Нагрузка на кресло оказалась слишком большой, и оно едва не перевернулось, проскользив всеми пятью колесиками по полу офиса. Но если кресло убереглось от падения, то Эйчи — нет. Даже и среагировать то толком не успел. Он смачно шмякнулся на пол, расквасив себе при этом нос. Теперь сменная (уже нет) рубашка будет не только в пятнах пота, но и в крови. Остается надеяться, что других биологических жидкостей на ней не окажется.
Но в этом был плюс.
Доставать листок из-под тумбочки в положении лежа было очень удобно.
В первом часу ночи каким-то чудом чертеж был готов. Хотя, Эйчи не исключал, что часы просто остановились, решив, что тут достаточно и одного работающего объекта. Перепроверять Эйчи не стал, решив, что, в случае ошибки, все равно уже не сможет сделать к завтрашнему (сегодняшнему) утру что-то лучше. Довольный, он сладко потянулся в кресле.
А кресло, удивленное таким напором, сломалось.
Оно разлетелось по всему проходу на составляющие с таким звоном, будто кто-то уронил на каменный пол горсть монет.
Падая, Эйчи сильно ударился затылком о так некстати торчащий шуруп. Боль почувствовать он почти не успел, лишь только с наслаждением подумал: "Все! Теперь — спать!!"
Он должен был двигаться, он не мог стоять на месте. Музыка вплеталась в его нерв, заставляла взлетать руки, кивать головой, крутиться. Ритм — это ударные или его собственное сердце? Он танцевал. Он был прекрасен. Все вокруг были прекрасны. Остальное скроют стробоскопы.
Еще громче!
Как будто ему мешали собственные мысли.
Через три часа он резко понял, что устал. Начало отпускать. Странно, дозировка была обычной. Неужели он подсел и начал привыкать? Ну нет, это не про него. Скорее, препарат попался не кайф. И с этим он разберется. Но — утром, потом. А сейчас ночь еще в самом разгаре, не время переживать, время жить!
Он вышел на улицу и достал еще одну дозу прямо за углом клуба.
На входе его задержал охранник. Может, стоило подальше отойти? Но тот только похлопал его по плечу:
— Человек, не переусердствуй! — и протолкнул внутрь.
Хороший дядька. Иногда сам чутка просил, когда подряд две смены приходились, ну или подработка какая. Человек делился.
Человеком его прозвали из-за какой-то тухлой песни. У родачей услышали, что ли? Старье. Но — прижилось, да и их тогда тоже было двое. Позже его Кошка ушла к другому. К доктору, если все той же терминологии следовать. Но Человек мало горевал. Не время переживать, время жить!
Он много двигался.
К пяти разъехались самые стойкие. Музыка, уже не контролируемая никем, все еще звучала в пустом зале. И Человек танцевал.
Завтра выступление. Часто ли можно встретить таких счастливых людей, которые всем сердцем стремятся делать то, на чем и строится их карьера? Ему повезло. Призвание и работа были одним целым. А по ночам были клубы. Иногда ему казалось, что он не остановится никогда, он — белка в колесе, вечный двигатель, сама энергия. Кто может сказать, что это неправда?
В первом утреннем поезде было мало людей. Он плюхнулся на свободную скамью. Дорога — это что-то невыносимое. Лишь имитация, фальшь. Перемещение на местности движению не равно. Человек нервно подергивал руками, ногами, покачивал головой. Сотня мелких цепных движений, перетекающих одно в другое. Ни секунды остановки. Девушка, сидевшая напротив, не выдержала этой картины, хаотичного фонтана мельтешений, пересела в другой конец вагона.
— Нарик какой-то, — подумала она.
Человек едва дождался объявления своей остановки, вскочил, по-броуновски начал быстро ходить по вагону, пока двери наконец не открылись, и он не вылетел вон.
На улице было свежо. Этим утром о себе впервые заявила осень. Маленький лист оторвался от ветки дерева и мягко опустился на взъерошенную, покрытую лакированными колючками волос, макушку. Человек тряхнул головой. Лист безропотно, все так же медленно и мягко, будто за его спиной разворачивалось облако взрыва, стал опускаться к земле.
