Елена Свительская
Дорога позабытой мечты
Дорога... длинная дорога... Пленники идут медленно, еле передвигая ноги... Эта была длинная дорога... Такая длинная, что от прежней жизни остались лишь обрывки воспоминаний, вылезающие иногда... Иногда солнце палило нещадно... Иногда мы дрожали от пронизывающего ветра... Весна... самая жуткая весна в моей жизни... А ведь казалось, что всё будет как обычно... Что в моей жизни всё будет как обычно... Ещё две-пять вёсен - и мне выстроят мой собственный шалаш... И я стану плодить стайки озорных и вопящих детей... толстеть... охранять свой костёр... Ждать своего воина с охоты... Страшно дрожать в ожидании, боясь, что однажды он не вернётся... Как дрожало большинство наших женщин... А кто-то говорил, что мужчины приходят и уходят... Они рано уходят к предкам... Один уйдёт в долгий путь, а другой займёт мой шалаш... И новые стайки детей будут виться вокруг... воины... хранительницы огня... Как у всех... Как всегда...
Иногда всплывали страшные воспоминания... о той жуткой ночи, разорванной яростными криками... Незнакомые, разрисованные полосами лица чужаков, страшными тенями вдруг попадавших в лунные лучи... Они кричали... страшно кричали... Они хорошо видели в темноте... Кричали разбуженные и испуганные дети, кричали женщины, кричал старый шаман, которого долго убивали... И его духи его не спасли... не выручили... и нас его духи не уберегли...
Иногда кто-то падал без сил... вначале мы провожали их - наших и чужих, но также пойманных как нас - грустными взглядами, а потом... потом мы настолько устали, что перестали даже смотреть на них...
Однажды один пленник едва не сбежал... Это было целое событие, отчётливо закрепившееся в памяти многих... такой худой, но гибкий мальчик... Ещё не прошедший посвящение в воины, но, судя по лицу, ему оставалось совсем немного до того долгожданного часа... которого, быть может, у него уже не будет... Говорили, что это седьмой сын какого-то вождя... Его вели, чтобы долго унижать и мучить на глазах своего племени... чтобы упиваться победой до конца... Его много били, чтобы не сопротивлялся... Он шёл, хромая и шатаясь... Но он всё равно попробовал сбежать... Он даже убил троих наших охранников... Мы с замираньем сердца следили за поединком в тусклых лучах зари... Но никто из пленников не решился помочь... Что могут женщины, которые сами почти что дети? Что могут женщины в этом мире? Разве что плодить новых воинов... Потому-то нас и пощадили... Нас, самых юных, ещё не имевших своих шалашей...
"Какая разница, где будет мой шалаш? - вздохнула как-то дочь брата моего отца, - Это случалось раньше, и будет случаться впредь. Не мы первые, не мы последние"
И мы шли... шли, подгоняемые грозными окриками чужих воинов... шли и иногда падали, чтобы остаться на дороге, когда остальные пройдут вперёд... Кто-то станет матерью чужих воинов, а кто-то - едой для зверей... Так было раньше и, казалось, так будет долго... Пока люди не убьют всех зверей и не умрут от голода... или пока звери не убьют всех людей... Но, может, это случится ещё не скоро... Люди борются... и звери борются... Так устроен мир... так было... долго...
Иногда мы смотрели на сына чужого вождя... Он всё ругался... Он старался идти ровно и гордо поднимать голову, сколько его ни били... Из него бы вырос достойный воин... сильный мужчина... Жаль, его всё равно убьют... Или он не дойдёт, обессилев от побоев и ран... Упадёт однажды... и останется где-то сзади на дороге... И тогда его племя не посрамят ещё больше, чем уже осрамили... Я уже запуталась, кто из незнакомых мне девочек из его племени, а кто - из чужих: многие смотрели на него сочувственно, восхищаясь его гордостью и смелостью... Многие смотрели, но никто не решился подойти... Иногда я думала, что этот мир жесток... Если бы его племя пришло к нашему с дарами, за жёнами... Если бы он был среди молодых воинов... Если бы он выбрал меня уйти с ним... Я... я бы ушла... лучше, когда есть свой шалаш в родном племени, но... с ним бы я ушла...
