Елена Свительская.
История двоих упрямцев.
Всем, кто любил и сделал что-нибудь хорошее для своих любимых, посвящаю…
Так же посвящаю моей дорогой бабушке, Галине Фёдоровне, которая необыкновенно много хорошего сделала для меня и всей нашей семьи. Бабуля, спасибо тебе за всё!
И конечно, моей дорогой подруге Неле, ставшей первой почитательницей моей своенравной и весьма милой для меня Музы.
Предыстория.
…В шестьдесят девятый раз явился он к замку драконов. С тридцатого раза драконы-стражники, охраняющие ворота, косились на него с неодобрением или досадой, казалось, словно они вот-вот примут свой другой, крылатый, облик и заплюют его огнём.
Он замучил их ежедневными появлениями. Ещё сильнее, чем их, замучил главного драко-на, по-ихнему Старейшину, которому неустанно повторял одну и ту же просьбу, не смотря на то, что тот всегда отказывался её выполнять…
На вид просителю было около тридцати лет. Его одежда была истрёпана и сильно запачкана, как после долгого пути. К потёртому ремню крепились старые ножны с не-броским мечом. Черные волосы он всегда собирал в «хвост» у основания шеи. В карие гла-за, переполненные тоской либо пугающе серьёзные, никто не мог смотреть долго.
Звали его Дарвином.
Пройдя по песчаной дороге, с обеих сторон окружённой высокими мраморными колон-нами, Дарвин оказался в середине огромного сада. Уверенно, не глядя на причудливые де-ревья, росшие в саду – уже успел наглядеться – направился к фонтану.
Старейшина, всегда находившийся во время его прихода у изящного старинного ка-менного сооружения, сегодня был не один: на бортике фонтана сидел мальчуган с длин-ными чёрными волосами. Дарвин подумал, будто бы мальчугану не больше пяти лет.
- Это тот многореченец, из-за которого ты ночами рыдаешь в подушку от досады? – мальчуган с интересом взглянул на мужчину.
На краткий миг зрачки голубых, как безоблачное летнее небо, глаз превратились в узкие щёлочки.
- Ой, прости, я не желал тебя обидеть, просто забыл, что надо держать язык за зу-бами до тех пор, пока не придумаешь вежливый вопрос…
Взъерошив мальчугану волосы, Старейшина тепло улыбнулся:
- Дети часто говорят прежде, чем подумают.
- Ну, прям уж я ребёнок…мне пятьдесят лет.
Ноги Дарвина подкосились и он сел на траву.
- Ты дракон, не человек. И не меряй себя людскими мерками…- Старейшина обернулся к просителю. Тот встал и смотрел уже не с изумлением, а с привычной тоской. Присев слева от мальчугана, дракон устало прикрыл веки. – Ты опять с тем же, назойливое соз-дание?
Впервые Старейшина не использовал вежливого приветствия «успехов в светлых начи-наниях», не сказал, что «рад видеть Дарвина в стране мудрости» и не предложил «осве-домить о целях посещения». Оно и понятно – довёл-таки мужчина беднягу, но, небо, ка-кой же дракон терпеливый, если только теперь показал это!
- Опять.
- И не надоело тебе?
Дарвин промолчал, рассматривая траву у своих ног.
- То, что он нашёл нас, уже заслуживает похвалы.
- Знал бы ты, чего он у нас просит, и говорил бы совсем иначе.
Они переглянулись, не заметив, как проситель покачнулся и еле-еле удержался на ногах.
- Он просит двадцать наших воинов некоторое время выполнять какое-то его жела-ние.
- Откуда… - дракон тревожно посмотрел на мальчугана.
- Оттуда, откуда и остальные.
- Я…тогда…выходил из комнаты?
- В сад.
- И…все видели, что я…
- Все-все… - мальчуган коснулся его руки. – Пап, да не переживай ты! С кем не быва-ет…
- О, лучше б меня не стало до того, как мерзкий эльфийский посол торжественно пре-поднес мне те бутылки с вином! – взвыл Старейшина, хватаясь руками за голову.
