Глава 33 - 33-я нить паутины прошлого
Не сразу огляделась. Не сразу ветер налетел, холодный, солёный как будто немного. Другой. Чуть похожий на ветер у Финского залива.
Вскочила. Замерла растерянная, увидев огромное, звёздами усыпанное небо. Не такое как над поместьем супруга. Огромное.
И фигуру тёмную не сразу различила, прислонившуюся к какому-то белому обломку. Вдруг глаза блеснули золотые. Радужки не человечьи!
Вскрикнула, отшатнувшись.
- Ох, простите, - голос виноватый послышался, мужской. – Я прекрасно вижу в темноте, но не подумал, что вас может смутить это, - вытащил из глубокого, рукава чёрного, узкого, светящийся шар. На цепочке. Одел как кулон, пальцем средним протёр, сплюнув.
Светом ярким осветило всё вокруг. Шагов на пять. Он ещё плюнул – стало ярко шагов на десять от него впереди и на семь-восемь – сзади.
На меня грустно и устало смотрел Ёру.
- Приступим к поискам, госпожа Сонь? Кстати, зачем вы ваш кулон спрятали за ворот?
Мерзким холодным, за спину прыгнувшим, оказалась жемчужная подвеска Аракаси Джи, которую тот уже в спешке мне за ворот запихнул.
Когда вытащила – шагов за двадцать стало светло. Только свет был желтоватый, мигающий немного.
- Хорошо, издалека сойдёт за факел, - Ёру улыбнулся. – И он хорошо сделал, разные чары нам соорудив. Как будто мы ушли поодиночке. Он ведь сказал вам, что к утру нам надо разойтись, если не успеем вернуться?
Кивнула.
Робко к нему приблизилась.
Хотя рядом с ним на скале огромной стоять было не страшно. В темноте. Рядом с чужим мужчиной. Скорее, волновалась, что его могут убить, если нас найдут вдвоём, да ещё и в стороне от дома и города.
- Вот это – завалившаяся крыша от той беседки, - юноша по белому куску мрамора накренившегося похлопал. Огромному. - С той стороны лежат обломки колон. Хотите посмотреть?
- Ну… - смутилась. – Немного.
- Когда-то это было очень красивое место. Куройнохи-мия очень любил его. Но, вскоре после его поражения, горожане сами разбили эту беседку. Даже не вспомнили, что прежде, по молодости и лет до четырёхсот в ней любил играть сам Юмэносима, прозванный одним из десяти сокровищ Рюуносэ-тэйкоку! – лекарь горестно вздохнул. – Ходила даже легенда, что здесь он встречался со своей возлюбленной в молодости. Той, из-за истории с которой так никогда и не женился, - мрамор белый погладил. – Жаль, так мало сохранилось от этого прекрасного места!
Внезапно ко мне приблизился и, за запястье ухватив, потянул за собой, легонько. И я почему-то сразу подчинилась. Хотя и до обрыва не дошёл шагов трёх.
- Посмотрите вниз, госпожа Сонь. Правда же красиво? Тем более, море нынче необычное, без волн.
Я робко выглянула. И дыхание перехватило.
Под глубоким обрывом было бескрайнее море, зеркальное. Отчего тысячи звёзд сияли не только над моей головой, но и снизу.
- Тут, говорят, иногда видят призрак Куройнохи-мия с флейтой, - усмехнувшись, Ёру достал из футляра длинного, на боку левом крепившегося к поясу, флейту, чуть зелёную. Каменную тоже, похоже. – Я как раз у Аракаси-мия попросил, - поднёс её почти к губам. – Поможет распугать зевак праздных, если таковые здесь имеются.
И легонько дунул в большое отверстие.
И… я улетела.
Это была сказочная ночь, когда мы стояли у обрыва над звёздным морем, под бескрайним небом звёздным. Две звёздных бездны – не это ли чудо? И эта лёгкая, слегка щемящая лёгкой тоскою душу, мелодия… не такая мучительная как у моего супруга, не напоминавшая вовсе дни страшных потерь. Нет, лёгкая грусть лишь. Так скучаешь по тёплому лету прохладной осенней ночью, когда слушаешь на заре, как громко падают подёрнутые инеем листья и невольно, скучая, вспоминаешь запахи и формы летних цветов. Они представились мне так отчётливо, стоило лишь глаза на миг прикрыть мне.