Дорога была длинная... длинная-длинная... Вся моя прежняя жизнь растворилась в этой дороге... Уже реже вспоминался родной шалаш... мать... отец... День, когда отец не вернулся с охоты... Шаман, который говорил, что его духи сильны, хотя они его и нас не защитили... Правда, он мне рассказывал про травы... И теперь иногда, на рассвете или в сумерках, я рвала полезный стебель или лист и торопливо клала в рот... Может быть, именно благодаря этому я до сих пор ещё шла... Иногда разгребала землю и ела коренья, почти не отряхивая, так была голодна... Порой девочки из моего и чужого племени брали у меня что-то... Иногда отбирали, избив... Но некоторые боялись есть незнакомую пищу... И часть из них осталась на дороге... Порой я замечала, что воины как-то переглядываются, смотря, как я торопливо жую какую-нибудь траву...
"Ты разбираешься в травах?" - как-то уж очень мрачно спросила девочка из чужого племени, - "За что тебе, такой невзрачной, такая удача? Если тебя возьмёт в свой шалаш их травница или их шаман в жёны, то к тебе будет особое отношение!" - и ударила меня по лицу. Я упала. И несколько девочек, наших и чужих, били меня. За то, что я что-то знала о травах, а они - нет...
Они долго били меня, вымещая злость... Они слабли, потому били не так сильно, как могли... Я злилась... я хотела задушить ту девчонку, из-за которой они все срывали на мне злость... и воины смотрели на нас спокойно... К утру меня оставили в покое... я плакала, съёжившись, стараясь не проронить ни единого звука... А вскоре наши мучители велели подниматься и идти... И опять потянулась дорога... через лес... через долину... Вечером та жестокая девчонка упала и больше не поднялась... Если бы она не била меня с такой злостью, у неё могло хватить сил, чтобы идти вперёд... Но она так кричала и так била меня, что сил у неё не осталось уже к вечеру... Иногда я вспоминала её со злостью, иногда мне было всё равно...
Вечером у меня не хватило сил, чтобы взять немного еды, когда часть воинов вернулась с охоты, и стала делить тушки убитых зверей... Сегодня добычи было мало, значит, пленникам достанется ещё меньше. И они будут ещё яростней есть и отбирать еду друг у друга... Кроме того сына побеждённого вождя... Тот почему-то редко отбирал еду у нас... Может, он не хотел доходить до стоянки наших мучителей? Ведь его там ждали новая боль и смерть... И я решила просто поспать... так сил будет больше... Утром опять поем травы и кореньев... если найду съедобные...
А сыну вождя еду в тот день не дали. Потому что он в дороге слишком много ругался на чужих воинов. И он мрачно сел, отвернувшись от пленниц, жадно поглощающих еду. Он смотрел на небо. Кажется, он любил смотреть на небо. По ночам, просыпаясь, я часто видела силуэт его, сидящего и поднявшего голову к небу... Я даже завидовала ему: у него были его любимые звёзды, какая-то радость в этом жутком пути, а у меня ничего не было... кроме съедобных трав и корений... всё-таки не зря, быть может, я несколько лет назад, будучи ещё совсем малюткой, решилась заговорить со старым шаманом... Или всё-таки зря? Его духи не защитили наше племя! И, быть может, легче бы было не есть этих трав, кореньев, листьев, а просто остаться на дороге... Как там будет, в чужом племени, когда мы дотуда дойдём? Если дойдём... И я не хочу смотреть, как будут убивать и мучить сына поверженного вождя...
Он продержался почти до вечера следующего дня... Упал до того, как расцвёл небесный огонь... Упал молча... и спокойно вытянулся на сухой растрескавшийся земле... Или его добьют, или бросят умирать здесь... Или всё-таки сами потащат, чтоб убить на своей стоянке... Вот бы он убежал! Вот бы он всё-таки убежал! Но, похоже, у него уже не осталось сил на побег...
