Глава 25 - Что касается меня 13

        Ночью я долго не могла уснуть.
       
        Синдзиро сидел и что-то записывал на длинном-длинном листе бумаги, изящно водя кистью. Причудливая вязь иероглифов шла сверху вниз и справа налево, запечатлевая пейзажи какой-то далёкой страны и разные путешествия. Стихи разные.
        Девушка подошла к нему тихо-тихо. Хотя он шуршание её двенадцатислойных кимоно услышал. И улыбнулся, но, впрочем, не обернулся – и сразу же продолжил выводить чёрные следы по светло-жёлтой бумаге.
        Светло-сиреневое кимоно осторожно легло ему на плечи. И тонкие пальцы не торопились прятаться в её широкие рукава. И длинные волосы закрывали её лицо.
        Юноша посмотрел сначала на свои руки – те были чистыми – и свободною рукой накрыл её ладонь, лежавшую на его плече.
       
        - Сёоко, пора! – бодро возвестил чей-то чужой голос.
        Сёоко… это же я?..
        Глаза распахнула. И с тоской увидела потолок нашей комнаты. И… и больше не видела Синдзиро. Только во сне могла спокойно посмотреть на него! А он… он был такой красивый в тех широких старинных одеждах!
        А потом и про Аюму вспомнила. Которая меня ждёт. Может, уже даже ушла и уже ненавидит меня? Ох, Аюму! Нам было так здорово с тобой! Точнее, я так думала. Но… тебе было так плохо со мной, что ты не хочешь дружить, если я не сделаю это страшное дело?.. Но… Синдзиро всё равно меня уже выгнал. А она… но мне… мне, похоже, будет невесело видеть их вдвоём. Впрочем, поссориться с ней и ещё год встречаться с Аюму в средней школе – это тоже тяжело будет.
        - Кстати, звонила Аюму.
        - Что?! – резко села на постели.
        - Сказала, что у неё к тебе важный разговор. И, может, вы могли бы встретиться ненадолго?
        - На ближайшей детской площадке?
        - Да, - отец растерянно кивнул, - Так вы уже договорились?
        - Нет! Она решила сама! – вырвалось у меня злое.
        - Что-то серьёзное? – он забеспокоился.
        Мне не хотелось ему говорить. И… и он и так недолюбливает Синдзиро. Кажется, что так. И… и мне как-то стыдно было признаваться, что мне понравился именно Синдзиро. И, ещё хуже было бы признаться отцу, что Синдзиро сам меня выгнал. И… и что он даже поцеловал меня перед тем! Сладко-сладко поцеловал… Но… ох, а если он и Аюму это расскажет? Если они вдвоём будут смеяться надо мной?!
        - Если что-то важное – ты сходи, - предложил отец, - Друзья – это очень важно. Тем более, она твоя первая подруга. Только ненадолго, ладно? А то у тебя сегодня тоже очень важный день.
        Она вызвала меня в мой последний день в школе. Это явно был непростой повод для разговора. И мне не хотелось объяснять отцу, почему я не пойду на важный разговор. И почему не хочу идти.
        И потому я торопливо собралась и пошла на условленное место. Я… трусиха, да? Но… но я правда боюсь потерять мою единственную подругу! Первую, кто захотел дружить со мной! Только… я её ненавижу, что она готова отправить меня к Синдзиро с этим мерзким письмом! Хотя… Она же не знает. Я ей так и не решилась рассказать, что я влюбилась. Просто я слишком поздно это поняла. Да и стыдно было говорить, что мы с ним лежали так рядом, что он поцеловал меня, а потом выгнал насовсем. И я промолчала. Но теперь… Или лучше теперь уже не говорить ей ничего?.. Пусть думает, что я всего лишь работала у Синдзиро. Эх, как же сложно всё с этой любовью! Но… она ни у кого не спросила, приходить или нет: все решила сама. И за меня, и за Аюму! Мерзкая-мерзкая любовь! Из-за неё я могу потерять подругу. Из-за неё я не могу теперь спокойно думать о Синдзиро и спокойно смотреть на него.
        Как в тумане я встретилась с ней. И дрожащими руками приняла письмо, спрятала под моей одеждой.
