Елена Свительская
Старые мои истории
рассказы и миниатюры
Книга 2
Содержание
Мы не герои одной повести.
Друг другу мы – выходцы из кошмарных снов.
И там, где о любви блеют,
Я говорю,
Что нас свела не любовь.
I
Ночь предосенняя стояла густая, почти морозная. Туман из уст, лёгкий, с разных сторон большого костра поднимавшийся, пред отроком, за спинами мужчин притихшим, да поспешно остатки мяса с кости обгладывающим, застилал пики далёких гор фьордов. Казалось, ещё немного парного молока и пара, застывшего в воздухе – и скроется, утонет деревня, чьи очертания, да редкие огни в ней и так уже отсюда слабо виделись. Да, впрочем, жрать хотелось, а новых объедков могло и не перепасть, так что следовало оставаться подольше ещё возле старших, особенно, пьяных отчасти или совсем уже, раздобревших, но то была редкость. Пусть и даже и бивших его порой.
Кто-то из воинов уж встал, поманил или ухватил грубо рабынь, сновавших невдалеке, у разделанной бычьей туши, ушёл в кустах шуметь или уволок в свой дом, ежели был пустой. Мальчишка посмотрел на них с плохо скрываемой и мутной смесью то ли больше ужаса, то ли больше зависти: мужчины взрослые, имевшие свой меч, бывавшие в бою, делали всё, чего хотели. Его, приблудыша от рабыни, хоть и бывшего ярла сына, родственника нового ярла, не чевствовали. А уж как мать околела зимой поутру, холода то ли зимы, то ли родни мужчины своего, лишь одного и лишь иногда ласкавшего её, не выдержав, так и вовсе до юного раба никому не было дела. Гнали лишь отовсюду. Срывали злость. Даже женщины. Но дитя рабыни, чей отец из похода года три как уже не вернулся, против жён законных викингов-воинов, тем более, приближенных ярла, идти не сумел.
Асгерд подошёл. Мужчина не слишком высокий, но массивный. Рыжие волосы как обычно слиплись у лба, возле шрама, идущего по щеке, опять от чьей-то крови. Подошёл, кувшин в огонь сбросил, так что пламя вспыхнуло, а сидевшие – кроме щуплого мальчишки – с матами все отскочили.
- Скальд не придёт! – проворчал Асгерд. - Сами треплитесь, кто знает какие истории.
- Кажется, скальд вообще теперь не придёт! – проворчал один из мужчин, прежде мирно и тихо занятый обгладыванием хорошо прожаренной ноги, да характерными полуулыбками да перемигиваньями с одной из полногрудых рабынь, от которой ему всегда доставались лучшие прожаренные куски, да которая после его походов всегда новыми кольцами да серьгами звенела.
- Нашли кого за скальдом послать! – фыркнул добродушный вроде толстяк, рыжебородый, по три косы заплетавший по привычке свою красу до пояса, да из доли трофеев всегда отхватывавший себе больше всех. Ну, кроме ярла.
Но рабыни смазливые у туши и костра с аппетитными запахами закончились, небо вовсю светило звёздами, воздух морской, перемешанный с запахом прожаренного мяса и терпким вкусом эля был сказочно хорош, по домам идти не хотелось.
Да у кого-то и некуда было: покуда ихнего селения отсутствовали мужики, к ним заходили с другого. Бабы, конечно, дерзкие самые отбивались, оставшимся мужьим и отцовским оружием… семнадцать тел нашли воины к возвращению своему, привязанных да прикованных к деревьям. Останки женской плоти, да кости зияющие, обглоданные воронами.
«Столько Хель мне мерещится, за что вдруг такие нам почести?» - проворчал тогда ярл, смотря с носа корабля на землю.
«Почему не валькирии встречают?» - нахмурился другой, пояс оправляя широкий с бляхами, трофейный. Но в миг следующий взвыл, от борта шарахнувшись, приметив на одном из полускелетов знакомые серьги. Борт перелетев, в воду сиганул, да быстро поплыл к берегу, прежде, чем развернул судно кормчий, да к берегу причалили оставшиеся все – упасть на колени у останков любимой и одной-единственной навсегда жены, выть и рыдать…
Скучно было сидеть да вспоминать, почему дворы опустели у многих, почему не смотрят теперь робко со стороны блестящие ласковые глаза, почему ребятишки не набежали у многих ещё, как обычно да как было прежде.