Он упал... я грустно обернулась на него... Пошла дальше... Потом отчего-то замедлила шаг... Подошла к нему. Села рядом. И сказала, что я никуда не пойду. Воины ругались недолго. Переговорили о чём-то тихо, чтобы пленники не услышали. И решили здесь же и остановиться. Семеро воинов отправились на охоту. Пленники устало растянулись на земле и редкой траве. Я сидела возле лежащего, а он смотрел на небо, игнорируя меня. Мне стало обидно от его равнодушия, но всё-таки не сдвинулась с места. И заснула рядом с ним.
Ночью он метался и бредил. Он был такой горячий... Свет от костров захватчиков не доходил до нас. Поэтому в тусклом свете луны, почти что на ощупь и на запах, я нашла три целебных травы и один куст, чьи листья и кора прибавляли сил. Я добралась до сына вождя, пробовала сунуть ему мои находки, но он их не брал. Тогда стала разжёвывать сама. Часть пережёванного снадобья смогла вложить ему в рот. Долго сидела рядом, почти до рассвета. И уснула, обхватив руками плечи - ночь выдалась холодная. Проснувшись от криков победителей, обнаружила себя у чьего-то бока... у бока сына вождя... он уже проснулся... и его жар спал... Наверное, молча смотрел на небо. Потом была еда, немного еды: плохо прожаренного мяса и немного каких-то сладких жёлтых плодов. В нашей долине таких не росло...
Сын вождя шёл спокойно. Бледный, но очень спокойный, хромал меньше. Воины переглядывались, шептались, иногда задумчиво смотрели на меня... Их интерес меня пугал. Шла, смотря себе под ноги. Раз всё-таки споткнулась, стала падать...
Меня подхватили чьи-то руки, не большие, как у отца и его братьев, но сильные, твёрдо подняли меня и осторожно поставили. Растерянно обернулась и увидела сына вождя. Он ничего не сказал, но мне почему-то стало спокойно... Словно кто-то из братьев оказался рядом... или... мой воин... мой мужчина... Почему-то мне опять захотелось, чтоб у меня был мой шалаш и чтоб в него возвращался именно этот мужчина... Он вырастет сильным воином, смелым... Точнее, он бы мог стать таким, если бы вырос и прошёл посвящение... И стало отчего-то так больно, словно у меня от груди или от живота отрезали кусок плоти... Словно долго-долго отрезали... что-то важное... отобрали... потеряла... навсегда...
Он спокойно шёл вперёд. А я - неподалёку от него. Потом вдруг осмелела и пошла за ним, в двух шагах. Победители опять переглядывались. Мне было страшно. И ещё всё равно. Я быстро успокоилась, следуя за этим юным воином.
"Самое прекрасное - это идти за воином, за которым хочешь идти" - сказала как-то одна из наших женщин. И женщины тогда смеялись. Мол, что за глупость. Не мы выбираем. Просто кому отец отдаст. Или кто сам придёт, схватит за руку, скажет: "Я буду спать в твоём шалаше". Иногда несколько воинов сцепятся - и красивую девочку заберёт сильнейший. Или кому-то из чужаков отдаст племя, ради дружбы с другим племенем или чтоб отстали. Но я сама шла за этим юным мужчиной. Сама шла... сама захотела за ним идти... И это... это как-то успокаивало... радовало... мой воин... я следую за ним...
Потом нас нагнали незнакомые охотники. Драки не было. Значит, они и наши пленители из одного племени. Наверное, уже скоро придём на их стоянку...
Я почему-то обернулась на сына вождя. Он был спокоен. Слишком спокоен. Ещё не прошёл посвящение, но уже такой смелый. И то что-то тёплое растекалось внутри меня, то словно змея вцепилась острыми зубами куда-то в живот... Мой воин... что с ним сделают там?
