ГЛАВА 1. Кое-кто раскатал губу
— То есть, продать тебе моего мужа? Ты вообще в своём уме?! — я, честно говоря, чуть не подавилась собственным воздухом, когда услышала это, и глаза у меня, наверное, выкатились так, что могли скатиться под стол.
— Но ведь ты же сама его купила, — сладенько-хитро пропела Эбигейл, прищурившись так, будто вот прямо сейчас собиралась подсчитать, сколько же он может стоить на вторичном рынке мужей-некорианцев. — Это же у его расы традиция такая. Я специально узнала! Так в чём проблема?
Я с шумом выдохнула, уцепилась руками за край стола и медленно сосчитала до пяти, потому что хотелось, конечно, не отвечать, а огреть её папкой с отчётами по голове. Причём желательно толстой такой папкой, той самой, которая месяц пылилась на подоконнике, набрав веса от слоя пыли.
— Проблема в том, что он — мой муж. Муж, понимаешь? Не коврик из лавки, не кухонный комбайн и даже не торт с начинкой, который можно перекупить у соседки, пока та отвернулась. Муж! С большой буквы «М». И я, на секундочку, в здравом уме, чтобы такого сокровища не продавать.
Эбигейл изобразила невинную мину, хотя глаза у неё так и искрились ехидным огоньком. Да я же знала эту женщину как облупленную — она могла хоть святую из себя строить, но внутри уже вертела калькулятором, высчитывая, сколько платьев и туфель можно будет купить, если вот так просто забрать себе чужого котомужа.
— Ты слишком драматизируешь, — отмахнулась она. — Я же не предлагаю его на мясо пустить. Просто подумай: он симпатичный, ухоженный, готовит, убирает, пыль протирает… чего ты с ним тут сидишь, как наседка? Вон, продала бы мне, а сама нашла кого-то… более соответствующего твоему статусу.
— Более соответствующего моему статусу?! — я поперхнулась воздухом уже второй раз за утро. — Эбигейл, если мой статус и требует кого-то рядом, то это именно Феликс. Потому что никакой другой мужчина в этом мире не станет гладить мне волосы, мурчать под ухо и одновременно выдавать рецепт пирога с заварным кремом!
Эбигейл сделала вид, что зевнула.
— Ты просто не хочешь признать, что застряла с первым попавшимся вариантом. Кстати, между прочим, я тебя раскусила ещё на празднике Единения Коллектива.
Ах да. Тот самый наш корпоративный праздник. Название настолько пафосное, что под него впору было устраивать вселенскую мистерию с жертвоприношениями, но по факту всё свелось к обычной вечеринке, где каждый тащил свою +1, а начальство делало вид, что всех любит.
Я пришла туда, естественно, с Феликсом. Ну а что, у меня в жизни только один +1 — и тот с ушами. Он, правда, долго пытался отмазаться, мол, «ну я же домохозяин, куда мне лезть в твои карьерные дебри», но я всё же затащила его, пообещав потом неделю заказывать в доставке его любимый суп из трёх видов морепродуктов.
И, разумеется, стоило нам появиться, как весь отдел уставился на него так, будто я притащила не мужа, а живого дракона. Феликс в костюме выглядел… ммм, скажем так, настолько опасно-обворожительно, что половина коллег сразу забыла, зачем вообще пришла. А Эбигейл, хитрая лисица, с того момента прямо-таки впилась глазами в моего котика и, как оказалось, не отпустила.
— Я же видела, как он смотрел на меня, — продолжила она сейчас, будто речь шла о чём-то само собой разумеющемся. — Такие уши не могут лгать!
— Та-а-ак, — протянула я и подняла палец. — Во-первых, он на тебя не смотрел. Он вообще на всех так смотрит, у него просто взгляд такой — мягкий, ленивый, расслабленный. Во-вторых, он мой муж, и я не собираюсь его продавать. В-третьих… да ты вообще слышишь саму себя?! «Продать мужа»! Между прочим, если я даже в шутку скажу ему, что ты хочешь его купить, он устроит показательный концерт — заберётся на шкаф и неделю не будет слезать, пока ему рыбкой не заплатишь!
Эбигейл захихикала.
— Ну вот видишь, даже сама признаёшься, что он покупаемый. Рыбкой!
