Верьте, мистер Мейсон!

Верьте, мистер Мейсон!
       
       POV Белла
       
       Он сидел в углу, за кадкой с фикусами, спиной к входу. Он сутулился, был небрит, вся его поза говорила о напряжении, словно он ждет выстрела из стартового пистолета, чтобы сразу сорваться с места.
       
       Пока его никто не узнавал. Он был хорош в умении сливаться с толпой. Он был хорош во всем, что касалось его профессии. Я считала, что он потрясающий актер. Еще совсем недавно все считали так же. Еще не так давно он был любимчиком публики, баловнем судьбы. Но как говорил его литературный однофамилец адвокат Перри Мейсон: «Мнение публики быстро меняется».
       Он взялся за латте, собираясь его допить, и я поняла, что момент настал. Я подошла к стойке, заказала кофе и, быстро проскользнув по проходу, добралась до места дислокации Эдварда Мейсона, поставила свою кружку на стол, а сама плюхнулась на стул так, чтобы отрезать моему объекту наблюдения дорогу к бегству.
       
       Он резко вскинул голову и раздраженно посмотрел на меня.
       – Добрый вечер, мистер Мейсон, – сразу обозначила я ситуацию. Он должен понимать, что я подошла к нему не случайно. – Я думаю, что вы не заинтересованы поднимать шум и привлекать внимание, я тоже.
       – Что вам нужно? – сквозь сжатые зубы тихо проговорил он. – Кто вы?
       
       Сначала «что вам нужно», и только потом уже «кто вы». Многое говорит о нем.
       – Мое имя вам ничего не скажет, но я хочу донести до вас главное – я на вашей стороне, – я хотела улыбнуться, но передумала. Он в таком состоянии, что может посчитать мою улыбку насмешкой. – Верьте, мистер Мейсон, я ваш друг.
       
       Он чуть прищурил глаза и слегка, едва заметно покачал головой. Скорей это было выражение его мыслей, нежели мимика, адресованная мне.
       – Допустим, – наконец проговорил он. – И все же: кто вы и что вам нужно? Я вас знаю?
       – Нет, вы не знаете меня. Меня зовут Белла Свон, и я студентка в университете… Неважно каком. Будущий адвокат. И я хочу вам помочь.
       Он невесело хмыкнул:
       
       – Мне не нужен адвокат. Хотя – спасибо.
       – Я не предлагаю вам свои услуги в качестве адвоката, думаю, что у вас есть гораздо более опытные юристы, – на этих моих словах он помрачнел. – Но верьте, мистер Мейсон, я могу вам помочь.
       – Вы второй раз уже просите вам верить, – подозрительно прищурился он. – Объясните, почему я должен это делать? И потом… Уж простите, но ни вы, ни кто другой не в силах... что-либо изменить.
       
       Он не любит слово «помощь».
       
       – Так вы же ничего не теряете, верно? – спросила я. – Если даже я не смогу… ничего изменить, хуже не станет, – он нахмурил брови, хотя, кажется, был со мной согласен. – Но я могла бы попытаться.
       – Зачем вам это? – снова подозрительно спросил он. – Вам нужны деньги?
       – Да, – кивнула я. – Дайте мне, пожалуйста, один доллар. Если вам не жалко.
       
       Как ни был он подавлен, от недоумения он высоко приподнял брови и стал немного похож на себя прежнего. Я улыбнулась.
       Он пожал плечами и полез за бумажником:
       – Я не уверен, что у меня есть наличка, – пробормотал он, заглядывая в него. Доллар все же нашелся, и Эдвард протянул его мне с таким видом, словно ждал, что я покажу ему фокус.
       
       Я взяла бумажку и произнесла:
       – Ну вот, вы наняли меня в качестве… ну, скажем, помощника по улаживанию ситуации. Если я не справлюсь со своими обязанностями, вы сразу же можете меня уволить. Без выходного пособия.
       