После сумерек опять ушла. Дошла до леса, углубилась туда. На ощупь, по запаху искала травы, дающие сил... Вернулась так же бесшумно, как и ушла. Тронула плечо сына вождя. Он резко сел, схватил меня за запястье. Вскрикнув, рассыпала травы.
- Опять ты? - спросил.
- Я, - сказала.
- Зачем?
Боязно оглядевшись - пленницы спали, не проснувшись даже от моего крика, так устали, а бодрствующие воины о чём-то шептались у костра - подхватила часть трав и протянула ему.
Юный воин долго молчал. Я уж испугалась, что решил, будто меня подослали его отравить. Потом всё-таки протянул руку, взял травы и листы. Съел, всё съел, что дала.
- Не приставай ко мне! - громко сказал, - Если ты станешь женщиной кого-то в их племени - сможешь жить, - а это уже очень тихо добавил и, помолчав, ещё добавил, - А моей станешь - умрёшь.
Долго молчала. Потом собрала оставшееся стебли и листья, корнеплоды, сложила возле него. Если окрепнет, то убежит. Я хочу, чтоб он убежал. Чтоб нашёл племя, которое его примет. И жил там. Имел свой шалаш и... И от мыслей, что там его будет ждать с охоты другая женщина, что-то внутри заболело, сильно-сильно...
- Ты травы знаешь, - тихо сказал, - Наверное, тебя беречь будут. Не ходи около меня. Меня убьют. Я убил сына их вождя.
- Я буду рядом, - сказала твёрдо.
- Меня будут долго убивать, - сказал спокойно.
Легла рядом. И убивать нас будут потом. А пока я смогу идти за ним...
Утром его лицо уже было не такое бледное, как вчера. И хромал ещё меньше. И часть следов от побоев стала проходить. Я смотрела на него и радовалась. Хотела идти за его спиной, но он меня оттолкнул. Кричал, что я страшная. Что он меня ненавидит. Чтоб я к нему не приближалась. Что лучше совсем без женщины, чем со мной. Кричал долго-долго. И замолчал только когда я заплакала и отошла. Чужие воины опять переглядывались и шептались. Внимательно смотрели на его лицо, на то, как он шёл, на тело видное из-под шкуры... У него было много шрамов, у моего юного воина... Вот бы ему сил хватило! Вот бы он убежал!
Ночью я опять бесшумно отправилась за травами - мы теперь остановились в лесу. Принесла, положила около его руки. Он вдруг сел и сильно оттолкнул меня. Вскрикнув, упала. Он кричал, что терпеть меня не может, пока не пришли захватчики. Они сказали, что побьют его и меня, если он будет будить тех, кто спит, своим криком. И он почему-то сразу замолчал. Я отошла подальше и легла. Вот бы травы съел и те стебли. Тогда сильнее станет... Хочу, чтоб стал сильнее... Долго плакала, беззвучно. Почему оттолкнул? Почему?
Утром шла медленно. Упала. И меня чужой воин подхватил, из победителей. Сильные, жёсткие руки. Мне стало противно от его прикосновения. Отскочила, как от ядовитой змеи. И он мрачно на меня смотрел, очень мрачно. Надеюсь, он выберет не меня из тех, кто дойдёт. Надеюсь, я не дойду. И мокрые горячие капли потекли по моим щекам...
Потянулась дорога... снова дорога... на чужую стоянку, в чужое племя... там, где моего воина убьют... там, где его будут долго убивать... потому что он убил сына их вождя и много ругался на их воинов... потому что он был мужчиной из другого племени... а чужаков берут к себе не всегда...
Ночью меня разбудили. Чья-то рука зажала рот. Чья-то рука меня схватила... Смятый большой лист запихнули в рот... И бесшумно потащили прочь от мучителей, от чужих воинов... Я, закашлявшись, смогла выплюнуть лист. Вначале молчала... Так, отойдём подальше от их костров, отойдём подальше...
А потом укусила похитителя, вырвалась, отскочила... схватила что-то, что под рукой было... какая-то ветка...
- Не подходи! - сказала!
А он двинулся на меня...
Ударила веткой по голове, с размаху... А ветка та... переломилась...