— Рыбкой — это совсем другое! — возмутилась я. — Рыбкой он покупаемый только у меня, а не у всяких авантюристок, которые мечтают прицепить к себе домашнего некорианца, чтобы щеголять им, как модной сумочкой.
Она только прикусила губу и сделала вид, что думает. А я уже чувствовала: это только начало. Эта ехидная ведьма явно загорелась идеей, и так просто её не отпустит. И, конечно же, будет гадить из-за угла, пока не убедится, что её план либо сработал, либо провалился с треском.
Я мысленно простонала. Одно дело — выдерживать родственников, которые строят козни с пирогами, платьями и списками гостей. Но совсем другое — соседний отдел с их «идейными руководителями», у которых на уме только интриги.
А теперь, выходит, у меня новая головная боль: Эбигейл, которая решила, что мой муж — это ходячая антикварная ваза, которую можно просто взять и перекупить.
Ну ничего. Пусть только попробует! Я и не такие атаки отражала.
Эбигейл вскинула брови, села поудобнее на стуле и скрестила руки на груди. Вид у неё был самый что ни на есть невинный — такой, будто она сейчас собирается читать молитву о всеобщем равенстве. Но я-то знала: если у Эбигейл на лице написано «невинность», значит, за кулисами уже крутится какой-нибудь подлый план с подставами, шантажом и, возможно, даже флаером с распродажи.
— Ну, допустим, — она потянула слова так, будто жевала их на зубах. — Ты пока не готова к серьёзным переменам. Это нормально, я понимаю. Многие женщины цепляются за привычное, даже если где-то рядом их ждёт судьба получше.
— Ах вот как? — Я прищурилась так, что, кажется, могла пробить взглядом дырку в её белоснежной блузке. — Судьба получше, говоришь? А то, что у меня дома идеальный мужчина, который готовит так, что повара элитных ресторанов плачут от зависти, — это, по-твоему, не судьба, а ошибка бухгалтерии?
Эбигейл снисходительно хмыкнула.
— Мужчина, который сидит дома, — это… ну, знаешь, как статуэтка в шкафу. Красивая, милая, но бесполезная. А тебе, Мика, нужен кто-то, кто соответствует твоему уровню. Кто-то, с кем не стыдно показаться в обществе. Кто-то, кто ведёт за собой, а не варит супы на кухне.
Я уронила челюсть так, что, наверное, могла бы ею отбить ритм на столешнице.
— Ты сейчас серьёзно? — Я ткнула пальцем в потолок, чтобы не ткнуть ей прямо в глаз. — То есть, для тебя готовить, убирать и держать дом в идеальном порядке — это бесполезно? Тогда, может, ты мне скажешь, кто вытирает твой бардак после вечеринок? Феечки-уборщицы? Или у тебя в шкафу живёт магический джинн с шваброй?
— У меня домработница, — не моргнув глазом, сказала Эбигейл.
Я закатила глаза так сильно, что почти посмотрела на свой затылок изнутри.
— Ну да, конечно. Забыла. У тебя, наверное, и цветы сами поливают себя, лишь бы лишний раз тебя не беспокоить.
Она изогнула бровь дугой.
— Не завидуй. Я всего лишь умею организовать пространство.
— Ага, пространство вокруг себя, чтобы в нём не было ни одного свободного мужчины без твоей подписи, — пробормотала я, но достаточно громко, чтобы она услышала.
Эбигейл хихикнула. У-у-у, как же меня бесило это её хихиканье — такое липкое, как карамелька, что прилипла к волосам и теперь намертво там застряла.
— Слушай, ты зря сопротивляешься. Я серьёзно: некорианцы всегда были известны этой своей… как бы помягче… продажностью?
— Продажностью?! — я взвыла, как сирена пожарной дружины. — Ты вообще в курсе, что если некорианец услышит такое слово, то обидится и в знак протеста будет неделю спать на шкафу, а не в постели?
— Ну, — Эбигейл развела руками, будто это всё были мелочи. — Ты же сама рассказывала на празднике, что купила его у той… как её там…
— Тара, — подсказала я сквозь зубы.
— Вот! У Тары. Значит, ты купила — кто-то другой может перекупить. Логично же.