Лист познал в этой жизни все. Ему некуда было спешить.
Человек впервые за все последнее время остановился. Не двигался, кажется, даже не моргал. Он ждал. Он смотрел, как падает лист. И лишь когда тот коснулся тротуара, Человек продолжил свой путь. Через пять часов выступление, репетиция — через три. Дома надо включить громкую музыку назло всем соседям. Не время переживать, время жить!
— Эй, ты! — окликнули его над самым ухом. — Стой!
Человек даже не слышал, как подошел тот, второй. Второй был больше похож на тень, зыбкую, серую. Что самое страшное — тень самого Человека. Второй так же дергался, мельтешил, дрожал, совершал за раз кучу движений. Но, в отличии от Человека, второй был на грани. Он машинально сделал пару шагов назад.
А было ли это отличие? Как часто за последний месяц Человек повышал дозы? Как часто ему казалось мало — драйва, времени, веселья, полета? Может, это и не тень, а зеркало?
Но отличие у них все-таки было. Второй зажимал в руке пистолет.
— Эй, ты! — снова раздался слабый голос. — Давай...
Что именно давать, второй не пояснил. Но характерный жест руки, в которой было оружие, явно говорил, что он хочет денег.
— Слушай, у меня тут мало, но...
— Не двигайся!
— Как же я достану кошелек?
Второй потупил едва ли не с минуту, но потом кивнул. Человек вытащил из кармана бумажник.
— Смотри, тут почти ничего нет!
Второй начал злиться. Он думал, что быстро провернет это дело и совсем-совсем скоро ему станет лучше.
— Стой! Стой, только ничего не делай, — в свою очередь повторил уже Человек. — У меня есть что-то, что тебе поможет!
И он снова полез в карман, только уже в другой.
Налетел ветер. Внезапно холодный, он поднял с земли первый, недавно опавший, лист. Задрал угол афиши, где в одном из лиц с трудом можно было узнать Человека. Второй, которого и так колотил нервный озноб, дернулся.
Раздался грохот. Человек поднял глаза за секунду до того, как в него ворвалась пуля.
Испуганный второй заозирался, подбежал к распростертому Человеку. В его руке лежала Жизнь. Второй схватил ее и убежал прочь, все так и размахивая по пути пистолетом. Он успеет принять свою дозу.
Человек же смотрел на упавший лист, так кстати подобравшийся поближе. Теперь они оба достигли цели. “Больше некуда спешить. Теперь я могу уснуть!” — подумал он.
Почему-то так важно это стало именно сейчас. Время. Время, сколько он провел тут. Время, сколько еще тут предстоит провести его ребенку. Время, которое он раньше не проводил с ним — все происходящее казалось теперь просто компенсацией.
Время, сколько еще они смогут провести вместе.
Писк монитора сердечного ритма. Последнее было самым важным, что Пауль мог вспомнить в своей жизни. Жена ушла. Нет, он просто выгнал жену. Не-не, не совсем — домой. Именно она приняла на себя весь удар и сейчас была просто на исходе. Он не мог потерять за раз двоих. Наверное, тогда не стало бы и его.
А если бы не стало вдруг его? То...?
На этот вопрос ответ Пауль знал. Потому что фактически его и не было, он испарился из жизни семьи, заменив саму семью тем, что он называл заботой о ней.
— Вы не пойдете домой?
— Нет, сегодня я тоже буду спать здесь.
Медсестра ушла, дав ему десять минут на то, чтобы сбегать в туалет и налить себе еще кофе. Оставлять Касси одного он не хотел.
Но он ее обманул. Спать он не будет. Сон на жестком стуле вряд ли можно назвать сном. Да будь даже здесь вторая, пустая, кровать, он все ровно не смог бы сомкнуть глаз, то и дело дергаясь, проверяя, нет ли изменений. К лучшему.
Или к худшему.
Ребенок беспокойно вздохнул. Сердечный ритм ускорился, и паника охватила его. Но все улеглось спустя лишь минуту. Малыш давно уже не приходил в себя. Пауль глотнул кофе. Желудок скрючило.