Дорога позабытой мечты
Дорога... длинная дорога... Пленники идут медленно, еле передвигая ноги... Эта была длинная дорога... Такая длинная, что от прежней жизни остались лишь обрывки воспоминаний, вылезающие иногда... Иногда солнце палило нещадно... Иногда мы дрожали от пронизывающего ветра... Весна... самая жуткая весна в моей жизни... А ведь казалось, что всё будет как обычно... Что в моей жизни всё будет как обычно... Ещё две-пять вёсен - и мне выстроят мой собственный шалаш... И я стану плодить стайки озорных и вопящих детей... толстеть... охранять свой костёр... Ждать своего воина с охоты... Страшно дрожать в ожидании, боясь, что однажды он не вернётся... Как дрожало большинство наших женщин... А кто-то говорил, что мужчины приходят и уходят... Они рано уходят к предкам... Один уйдёт в долгий путь, а другой займёт мой шалаш... И новые стайки детей будут виться вокруг... воины... хранительницы огня... Как у всех... Как всегда...
Иногда всплывали страшные воспоминания... о той жуткой ночи, разорванной яростными криками... Незнакомые, разрисованные полосами лица чужаков, страшными тенями вдруг попадавших в лунные лучи... Они кричали... страшно кричали... Они хорошо видели в темноте... Кричали разбуженные и испуганные дети, кричали женщины, кричал старый шаман, которого долго убивали... И его духи его не спасли... не выручили... и нас его духи не уберегли...
Иногда кто-то падал без сил... вначале мы провожали их - наших и чужих, но также пойманных как нас - грустными взглядами, а потом... потом мы настолько устали, что перестали даже смотреть на них...
Однажды один пленник едва не сбежал... Это было целое событие, отчётливо закрепившееся в памяти многих... такой худой, но гибкий мальчик... Ещё не прошедший посвящение в воины, но, судя по лицу, ему оставалось совсем немного до того долгожданного часа... которого, быть может, у него уже не будет... Говорили, что это седьмой сын какого-то вождя... Его вели, чтобы долго унижать и мучить на глазах своего племени... чтобы упиваться победой до конца... Его много били, чтобы не сопротивлялся... Он шёл, хромая и шатаясь... Но он всё равно попробовал сбежать... Он даже убил троих наших охранников... Мы с замираньем сердца следили за поединком в тусклых лучах зари... Но никто из пленников не решился помочь... Что могут женщины, которые сами почти что дети? Что могут женщины в этом мире? Разве что плодить новых воинов... Потому-то нас и пощадили... Нас, самых юных, ещё не имевших своих шалашей...
"Какая разница, где будет мой шалаш? - вздохнула как-то дочь брата моего отца, - Это случалось раньше, и будет случаться впредь. Не мы первые, не мы последние"
И мы шли... шли, подгоняемые грозными окриками чужих воинов... шли и иногда падали, чтобы остаться на дороге, когда остальные пройдут вперёд... Кто-то станет матерью чужих воинов, а кто-то - едой для зверей... Так было раньше и, казалось, так будет долго... Пока люди не убьют всех зверей и не умрут от голода... или пока звери не убьют всех людей... Но, может, это случится ещё не скоро... Люди борются... и звери борются... Так устроен мир... так было... долго...
Иногда мы смотрели на сына чужого вождя... Он всё ругался... Он старался идти ровно и гордо поднимать голову, сколько его ни били... Из него бы вырос достойный воин... сильный мужчина... Жаль, его всё равно убьют... Или он не дойдёт, обессилев от побоев и ран... Упадёт однажды... и останется где-то сзади на дороге... И тогда его племя не посрамят ещё больше, чем уже осрамили... Я уже запуталась, кто из незнакомых мне девочек из его племени, а кто - из чужих: многие смотрели на него сочувственно, восхищаясь его гордостью и смелостью... Многие смотрели, но никто не решился подойти... Иногда я думала, что этот мир жесток... Если бы его племя пришло к нашему с дарами, за жёнами... Если бы он был среди молодых воинов... Если бы он выбрал меня уйти с ним... Я... я бы ушла... лучше, когда есть свой шалаш в родном племени, но... с ним бы я ушла...