Тут Дарвин совершенно некстати сказал:
- А, если я сохраню в тайне то, что мудрейший из мудрейших напивался, двадцать драконов выполнят кое-что, о чём я их попрошу?
- Ты смеешь мне угрожать?! – прошипел дракон, рванувшись с места, и, принимая крылатый облик.
Проситель отошёл подальше, чтобы смотреть не на шею ему, а в глаза и сделал то, чего мало кто осмеливался сделать, подтвердив:
- Да, я угрожаю вам.
Не упади мужчина вовремя и – от него скорей всего осталась бы лишь горстка пепла.
- Папа, успокойся, пожалуйста! Вряд ли этот человек стал бы кому-нибудь говорить о том, до чего довёл тебя! Он устал, долго не ел и просто не думал над тем, что сказал!
Старейшина долго смотрел на лежавшего Дарвина, потом всё-таки вернул себе преж-ний облик. Подошёл к неподвижно лежащему мужчине, перевернул на спину. Оказалось, проситель потерял сознание!
- Можно я… - сын Старейшины соскочил на землю, шевельнул пальцами обеих рук и пе-реместился к ним.
- Пробуй.
Мальчуган прошептал заклинание. Часть воды из фонтана поднялась в воздух, долете-ла до мужчины и окатила с ног до головы.
Проситель вскочил через два удара сердца. Сын Старейшины прошептал другое закли-нанье, и одежда Дарвина мигом высохла.
- Ты бы ел и высыпался лучше! – упрекнул дракон мужчину. Сегодня Старейшина вни-мательнее пригляделся к просителю и заметил, каким изнуренным тот выглядел. – Так ведь можно и ноги протянуть…
Дарвин не уточнил, что помочь ему в том мог бы и дракон, не потеряй б он сознание. И грустно улыбнулся:
- Я ведь обещал.
- Покинуть этот свет? – усомнился мальчуган.
- Нет, я… если я скажу, зачем мне двадцать драконов, вы позволите мне…
- Разумеется, не позволю.
- А зачем? – заинтересовался сын Старейшины.
- Чтобы не произошла вторая Великая битва.
Дракон вздохнул.
- Не передумаете?
- Толку с того? Мы все восемь веков назад просили людей не устаивать первой Великой битвы, и за те просьбы нас стали отправлять за Грань… нас осталось около двух сотен. Всего-то около двух сотен! А пять сотен наших родных и друзей уже никогда не вер-нуть… Ты же просишь только двадцать. Но разве два десятка наших воинов смогут препятствовать очередной Великой битве? Да и я никого с тобой не отпущу...
«Если уж драконы не сумели, то людям и пытаться бессмысленно!» прочёл мужчина в глазах Старейшины, а дракон прочёл в его глазах «Не вы единственные, кто терял кого-то дорогого».
- Пусть люди делают всё, чего хотят. Мы для того и забрались в долину среди гор, чтобы не вмешиваться в их дела, и чтобы они не вмешивались в наши.
- Ну, что ж, попробую по-другому… - и Дарвин, пошатываясь, ушёл.
Если б он не говорил, зачем ему двадцать драконов, а просто перестал ходить к нему, Старейшина бы спокойно вздохнул и забыл о нём. Теперь же он заинтересовал Старей-шину так, что дракон целый день думать не мог о чём-либо или ком-либо кроме безрас-судного мужчины, затеявшего немыслимое. Вечером Старейшина не утерпел, выбрался из замка, принял крылатый облик, перелетел через драконью долину и Снежные горы и отправился искать Дарвина. Не для того, чтобы предлагать тому – он по-прежнему не простил людям потерю многих друзей и родных, а для того, чтоб понаблюдать за пове-дением Дарвина, когда у того ничего не выйдет.
…Нашёл Старейшина мужчину через неделю, в маленьком городке у Сухой долины, на которой должна была на следующий день состояться вторая Великая битва.
