицы, которых я не могла определить. Но я не останавливалась. Я шла вперёд, вглубь, будто шла к самой сути того, что со мной произошло. К началу и, возможно… к концу.
Я добралась до святилища, когда небо над островом уже начало темнеть. Сумерки опускались медленно, но неотвратимо — растекаясь между стволами деревьев, подкрадываясь к корням, заползая в листву влажным, вязким дыханием.
Передо мной раскинулся каменный круг, частично покрытый мхом и опавшими листьями. В центре — тот самый алтарь. Всё выглядело почти так же, как в тот день, когда я ступила сюда, ведомая странным магическим зовом и рукой Алекса. Но теперь на этом месте было что-то… иное. Зловещее, глухое. Воздух дрожал.
Я подошла ближе, склонилась над алтарём. От него веяло что-то сильное, тягучее, почти липкое. Как будто само пространство здесь хранило память о страсти, о магии, о нарушенных границах между мирами.
Я обернулась и услышала шаги. Тихие. Мягкие. Как будто кто-то шёл босиком по влажной земле. Сердце сжалось, ладони стали холодными.
Из густой тени между стволами деревьев вышел он.
Официант.
Тот самый парень, что подавал мне обед с мягкой улыбкой. Только теперь он улыбался по-другому. Шире. Чуждо. Его глаза уже не казались тёплыми. В них было что-то дикое, неестественное — как будто в его теле поселилось нечто, что только копировало человека, но не было им.
— Ты пришла, — сказал он, тихо, почти ласково. — Я знал, что ты вернёшься сюда. Этот лес зовёт не всех. Только Избранных.
Я отступила на шаг, прижимая ладони к груди, но не нашла в себе ни сил закричать, ни смелости развернуться и бежать.
Он подошёл ближе, и я почувствовала, как воздух вокруг нас становится гуще, насыщенней — как перед грозой. Или перед смертью.
— Ты открыла врата, — продолжил он, остановившись в метре от меня. — В ту ночь. Когда плоть встретилась с магией. Когда пролилась первая кровь. Когда вы вызвали то, что спало в недрах острова.
— Что ты несёшь? — прошептала я, почти не узнавая собственного голоса.
— Это древняя сила. Она хочет… насытиться, — он сделал ещё шаг, и теперь был совсем рядом. — Я слышал её. Я ждал. Ты — Избранная. Ты должна принять…
Он схватил меня за запястья с неожиданной силой! Улыбка исчезла с его лица, уступив место гримасе одержимости. Я вскрикнула, попыталась вырваться, но он повалил меня, прижал к земле, и его дыхание стало тяжёлым, липким. Паника вспыхнула в груди, горячим и колючим шаром. Я закричала, брыкалась, царапалась, но он был сильнее. Не церемонясь, мужчина одной огромной рукой прижал над головой мои запястья, а второй расстегнул свои штаны, высвобождая эрегированный член. Который впопыхах направил в меня, задирая юбку, отодвигая белье, уже упираясь головкой и готовясь войти грубым толчком…
— Здохни, тварь! — раздался крик, расколовший воздух, как молния.
Я услышала этот голос — знакомый, властный, спасительный. Он пронёсся сквозь лес, будто клинок сквозь плоть. И в ту же секунду свет вырвался из темноты: вспышка, резкий импульс, запах озона и обожжённой листвы.
Парня отшвырнуло в сторону. Он ударился о землю, зашипел — не закричал, а именно зашипел, как зверь, и мгновенно вскочил, оглядываясь в поисках пути к бегству. Его лицо искажалось — то становясь человеческим, то каким-то... чужим.
Алекс вышел из тени. Его лицо было мрачным, челюсть сжата, в глазах плескалась ярость, которой я еще никогда не видела.
Словно перепуганный зверь, туземец метнулся в джунгли — молча, почти на четвереньках, даже не застегивая спущенные штаны и не обращая внимания на болтающийся, все еще стоячий член. Миг — и он уже скрылся между лианами. Всё стихло. Остался только ритм моего дыхания, слишком резкий, слишком громкий, и шёпот деревьев, снова ставший обычным.