Дорога была длинная... длинная-длинная... Вся моя прежняя жизнь растворилась в этой дороге... Уже реже вспоминался родной шалаш... мать... отец... День, когда отец не вернулся с охоты... Шаман, который говорил, что его духи сильны, хотя они его и нас не защитили... Правда, он мне рассказывал про травы... И теперь иногда, на рассвете или в сумерках, я рвала полезный стебель или лист и торопливо клала в рот... Может быть, именно благодаря этому я до сих пор ещё шла... Иногда разгребала землю и ела коренья, почти не отряхивая, так была голодна... Порой девочки из моего и чужого племени брали у меня что-то... Иногда отбирали, избив... Но некоторые боялись есть незнакомую пищу... И часть из них осталась на дороге... Порой я замечала, что воины как-то переглядываются, смотря, как я торопливо жую какую-нибудь траву...
"Ты разбираешься в травах?" - как-то уж очень мрачно спросила девочка из чужого племени, - "За что тебе, такой невзрачной, такая удача? Если тебя возьмёт в свой шалаш их травница или их шаман в жёны, то к тебе будет особое отношение!" - и ударила меня по лицу. Я упала. И несколько девочек, наших и чужих, били меня. За то, что я что-то знала о травах, а они - нет...
Они долго били меня, вымещая злость... Они слабли, потому били не так сильно, как могли... Я злилась... я хотела задушить ту девчонку, из-за которой они все срывали на мне злость... и воины смотрели на нас спокойно... К утру меня оставили в покое... я плакала, съёжившись, стараясь не проронить ни единого звука... А вскоре наши мучители велели подниматься и идти... И опять потянулась дорога... через лес... через долину... Вечером та жестокая девчонка упала и больше не поднялась... Если бы она не била меня с такой злостью, у неё могло хватить сил, чтобы идти вперёд... Но она так кричала и так била меня, что сил у неё не осталось уже к вечеру... Иногда я вспоминала её со злостью, иногда мне было всё равно...
Вечером у меня не хватило сил, чтобы взять немного еды, когда часть воинов вернулась с охоты, и стала делить тушки убитых зверей... Сегодня добычи было мало, значит, пленникам достанется ещё меньше. И они будут ещё яростней есть и отбирать еду друг у друга... Кроме того сына побеждённого вождя... Тот почему-то редко отбирал еду у нас... Может, он не хотел доходить до стоянки наших мучителей? Ведь его там ждали новая боль и смерть... И я решила просто поспать... так сил будет больше... Утром опять поем травы и кореньев... если найду съедобные...
А сыну вождя еду в тот день не дали. Потому что он в дороге слишком много ругался на чужих воинов. И он мрачно сел, отвернувшись от пленниц, жадно поглощающих еду. Он смотрел на небо. Кажется, он любил смотреть на небо. По ночам, просыпаясь, я часто видела силуэт его, сидящего и поднявшего голову к небу... Я даже завидовала ему: у него были его любимые звёзды, какая-то радость в этом жутком пути, а у меня ничего не было... кроме съедобных трав и корений... всё-таки не зря, быть может, я несколько лет назад, будучи ещё совсем малюткой, решилась заговорить со старым шаманом... Или всё-таки зря? Его духи не защитили наше племя! И, быть может, легче бы было не есть этих трав, кореньев, листьев, а просто остаться на дороге... Как там будет, в чужом племени, когда мы дотуда дойдём? Если дойдём... И я не хочу смотреть, как будут убивать и мучить сына поверженного вождя...
Он продержался почти до вечера следующего дня... Упал до того, как расцвёл небесный огонь... Упал молча... и спокойно вытянулся на сухой растрескавшийся земле... Или его добьют, или бросят умирать здесь... Или всё-таки сами потащат, чтоб убить на своей стоянке... Вот бы он убежал! Вот бы он всё-таки убежал! Но, похоже, у него уже не осталось сил на побег...