Выглядевший сытым и отдохнувшим, Дарвин стоял на перевёрнутой кверху дном пус-той бочке и проникновенно рассказывал о красотах природы Многоречья, в особенности, множества рек, ручьёв и озёр. Его слушали около ста эльфов, те воины, которых эль-фийский король прислал в помощь войскам Горной, руководствуясь либо какой-то своей мыслью, либо советом одного из многочисленных советников, которые подсказывали, где б ещё можно извлечь выгоду.
- У вас, верно, лес красивее любого из человеческих лесов? – внезапно спросил рассказ-чик, будто вспомнив что-то.
Эльфы хором поправили, мол, природа, если её не испоганят, прекрасна в любых уголках Мирриомы.
- Так зачем же вам портить Сухую Долину своей и вражеской кровью? Ну, люди-то ладно, им всё биться, да биться… - мужчина чуть прищурил глаза, в которых мелькнули весёлые искорки. – А зачем вам проливать вашу ценную кровь, если можно заняться чем-то более полезным, к примеру, возрождением природы?
Эльфы гневно, но в изящных выражениях, покричали о преданности к своему королю, потрясая кулаками, дружно развернулись и разошлись в разных направлениях.
- Зачем ты настроил их против себя? – не умолчал дракон, выскользнув из тени. – Раз-ве теперь они станут помогать тебе?
- А вы станете? – небрежно осведомился Дарвин.
- Нет.
- Ну, тогда и не мешайте!
Старейшина обиделся и ушёл. Недалеко. И незаметно следил за ним из-за углов, бочек для дождевой воды и толстых деревьев, часто сажаемых на улицах в этом городе.
Мужчина всю ночь разыскивал воинов Горной и Многоречья, вёл с ними разговоры о природе, верных друзьях, красивых и заботливых жёнах и оставшихся дома малых детях.
…Только стоя рядом с ним, дракон увидел бы, какой грустью или каким восторгом по-переменно вспыхивают глаза рассказчика, и какая нежность, забота и любовь постепен-но загораются в глазах слушающих его. А так старейшина решил, будто бы воинов более всего интересовала выпивка и, возможно, последний ужин в трактире. И усомнился, что от разговоров Дарвина будет какая-либо польза. Впрочем, тому ничего не сказал…
…И утром, невидимым летая над Сухой долиной, увидел настоящее чудо: два огромных войска (первое из эльфов и воинов Горной, второе из воинов Многоречья) собрались в по-ложенное время, встали «нос к носу», дружески поболтали между собой и… разошлись. А воеводы – Джос Отчаянный, Альберт Смелый и третий, эльфийский, чьего имени Старейшина не знал – обнялись и направились «пить за здоровье смутьяна, отбившего у всех воинов желание воевать из-за прихоти дурных королей»!
Послонявшись по городу, дракон понял, что за время правления нынешних королей Гор-ной страны, Многоречья и Эльфийского леса никто из их подданных воевать не будет. Потом, ясное дело, без битв не обойдутся, но на битвы не весь народ отправлять нач-нут, а часть его. До тех пор, пока другие короли не устроят-таки Вторую Великую бит-ву. А смутьяна, которого короли не постесняются обругать, народ начал называть геро-ем.
«И чего люди любят заверять всех в своей беспомощности и просят помочь? – думал Старейшина, бредя по маленькой улочке. Близился рассвет и он спешил добраться до во-рот, выйти, отойти далеко, принять крылатый облик (в городе опасно – вздумают вновь убивать древних существ, уменьшать их численность) и улететь домой, где о нём волну-ются все близкие и подданные. – Люди прекрасно и сами разбираются со своими пробле-мами!».
И едва не наступил на кинжал, валяющийся на мостовой. Лезвие кинжала до середины было багрово-алым.
Единственный кто находился на улице – это мужчина, прислонившийся к толстому дубу, посаженному у низкого одноэтажного дома. Было в его виде что-то очень уж зна-комое.
Глаза мужчина устало прикрыл. На его одежде медленно расплывалось алое пятно.
Через мгновение Старейшина узнал в нём Дарвина. И, хоть давным-давно зарёкся помо-гать людям, рванулся к нему и окликнул его.
- Эй, что с тобой?
С трудом тот открыл глаза. На его губах оставалась улыбка.