Я дрожала. Алекс стоял рядом, не говоря ни слова…
А в следующий миг он резко сел на землю рядом, притянул к себе и вцепился в мои губы диким поцелуем!
— Какого черта ты притащилась сюда? Одна? Еще и на ночь глядя? — гневно прорычал он, потянув меня за волосы.
Я невольно застонала в его губы.
— Я… я думала… — выдохнула, когда он позволил мне на секунду оторваться от его рта, — Я чувствовала, что это как-то связано с ритуалом… что всё это, корабль, исчезновение связи, остров… это не просто совпадение. Это может быть…
— Не оправдывай свою безрассудность, — оборвал он жёстко, глядя в мои глаза с таким взглядом, что мне захотелось провалиться сквозь землю. — Думаешь, если ты решила тут поиграть в героиню, я тебя просто отпущу с лёгкой нотацией?
Он вновь потянул меня к себе, вдавливая свои губы в мои так яростно, что я чуть не задохнулась. Его рука уже соскользнула с моего затылка ниже — по шее, к плечу, к груди, сжимая сквозь ткань, проверяя, как быстро я поддаюсь, как быстро моё тело сдаёт позиции, несмотря на протестующий, сломанный разум.
— За это будет наказание, Николь, — прошептал он в мои губы, его голос стал ниже, опаснее, горячее. — Жестокое, грязное, незабываемое.
Он вдавил меня спиной в землю, мои лопатки коснулись горячего песка, и контраст между ним и его телом, его пальцами, жадно разрывающими завязки на моей тунике, свёл меня с ума.
Я должна была остановить это. Сказать «нет». Уйти. Напомнить себе, что утром он дал мне понять: всё между нами — в прошлом. Что это просто курортный роман, пустая страсть, которую он собирался похоронить с отъездом с острова.
Но… его язык уже скользил по моей шее, между ключицами, его ладони прижимали мои бёдра к песку, а я… я не могла сопротивляться. Моё тело кричало, горело, вспоминало каждый его поцелуй, каждое движение, каждый ритм.
Он одним рывком задрал юбку вверх, обнажая меня перед собой, и не стал тянуть — просто встал между моих ног, прижался крепче, и его бедра нашли мои. Он вошел одним толчком, резким, голодным, так, будто он не был уверен, что у нас будет ещё хоть один шанс.
— Ты хотела быть взрослой? — прошипел он, входя в меня с такой силой, что я задохнулась, прикусив губу. — Так получай. Взрослую цену. Взрослую игру.
Он двигался быстро, безумно, грубо. Его руки держали меня за талию, будто он боялся, что я исчезну. И я… я тонула. В нём. В боли, в наслаждении, в унижении, в отчаянном желании хотя бы так, хотя бы ещё раз… принадлежать ему. Хоть на этот чёртов момент.
— Ты моя, — прошипел он мне в ухо, сжав мою шею, заставляя голову откинуться назад. — И если ты ещё раз полезешь одна в джунгли, я свяжу тебя на кровати в своём номере и не отпущу, пока мы не уедем с этого острова. Поняла?
Я кивнула, не в силах произнести ни слова.
Мы уже не были аккуратными.
…Софи. Недоставленные, непрочитанные сообщения.
Мурашки пробежали по спине. Не от страха — от предчувствия. От странного, липкого, безымянного ощущения, которое невозможно было выбросить из головы.
Я вошла в свой номер. Он был, как и прежде, идеально убран, постель застелена, полотенца сменены, ваза с фруктами на столике. Но в этом порядке было что-то… чужое. Как будто за то время, что я отсутствовала, здесь кто-то был, кроме горничной.
Или что-то.
Я поставила чемодан, но не открывала. Села на край кровати. Провела рукой по покрывалу. Закрыла глаза. Прислушалась.
Пустота.