Он упал... я грустно обернулась на него... Пошла дальше... Потом отчего-то замедлила шаг... Подошла к нему. Села рядом. И сказала, что я никуда не пойду. Воины ругались недолго. Переговорили о чём-то тихо, чтобы пленники не услышали. И решили здесь же и остановиться. Семеро воинов отправились на охоту. Пленники устало растянулись на земле и редкой траве. Я сидела возле лежащего, а он смотрел на небо, игнорируя меня. Мне стало обидно от его равнодушия, но всё-таки не сдвинулась с места. И заснула рядом с ним.
Ночью он метался и бредил. Он был такой горячий... Свет от костров захватчиков не доходил до нас. Поэтому в тусклом свете луны, почти что на ощупь и на запах, я нашла три целебных травы и один куст, чьи листья и кора прибавляли сил. Я добралась до сына вождя, пробовала сунуть ему мои находки, но он их не брал. Тогда стала разжёвывать сама. Часть пережёванного снадобья смогла вложить ему в рот. Долго сидела рядом, почти до рассвета. И уснула, обхватив руками плечи - ночь выдалась холодная. Проснувшись от криков победителей, обнаружила себя у чьего-то бока... у бока сына вождя... он уже проснулся... и его жар спал... Наверное, молча смотрел на небо. Потом была еда, немного еды: плохо прожаренного мяса и немного каких-то сладких жёлтых плодов. В нашей долине таких не росло...
Сын вождя шёл спокойно. Бледный, но очень спокойный, хромал меньше. Воины переглядывались, шептались, иногда задумчиво смотрели на меня... Их интерес меня пугал. Шла, смотря себе под ноги. Раз всё-таки споткнулась, стала падать...
Меня подхватили чьи-то руки, не большие, как у отца и его братьев, но сильные, твёрдо подняли меня и осторожно поставили. Растерянно обернулась и увидела сына вождя. Он ничего не сказал, но мне почему-то стало спокойно... Словно кто-то из братьев оказался рядом... или... мой воин... мой мужчина... Почему-то мне опять захотелось, чтоб у меня был мой шалаш и чтоб в него возвращался именно этот мужчина... Он вырастет сильным воином, смелым... Точнее, он бы мог стать таким, если бы вырос и прошёл посвящение... И стало отчего-то так больно, словно у меня от груди или от живота отрезали кусок плоти... Словно долго-долго отрезали... что-то важное... отобрали... потеряла... навсегда...
Он спокойно шёл вперёд. А я - неподалёку от него. Потом вдруг осмелела и пошла за ним, в двух шагах. Победители опять переглядывались. Мне было страшно. И ещё всё равно. Я быстро успокоилась, следуя за этим юным воином.
"Самое прекрасное - это идти за воином, за которым хочешь идти" - сказала как-то одна из наших женщин. И женщины тогда смеялись. Мол, что за глупость. Не мы выбираем. Просто кому отец отдаст. Или кто сам придёт, схватит за руку, скажет: "Я буду спать в твоём шалаше". Иногда несколько воинов сцепятся - и красивую девочку заберёт сильнейший. Или кому-то из чужаков отдаст племя, ради дружбы с другим племенем или чтоб отстали. Но я сама шла за этим юным мужчиной. Сама шла... сама захотела за ним идти... И это... это как-то успокаивало... радовало... мой воин... я следую за ним...
Потом нас нагнали незнакомые охотники. Драки не было. Значит, они и наши пленители из одного племени. Наверное, уже скоро придём на их стоянку...
Я почему-то обернулась на сына вождя. Он был спокоен. Слишком спокоен. Ещё не прошёл посвящение, но уже такой смелый. И то что-то тёплое растекалось внутри меня, то словно змея вцепилась острыми зубами куда-то в живот... Мой воин... что с ним сделают там?
После сумерек опять ушла. Дошла до леса, углубилась туда. На ощупь, по запаху искала травы, дающие сил... Вернулась так же бесшумно, как и ушла. Тронула плечо сына вождя. Он резко сел, схватил меня за запястье. Вскрикнув, рассыпала травы.