Утром вернулась жена. Она вывела его из оцепенения — именно такого состояния достигли бы тибетские монахи, поставь рядом с ними кроватку с их балансирующим на той самой грани дитя. Умирающим — этого слова Пауль сторонился. Пусть это будет не про Касси! Пожалуйста, только не он!
Теперь уже Лаyра спровадила мужа домой — буквально отклеила его руки от перекладин больничной койки, вытолкнула, закрыла дверь. Больничный персонал уже привык к таким сценам в этой палате. Только разорвав визуальный контакт, Пауль наконец развернулся и зашагал вниз по лестнице, к выходу.
Можно было ожидать, что, едва добравшись до дома, Пауль рухнет на диван и проспит все время, которое осталось до его дежурства. Чистая одежда, душ, даже еда — все это вторично, их значение не так велико, как у сна.
Но через минуту глаза открылись снова. Каждое веко держал ручонками малыш Касси, не давая тому опуститься. По маленькому Касси — в каждом глазу. Пауль перевернулся, уткнулся лицом в диванные подушки, закрыл свет руками — но видение не исчезло. Вдобавок в левом кармане завибрировал телефон.
Пауль взметнулся — Лаyра? Что-то с малышом? Но звонок был с работы. По привычке он поднял трубку.
Какими далекими, странными были слова собеседника! Как будто он разговаривал на языке страны, где Пауль давно не был. А ведь прошла всего неделя!
— Вам придется еще пару дней обойтись без меня, — соврал в трубку он. Пауль уже знал, что не сможет больше продолжать это дело.
Помучившись еще где-то с час, и запихнув в себя-таки какую-то еду, вкуса которой он даже не почувствовал, Пауль снова вышел из квартиры. Его дом отторгал его. Его место теперь только там, где сын.
Он спешил. Пауль будто чувствовал, что что-то должно случиться. Уже на пороге клиники его настиг звонок — на сей раз на самом деле от Лаyры.
Она была в панике, говорила что-то очень быстро и взволнованно. Ее голос заглушал громкий гомон, и Пауль не смог понять ни слова. Но главное он для себя выяснил — нужно бежать. И он побежал.
Примерно так и срабатывает эффект "белого медведя". Стоило Паулю ускорить свой шаг, как ему показалось, что и вся больница пришла в движение. Он будто попал в течение, вектор которого сам и создал. Пауль набирал скорость, но люди обгоняли его. Только сейчас до него дошло, что люди — это персонал. Не пациенты, не визитеры. И что бегут они действительно туда же, куда и он.
— Касси!
От коридора, откуда был вход в палату, Пауля отделяли лишь только две створки двери. Они шатались туда-сюда — кто-то совсем недавно их потревожил. Пауль рванул к ним.
А дверь рванула к нему внезапным встречным движением. Пауль уже не мог затормозить. Удара такой силы он еще никогда не получал. Даже в той драке, которая привела его к сотрясению мозга.
Из дверей показалась каталка, ее толкала целая бригада медиков, каждый кричал что-то свое. На каталке лежал малыш Касси. Он открыл глаза и в упор посмотрел на Пауля.
— Папа!.. — беззвучно задвигались губы.
Пауль был счастлив. Он тихо сполз по стенке, оставляя собой на ней темный след, и глядя вслед уносящейся каталке, смог лишь подумать: "Теперь я могу спокойно спать!"
— Ну? — прикрикнула Аська. — Собираешься?
— Собираюсь!
Вася продолжил гневно кидать вещи в чемодан.
— Ну и собирайся! — огрызнулась Ася. Ее сейчас-уже-почти-бывший-муж оторопело остановился.
— Ты что, обиделась?
— Нет, не обиделась! И на что мне только обижаться?
— Ты же сама хотела, чтобы я ушел?!
— Конечно! Замуж с этой мечтой выходила. Дай, думаю, схожу, отмечусь, а мужа на третий день после свадьбы выгоню!
— Смотрите-ка, какая выдержка! И как ты только пять лет продержалась?
— А за эти пять лет твоего присутствия на три дня как раз вот и накопилось!