- Счастливы будьте. Я ухожу за Грань, - тихо произнёс он. – Хотя больше всего хотел бы остаться здесь. Впрочем, меня здесь уже ничего не держит. И я ничего не смогу ис-править.
- Ты же исправил! Взял да исправил!
- Если б я мог… я бы исправил другое.
- Разве ты не рад? Для чего ты тогда это делал?
- Я ведь обещал… - вновь услышал дракон.
- Кому обещал? Чего? Остановить битву?
Дарвин поднял взор к небу, посмотрел на звёзды.
- Как они прекрасны, эти звёзды! – и медленно закрыл глаза, думая о чём-то совсем ином...
Старейшина желал спросить, отчего тот дал кому-то такое трудновыполнимое обещание и как сумел добраться до их долины. Только незаметно проверив заклинанием состояния мужчины, передумал. Он слишком поздно его нашёл. А мужчина снова улыб-нулся, вспомнив о чём-то хорошем, хоть ему наверняка было очень больно от раны. Луч-ше ему не мешать. Пусть будет хоть что-то приятное от этих последних мгновений, в которые ничего уже не изменить. Дарвин уж точно ничего не изменит. Это сложно, че-го-либо вот так менять. Вот только о чём вспоминают, забывая о такой сильной боли, улыбаясь так и совсем не сетуя ни на что?
…Сколько ни давала Мирриома рождающимся в ней разных необыкновенных даров, од-нако ж два дара точно не были ни подвластны никому. В Мирриоме никто не мог читать чужие мысли или видеть, что будет в далёком будущем.
- Здесь чего-то дурное случилось. Какая-то горечь повсюду… - послышалось из-за угла и в переулок свернули двое настороженно переглядывающихся остроухих.
- Это не тот ли…
Чего дракон не ожидал от эльфов, так это последовавшего за тем, как те узнали мужчину. Эльфы подбежали к нему, и один из них возмущённо спросил у Старейшины:
- Ты что, не мог чего-нибудь сделать?!
- Взгляните сами, - предложил дракон. Остроухие осмотрели рану и признали: ничего сделать для раненого было уже нельзя.
- Видел, кто?
- Нет.
- Досадно… - вздохнул до того молчавший эльф.
- Досадно, - неожиданно для себя подтвердил дракон. И ему хотелось бы ещё погово-рить с этим странным человеком, спросить-таки, какое он дал кому-то обещанье. То есть, какое обещанье – это хоть сколько-нибудь понятно, но вот кто мог такое попро-сить? И как этот человек согласился дать такое трудновыполнимое обещание? Впро-чем, остановив Вторую Великую битву он хоть чего-нибудь да заслужил. И пусть доста-лись ему только мгновения на светлое воспоминание…
…Дарвин был единственным, кого приняла в холодные объятья земля Сухой долины. Эльфийские воины с разрешения людей посадили на высоком холмике красивые цветы, те, которые никому до того из людей и других разумных рас никогда не дарили, а трое эль-фийских магов попросили всех покинуть долину, стали по её краям…
Сначала из земли полезли тонкие ростки, потянулись к небу, окрепли, потолстели, сно-ва устремились ввысь, выкидывая почки из которых одновременно выбрались тонкие нежно зелёные листки, потом листки увеличились, потемнели…
Всего час потребовался трём магам, чтобы вырастить вокруг холма с прелестными цветами величественный лес, траву и другие разнообразнейшие цветы в нём, вытолкнуть источники с чистой и вкусной водой на поверхность, хотя те проходили глубоко-глубоко под землёй. Великолепное зрелище запомнилось многим, наблюдавшим за ним.
Король эльфов возвращению всех своих воинов очень обрадовался. Какие-то остроухие слышали его слова: «А всё-таки тот человек – молодец! Кому надо нос утёр». Короли же Горной и Многоречья до конца жизней вспоминали о неизвестном смутьяне с ненавистью и жалели, что скрывшийся в ночи убийца лишил их возможности самим расправиться с мерзавцем, умевшим «толково трепать» языком, а народ вооружался и не пускал войска в лес, названный лесом Памяти.