— Нет, не логично! — Я встала, облокотилась ладонями на стол и наклонилась к ней поближе. — Ты сейчас рассуждаешь, как будто муж — это кружка из лавки антиквара: надоела — продала. А я тебе повторяю в десятый раз: он — мой. Мой муж, мой кот, моя гордость и моя самая главная любовь. Всё. Точка.
Эбигейл посмотрела на меня долгим внимательным взглядом, будто примеряла на язык что-то особо противное. Потом она откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и выдала:
— Знаешь, Мика… Ты всё так красиво говоришь, но в глубине души я вижу: ты боишься.
— Чего это я боюсь, интересно? — я скрестила руки, чтобы не врезать ей.
— Ты боишься, что когда-нибудь он тебе надоест. А тогда, увы, поздно будет что-то менять.
Я рассмеялась так громко и театрально, что в соседнем кабинете, наверное, подумали, будто у нас тут клоуны репетируют новый номер.
— Ой, Эбигейл, перестань! — Я даже рукой махнула, словно отмахиваясь от назойливой мухи. — Ты же говоришь сейчас абсолютную чушь. Феликс мне не надоест никогда. Даже если он будет каждый день петь одну и ту же песенку про рыбку, даже если раскидает свои пледы по всему дому, даже если будет воровать из моей тарелки последний кусок пирога. Он мой. И точка.
Она не ответила сразу. Наоборот, долго молчала, будто переваривала мою тираду. А потом медленно-медленно улыбнулась. Улыбка была опасная, как у кошки, которая только что прикинулась спящей, но уже занесла лапу над мышью.
— Ну… — протянула она. — Хорошо. Ты пока стой на своём. Но у меня есть одно очень интересное предложение для тебя. И, поверь, ты захочешь его выслушать.
Я аж приподнялась бровями, потому что знала: вот сейчас-то начнётся что-то такое, от чего у меня волосы на хвосте дыбом встанут. Если бы у меня был хвост.
Я уставилась на неё, на эту самодовольную улыбку, и поняла: всё, хватит. Если я задержусь здесь ещё минуту, то не удержусь и реально швырну в неё степлером. Причём в открытом виде — пусть потом извлекает скрепки из своей лакированной прически.
— Слушай, Эбигейл, — я резко собрала бумаги в папку, словно отрезая конец разговора. — Я очень ценю твоё мнение. Но у меня тут работа, понимаешь? Работа. Так что давай-ка разойдёмся, пока я не сделала что-нибудь, что потом придётся списывать на «эффект ведьминского сглаза».
Эбигейл лишь хмыкнула, поднялась и лениво вышла из моего кабинета, будто это она тут хозяйка. Ах да, как же я могла забыть: по её внутренней карте мира она — хозяйка везде. Хоть в уборной, хоть в тронном зале.
Я проводила её взглядом и шумно выдохнула. Отлично. День можно официально считать испорченным.
Оставшиеся часы я буквально заставила себя работать. Знаете, это когда сидишь, уткнувшись в бумаги, пишешь отчёт, ставишь подписи, вроде бы делаешь вид, что увлечена процессом… но в голове только одно: «Ну и наглость! Моего мужа продать?! Да я её сама на базаре выставлю, ещё и цену скину, лишь бы кто взял!»
Пару раз я даже ловила себя на том, что пишу в отчёте не цифры, а что-то вроде «Эбигейл курица». Хорошо, что вовремя замечала и исправляла, иначе бы аудиторы потом недоумевали, отчего у нас в финансовом отчёте рядом с графой «расходы на транспорт» стоит приписка: «хочу выщипать ее и пустить на суп для бедных».
В конце концов рабочий день всё-таки добрался до финала. Я, как боец после сражения, собрала сумку, повесила на лицо вежливую улыбку (которая в переводе с моего внутреннего языка значила «все идите к чёрту») и направилась домой.
В квартире меня встретил аромат свежей выпечки. Я даже остановилась в прихожей, обнюхивая воздух, как охотничья собака.
— Феликс, — протянула я подозрительно, снимая плащ. — Ты что, опять на кухне эксперименты проводишь?
Из кухни послышалось бодрое:
— Это не эксперименты, это совершенствование мастерства!
Я закатила глаза, улыбнувшись, и зашла.