Ася карикатурно развела руки. Вася бросил складывать вещь и пролетел на кухню.
Вскоре Ася услышала громыхание посуды.
— Эй! Ты что делаешь?
В дверном проеме показалась Васина голова. В руке у головы была сковородка.
— Приданое себе собираю! А то в новом доме жрать не дадут!
— А ну положь на место! — заорала Ася. — Это моя сковородка!
— Это совместно нажитое имущество, дорогая!
— Наследство, дорогой, при разводе не делится!
— Это прямо то, за что стоит бороться, да! Клад - не иначе!
— Мужики вообще должны сковородок на генетическом уровне бояться!
— Странно, что доселе ее очень упорно боялась ты!
— Доселе!.. — передразнила Ася.
— Ну это ты не отличишь ксеноморфа от ксенофоба, а эвока - от экивоков.
— Ну ты просто …молодчина!
— Ты хотела сказать – мудачина?
— Хотела!
— Маньяшка!
Ася всхлипнула. Они оба уже перешли все грани. Дальнейшую перепалку прервал телефонный звонок. Сашка всегда звонила вовремя, что сказать.
— Как дела? — спросила та.
— Ну как сказать? — вздохнула в трубку Ася. — Мы всю ночь ссорились. Если бы кто-то пристрелил - я бы спасибо сказала. Устала очень.
— Ну да. Когда рядом с тобой кто-то постоянно корчит альфа-самца...
— Так хоть бы и альфа-самца. А то ж амёба! ...Простите, омега.
Последнее было сказано уже Васе в лицо. Тот плюнул, бросил сковородку, ушел в комнату.
Пахнуло чем-то сладковатым, медицинским. Валерианка. Бабушка часто пахла валерианкой. А после этого мама говорила Асе, что та ее "довела". Валерианка у нее всегда ассоциировалась с чувством вины и стыда. А еще - недоумения. Она же ничего "такого" не делала. Но взрослым виднее.
Ася вернулась в комнату. Бросила взгляд на открытую аптечку. Вася, с упорством собаки, гуляющей на поводке, собирал вещи. Почему закрывать - всегда так больно? Может, она думала о людях лучше, чем они есть? Да нет, он же на самом деле хороший парень. Может, она думает о себе лучше, чем она есть?
— Ты точно хочешь, чтобы я ушел? — Вася не смотрел на нее, но спиной чувствовал, что она рядом.
— Ты же понимаешь, что любой мой ответ ничего не изменит.
— То есть...?
— То есть все останется, как есть.
— Ты поэтому такая грустная?
— Ты часто видишь меня грустной?
— Все время. А без меня - не так? Когда меня нет - ты не грустишь?
В этом апреле пахло осенью.
— Хочешь, я не буду приходить? Совсем.
— Может быть, мне нравится грустить?
Вася наконец обернулся. Они долго смотрели друг на друга.
— Почему ты мне никогда ничего не говорила?
— Я не критикую бесплатно.
— Ну вот, ты опять заводишься. Это не плодотворно.
— Ой, только не начинай вот опять!
Ася очень быстро вскипала.
Тема плодотворности в их семье была под запретом. С этим никак не выходило. Зато вот зефирки падали в весьма благодатную почву. Почва множилась, всходила, и вскоре дала урожай аж в 15 килограмм.
— Куда ты хочешь уехать? — устало спросила Ася. Она так обессилела от этих бесконечных споров!
— Я не хочу.
— Почему?
Ася хотела услышать что-то действительно стоящее. Но Вася ответил:
— А мне нравятся шутки про "В-Асю".
Вот всегда он так.
Ася, сейчас уже практически в шутку, ткнула его кулаком в плечо.
Вася ответил.
Они подрались. Так уж случилось, каждый - первый раз в своей жизни. Грязно, некрасиво, с выкручиванием рук, тасканием за волосы и пинками ниже пояса. Возможно, именно этого им и не хватало — физической разрядки. Мести друг другу. Ответа за каждое сказанное слово, которое причинило боль. К концу драки, выдохшись, они были практически счастливы.
— Ох. Ну ты думаешь, я ночами сплю спокойно? — наконец произнес он.