       В угрюмой складке его губ наметилось нечто похожее на улыбку. Отлично, но мне нужно торопиться. Если его узнают до того, как я закончу, и не дай бог, скажут какую-нибудь очередную гадость в его адрес, он может посчитать, что я специально это подстроила.
       – Мистер Мейсон, вы можете мне рассказать, что случилось?
       – Случилось где? – сразу закрылся он, а глаза снова стали жесткими.
       – Хорошо, давайте так. Я буду вам рассказывать историю – чисто гипотетическую, а вы… просто послушаете.
       Он промолчал, и я посчитала это согласием.
       
       – Однажды популярный и любимый публикой актер получил в интернете обвинение в харассменте от одной мало кому известной актрисы. Она описывала, как он приставал к ней и был слишком агрессивен, невзирая на ее отказы. Публика, прочитав это, конечно же, не поверила, потому что актер имел имидж вежливого, воспитанного, доброго и приятного во всех отношениях человека. Все посмеялись и благополучно забыли бы об этом случае, но в этот момент жена актера подала на развод. Это было ударом для публики. Их пара нравилась, пара казалась счастливой, и неожиданный развод стал неприятным моментом. Все, затаив дыхание, ждали объяснения причины. Если бы была высказана любая причина, хотя бы стереотипная: «Чувства угасли, и мы решили остаться друзьями», публика приняла бы это. Но так как причины не было озвучено вовсе, люди стали ее додумывать, и… вспомнили о недавнем обвинении в адрес актера. Верилось в это с трудом, но другого объяснения внезапному беспричинному разводу не находилось. Интернет наполнили комментарии о том, что актер может объяснить причину, и все успокоятся, но актер молчал.
       
       Эдвард сделал движение, как будто хотел что-то сказать. Я замолчала, но он, кажется, передумал вступать в разговор.
       
       – Конечно, актер и раньше никогда не давал комментариев по поводу своей личной жизни. И некоторые люди напоминали об этом, но в целом публика согласилась с тем, что ситуация не ординарная, и что в этот раз он мог бы сделать исключение. Он мог бы опровергнуть обвинение в харассменте, он мог бы объяснить причину развода. Но он молчал. Молчание было расценено не в его пользу.
       – Зачем вы мне это рассказываете? – не выдержал Эдвард.
       – Я все объясню, – пообещала я. – Позвольте мне закончить, мистер Мейсон!
       Он сжал зубы так, что желваки заиграли на скулах.
       
       – Дама, которая обвиняла актера в харассменте, вдруг написала в интернете опровержение, но оно было написано так неумело, что вызвало у публики подозрение, что ей заплатили за то, чтобы она взяла назад свои слова. В этот момент стало известно, что агентство, с которым актер работал практически всю свою жизнь, прекратило сотрудничество с ним. То же самое произошло с его менеджерами, ассистентами, стилистами, публицистами и другими людьми, работавшими на него. Все это окончательно убедило публику в том, что актер виноват, и что все коллеги и знакомые отвернулись от него, потому что узнали про него правду. Журналисты сбились с ног, пытаясь узнать хоть что-то, начали осаждать родных и близких актера, в надежде, что те проговорятся. И хотя никто из его близких не сказал про него ни одного дурного слова, слова в защиту тоже никто не сказал.
       В одно мгновение всеми любимый и обожаемый актер превратился в презираемого всеми изгоя.
       Фактически ему нечего инкриминировать. Против него не было возбуждено уголовное дело, так как дама с заявлением в суд не обращалась. Развод с женой хоть и неприятная вещь, но не наказуемая. И люди, бывает, прекращают рабочие отношения по разным, но вполне безобидным причинам. Против него только эмоции толпы. Раз все это случилось практически единовременно, и от актера не поступило никаких объяснений и оправданий, значит, его вина доказана.
       
       Я замолчала, молчал и он, исподлобья глядя на меня.
       