Все так грозно притихли, что ярловский приблудыш предпочёл отодвинуться от них в морозную, крепчавшую уже стужу. Знал, что за грозовым молчаньем обычно идут пить али сразу чесать кулаки, друг об друга, под шумные со сторон всех выкрики, али об него. Ярл же его сыном так и не признал, покуда был жив! Да родственники его не торопились, ни один. Так и подохнет рабом, без оружия, не в бою. С раба да с могилы раба спрос уж очень лёгкий.
Тем более, покуда бабы стояли все, валькириями, самые смелые, покуда хватались за оружие из сил последних калеки местные да старики, мальчишки самые дерзкие за оружие хватались – их потом отличали по выпотрошенным внутренностям, приблудыш ярловский за рабынями надумал убежать в лес, да детей прихватил за собою, семерых. Ещё и трёх девок!
Иноземные-то, может, и порадовались, но ярл новый сухо спросил, почему он встречает их всех живой? Да оттолкнул его и подбежавшего десятилетнего сына.
Чтоб слегка потешить гордость, скучавшую без женской, привычной ласки, стали хвастаться свежими подвигами. Сколько, как и кто кого зарезал в лесном краю. Приблудыш подойти рискнул: кости хоть и закончились, пока, многовато рабынь уволокли в кусты, но зато он надеялся случайно услышать чего-то и об отце. Но об отце не говорили: хвастались живые.
- А зря Асгерд скальда-то убил! – проворчал, исчезновением оного воспользовавшись, толстяк. – Как б не навлечь гнев богов!
- Молчи, Бьёрк, до гнева богов надо ещё дожить, а вот гнев Асгерда нашего всегда близок.
Тут все вздрогнули от странного шума из кустов близких: то ли стон, то ли вопль, не человеческий почти. Тут же прошуршали кусты да поползла торопливо прочь голышом рабыня, даже одежку в морозную ночь забыв прихватить.
Чуть-чуть отползла, чуть-чуть скрылась, да разорвал всю ночь рык-вопль. Рабыня замерла на скалистой земле, отсвечивая отблесками костра на блашках серёг и округлостей, взгляды притягивая некоторых. А потом все напряглись – из кустов поднялся голый, встрёпанный и больше обычного злой Асгерд: опять, значит, кошмары его замучили.
Что там мучит его после первого же боя, он никому толком не говорил, да засыпать трезвым впредь уже никогда не решился. Ну, вроде снилось ему, что он горит или, говорил, что лезет тащить из огня кого-то, но одежда на нём горит… но кого тащить, оттуда?.. Деревню руссов они-то сожгли, огромную там деревню, с ранеными и сопротивлявшимися жителями – чтоб, значится, додохли в аккурат в бою, вознеслись на небо, чтоб было с кем в Вальхалле потом, взглядами встречаясь, зубоскалить, да хлебать бочонками эль – да Асгерд из огня вышел без ожогов, ну, с одеждой немного порванной, в чужой крови. Да все потом, что пьяные, что трезвые, на расспросы любопытных баб признавались, что не видели, чтобы он там бабу какую-то местную из огня пытался тащить. Ну, бывало дело, баб тырили мужики – обычное в общем-то дело, боги тоже тырили – но рано осиротевший Асгерд надолго к себе не подпускал никого.
- Зря он скальда убил, - вспомнил опять Бьёрк, - да волхва молодого, ученика того старика, что от деревни чрез лес до драккара дотянулся огнём и едва не пожёг на дерьмо пёсье весь драккар да троих дожидавшихся на нём.
Проорал жутко, бешено Асгерд, да грозовою тучею, со взором злобным ломанулся на костёр, как был голышом. Приблудыш сдвинулся, а мужики, мрачно посмотревши на него, остались на местах сидеть.
Нассав в костёр, потушив пламя жгучее, обогревающее всех прежде, почти целиком, Асгерд долго и с ненавистью орал, куда б и как он, значит, этих всех волхвов из лесных малодушных жителей. Воины уныло его выслушали – скальд убитый ругался краше, а потом, когда он, как был без всего, к домам ушёл… нет, вернулся лишь подобрать любимый и верный свой меч, да снарядить, обрядить в ножны – и наконец уже ушёл, то ли буянить в деревне, то ли досыпать, рухнувши уже по пути. Вроде б эля он достаточно уже вылакал.
Ну, к костру самых страшных, оставшихся рабынь, перебравшись, стали сами вспоминать достойное из песен, кто чего и насколько помнил, отрывками.