А когда открыла… то лицо музыканта было таким расслабленным, таким спокойным. Этот изящный чёрный шёлк без узоров, рукава почти узкие, не вычурная, скромная красота. Гордый профиль, его длинный нос с лёгкой горбинкой. Растрёпанные сильным ветром здешним волосы, выбившиеся на моих глазах из пучка совсем, наспех днём собранные. Лицо, необычайно умиротворённое… лекарь, влюблённый в игру на флейте и звёздное море, был завораживающе красив в эти хрупкие мгновения небесной красоты, проснувшейся в земном мире, в земном теле… но эта лёгкая музыка явно сошла когда-то с Небес!
- Сказочно восхитительное место! – произнёс он вдруг, флейту от губ отняв, бережно в футляр вернув. – И инструмент Конара Джи хорош. Если он этот решился брату старшему подарить, то мне страшно завидно подумать, сколь же хороши те, что он утаил себе. Хотя, поговаривают старики, что три лучших флейты последних двух веков принадлежали мастеру Юмэносима – и две он своим ученикам подарил. Жаль, что одну Юухи-мия так жестоко разбил! – указал мне рукою на обрыв. - Кто-то из рыбаков видел, что он стоял примерно на этом месте.
И замолчал. Надолго.
- А другие две?
- Вторую потерял в бою или спрятал незадолго до смерти сам Куройнохи-мия, - лекарь вздохнул. – Он слишком её любил, чтобы погубить! Но где она – никому не известно. Возможно, именно с нею ушла его верная напарница Кори в тот день, когда Куройнохи-мия погиб, - грустно мне улыбнулся. – Её же прозвали его Тенью! Она не могла оставить его накануне ужасного сражения просто так!
Ступив к нему, какое-то время смотрела на красивое море, в котором утонули миллионы звёзд. Утром их уже никто не заметит.
Повернулась к лекарю. Он по-прежнему был грустный. Понятно, не только мой супруг увлекается историей битв и музыки.
- Но… может, Курой-мия сам отослал Кори, под предлогом передачи кому-то флейты?
Музыкант резко ко мне развернулся. Кажется, его зацепило, что я назвала его героя резким прозвищем, являющимся лишь обрезком полного и красивого имени?
- Может… Куройнохи-мия хотел уберечь их обоих? Если ему правда была дорога его Тень? Потому-то и отослал подальше Кори. Потому-то она вернулась на его свежую могилу. Мне сказали, что она умерла там же, не желая уходить. Или не в силах уйти от него.
- Говорят, что Куройнохи-мия не мог любить Кори, - музыкант молодой грустно ухмыльнулся, - ведь она была с ним девять или восемь лет, а у них так и не родилось ни одного ребёнка.
- Так ведь… а почему им непременно нужно было лезть в постель, чтобы друг друга любить?
Он серьёзно ко мне повернулся, а я, смутившись, потупилась.
- Мало ли что говорят эти глупые люди? Не всегда же мужчина и женщина спешат лезть в постель. Бывает же людям просто так вместе интересно! Просто поговорить. Просто сходить куда-нибудь. Заняться спортом… сходить на фестивали куда-нибудь…
Он слушал, слегка нахмурившись.
- Ну, разные такие места. В моём мире вполне могут до свадьбы ходить на праздник и играть в какие-то игры. Например, берут мяч… ну, такой, маленький, круглый, и подкидывают его…
- Ногами? – широкая улыбка.
- Вообще-то, досками, - смущённо улыбнулась, - круглыми. А большой мяч у нас пинают ногами, да. Две толпы мужиков бегают за ним по полю, зрители громко орут…
- Зачем поле?
Я ему объяснила. И рассказала заодно, как мой отец когда-то ходил на футбол, брата взял, а я, первоклассница ещё, с ними напросилась. Как мы дружно сидели, забыв про мороженное, потом как мы могли втроём дружно вскакивать и орать, когда все тоже вскакивали и орали. Хотя потом мы с Кириллом увлеклись – в городе в иных местах нельзя столько орать – и вскочили, когда нашим гол забили противники.