История двоих упрямцев.
Всем, кто любил и сделал что-нибудь хорошее для своих любимых, посвящаю…
Так же посвящаю моей дорогой бабушке, Галине Фёдоровне, которая необыкновенно много хорошего сделала для меня и всей нашей семьи. Бабуля, спасибо тебе за всё!
И конечно, моей дорогой подруге Неле, ставшей первой почитательницей моей своенравной и весьма милой для меня Музы.
Предыстория.
…В шестьдесят девятый раз явился он к замку драконов. С тридцатого раза драконы-стражники, охраняющие ворота, косились на него с неодобрением или досадой, казалось, словно они вот-вот примут свой другой, крылатый, облик и заплюют его огнём.
Он замучил их ежедневными появлениями. Ещё сильнее, чем их, замучил главного драко-на, по-ихнему Старейшину, которому неустанно повторял одну и ту же просьбу, не смотря на то, что тот всегда отказывался её выполнять…
На вид просителю было около тридцати лет. Его одежда была истрёпана и сильно запачкана, как после долгого пути. К потёртому ремню крепились старые ножны с не-броским мечом. Черные волосы он всегда собирал в «хвост» у основания шеи. В карие гла-за, переполненные тоской либо пугающе серьёзные, никто не мог смотреть долго.
Звали его Дарвином.
Пройдя по песчаной дороге, с обеих сторон окружённой высокими мраморными колон-нами, Дарвин оказался в середине огромного сада. Уверенно, не глядя на причудливые де-ревья, росшие в саду – уже успел наглядеться – направился к фонтану.
Старейшина, всегда находившийся во время его прихода у изящного старинного ка-менного сооружения, сегодня был не один: на бортике фонтана сидел мальчуган с длин-ными чёрными волосами. Дарвин подумал, будто бы мальчугану не больше пяти лет.
- Это тот многореченец, из-за которого ты ночами рыдаешь в подушку от досады? – мальчуган с интересом взглянул на мужчину.
На краткий миг зрачки голубых, как безоблачное летнее небо, глаз превратились в узкие щёлочки.
- Ой, прости, я не желал тебя обидеть, просто забыл, что надо держать язык за зу-бами до тех пор, пока не придумаешь вежливый вопрос…
Взъерошив мальчугану волосы, Старейшина тепло улыбнулся:
- Дети часто говорят прежде, чем подумают.
- Ну, прям уж я ребёнок…мне пятьдесят лет.
Ноги Дарвина подкосились и он сел на траву.
- Ты дракон, не человек. И не меряй себя людскими мерками…- Старейшина обернулся к просителю. Тот встал и смотрел уже не с изумлением, а с привычной тоской. Присев слева от мальчугана, дракон устало прикрыл веки. – Ты опять с тем же, назойливое соз-дание?
Впервые Старейшина не использовал вежливого приветствия «успехов в светлых начи-наниях», не сказал, что «рад видеть Дарвина в стране мудрости» и не предложил «осве-домить о целях посещения». Оно и понятно – довёл-таки мужчина беднягу, но, небо, ка-кой же дракон терпеливый, если только теперь показал это!
- Опять.
- И не надоело тебе?
Дарвин промолчал, рассматривая траву у своих ног.
- То, что он нашёл нас, уже заслуживает похвалы.
- Знал бы ты, чего он у нас просит, и говорил бы совсем иначе.
Они переглянулись, не заметив, как проситель покачнулся и еле-еле удержался на ногах.
- Он просит двадцать наших воинов некоторое время выполнять какое-то его жела-ние.
- Откуда… - дракон тревожно посмотрел на мальчугана.
- Оттуда, откуда и остальные.
- Я…тогда…выходил из комнаты?
- В сад.
- И…все видели, что я…
- Все-все… - мальчуган коснулся его руки. – Пап, да не переживай ты! С кем не быва-ет…
- О, лучше б меня не стало до того, как мерзкий эльфийский посол торжественно пре-поднес мне те бутылки с вином! – взвыл Старейшина, хватаясь руками за голову.