       – Помогите мне закончить историю, – пригласила я. – Как вы думаете, почему актер не стал объясняться?
       – Ну, вы же сами сказали, он никогда и раньше не давал объяснений в прессе. Такие у него принципы, – раздраженно бросил Эдвард.
       – Но ведь ситуация не была обычной, согласитесь. Он мог бы…
       – Не мог! – жестко прервал меня Эдвард. – Вы журналистка, да?
       – Нет же, – подосадовала я, понимая, что если и были в нем какие-то капли зарождающегося доверия, они сейчас высохнут окончательно. – Вот смотрите, мистер Мейсон, вы не хотите мне верить. А почему, вы думаете, люди должны верить… тому актеру? Почему вы требуете от других того, чего не готовы дать сами?
       – Я ни от кого ничего не требую, – глухо проговорил он. – Ваш актер не хотел оправдываться, потому что знал, что чем больше он будет объяснять, тем меньше ему будут верить. Ни в чем не виноватый человек не обязан приводить доказательства своей невиновности.
       – Да-да, и на этом построена система нашего правосудия. Но эмоции толпы – это нечто другое, – я побарабанила пальцами по столу. – Ладно. Скажите мне одну вещь. Скажите мне сейчас, и я вам поверю. Вы приставали к той актрисе?
       
       Эдвард недоверчиво поднял на меня глаза. Гипнотизирующие глаза зеленоватого оттенка с золотистыми крапинками. Несколько секунд я растворялась в его магнетическом взгляде, и вдруг он потух, словно опустилась тяжелая штора и перекрыла источник света.
       – Не собираюсь я вам ничего говорить, – зло бросил он. – Не могли бы вы пропустить меня? Я хочу уйти.
       
       Я пожала плечами и встала. Точнее, попыталась встать. Я покачнулась на каблуках, оступилась, начала падать и в попытке за что-то ухватиться дернула фикус на себя. Грохот стоял потрясающий.
       
       – Ч-черт! – тихо взвыл Эдвард, и я увидела, как он на секунду зажмурился от охватившего его ужаса. – Что вы натворили? – он наклонился ко мне, собираясь снять с меня кадку с пострадавшим фикусом. – Сейчас сюда сбежится весь бар!
       – Все внимание приковано ко мне, – простонала я, словно мне было больно. – Если вы быстро улизнете, вас никто не узнает.
       – Угу, умней ничего не придумали? – саркастически поинтересовался Эдвард. – Мужчина, бросивший девушку в беде, точно привлечет к себе внимание. Я попался в любом случае. Помогли, ничего не скажешь! – презрительно бросил он. Кадка была убрана, он стряхнул с меня остатки земли, задел рукой мою грудь, неожиданно смутился и, неловко отводя взгляд, проговорил: – Вы не ушиблись? Встать сможете?
       – С вашей помощью – попробую.
       
       Эдвард помог мне подняться, и тут обнаружилось, что я не могу наступить на одну ногу.
       – Я побыстрее выведу вас из зала, если вы не против, – пробормотал Эдвард, все еще надеясь, что его не узнают. Я начала прыгать на одной ноге, опираясь на него и про себя посмеиваясь его наивности.
       – Глянь-ка! – ехидный резкий женский голос разрушил надежды моего помощника. – Да это же мистер Мейсон собственной персоной! Который трахает актрисочек, желающих получить роль, а потом дает им от ворот поворот.
       
       Народ стал собираться вокруг нас. Рука Эдварда на моей талии напряглась, но в остальном он выглядел невозмутимым, пробираясь вместе со мной сквозь толпу.
       
       – Да вообще, – отозвался другой женский голос, по степени противности похожий на первый, – все они там извращенцы! Ведь и жена у него какая замечательная, красавица, умница, а он ни одной юбки не пропускал. А если какая актриса не желала под него ложиться, так он ей мстил. Она после этого не могла получить ни одной даже захудаленькой роли. Поделом ему, что все от него отвернулись, даже его родные!
       
       Я попыталась заглянуть сбоку в лицо Эдварда. Он изо всех сил стремился сохранить на лице равнодушие, но я видела, как напряглись и побелели его скулы.
       
       – А эта девочка, небось, одна из этих актрисулек. Как получилось, что на нее фикус упал? Наверное, этот гад стал к ней приставать, а она его оттолкнула, вот и зацепила кадку.
       
       На моих глазах рождалась новая сплетня, которая через пару часов начнет размножаться в желтой прессе как саранча.
       – Милочка, ты держись от него подальше, таким, как он верить нельзя, – а вот это уже мне.
       