        - Ты такая милая! – улыбнулась девочка и крепко обняла меня, - Спасибо! Ну, не буду тебя отвлекать, у тебя сегодня очень важный день. Но ты только сегодня вечером отдай, хорошо? - мечтательно потёрла свои предплечья, - Может, он сюрприз к моему приезду приготовит?.. – и насовсем уже убежала.
        А я почувствовала себя ещё хуже. Потому что письмо уже было у меня. Потому что Аюму даже не спросила, почему я не хотела идти с ним к Синдзиро. Даже не поинтересовалась, что было на душе у меня. Друзья… Это называется друзьями? Или любовь всех сводит с ума?.. В одной из книг родителей герой сказал, что любовь – это болезнь. В другой, что она похожа на помрачение рассудка. А героиня сказала, что любовь – это самое сладкое-сладкое, что есть на свете. Любовь… так какая же она на самом деле?..
        - Это она тебя так расстроила? – тихо спросили за моей спиной.
        Испуганно обернулась. И вздрогнула, оказавшись под прицелом пристального взора Нищего. Когда искала его – никак не могла найти. А теперь он неожиданно возник рядом со мной. Будто из воздуха!
        Но… но все эти противоречивые и новые чувства жгли меня. Мне было очень больно.
        - Что делать, когда совсем неясно, что делать? – робко спросила у него. И испуганно ожидала ответ.
        - Смотря, что нужно делать. Что прилично. Да и… - он внимательно прищурился, - Что бы ты сама хотела сейчас сделать?..
        - Но… я не знаю! – в глазах моих появились слёзы, - Это так сложно!
        И, оглядевшись – никого из знакомых не было, а моя жуткая подруга уже убежала, довольная, в путешествие с семьёй – вдруг всё же призналась ему, так сильно мне хотелось поделиться:
        - Я любила одного… человека.
        Старик как-то странно хмыкнул.
        Возмутилась:
        - Любить кого-то – это так смешно?!
        - Нет. Просто… - он замялся, смотря куда-то вдаль, - Просто я тут случайно кое-что вспомнил. Кое-что своё. Совсем… Но ты продолжай. Я вижу, что тебя гнетёт что-то.
        И я кратко-кратко сказала. Не называя имён. Что любила, а меня выгнали ни за что. И что того человека полюбила моя подруга. И даже хочет отдать ему письмо. И вдруг она ему тоже нравится? И тогда они будут ходить передо мной, взявшись за руки, а я… Мне точно будет больно на это смотреть!
        - Ты слышала про красную нить судьбы? – вдруг спросил мужчина.
        - Нет, - головой мотнула, - А причём тут это?..
        - Если кратко, то жил когда-то в Китае молодой генерал. И ему предсказали, что он женится на дочери одного человека из города. И ему, разумеется, стало интересно, как же выглядит его будущая жена. Он пошёл в тот дом и увидел дочь того человека. Девочка была страшная. И он, рассердившись, ударил её мечом по голове. Кровь брызнула из раны, она упала. А он убежал. Да, ему потом было иногда совестно, но ему хотелось иметь жену красивую и благородную. А через несколько лет полюбил он бедную девушку. Что всегда носила на лбу украшение с большой подвеской. Девушка была необычайно красива. И характер кроткий. И он захотел жениться. Но она сказала, что у неё есть страшный секрет. И она не посмеет скрывать его от того, кто хочет жениться на ней. Что на самом деле её зовут иначе. И что лицо у неё на самом деле страшное. И подвинула подвеску, обнажая большой шрам на лбу. Шрам от лезвия. И он понял, что эта та девочка, которую он так хотел убить. И которую уже позвал быть его женой. И тогда он понял, что их уже связало красной нитью судьбы. Нить может запутаться, но не порвётся никогда. Те, кому суждено встретиться – обязательно встретятся.
        Старик улыбнулся и добавил:
        - Это, разумеется, красивая история и печальная. Но я тут по делам тороплюсь, так что, уж прости, рассказал тебе кратко-кратко. И я не знаю, что тебе посоветовать сейчас. И стоит ли что-то советовать? У тебя есть твои люди, с которыми вас уже связала красная нить судьбы.