Тут Дарвин совершенно некстати сказал:
- А, если я сохраню в тайне то, что мудрейший из мудрейших напивался, двадцать драконов выполнят кое-что, о чём я их попрошу?
- Ты смеешь мне угрожать?! – прошипел дракон, рванувшись с места, и, принимая крылатый облик.
Проситель отошёл подальше, чтобы смотреть не на шею ему, а в глаза и сделал то, чего мало кто осмеливался сделать, подтвердив:
- Да, я угрожаю вам.
Не упади мужчина вовремя и – от него скорей всего осталась бы лишь горстка пепла.
- Папа, успокойся, пожалуйста! Вряд ли этот человек стал бы кому-нибудь говорить о том, до чего довёл тебя! Он устал, долго не ел и просто не думал над тем, что сказал!
Старейшина долго смотрел на лежавшего Дарвина, потом всё-таки вернул себе преж-ний облик. Подошёл к неподвижно лежащему мужчине, перевернул на спину. Оказалось, проситель потерял сознание!
- Можно я… - сын Старейшины соскочил на землю, шевельнул пальцами обеих рук и пе-реместился к ним.
- Пробуй.
Мальчуган прошептал заклинание. Часть воды из фонтана поднялась в воздух, долете-ла до мужчины и окатила с ног до головы.
Проситель вскочил через два удара сердца. Сын Старейшины прошептал другое закли-нанье, и одежда Дарвина мигом высохла.
- Ты бы ел и высыпался лучше! – упрекнул дракон мужчину. Сегодня Старейшина вни-мательнее пригляделся к просителю и заметил, каким изнуренным тот выглядел. – Так ведь можно и ноги протянуть…
Дарвин не уточнил, что помочь ему в том мог бы и дракон, не потеряй б он сознание. И грустно улыбнулся:
- Я ведь обещал.
- Покинуть этот свет? – усомнился мальчуган.
- Нет, я… если я скажу, зачем мне двадцать драконов, вы позволите мне…
- Разумеется, не позволю.
- А зачем? – заинтересовался сын Старейшины.
- Чтобы не произошла вторая Великая битва.
Дракон вздохнул.
- Не передумаете?
- Толку с того? Мы все восемь веков назад просили людей не устаивать первой Великой битвы, и за те просьбы нас стали отправлять за Грань… нас осталось около двух сотен. Всего-то около двух сотен! А пять сотен наших родных и друзей уже никогда не вер-нуть… Ты же просишь только двадцать. Но разве два десятка наших воинов смогут препятствовать очередной Великой битве? Да и я никого с тобой не отпущу...
«Если уж драконы не сумели, то людям и пытаться бессмысленно!» прочёл мужчина в глазах Старейшины, а дракон прочёл в его глазах «Не вы единственные, кто терял кого-то дорогого».
- Пусть люди делают всё, чего хотят. Мы для того и забрались в долину среди гор, чтобы не вмешиваться в их дела, и чтобы они не вмешивались в наши.
- Ну, что ж, попробую по-другому… - и Дарвин, пошатываясь, ушёл.
Если б он не говорил, зачем ему двадцать драконов, а просто перестал ходить к нему, Старейшина бы спокойно вздохнул и забыл о нём. Теперь же он заинтересовал Старей-шину так, что дракон целый день думать не мог о чём-либо или ком-либо кроме безрас-судного мужчины, затеявшего немыслимое. Вечером Старейшина не утерпел, выбрался из замка, принял крылатый облик, перелетел через драконью долину и Снежные горы и отправился искать Дарвина. Не для того, чтобы предлагать тому – он по-прежнему не простил людям потерю многих друзей и родных, а для того, чтоб понаблюдать за пове-дением Дарвина, когда у того ничего не выйдет.
…Нашёл Старейшина мужчину через неделю, в маленьком городке у Сухой долины, на которой должна была на следующий день состояться вторая Великая битва.