- Один, когда-то – помнишь ли? – кровь мы смешали с тобою,
- сказал ты, что пива пить не начнешь, если мне не нальют.
Сын былого ярла остался сидеть в стороне, у костра потухшего, обхватив замёрзнувшие колени. Долго смотрел, как тлеют последние угли, потом попытался их растопить обрывком найденным одежды. Дом у матери был, мелкий, отцом самолично, точнее, по приказу его выстроенный, но страшно теперь холодный. Почти как царство невозмутимой Хель. Туда, наверное, его и возьмут, если меча своего не будет…
Огонь на чуть-чуть да ожил, мальчик поискал вокруг обломки полурастоптанных веток, пламя слегка подкормил. Ненадолго. Не хватит, чтобы дожить до рассвета. Зябко плечи обнял, ноги коленями сдвинув.
Рабыня одноглазая, в шрамах, седая, хотя ей было не больше ещё тридцати, вроде, лет, пожалев, поднесла ему сама кусок – два ребра, да между них, на них мясо свежее, тёплое ещё почти. Точнее обрезки костей, но что уж не доели рабыни самые, да мужики захмелевшие, храпевшие вокруг костра стряпух покуда. Он ненадолго поел и ожил.
Года через два Асгерд из похода очередного не вернулся. Говорили, он там неиствовал, жутким выглядел берсерком. Больше десятка руссов там перебил, искалечил более. Кровью врагов омылся, сам почти не истёк – раны две на предплечьях замечены были, да по бедру. Глаза горели бешеною злобою. Если честно, то все боялись, что перерубит он там всех и не оставит соперников никому.
А потом… из-за деревьев вышел волхв. Так колдунов своих звали лесные жители. Не старый волхв, борода и волосы, распущенные, чуть присобранные берестяным венцом, были длинные, почти чёрные, с прядями всего лишь седины. Одежда, как и принято у тех руссов, светлая, почти белая. Разве что вместо причудливой, обычной, алой как кровь, горячей как жизнь, вышивки по вороту, рукавам, предплечьям и подолу, вилась у него чёрная вышивка и синяя.
- Чёрный волхв! – вскричал кто-то из местных и, опасности не ведая, местные приостановились, в немом почтении или с ужасом.
А Асгерд не видел его. Он приметил бабу младую, семнадцати лет или около, беременную, в середине наверное срока, смазливую, из-за дома к лесу сиганувшую. Догнал. Пинком под колени на землю сшиб. Проломал, пробивая почти, клинком позвоночник, пригвождая к земле. А потом, с меча сняв, забившуюся, пригвоздил посреди живота округлого к земле. Да задрал подол. У неё не хватило сил, чтоб сопротивляться.
Волхв нахмурился вдруг, поднял посох, к вершине резной, из ствола молодого древа, обрезками корней с резьбою к верху вывернутый. Расступился огонь пылавших домов. Рухнули основы горящего дома. И по пепелищу жаркому, не остывшему, мимо ошарашенных, застывших в ужасе, врагов и своих, он к Асгерду, насилующему женщину, истекающую кровью, двинулся.
Вроде за любой тычок в башку разворачивался берсерк, лезвием голову дурную рубил или вышибал кулаком зубы, но тут онемел и застыл.
- Человеком ты когда-то был, но теперь не осталось в тебе человечьего! – холодно, под мелодию огня да рушащихся дальних домов колдун объявил.
Что-то прошептал, да прочёл тихо. Что – никто не расслышал.
Посохом застывшего на спину перевернул, ногу поставил ему на грудь, на живот подвинул, ниже. Край острый посоха положил над сердцем.
- Никогда тебе к людям и в род людской уже не вернуться! – проорал вдруг волхв яростно.
Да… он молча ушёл. Пламя, дома рушащее, замирающие от боли и от поступи смерти раненные, люди свои и чужие, живые тоже, расступились и молча пропустили его.
Асгерд застыл с глазами вытаращенными. Сердце его не было пробито. Ран особых не было на нём. Но он не подвинулся.
Уходя, волхв слёзы смахнул, одну – на выжженную, опаленную огнём и злобою врагов землю, другую – подбросил в небо.
Что-то сказал, громко, но что – никто так и не смог потом вспомнить.