        - Но… - вспомнила, как Аюму хотела отказаться от дружбы со мной, если я не передам это злосчастное письмо, и расплакалась, - Но разве люди не могут обидеть друг друга слишком сильно? Так, чтобы даже люди, связанные красной нитью судьбы, более не хотели встречаться?
        - И так бывает, - старик вздохнул. - Увы, люди очень легко ранят друг друга. А шрамы остаются у них в душе. И шрамы порою очень безобразные. И нежелание снова встречаться. Хотя им бы было так хорошо вдвоём! Хотя они уже были когда-то вдвоём. Но, впрочем, мне уже пора уходить. Ты слушай своё сердце, девочка! Ум расчётливый и корыстный, вечно ищет какую-то выгоду. Но от его выгод сердцу так противно бывает и мерзко! У сердца свои радости.
        То есть, он собрался уходить, так ничего толком и не подсказав? Но что же мне делать?
        Уныло опустилась на качели. Чуть оттолкнулась от земли ногой. Хотя кататься совсем не хотелось.
        Бодрый звонок от велосипеда вырвал меня из невесёлых мыслей. Растерянно голову подняла.
        Младший брат Хикари притормозил напротив площадки. И, увидев, что я смотрю на него, радостно мне рукой помахал. В багажнике у него была коробка с молочными пачками. Штук двенадцать. И несколько мест уже пустых. А-а, он подрабатывает с утра.
        - Прости, мне надо ехать, - сказал подросток грустно. - Нам нужно купить кой-какие лекарства для кота. Но если тебя кто-то обидел – ты мне напиши, - подъехал ближе, ногою опёрся об асфальт, руку мою взял и ручкой из кармана прямо на моей ладони написал номер, прежде, чем я что-то сказала. Добавил серьёзно: - Я его побью вечером, сегодня или завтра уже, - и уехал.
        Растерянно проводила его взглядом.
        А потом вдруг с чего-то улыбнулась. Кого тут побьёшь, в такой-то ситуации?! Но от того, что его заботило моё печальное лицо, мне как-то на душе потеплело. Рёскэ-кун был такой хороший! Готов был даже драться за меня! И мне так неожиданно повезло, что он решил заботиться обо мне! И что считал, что друзья его сестры – и его друзья. Его сестры… а считала ли сама Хикари меня своим другом? Ох, как всё сложно и запутанно в этой жизни! Но Рёскэ всё равно славный парень. И мужчина из него интересный вырастет, я уверена.
       
        Я с волнением ждала не только выпуска из младшей школы, но и Дня весеннего равноденствия. Боялась, что в неделю Хиган мы с папой на этот раз поедем не только на могилы его родственников, но и – впервые – на мамину. Уж слишком много было у него историй о том, как люди расставались из-за смерти. Ну, ещё из-за своей глупости. Но смерть у многих его героев вставала преградой на пути. Хотя он верил в возможность перерождения, но всё же… А вдруг и мама? Вдруг он к этому меня готовит? И в этом году мне страшно не хотелось посещать кладбище. Хотя надо было. И этот день неотвратимо приближался.
        Вот и 20 марта. Теперь холод станет слабее. Теперь время весны. А у меня внутри застыл холод.
        Вот папа и день поездки назначил – ещё до выпуска из школы. Так у него совпало на работе. Чтоб и на Хиган на день хоть отлучиться, а ещё – на мой выпускной. Так уж вышло, что из родственников у меня не оставалось больше никого, кто бы мог прийти ко мне на праздник. И я от этого тоже чувствовала себя страшно одинокой. Да и про маму как ни расспрашивала, а папа ничего нового не говорил. Будто мама моя была сирота. Раз упомянул, погрустнев, что родственники её погибли в Хиросиме, большинство, а другие – в последующие годы. Но глаза при этом подозрительно отводил. Как будто скрывал ещё что-то. Стыдно было так думать, но больше всего я волновалась, что мама могла умереть из-за болезни в больнице, вдали от меня, или погибнуть в несчастном случае. Хотя все газеты, сайты все новостные уже перерыла – и Сатоси-сан не раз расспрашивала, он сам искал – и женщин вроде мамы моей в новостных сводках и полицейских не было.