Смеясь, я рассказывала, как на нас злобно тогда косились окружающие, а мы с братом стояли растерянные и не понимали, чего все так злятся на нас? А потом наш нападающий мяч выхватил, забежал на сторону противников. И всего за мгновение всё переменилось: мы и те, кто нас только что ненавидели, стояли и орали, мечтая, чтоб наш добежал… чтоб наши смогли забить! Хотя тогда не забили правда. Но мы всё равно выиграли! Четыре: один!
- А у вас так не играют?
- Я вообще-то родился в провинции, - он снова посмотрел на звёздное море, - там другие игры, чем здесь. Например, «Угадай, что шумит?», когда засыпали в чашку или кувшин разные мелкие предметы, несколько сразу, один тряс и шумел ими, а другие должны были угадать на слух. А потом мы бегали на ярмарку в село или город ближайшие и издевались над чужеземцами: предлагали им угадать, под какую из трёх чаш подложили камни, а чаши быстро-быстро двигал один. А другие – наши – несколько раз ему проигрывали, называя неверно и отдавая заранее отложенные монеты, вовлекая неместных в наш охотничий азарт. А камни главный убирал потом! – рассмеялся. – Разумеется, заезжие купцы и охранники их не могли никогда угадать! И мы, уходя, выкупали на ярмарке много подарков нашим мамам, сёстрам и бабушкам. Местные-то нас ненавидели: они уже несколько раз хватали чаши сами, переворачивали все – кто-то нас тогда держал – и видели, что камни мы незаметно уже убрали… - радостно ударил в ладоши. – Но нас никогда не могли догнать! – сдунул прядь волос, выбившуюся на лицо, потом, задумавшись, волосы подхватил у шеи, глядя на воду, невольно заплёл в косу. Нет, опомнившись, торопливо причёску всю разворошил. – Местные-то знали – память у них была хорошая, даже в провинции, но им было интересно, не найдётся ли кто-то из проезжих, кто сумеет облапошить уже нас?..
- И никогда никто не нашёлся? – смеясь, ступила совсем близко к нему.
- Да были два, - фыркнул он. – Обыграли нашего лучшего мастера. Мы не знали, нам тогда горевать или праздновать, что в мире ещё кто-то есть, у кого настолько же прекрасный слух? – вздохнул. – Впрочем, я не застал этого. Когда я рос, нас опять никто не мог разгадать, - растёр виски, волосы сдувая, на лицо выскочившие. – Но меня очень рано продали. Я мало чего помню о доме.
- Нищета? – грустно сжала его плечо.
Он как-то странно на меня посмотрел. На мою руку. Хотя и не столкнул. Сама убрала, смутившись.
- Да, - тяжело вздохнул, - можно итак сказать. Это была очень нищая провинция. Лес наш почти умирал уже, когда люди империи отравили море – и вода отступила… - запнулся. – Но, вообще-то, - грустно улыбнулся, - дети умеют радоваться даже в бедноте. Особенно, когда семья вся вместе ещё. Особенно, когда нам удавалось принести из города подарки, - грустно улыбнулся. – Хотя нас больно отцы били и деды. Даже сейчас это помню, - поёжился, растёр плечи. – Они говорили, что мелким зверёнышам опасно шататься по городу… и почему я тебе это говорю? То есть, вам.
- Просто с тобой получается почему-то говорить, - смущённо улыбнулась, - обо всём.
Он смущённо в ответ мне улыбнулся. Потом, посерьёзнев, откусил часть рукава – зубы белоснежные блеснули, резцы неровные. Нет, ровные. И оторвал край рукава, волосы у шеи перехватил. Нет, вздохнув, собрал в «хвост» на затылке.
- Нам пора идти… - запнулся. – Госпожа Сонь.
Первым от края пошёл к немного более пологому склону, из больших и мелким тёмных глыб.
- А сверху посмотреть? – оживилась я.
- А сверху я уже всё посмотрел, пока ждал вас.
У меня вырвалось:
- Жаль, я так хотела посмотреть на беседку с другой стороны!
И сама смутилась своей ребячливости.