И звуки с улицы — пение птиц, шум листвы, где-то вдалеке музыка с пляжного бара. Всё, как обычно.
Только не внутри меня.
Внутри всё бурлило, и каждая мысль оборачивалась новой догадкой, новой версией кошмара, который только начинал разворачиваться.
Я встала, нервно прошлась по комнате, сунула руку в сумку, достала телефон — снова ноль связи. Ни интернета, ни сигнала. Мои пальцы дрожали. Я резко распахнула чемодан, начала перекладывать вещи, проверять, всё ли на месте, что-то складывала, что-то разворачивала, потом снова сворачивала — просто чтобы что-то делать, не сидеть, не думать, не чувствовать, как сжимается грудь.
Через какое-то время я поняла, что не ела с утра. И что внутри — не только пустота, но и голод. Тот странный, тупой голод, который появляется после эмоционального обрушения, когда тело просит хоть чего-то, чтобы отвлечься от боли.
Я выпрямилась, провела рукой по лицу, глубоко вдохнула.
Ладно, пойду поем. Возможно, на сытый желудок мне будет хоть немного спокойнее.
ГЛАВА 3. Удар теней
Я спустилась в ресторан по открытой лестнице, что вилась между стенами, покрытыми зеленью и розовыми вьюнами. Солнце било в глаза сквозь пальмовые листья, воздух был всё таким же влажным, тропическим, тяжёлым, как мокрое полотенце. Но внутри меня всё по-прежнему было пусто.
Голод толкал вперёд, но не физический — не тот, что заставляет урчать живот, а другой, животный, неоформленный, голод по смыслу, по ясности, по чему-то, что могло бы заткнуть зияющую дыру внутри.
Внутри ресторана пахло специями, морепродуктами и чем-то остро-фруктовым, от чего желудок болезненно сжался. Несмотря на кондиционеры, воздух дрожал — от перегретых тел, от напряжения, от шепота и неуверенных взглядов.
Я выбрала столик у окна — немного в стороне, в полутени, с видом на сад и бассейн. Села, поставила сумку на соседний стул, закинула ногу на ногу и взяла меню, хотя вчитываться в него сил не было. Слова плыли. Блюда сливались в неразличимое: рис, карри, лангусты, кокосы, коктейли.
— Добрый день, — голос над ухом был неожиданно низким и обволакивающим.
Я подняла глаза — передо мной стоял официант. Молодой. Красивый, как с туристической брошюры: смуглая кожа, длинные ресницы, волосы, стянутые в небрежный хвост. Взгляд внимательный, почти изучающий, губы тронула мягкая улыбка.
— Что будете заказывать?
— Что-то теплое… и не слишком острое, — пробормотала я, теребя край меню.
— Позвольте мне выбрать за вас? — он склонил голову чуть ближе. От него пахло манго, солнцем и чем-то пряным.
— Вы выглядите так, будто нуждаетесь в заботе.
Я моргнула, сбитая с толку. Он сказал это не вульгарно, не заигрывающе. Тон был скорее участливым, как будто он видел сквозь меня и знал, сколько слёз было пролито сегодня утром на кафель той ванной.
— Хорошо, — кивнула я.
Он ушёл, плавно, как кошка. Я проводила его взглядом и машинально провела пальцами по шее — снова ощутив там след, который не смывался ни водой, ни временем.
Что-то в этом официанте было… странное. Приятное. Но странное. Слишком внимательное, слишком мягкое.
Я попыталась выбросить это из головы.
В ресторане царила странная атмосфера. Сначала я подумала, что только я чувствую это напряжение — но нет. Люди за соседними столами ели молча. Кто-то шептался, кто-то то и дело поглядывал на свои телефоны, раз за разом проверяя сигнал, который всё так же не появлялся. Даже дети не бегали, не кричали. Они сидели притихшие, вцепившись в планшеты, которые давно перестали обновлять страницы.