Вася держал Асю в объятьях. До этого он ее душил, но силы кончились. Ася облизнула губы. Они были в крови — и кровь была не её. Никто не остался в долгу.
Но в этом был плюс.
Доставать листок из-под тумбочки в положении лежа было очень удобно.
В первом часу ночи каким-то чудом чертеж был готов. Хотя, Эйчи не исключал, что часы просто остановились, решив, что тут достаточно и одного работающего объекта. Перепроверять Эйчи не стал, решив, что, в случае ошибки, все равно уже не сможет сделать к завтрашнему (сегодняшнему) утру что-то лучше. Довольный, он сладко потянулся в кресле.
А кресло, удивленное таким напором, сломалось.
Оно разлетелось по всему проходу на составляющие с таким звоном, будто кто-то уронил на каменный пол горсть монет.
Падая, Эйчи сильно ударился затылком о так некстати торчащий шуруп. Боль почувствовать он почти не успел, лишь только с наслаждением подумал: "Все! Теперь — спать!!"
Глава про танцора
Он должен был двигаться, он не мог стоять на месте. Музыка вплеталась в его нерв, заставляла взлетать руки, кивать головой, крутиться. Ритм — это ударные или его собственное сердце? Он танцевал. Он был прекрасен. Все вокруг были прекрасны. Остальное скроют стробоскопы.
Еще громче!
Как будто ему мешали собственные мысли.
Через три часа он резко понял, что устал. Начало отпускать. Странно, дозировка была обычной. Неужели он подсел и начал привыкать? Ну нет, это не про него. Скорее, препарат попался не кайф. И с этим он разберется. Но — утром, потом. А сейчас ночь еще в самом разгаре, не время переживать, время жить!
Он вышел на улицу и достал еще одну дозу прямо за углом клуба.
На входе его задержал охранник. Может, стоило подальше отойти? Но тот только похлопал его по плечу:
— Человек, не переусердствуй! — и протолкнул внутрь.
Хороший дядька. Иногда сам чутка просил, когда подряд две смены приходились, ну или подработка какая. Человек делился.
Человеком его прозвали из-за какой-то тухлой песни. У родачей услышали, что ли? Старье. Но — прижилось, да и их тогда тоже было двое. Позже его Кошка ушла к другому. К доктору, если все той же терминологии следовать. Но Человек мало горевал. Не время переживать, время жить!
Он много двигался.
К пяти разъехались самые стойкие. Музыка, уже не контролируемая никем, все еще звучала в пустом зале. И Человек танцевал.
Завтра выступление. Часто ли можно встретить таких счастливых людей, которые всем сердцем стремятся делать то, на чем и строится их карьера? Ему повезло. Призвание и работа были одним целым. А по ночам были клубы. Иногда ему казалось, что он не остановится никогда, он — белка в колесе, вечный двигатель, сама энергия. Кто может сказать, что это неправда?
В первом утреннем поезде было мало людей. Он плюхнулся на свободную скамью. Дорога — это что-то невыносимое. Лишь имитация, фальшь. Перемещение на местности движению не равно. Человек нервно подергивал руками, ногами, покачивал головой. Сотня мелких цепных движений, перетекающих одно в другое. Ни секунды остановки. Девушка, сидевшая напротив, не выдержала этой картины, хаотичного фонтана мельтешений, пересела в другой конец вагона.
— Нарик какой-то, — подумала она.
Человек едва дождался объявления своей остановки, вскочил, по-броуновски начал быстро ходить по вагону, пока двери наконец не открылись, и он не вылетел вон.
На улице было свежо. Этим утром о себе впервые заявила осень. Маленький лист оторвался от ветки дерева и мягко опустился на взъерошенную, покрытую лакированными колючками волос, макушку. Человек тряхнул головой. Лист безропотно, все так же медленно и мягко, будто за его спиной разворачивалось облако взрыва, стал опускаться к земле.
Лист познал в этой жизни все. Ему некуда было спешить.