       Я вынудила Эдварда остановиться, потом со всем возможным достоинством повернулась к говорившей и ответила:
       – Вы заблуждаетесь. Я не знаю этого человека, но он был так добр, что помог мне подняться, когда я оступилась и свалила растение. Никто не пришел мне на помощь, только он. И мне непонятно, почему вы говорите про него такие гадости. Вы выглядите жалкой в своей злобе.
       
       И я запрыгала дальше по проходу, опираясь на Эдварда. Мы прошли уже несколько метров, когда хватавшая ртом воздух тетка отмерла:
       – Нет, вы слышали? Вы слышали? Дэвид, сделай же что-нибудь!
       
       Толпа зашумела, потом вступил мужской голос:
       – Да все они одним миром мазаны! Шлюшки, сами укладываются в постель, а потом, не получив желаемого, начинают на мужиков жаловаться.
       
       Эдвард, не выдержав, остановился, посмотрел в глаза говорившему, потом подхватил меня на руки и звучным, хорошо поставленным голосом четко сказал в наступившей тишине:
       – Сочувствую вашей жене, – и в две секунды преодолел оставшееся расстояние до порога. В спину ему ударила волна неожиданного взрыва смеха. Смеялись, по-моему, не над нами.
       
       POV Эдвард
       
       За порогом бара девушка попросила поставить ее на землю, и как только я выполнил ее просьбу, посоветовала мне поскорее уехать. Я предложил отвезти ее к врачу, но она сказала, что с нею все в порядке, и, повернувшись, направилась к своей машине. Я впервые стал свидетелем чуда – ее подвернутая нога излечилась в мгновение ока.
       
       На следующее утро в прессе появился рассказ неизвестной (во всяком случае, имя ее не было названо) о том, что некий мужчина пришел ей на помощь и спас от напавшей на нее кадки с фикусом. Сначала она даже не узнала его, и только потом поняла, что это всем известный Эдвард Мейсон. Она сетовала, что не успела сказать ему спасибо, так как он сразу же удалился после оказания помощи, и благодарила его через прессу, надеясь, что он увидит ее слова. Эпизод моего противостояния с неким Дэвидом был описан весьма трогательно. Фотографии живописно демонстрировали меня с девушкой на руках во всем блеске моей напрягшейся мускулатуры. Интересно, где сидел в баре нанятый папарацци?
       Под статьей толпа взорвалась массой комментариев, из которых лишь две трети являлись пожеланиями мне сдохнуть, что было огромным прогрессом.
       
       Через день в интернете появился рассказ еще одной дамы, который тоже произвел фурор. Она была горничной в одном отеле и, убирая номер, слышала, как постоялица звонила подруге и рассказывала, сколько ей заплатила жена Эдварда Мейсона за то, что она выдвинет против него обвинение в харассменте. Горничная просила прощения за то, что долго молчала из страха потерять работу и тем самым позволяла публике думать про «замечательного актера и отзывчивого человека» (как она выразилась) такие невообразимо отвратительные вещи.
       
       Еще одна дама, работающая мелким клерком в юридической фирме, поделилась информацией о консультировании жены мистера Мейсона на счет «получить побольше денег при разделе имущества». Бывшая миссис Мейсон неоднократно повторила, что Эдвард слишком уважительно относится к женщинам, поэтому никогда не поставит слова женщины под сомнение – по крайней мере, публично, и слишком горд, чтобы оправдываться.
       
       Мы с женой не любили друг друга, наш брак был скорее деловым партнерством, но я все же считал ее своим другом. Разочаровываться в людях неприятно.
       
       После этих статей мой агент позвонила мне и сказала, что никогда не верила обвинениям в отношении меня. Но я еще слишком живо помнил те ее рассуждения о том, как меня «вытащить из дерьма». О, я не сомневался в ее лояльности и ее желании мне помочь. Был только один маленький минус: я видел, что она верит тому, что было написано про меня в прессе. Тогда я прекратил все свои связи с этим агентством, разорвал отношения со всеми моими помощниками, стилистами и прочими работавшими на меня людьми, потому что мне было противно думать, что каждый из них верит, будто я способен на то, в чем меня обвиняют.