Итак, картина маслом: мой муж-котик стоит у плиты, в белоснежном фартуке (где он вообще его откопал?), с ушами, забавно дёргающимися в такт движениям, и с видом шеф-повара, который спасает мир выпечкой. На столе — гора пирожков. Настоящая гора. Я не утрирую: если их сложить друг на друга, получится башня, выше меня.
— Я пошла на работу, а ты уже организовал пекарню? — спросила я, проходя к столу.
— Тетя Лина звонила, — важно сказал он, переворачивая противень. — Дала свой рецепт. Сказала: «Феликс, милый, попробуй, вдруг получится». Ну и я решил, что нужно не просто попробовать, а сразу превзойти её.
Я прыснула со смеху.
— Превзойти тётю Лину?! Да у неё духовка работает на чистом упрямстве и силе семейных традиций!
Феликс фыркнул, как кот, которому только что сказали, что он не самый пушистый.
— Посмотрим. У меня лапы ловчее.
— Лапы?! — я прыснула громче. — Ты забыл уточнить: у тебя лапы без когтей и хвоста.
Он моментально сложил губы обиженным бантиком.
— Опять ты про хвост… — пробормотал он, подавая мне тарелку с пирожком.
Я укусила, и глаза у меня чуть не закатились от удовольствия. Вкус был такой, что любая кулинарная книга сгорела бы от зависти.
— Ладно, сдаюсь, — сказала я, доедая пирожок. — Если ты так продолжишь, то нам реально придётся открывать булочную.
Он хитро прищурился.
— А ты будешь стоять у прилавка и отпугивать клиентов своим корпоративным взглядом.
— Какой ещё корпоративный взгляд?!
— Ну, знаешь, такой… «ещё раз переспросишь, и я тебя уволю».
Я рассмеялась так громко, что чуть не подавилась.
Феликс довольно улыбался, а уши у него мелко дрожали — признак того, что он в отличном настроении.
— Ладно, милая, — сказал он, снимая ещё один противень. — У меня тут всё под контролем. А ты садись и рассказывай, что сегодня опять придумала твоя ненаглядная Эбигейл.
Я плюхнулась на стул и, откусив ещё один пирожок, закатила глаза.
— Оооо, если я начну рассказывать, тебе придётся испечь торт, чтоб я хоть как-то справилась с нервами.
Феликс хмыкнул.
— Торт я как раз планировал.
Я уставилась на него.
— Ты же понимаешь, что в таком темпе мы скоро не будем помещаться в двери?
Он ухмыльнулся, облизал пальцы и мурлыкнул:
— А мне нравится перспектива жить в доме, полном еды.
Я засмеялась и, сама того не заметив, расслабилась. Всё напряжение от разговора с Эбигейл растаяло, словно его смыло тёплым супом. Вот он — мой идеальный диванный котик. Да пусть хоть все Эбигейлы мира в очередь встанут, фиг им, а не это мое сокровище.
Феликс, словно и не было моего ворчания, продолжал хозяйничать на кухне. У него был тот особый вид лица, который бывает у кошек, когда они залезли в ящик с носками и решили, что нашли сундук сокровищ. Самодовольство — до ушей.
Я устроилась за столом, подперла щеку рукой и смотрела, как он ловко вертится у плиты. И знаете, это было даже… мило. Настолько мило, что я готова была сама себе пообещать: если Эбигейл хоть ещё разик пискнет про то, что «некорианцев можно продать, что тут такого?», я устрою ей обеденную встречу с раскалённой сковородкой.
— Ты опять утащил мои специи? — спросила я, заметив подозрительно знакомую баночку.
Феликс замер. Уши дрогнули.
— Ну… — он протянул это «ну» так, что я сразу поняла: да, утащил. — Они же всё равно просто стояли. Скучали. Я их оживил.
— Они не скучали! — возмутилась я. — Они стояли ровно по алфавиту, как я и расставила!
— Ну вот, теперь у них весёлая жизнь, — невозмутимо ответил он, добавляя щепотку корицы не в пирог, а в жаркое.
Я уставилась на него, а потом на сковородку.
— Феликс, ты понимаешь, что это курица с чесноком?!
— Ага, — он улыбнулся, показывая клычок. — Но теперь это курица с изюминкой.