Человек впервые за все последнее время остановился. Не двигался, кажется, даже не моргал. Он ждал. Он смотрел, как падает лист. И лишь когда тот коснулся тротуара, Человек продолжил свой путь. Через пять часов выступление, репетиция — через три. Дома надо включить громкую музыку назло всем соседям. Не время переживать, время жить!
— Эй, ты! — окликнули его над самым ухом. — Стой!
Человек даже не слышал, как подошел тот, второй. Второй был больше похож на тень, зыбкую, серую. Что самое страшное — тень самого Человека. Второй так же дергался, мельтешил, дрожал, совершал за раз кучу движений. Но, в отличии от Человека, второй был на грани. Он машинально сделал пару шагов назад.
А было ли это отличие? Как часто за последний месяц Человек повышал дозы? Как часто ему казалось мало — драйва, времени, веселья, полета? Может, это и не тень, а зеркало?
Но отличие у них все-таки было. Второй зажимал в руке пистолет.
— Эй, ты! — снова раздался слабый голос. — Давай...
Что именно давать, второй не пояснил. Но характерный жест руки, в которой было оружие, явно говорил, что он хочет денег.
— Слушай, у меня тут мало, но...
— Не двигайся!
— Как же я достану кошелек?
Второй потупил едва ли не с минуту, но потом кивнул. Человек вытащил из кармана бумажник.
— Смотри, тут почти ничего нет!
Второй начал злиться. Он думал, что быстро провернет это дело и совсем-совсем скоро ему станет лучше.
— Стой! Стой, только ничего не делай, — в свою очередь повторил уже Человек. — У меня есть что-то, что тебе поможет!
И он снова полез в карман, только уже в другой.
Налетел ветер. Внезапно холодный, он поднял с земли первый, недавно опавший, лист. Задрал угол афиши, где в одном из лиц с трудом можно было узнать Человека. Второй, которого и так колотил нервный озноб, дернулся.
Раздался грохот. Человек поднял глаза за секунду до того, как в него ворвалась пуля.
Испуганный второй заозирался, подбежал к распростертому Человеку. В его руке лежала Жизнь. Второй схватил ее и убежал прочь, все так и размахивая по пути пистолетом. Он успеет принять свою дозу.
Человек же смотрел на упавший лист, так кстати подобравшийся поближе. Теперь они оба достигли цели. “Больше некуда спешить. Теперь я могу уснуть!” — подумал он.
Глава про Пауля
Почему-то так важно это стало именно сейчас. Время. Время, сколько он провел тут. Время, сколько еще тут предстоит провести его ребенку. Время, которое он раньше не проводил с ним — все происходящее казалось теперь просто компенсацией.
Время, сколько еще они смогут провести вместе.
Писк монитора сердечного ритма. Последнее было самым важным, что Пауль мог вспомнить в своей жизни. Жена ушла. Нет, он просто выгнал жену. Не-не, не совсем — домой. Именно она приняла на себя весь удар и сейчас была просто на исходе. Он не мог потерять за раз двоих. Наверное, тогда не стало бы и его.
А если бы не стало вдруг его? То...?
На этот вопрос ответ Пауль знал. Потому что фактически его и не было, он испарился из жизни семьи, заменив саму семью тем, что он называл заботой о ней.
— Вы не пойдете домой?
— Нет, сегодня я тоже буду спать здесь.
Медсестра ушла, дав ему десять минут на то, чтобы сбегать в туалет и налить себе еще кофе. Оставлять Касси одного он не хотел.
Но он ее обманул. Спать он не будет. Сон на жестком стуле вряд ли можно назвать сном. Да будь даже здесь вторая, пустая, кровать, он все ровно не смог бы сомкнуть глаз, то и дело дергаясь, проверяя, нет ли изменений. К лучшему.
Или к худшему.
Ребенок беспокойно вздохнул. Сердечный ритм ускорился, и паника охватила его. Но все улеглось спустя лишь минуту. Малыш давно уже не приходил в себя. Пауль глотнул кофе. Желудок скрючило.
Утром вернулась жена. Она вывела его из оцепенения — именно такого состояния достигли бы тибетские монахи, поставь рядом с ними кроватку с их балансирующим на той самой грани дитя. Умирающим — этого слова Пауль сторонился. Пусть это будет не про Касси! Пожалуйста, только не он!