Мимо прошла женщина в парео, с мокрыми волосами и тревогой в глазах. За ней — парень в бейсболке, озирающийся по сторонам, как будто что-то искал или от кого-то ждал нападения. Остров, ещё вчера казавшийся безопасным раем, начинал походить на запертую клетку. И в этой клетке мы — чужие друг другу, отрезанные от материка, без связи, без корабля, с бесконечным солнцем и ощущением, что оно жарит нас заживо.
Я опустила глаза на стол, чтобы не видеть отражения тревоги в лицах вокруг, и в этот момент дверь открылась. Я почувствовала его ещё до того, как увидела. Этот знакомый, плотный, тяжёлый, почти физически ощутимый импульс. Как будто воздух в зале стал гуще.
Алекс.
Он вошёл. Уверенно. Медленно. И совершенно не посмотрел в мою сторону.
Моё тело напряглось, как струна. Я даже не дышала.
Он прошёл мимо, не встретившись со мной взглядом, и сел за столик у дальней стены, один, без телефона, без книги. Просто сидел, как король в изгнании — тихий, сосредоточенный, ни на кого не глядящий. Я смотрела на него из-под ресниц, как прячутся дети, которые не хотят, чтобы их поймали за подсматриванием. Внутри всё сжалось. Он был рядом… Но он был чужим. Его лицо — спокойное, замкнутое. А мои руки — дрожащие.
Я заставила себя смотреть только на тарелку, сосредотачиваясь на еде с таким отчаянием, будто вилкой я могла бы выцарапать из пасты с морепродуктами хоть крупицу внутреннего покоя. Я жевала быстро, глотая практически не прожёванное, не чувствуя вкуса, не разбирая, что именно ем — лишь бы занять рот, лишь бы не вырвалось наружу то, что бродило в груди кипящей, горячей, униженной волной.
Я знала, что он здесь. Не просто видела — чувствовала это как давление на виски, как сдавливание грудной клетки изнутри. Его присутствие, его запах, его молчание — всё это давило на меня издалека, через ресторанную полутьму, полированную мебель, скатерти, столовое серебро. И даже не нужно было смотреть в его сторону, чтобы знать: он сидел спиной ко мне, будто я — пустое место. Будто никогда не прижимался ко мне телом, не шептал на ухо грязные желания, не называл меня своей маленькой ведьмочкой. Он был абсолютно невозмутим, словно мы и правда были просто двумя незнакомыми отдыхающими, случайно оказавшимися в одном помещении.
Я доела, глядя в одну точку прямо перед собой, чтобы не дать слезам скатиться раньше времени. Сок в бокале я допивала мелкими глотками, делая вид, что всё под контролем. Затем медленно, нарочито спокойно убрала салфетку, проверила, не осталось ли ничего на губах, и, не вставая, надела солнцезащитные очки — маску, за которой можно было спрятать всё: и отёкшие от плача веки, и внутренний стыд, и бессильную ярость.
Когда я поднялась, официант — тот самый, с глазами цвета тёмного мёда и длинными ресницами — подошёл, как будто почувствовал, что я собираюсь уходить. Он снова задержал на мне взгляд, и в этом взгляде было чуть больше, чем просто вежливый интерес. Словно он видел не только моё лицо, а что-то глубже. Я кивнула, без улыбки, не в силах выдавить ни слова, и прошла мимо него, чувствуя себя голой, раскрытой, незащищённой.
На улице было задушливо. Лёгкий ветерок, который ещё утром казался приятным, теперь был слишком тёплым, липким, как прикосновение чужого тела, от которого хотелось оттереться до крови. Я остановилась у перил террасы, глубоко вдохнула и только тогда осознала, насколько сильно дрожат мои пальцы. Это был уже не просто шок — это было то состояние, когда разум пытается отгородиться от разрушающейся реальности, а тело упрямо тянет назад, в болото воспоминаний и жутких догадок.
Я не могла просто сидеть в номере. Не могла снова захлёбываться мыслями о нём, о его руках, его голосе, его… холоде. Нужно было сделать хоть что-то. И чем больше я думала, тем яснее в голове вырисовывалась одна точка на карте острова, которая тянула меня, как магнит. Алтарь. То место, где всё началось. Где мой мир впервые качнулся и перестал быть моим.