Выглядевший сытым и отдохнувшим, Дарвин стоял на перевёрнутой кверху дном пус-той бочке и проникновенно рассказывал о красотах природы Многоречья, в особенности, множества рек, ручьёв и озёр. Его слушали около ста эльфов, те воины, которых эль-фийский король прислал в помощь войскам Горной, руководствуясь либо какой-то своей мыслью, либо советом одного из многочисленных советников, которые подсказывали, где б ещё можно извлечь выгоду.
- У вас, верно, лес красивее любого из человеческих лесов? – внезапно спросил рассказ-чик, будто вспомнив что-то.
Эльфы хором поправили, мол, природа, если её не испоганят, прекрасна в любых уголках Мирриомы.
- Так зачем же вам портить Сухую Долину своей и вражеской кровью? Ну, люди-то ладно, им всё биться, да биться… - мужчина чуть прищурил глаза, в которых мелькнули весёлые искорки. – А зачем вам проливать вашу ценную кровь, если можно заняться чем-то более полезным, к примеру, возрождением природы?
Эльфы гневно, но в изящных выражениях, покричали о преданности к своему королю, потрясая кулаками, дружно развернулись и разошлись в разных направлениях.
- Зачем ты настроил их против себя? – не умолчал дракон, выскользнув из тени. – Раз-ве теперь они станут помогать тебе?
- А вы станете? – небрежно осведомился Дарвин.
- Нет.
- Ну, тогда и не мешайте!
Старейшина обиделся и ушёл. Недалеко. И незаметно следил за ним из-за углов, бочек для дождевой воды и толстых деревьев, часто сажаемых на улицах в этом городе.
Мужчина всю ночь разыскивал воинов Горной и Многоречья, вёл с ними разговоры о природе, верных друзьях, красивых и заботливых жёнах и оставшихся дома малых детях.
…Только стоя рядом с ним, дракон увидел бы, какой грустью или каким восторгом по-переменно вспыхивают глаза рассказчика, и какая нежность, забота и любовь постепен-но загораются в глазах слушающих его. А так старейшина решил, будто бы воинов более всего интересовала выпивка и, возможно, последний ужин в трактире. И усомнился, что от разговоров Дарвина будет какая-либо польза. Впрочем, тому ничего не сказал…
…И утром, невидимым летая над Сухой долиной, увидел настоящее чудо: два огромных войска (первое из эльфов и воинов Горной, второе из воинов Многоречья) собрались в по-ложенное время, встали «нос к носу», дружески поболтали между собой и… разошлись. А воеводы – Джос Отчаянный, Альберт Смелый и третий, эльфийский, чьего имени Старейшина не знал – обнялись и направились «пить за здоровье смутьяна, отбившего у всех воинов желание воевать из-за прихоти дурных королей»!
Послонявшись по городу, дракон понял, что за время правления нынешних королей Гор-ной страны, Многоречья и Эльфийского леса никто из их подданных воевать не будет. Потом, ясное дело, без битв не обойдутся, но на битвы не весь народ отправлять нач-нут, а часть его. До тех пор, пока другие короли не устроят-таки Вторую Великую бит-ву. А смутьяна, которого короли не постесняются обругать, народ начал называть геро-ем.
«И чего люди любят заверять всех в своей беспомощности и просят помочь? – думал Старейшина, бредя по маленькой улочке. Близился рассвет и он спешил добраться до во-рот, выйти, отойти далеко, принять крылатый облик (в городе опасно – вздумают вновь убивать древних существ, уменьшать их численность) и улететь домой, где о нём волну-ются все близкие и подданные. – Люди прекрасно и сами разбираются со своими пробле-мами!».
И едва не наступил на кинжал, валяющийся на мостовой. Лезвие кинжала до середины было багрово-алым.
Единственный кто находился на улице – это мужчина, прислонившийся к толстому дубу, посаженному у низкого одноэтажного дома. Было в его виде что-то очень уж зна-комое.
Глаза мужчина устало прикрыл. На его одежде медленно расплывалось алое пятно.
Через мгновение Старейшина узнал в нём Дарвина. И, хоть давным-давно зарёкся помо-гать людям, рванулся к нему и окликнул его.
- Эй, что с тобой?
С трудом тот открыл глаза. На его губах оставалась улыбка.