Теперь уже Лаyра спровадила мужа домой — буквально отклеила его руки от перекладин больничной койки, вытолкнула, закрыла дверь. Больничный персонал уже привык к таким сценам в этой палате. Только разорвав визуальный контакт, Пауль наконец развернулся и зашагал вниз по лестнице, к выходу.
Можно было ожидать, что, едва добравшись до дома, Пауль рухнет на диван и проспит все время, которое осталось до его дежурства. Чистая одежда, душ, даже еда — все это вторично, их значение не так велико, как у сна.
Но через минуту глаза открылись снова. Каждое веко держал ручонками малыш Касси, не давая тому опуститься. По маленькому Касси — в каждом глазу. Пауль перевернулся, уткнулся лицом в диванные подушки, закрыл свет руками — но видение не исчезло. Вдобавок в левом кармане завибрировал телефон.
Пауль взметнулся — Лаyра? Что-то с малышом? Но звонок был с работы. По привычке он поднял трубку.
Какими далекими, странными были слова собеседника! Как будто он разговаривал на языке страны, где Пауль давно не был. А ведь прошла всего неделя!
— Вам придется еще пару дней обойтись без меня, — соврал в трубку он. Пауль уже знал, что не сможет больше продолжать это дело.
Помучившись еще где-то с час, и запихнув в себя-таки какую-то еду, вкуса которой он даже не почувствовал, Пауль снова вышел из квартиры. Его дом отторгал его. Его место теперь только там, где сын.
Он спешил. Пауль будто чувствовал, что что-то должно случиться. Уже на пороге клиники его настиг звонок — на сей раз на самом деле от Лаyры.
Она была в панике, говорила что-то очень быстро и взволнованно. Ее голос заглушал громкий гомон, и Пауль не смог понять ни слова. Но главное он для себя выяснил — нужно бежать. И он побежал.
Примерно так и срабатывает эффект "белого медведя". Стоило Паулю ускорить свой шаг, как ему показалось, что и вся больница пришла в движение. Он будто попал в течение, вектор которого сам и создал. Пауль набирал скорость, но люди обгоняли его. Только сейчас до него дошло, что люди — это персонал. Не пациенты, не визитеры. И что бегут они действительно туда же, куда и он.
— Касси!
От коридора, откуда был вход в палату, Пауля отделяли лишь только две створки двери. Они шатались туда-сюда — кто-то совсем недавно их потревожил. Пауль рванул к ним.
А дверь рванула к нему внезапным встречным движением. Пауль уже не мог затормозить. Удара такой силы он еще никогда не получал. Даже в той драке, которая привела его к сотрясению мозга.
Из дверей показалась каталка, ее толкала целая бригада медиков, каждый кричал что-то свое. На каталке лежал малыш Касси. Он открыл глаза и в упор посмотрел на Пауля.
— Папа!.. — беззвучно задвигались губы.
Пауль был счастлив. Он тихо сполз по стенке, оставляя собой на ней темный след, и глядя вслед уносящейся каталке, смог лишь подумать: "Теперь я могу спокойно спать!"
Глава про Асю - Васю
— Ну? — прикрикнула Аська. — Собираешься?
— Собираюсь!
Вася продолжил гневно кидать вещи в чемодан.
— Ну и собирайся! — огрызнулась Ася. Ее сейчас-уже-почти-бывший-муж оторопело остановился.
— Ты что, обиделась?
— Нет, не обиделась! И на что мне только обижаться?
— Ты же сама хотела, чтобы я ушел?!
— Конечно! Замуж с этой мечтой выходила. Дай, думаю, схожу, отмечусь, а мужа на третий день после свадьбы выгоню!
— Смотрите-ка, какая выдержка! И как ты только пять лет продержалась?
— А за эти пять лет твоего присутствия на три дня как раз вот и накопилось!
Ася карикатурно развела руки. Вася бросил складывать вещь и пролетел на кухню.
Вскоре Ася услышала громыхание посуды.
— Эй! Ты что делаешь?