- Да, конечно, можете посмотреть, - широкая улыбка. – А я пока полазаю у обрыва, гляну, не затерялось ли там меж щелей. Рыбаки говорят, что какой-то рыбак видел, что Юухи-мия разломал флейту, стоя у самого обрыва – и скинул вниз – и она уже там разбилась, налетев на камень. Вам и правда лучше туда не лезть.
- Но ты…
- Но я же парень лесной! – белозубая улыбка. И он уже за валуном скрылся. – И вообще, у нас шикарнейшие были овраги и горы. О, как дивно там было лазать!
- И отец тебя и за это лупил? – отозвалась я сочувственно.
- Ну, разумеется! – бодро отозвались уже внизу. – Так, тут и правда круто. Идите, смотрите пока беседку! Сюда вам лучше не ходить.
- Но ты смотри, не расшибись там! – прокричала погромче.
- Я не имею права так рано умереть! – отозвались уже далеко снизу.
Уныло пошла обходить мраморную плиту-крышу. Грустно, что он там так рискует. Даже если просто красуясь перед девушкой. Перед чужой женой. Я почему-то с горечью это вспомнила. Долго не помнила, и вдруг.
- Ух ты! – выдохнула, увидев белую колонну. – Да она была огромная! Должно быть, днём выглядела очень красиво?!
- Ну, разумеется! – отозвались далеко снизу. – Я когда впервые увидел эти колонны днём, то позавидовал Куройнохи-мия!
- Эй, ты там всю гору, что ли собрался обойти?! – возмутилась я. – Я не хочу быть бесполезной!
И кинулась к горам поменьше, к валунам, куда медленно спускался склон. Нет, в сторону от высеченных ступеней он уходил как-то резко, быстро.
Нога между камней застряла. Дёрнулась, из туфли выскользнула. И с воплем полетела вниз с обрыва.
В тёплые, крепкие руки. Он пах каким-то странным букетом трав, с редкими нотами цветов и кислинкой лимона… нет, лемонграсса.
- Так ведь можно и шею свернуть! – сказал парень укоризненно, смотря сверху вниз.
А у самого щека была разодрана! Руки пахли кровью. Ворот порванный, ссадину нащупала под тканью протёртой. Лекарь поморщился.
- Ты что же… молча упал?! – возмутилась.
- Если б я орал, вы бы шею свернули, кинувшись посмотреть или спасать меня. Вы в ситуациях критических совсем не думаете, я заметил! – взгляд укоризненный.
Но почему-то он не спешил меня отпустить. И сердце его билось размеренно, настраивая и моё на миролюбивый лад. На полное и глубокое спокойствие.
- Сильно больно? – чуть потянула за край ворота чёрного ханьфу. - Может, ты посидишь в сторонке, покуда я поищу?
- Ну уж нет! – парень осторожно меня на ноги опустил. Нет, усадил на камень мелкий. Не сразу разжал руки.
А мне… вырываться почему-то не хотелось. Не было того отвращения и страха, как при грубой хватке Конары. Да и прикосновения молодого лекаря были другими совсем. Сердце рядом с ним билось совсем спокойно. Моё сердце доверяло ему.
- Тогда пойдёмте? – он спрыгнул на камень ниже и, чуть поколебавшись, протянул мне руку. – Здесь я всё уже осмотрел.
И я сразу ладонь в его пальцы длинные и тёплые вложила. Когда он сжал мою руку, когда я опять поскользнулась, а он меня на себя рванул…
Нет, страшно не было. Спокойно было стоять в его объятиях, слушая, как его сердце всё-таки начинает сбиваться с привычного ритма.
- Надо вам тут посидеть, а я схожу, принесу вашу туфлю.
- А я совсем про неё уже забыла!
- Хм, может, тогда я слазаю за вашей обувью, а потом вы всё-таки спрячете её за пазуху, ну или отдадите мне – и будете спускаться босой? Так вы будете куда устойчивее. Вы меня слушаете, госпожа Сонь?
- Ах да, - смущённо улыбнулась.
На меня как-то странно влияла близость к крепкому и мускулистому мужскому телу, окутанному странным запахов трав и цветов.
- У вас, наверное, от запаха этих сборов голова кружится? – спохватился он.