Я вернулась к отельной дорожке, обогнула бассейн, где уже никто не купался, и быстрым шагом направилась к той самой тропе, что вела в джунгли — в самую их глубину, туда, где между лианами и камнем пряталось древнее святилище. Скрытое среди влажной листвы, вечной тени и воспоминаний, которые всё ещё пахли потом и грехом.
Каждый шаг в чащу казался мне вызовом: земля под ногами была мягкой, влажной, местами скользкой, ветви цепляли одежду, паутина липла к рукам, а над головой стонали птицы, которых я не могла определить. Но я не останавливалась. Я шла вперёд, вглубь, будто шла к самой сути того, что со мной произошло. К началу и, возможно… к концу.
Я добралась до святилища, когда небо над островом уже начало темнеть. Сумерки опускались медленно, но неотвратимо — растекаясь между стволами деревьев, подкрадываясь к корням, заползая в листву влажным, вязким дыханием.
Передо мной раскинулся каменный круг, частично покрытый мхом и опавшими листьями. В центре — тот самый алтарь. Всё выглядело почти так же, как в тот день, когда я ступила сюда, ведомая странным магическим зовом и рукой Алекса. Но теперь на этом месте было что-то… иное. Зловещее, глухое. Воздух дрожал.
Я подошла ближе, склонилась над алтарём. От него веяло что-то сильное, тягучее, почти липкое. Как будто само пространство здесь хранило память о страсти, о магии, о нарушенных границах между мирами.
Я обернулась и услышала шаги. Тихие. Мягкие. Как будто кто-то шёл босиком по влажной земле. Сердце сжалось, ладони стали холодными.
Из густой тени между стволами деревьев вышел он.
Официант.
Тот самый парень, что подавал мне обед с мягкой улыбкой. Только теперь он улыбался по-другому. Шире. Чуждо. Его глаза уже не казались тёплыми. В них было что-то дикое, неестественное — как будто в его теле поселилось нечто, что только копировало человека, но не было им.
— Ты пришла, — сказал он, тихо, почти ласково. — Я знал, что ты вернёшься сюда. Этот лес зовёт не всех. Только Избранных.
Я отступила на шаг, прижимая ладони к груди, но не нашла в себе ни сил закричать, ни смелости развернуться и бежать.
Он подошёл ближе, и я почувствовала, как воздух вокруг нас становится гуще, насыщенней — как перед грозой. Или перед смертью.
— Ты открыла врата, — продолжил он, остановившись в метре от меня. — В ту ночь. Когда плоть встретилась с магией. Когда пролилась первая кровь. Когда вы вызвали то, что спало в недрах острова.
— Что ты несёшь? — прошептала я, почти не узнавая собственного голоса.
— Это древняя сила. Она хочет… насытиться, — он сделал ещё шаг, и теперь был совсем рядом. — Я слышал её. Я ждал. Ты — Избранная. Ты должна принять…
Он схватил меня за запястья с неожиданной силой! Улыбка исчезла с его лица, уступив место гримасе одержимости. Я вскрикнула, попыталась вырваться, но он повалил меня, прижал к земле, и его дыхание стало тяжёлым, липким. Паника вспыхнула в груди, горячим и колючим шаром. Я закричала, брыкалась, царапалась, но он был сильнее. Не церемонясь, мужчина одной огромной рукой прижал над головой мои запястья, а второй расстегнул свои штаны, высвобождая эрегированный член. Который впопыхах направил в меня, задирая юбку, отодвигая белье, уже упираясь головкой и готовясь войти грубым толчком…
— Здохни, тварь! — раздался крик, расколовший воздух, как молния.
Я услышала этот голос — знакомый, властный, спасительный. Он пронёсся сквозь лес, будто клинок сквозь плоть. И в ту же секунду свет вырвался из темноты: вспышка, резкий импульс, запах озона и обожжённой листвы.