       
        За два дня до поездки мне приснился страшный сон. Как мы приехали на кладбище и первым делом подошли камню, на котором стояло мамино имя. Я ещё во сне страшно расплакалась. И проснулась в слезах.
        Больше спать не смогла. Встала, рано-рано, ещё задолго до папиного пробуждения. Сготовила нам завтрак. И даже почти успела приготовить ему обед. Молясь при этом, чтобы хотя бы с ним не случилось ничего. Страшно остаться совсем одной!
        И в школу пошла раньше. Шла, шмыгая носом. Слёзы даже лень было утирать.
        - Эй, малышка, куда идёшь? – кто-то вдруг приобнял меня за плечи.
        Испуганно оглянулась.
        Подросток в форме средней школы ещё крепче сжал меня. И четверо его приятелей – из той же школы – окружили меня. Я запоздало подумала, что их форма мне что-то напоминает.
        - Ну, как у вас там с ним? – дерзко ухмыльнувшись, спросил схвативший меня.
        А его спутники как-то гадко засмеялись. Взгляды их на меня не понравились.
        - Что? – только спросила я.
        - Как у тебя с Рёскэ, малышка? – он склонился ко мне и громко спросил, так, чтобы не только его друзья, но и три женщин, идущие на улице перед нами, слышали: - Вы уже ходили в Рабу-отель?
        От такого предположения я страшно смутилась. Да как он может?! Мне ещё одиннадцать!
        И те женщины на нас оглянулись. Посмотрели на меня с осуждением. Как будто я и правда уже ложилась в постель с братом Хикари!
        - Ну, и дети пошли! – проворчала одна из её спутниц. - Ещё молоко на губах не обсохло – и уже о сексе думают!
        - Да ну вас! – ухмыльнулся его приятель. - В старину в этом возрасте уже женились.
        - Ух ты, ух ты, а девочка-то уже смутилась! – мой мучитель заржал. Больно ущипнул меня за щёку. - Ай, да ты у нас уже не девочка?
        Он и спутники его заржали.
        - Малышка, да ты у нас уже маленькая женщина!
        Почувствовала, как щёки мои запылали. Попыталась столкнуть его руки, но он до боли сжал мои плечи.
        - Нет уж, погоди! – проворчал. - Мы не договорили ещё.
        - Четверо парней на одну девку? Да вы просто настоящие самураи, да? – язвительно спросили сбоку.
        Когда увидела Кикуко, то испытала просто вихрь разнообразных эмоций: от ужаса до надежды. И даже на миг – всего на краткий миг лишь – я за моих мучителей испугалась.
        Сегодня она опять была без школьной формы. Узенькие джинсы на худых ногах, да безразмерная толстовка. Джинсы чёрные, с розовыми звёздами из страз. Толстовка – плюшевая, нежно-розовая, с заячьими ушками на капюшоне. Хотя, помня о прежних наших встречах, я подозревала, что под верхней одеждой может скрываться пистолет или очередная рогатка. Вот ведь журналисту из Росиа она метко глаз подбила! Передумал её фото снимать!
        - О, ещё одна, - ухмыльнулся мой мучитель. Окинул её презрительным взглядом с головы до ног, снова вернулся на грудь. Туда, где она со временем должна была вырасти. - А, такая же мелюзга.
        - Но, может, всё-таки сходим вместе в Рабу-отель? – предложил его приятель, ядовито улыбаясь.
        - Сходим, - мило улыбнулась девочка-якудза.
        - О, какая горячая крошка! – ухмыльнулся схвативший меня, может, вожак их. - А ты мне нравишься! – швырнул меня в руки своему приятелю – и тот успел обхватить, крепко прижав к себе, как я ни дёргалась, не выпускал меня – сам руки к появившейся протянул: - Ну, иди сюда, детка! Иди ко мне!
        - Я обязательно охаги на твою могилу принесу, - вскинула та подбородок. - И, так уж и быть, потрачу несколько енн на одну белую хризантему для тебя.
        - О, дерзишь? – ухмыльнулся тот. - Да ты меня заводишь!
        - А охаги потом съем в Рабу-отеле, - спокойно припечатала Кикуко. - В память о тебе.
        - Нахалка, - ухмыльнулся самый говорливый.