- Опять ты? - спросил.
- Я, - сказала.
- Зачем?
Боязно оглядевшись - пленницы спали, не проснувшись даже от моего крика, так устали, а бодрствующие воины о чём-то шептались у костра - подхватила часть трав и протянула ему.
Юный воин долго молчал. Я уж испугалась, что решил, будто меня подослали его отравить. Потом всё-таки протянул руку, взял травы и листы. Съел, всё съел, что дала.
- Не приставай ко мне! - громко сказал, - Если ты станешь женщиной кого-то в их племени - сможешь жить, - а это уже очень тихо добавил и, помолчав, ещё добавил, - А моей станешь - умрёшь.
Долго молчала. Потом собрала оставшееся стебли и листья, корнеплоды, сложила возле него. Если окрепнет, то убежит. Я хочу, чтоб он убежал. Чтоб нашёл племя, которое его примет. И жил там. Имел свой шалаш и... И от мыслей, что там его будет ждать с охоты другая женщина, что-то внутри заболело, сильно-сильно...
- Ты травы знаешь, - тихо сказал, - Наверное, тебя беречь будут. Не ходи около меня. Меня убьют. Я убил сына их вождя.
- Я буду рядом, - сказала твёрдо.
- Меня будут долго убивать, - сказал спокойно.
Легла рядом. И убивать нас будут потом. А пока я смогу идти за ним...
Утром его лицо уже было не такое бледное, как вчера. И хромал ещё меньше. И часть следов от побоев стала проходить. Я смотрела на него и радовалась. Хотела идти за его спиной, но он меня оттолкнул. Кричал, что я страшная. Что он меня ненавидит. Чтоб я к нему не приближалась. Что лучше совсем без женщины, чем со мной. Кричал долго-долго. И замолчал только когда я заплакала и отошла. Чужие воины опять переглядывались и шептались. Внимательно смотрели на его лицо, на то, как он шёл, на тело видное из-под шкуры... У него было много шрамов, у моего юного воина... Вот бы ему сил хватило! Вот бы он убежал!
Ночью я опять бесшумно отправилась за травами - мы теперь остановились в лесу. Принесла, положила около его руки. Он вдруг сел и сильно оттолкнул меня. Вскрикнув, упала. Он кричал, что терпеть меня не может, пока не пришли захватчики. Они сказали, что побьют его и меня, если он будет будить тех, кто спит, своим криком. И он почему-то сразу замолчал. Я отошла подальше и легла. Вот бы травы съел и те стебли. Тогда сильнее станет... Хочу, чтоб стал сильнее... Долго плакала, беззвучно. Почему оттолкнул? Почему?
Утром шла медленно. Упала. И меня чужой воин подхватил, из победителей. Сильные, жёсткие руки. Мне стало противно от его прикосновения. Отскочила, как от ядовитой змеи. И он мрачно на меня смотрел, очень мрачно. Надеюсь, он выберет не меня из тех, кто дойдёт. Надеюсь, я не дойду. И мокрые горячие капли потекли по моим щекам...
Потянулась дорога... снова дорога... на чужую стоянку, в чужое племя... там, где моего воина убьют... там, где его будут долго убивать... потому что он убил сына их вождя и много ругался на их воинов... потому что он был мужчиной из другого племени... а чужаков берут к себе не всегда...
Ночью меня разбудили. Чья-то рука зажала рот. Чья-то рука меня схватила... Смятый большой лист запихнули в рот... И бесшумно потащили прочь от мучителей, от чужих воинов... Я, закашлявшись, смогла выплюнуть лист. Вначале молчала... Так, отойдём подальше от их костров, отойдём подальше...
А потом укусила похитителя, вырвалась, отскочила... схватила что-то, что под рукой было... какая-то ветка...
- Не подходи! - сказала!
А он двинулся на меня...
Ударила веткой по голове, с размаху... А ветка та... переломилась...