В дверном проеме показалась Васина голова. В руке у головы была сковородка.
— Приданое себе собираю! А то в новом доме жрать не дадут!
— А ну положь на место! — заорала Ася. — Это моя сковородка!
— Это совместно нажитое имущество, дорогая!
— Наследство, дорогой, при разводе не делится!
— Это прямо то, за что стоит бороться, да! Клад - не иначе!
— Мужики вообще должны сковородок на генетическом уровне бояться!
— Странно, что доселе ее очень упорно боялась ты!
— Доселе!.. — передразнила Ася.
— Ну это ты не отличишь ксеноморфа от ксенофоба, а эвока - от экивоков.
— Ну ты просто …молодчина!
— Ты хотела сказать – мудачина?
— Хотела!
— Маньяшка!
Ася всхлипнула. Они оба уже перешли все грани. Дальнейшую перепалку прервал телефонный звонок. Сашка всегда звонила вовремя, что сказать.
— Как дела? — спросила та.
— Ну как сказать? — вздохнула в трубку Ася. — Мы всю ночь ссорились. Если бы кто-то пристрелил - я бы спасибо сказала. Устала очень.
— Ну да. Когда рядом с тобой кто-то постоянно корчит альфа-самца...
— Так хоть бы и альфа-самца. А то ж амёба! ...Простите, омега.
Последнее было сказано уже Васе в лицо. Тот плюнул, бросил сковородку, ушел в комнату.
Пахнуло чем-то сладковатым, медицинским. Валерианка. Бабушка часто пахла валерианкой. А после этого мама говорила Асе, что та ее "довела". Валерианка у нее всегда ассоциировалась с чувством вины и стыда. А еще - недоумения. Она же ничего "такого" не делала. Но взрослым виднее.
Ася вернулась в комнату. Бросила взгляд на открытую аптечку. Вася, с упорством собаки, гуляющей на поводке, собирал вещи. Почему закрывать - всегда так больно? Может, она думала о людях лучше, чем они есть? Да нет, он же на самом деле хороший парень. Может, она думает о себе лучше, чем она есть?
— Ты точно хочешь, чтобы я ушел? — Вася не смотрел на нее, но спиной чувствовал, что она рядом.
— Ты же понимаешь, что любой мой ответ ничего не изменит.
— То есть...?
— То есть все останется, как есть.
— Ты поэтому такая грустная?
— Ты часто видишь меня грустной?
— Все время. А без меня - не так? Когда меня нет - ты не грустишь?
В этом апреле пахло осенью.
— Хочешь, я не буду приходить? Совсем.
— Может быть, мне нравится грустить?
Вася наконец обернулся. Они долго смотрели друг на друга.
— Почему ты мне никогда ничего не говорила?
— Я не критикую бесплатно.
— Ну вот, ты опять заводишься. Это не плодотворно.
— Ой, только не начинай вот опять!
Ася очень быстро вскипала.
Тема плодотворности в их семье была под запретом. С этим никак не выходило. Зато вот зефирки падали в весьма благодатную почву. Почва множилась, всходила, и вскоре дала урожай аж в 15 килограмм.
— Куда ты хочешь уехать? — устало спросила Ася. Она так обессилела от этих бесконечных споров!
— Я не хочу.
— Почему?
Ася хотела услышать что-то действительно стоящее. Но Вася ответил:
— А мне нравятся шутки про "В-Асю".
Вот всегда он так.
Ася, сейчас уже практически в шутку, ткнула его кулаком в плечо.
Вася ответил.
Они подрались. Так уж случилось, каждый - первый раз в своей жизни. Грязно, некрасиво, с выкручиванием рук, тасканием за волосы и пинками ниже пояса. Возможно, именно этого им и не хватало — физической разрядки. Мести друг другу. Ответа за каждое сказанное слово, которое причинило боль. К концу драки, выдохшись, они были практически счастливы.
— Ох. Ну ты думаешь, я ночами сплю спокойно? — наконец произнес он.
Вася держал Асю в объятьях. До этого он ее душил, но силы кончились. Ася облизнула губы. Они были в крови — и кровь была не её. Никто не остался в долгу.