- Счастливы будьте. Я ухожу за Грань, - тихо произнёс он. – Хотя больше всего хотел бы остаться здесь. Впрочем, меня здесь уже ничего не держит. И я ничего не смогу ис-править.
- Ты же исправил! Взял да исправил!
- Если б я мог… я бы исправил другое.
- Разве ты не рад? Для чего ты тогда это делал?
- Я ведь обещал… - вновь услышал дракон.
- Кому обещал? Чего? Остановить битву?
Дарвин поднял взор к небу, посмотрел на звёзды.
- Как они прекрасны, эти звёзды! – и медленно закрыл глаза, думая о чём-то совсем ином...
Старейшина желал спросить, отчего тот дал кому-то такое трудновыполнимое обещание и как сумел добраться до их долины. Только незаметно проверив заклинанием состояния мужчины, передумал. Он слишком поздно его нашёл. А мужчина снова улыб-нулся, вспомнив о чём-то хорошем, хоть ему наверняка было очень больно от раны. Луч-ше ему не мешать. Пусть будет хоть что-то приятное от этих последних мгновений, в которые ничего уже не изменить. Дарвин уж точно ничего не изменит. Это сложно, че-го-либо вот так менять. Вот только о чём вспоминают, забывая о такой сильной боли, улыбаясь так и совсем не сетуя ни на что?
…Сколько ни давала Мирриома рождающимся в ней разных необыкновенных даров, од-нако ж два дара точно не были ни подвластны никому. В Мирриоме никто не мог читать чужие мысли или видеть, что будет в далёком будущем.
- Здесь чего-то дурное случилось. Какая-то горечь повсюду… - послышалось из-за угла и в переулок свернули двое настороженно переглядывающихся остроухих.
- Это не тот ли…
Чего дракон не ожидал от эльфов, так это последовавшего за тем, как те узнали мужчину. Эльфы подбежали к нему, и один из них возмущённо спросил у Старейшины:
- Ты что, не мог чего-нибудь сделать?!
- Взгляните сами, - предложил дракон. Остроухие осмотрели рану и признали: ничего сделать для раненого было уже нельзя.
- Видел, кто?
- Нет.
- Досадно… - вздохнул до того молчавший эльф.
- Досадно, - неожиданно для себя подтвердил дракон. И ему хотелось бы ещё погово-рить с этим странным человеком, спросить-таки, какое он дал кому-то обещанье. То есть, какое обещанье – это хоть сколько-нибудь понятно, но вот кто мог такое попро-сить? И как этот человек согласился дать такое трудновыполнимое обещание? Впро-чем, остановив Вторую Великую битву он хоть чего-нибудь да заслужил. И пусть доста-лись ему только мгновения на светлое воспоминание…
…Дарвин был единственным, кого приняла в холодные объятья земля Сухой долины. Эльфийские воины с разрешения людей посадили на высоком холмике красивые цветы, те, которые никому до того из людей и других разумных рас никогда не дарили, а трое эль-фийских магов попросили всех покинуть долину, стали по её краям…
Сначала из земли полезли тонкие ростки, потянулись к небу, окрепли, потолстели, сно-ва устремились ввысь, выкидывая почки из которых одновременно выбрались тонкие нежно зелёные листки, потом листки увеличились, потемнели…
Всего час потребовался трём магам, чтобы вырастить вокруг холма с прелестными цветами величественный лес, траву и другие разнообразнейшие цветы в нём, вытолкнуть источники с чистой и вкусной водой на поверхность, хотя те проходили глубоко-глубоко под землёй. Великолепное зрелище запомнилось многим, наблюдавшим за ним.
Король эльфов возвращению всех своих воинов очень обрадовался. Какие-то остроухие слышали его слова: «А всё-таки тот человек – молодец! Кому надо нос утёр». Короли же Горной и Многоречья до конца жизней вспоминали о неизвестном смутьяне с ненавистью и жалели, что скрывшийся в ночи убийца лишил их возможности самим расправиться с мерзавцем, умевшим «толково трепать» языком, а народ вооружался и не пускал войска в лес, названный лесом Памяти.