Парня отшвырнуло в сторону. Он ударился о землю, зашипел — не закричал, а именно зашипел, как зверь, и мгновенно вскочил, оглядываясь в поисках пути к бегству. Его лицо искажалось — то становясь человеческим, то каким-то... чужим.
Алекс вышел из тени. Его лицо было мрачным, челюсть сжата, в глазах плескалась ярость, которой я еще никогда не видела.
Словно перепуганный зверь, туземец метнулся в джунгли — молча, почти на четвереньках, даже не застегивая спущенные штаны и не обращая внимания на болтающийся, все еще стоячий член. Миг — и он уже скрылся между лианами. Всё стихло. Остался только ритм моего дыхания, слишком резкий, слишком громкий, и шёпот деревьев, снова ставший обычным.
Я дрожала. Алекс стоял рядом, не говоря ни слова…
А в следующий миг он резко сел на землю рядом, притянул к себе и вцепился в мои губы диким поцелуем!
— Какого черта ты притащилась сюда? Одна? Еще и на ночь глядя? — гневно прорычал он, потянув меня за волосы.
Я невольно застонала в его губы.
— Я… я думала… — выдохнула, когда он позволил мне на секунду оторваться от его рта, — Я чувствовала, что это как-то связано с ритуалом… что всё это, корабль, исчезновение связи, остров… это не просто совпадение. Это может быть…
— Не оправдывай свою безрассудность, — оборвал он жёстко, глядя в мои глаза с таким взглядом, что мне захотелось провалиться сквозь землю. — Думаешь, если ты решила тут поиграть в героиню, я тебя просто отпущу с лёгкой нотацией?
Он вновь потянул меня к себе, вдавливая свои губы в мои так яростно, что я чуть не задохнулась. Его рука уже соскользнула с моего затылка ниже — по шее, к плечу, к груди, сжимая сквозь ткань, проверяя, как быстро я поддаюсь, как быстро моё тело сдаёт позиции, несмотря на протестующий, сломанный разум.
— За это будет наказание, Николь, — прошептал он в мои губы, его голос стал ниже, опаснее, горячее. — Жестокое, грязное, незабываемое.
Он вдавил меня спиной в землю, мои лопатки коснулись горячего песка, и контраст между ним и его телом, его пальцами, жадно разрывающими завязки на моей тунике, свёл меня с ума.
Я должна была остановить это. Сказать «нет». Уйти. Напомнить себе, что утром он дал мне понять: всё между нами — в прошлом. Что это просто курортный роман, пустая страсть, которую он собирался похоронить с отъездом с острова.
Но… его язык уже скользил по моей шее, между ключицами, его ладони прижимали мои бёдра к песку, а я… я не могла сопротивляться. Моё тело кричало, горело, вспоминало каждый его поцелуй, каждое движение, каждый ритм.
Он одним рывком задрал юбку вверх, обнажая меня перед собой, и не стал тянуть — просто встал между моих ног, прижался крепче, и его бедра нашли мои. Он вошел одним толчком, резким, голодным, так, будто он не был уверен, что у нас будет ещё хоть один шанс.
— Ты хотела быть взрослой? — прошипел он, входя в меня с такой силой, что я задохнулась, прикусив губу. — Так получай. Взрослую цену. Взрослую игру.
Он двигался быстро, безумно, грубо. Его руки держали меня за талию, будто он боялся, что я исчезну. И я… я тонула. В нём. В боли, в наслаждении, в унижении, в отчаянном желании хотя бы так, хотя бы ещё раз… принадлежать ему. Хоть на этот чёртов момент.
— Ты моя, — прошипел он мне в ухо, сжав мою шею, заставляя голову откинуться назад. — И если ты ещё раз полезешь одна в джунгли, я свяжу тебя на кровати в своём номере и не отпущу, пока мы не уедем с этого острова. Поняла?
Я кивнула, не в силах произнести ни слова.
Мы уже не были аккуратными.