Несколько мгновений – да на чистом небе вечернем собрались тучи, залило раненных и деревню догорающую густым дождём. Да колдун в дождяном мареве скрылся. Вроде, опомнившись, захотев прославиться, его добив, бросился за ним кто-то, но следов его на земле не увидел. Будто исчезли внезапно с цепочки следы. Будто предупредительно их смыло дождём, али он по воздуху вдруг ушёл?.. Но колдун руссов убил бешеного и мощного Асгерда! Без ударов, без драки, цепочкою короткою слов!
Предпочли похватать своих, кто ещё сильно двигался, у кого целы были или не задеты глубоко внутренности, да целы руки-ноги, одного прихватив с глазом пробитым, да на драккар уволокли, но уже не наступая ни разу на раненных местных. Что за жуть свернулась внутри, непонятно. Боги свои, запоздало вспомненные, от жути той сердца и умы не прикрыли. Хотя, уходя, обернулся один. Там остались свои, семеро. Да лежал Асгерд неподвижно, глазами вытаращенными смотря в небо. Там затих навсегда их Асгерд.
Да с того года мужикам в деревни их волк начал сниться. Подходил, запорошенный снегом, подходил на фоне багряно-кровавого заката. Человечьим голосом говорил:
- Я тебя обидел, прости меня.
Но никто с ним во сне не говорил. Все шарахались от него почему-то. Волк, не похожий на других. Ладно б просто кидался глотку грызть, а тут… так подкрадываться, говорить печально так и тихо…
А в других селениях он не снился почему-то никому. Хотя потом он почему-то перестал всем им сниться, так же резко, как и во снах приходил, разрезая глазами жуткими, человечьими, покрывало чужих снов…
Года три прошло. Вода зимняя после лета засушливого, солнцем сгубившего всё, была густая и черная. Едва лёд мужики пробили. Рыбу ловили сетью, руками окоченевшими, прихлёбывая по глотку эль.
Сын ярла, с полюбовницей наканунь поссорившийся и подравший – при всех не постыдились визжать, орать и выдирать друг другу волосья – надрался и… рухнул вдруг в прорубь. Даже сил орать не было, скрылся в мутной глубине.
Заметало вьюгою склоны фьорда, деревню, с домами наполовину уже затихшими от голода.
Приблудыш, который не пил – на него не тратились – вдруг сиганул в воду.
- Заберёт его Хель! – проворчал Бьёрн.
- Глупая смерть, лучше б на клинок насадился, коли так достало всё! – проворчал ярл.
Старые мои истории
рассказы и миниатюры
Книга 2
Содержание
Глава 1 - Костёр, потушенный волхвом
Глава 2 - Первая улыбка Мадонны
Глава 3 - Первая радость Арсвета
Глава 4 - Развалины и лак сползающий
Глава 5 - Последний влюблённый
Глава 6 - Как Джеймс Бонд шёл по следу Баронессы де Смирнофф и попутно дал прикурить парочке восточных воинов
Глава 7 - История одного пса
Глава 8 - Берег
Глава 9 - Сорок девятый день
Глава 10 - Снежная королева
Глава 11 - И так бывает
Глава 12 - Губитель мира
Глава 13 - Моё сокровище
Глава 14 - Тииис
Глава 15 - Дело в шляпе иль в салате?..
Глава 16 - Кот
Глава 17 - История одной мечты
Глава 18 - Обречённая жить в море
Глава 19 - Под тенью бессмертных
Глава 20 - Стоящая за твоей спиной
Глава 1 - Костёр, потушенный волхвом
Мы не герои одной повести.
Друг другу мы – выходцы из кошмарных снов.
И там, где о любви блеют,
Я говорю,
Что нас свела не любовь.
I
Ночь предосенняя стояла густая, почти морозная. Туман из уст, лёгкий, с разных сторон большого костра поднимавшийся, пред отроком, за спинами мужчин притихшим, да поспешно остатки мяса с кости обгладывающим, застилал пики далёких гор фьордов. Казалось, ещё немного парного молока и пара, застывшего в воздухе – и скроется, утонет деревня, чьи очертания, да редкие огни в ней и так уже отсюда слабо виделись. Да, впрочем, жрать хотелось, а новых объедков могло и не перепасть, так что следовало оставаться подольше ещё возле старших, особенно, пьяных отчасти или совсем уже, раздобревших, но то была редкость. Пусть и даже и бивших его порой.
Кто-то из воинов уж встал, поманил или ухватил грубо рабынь, сновавших невдалеке, у разделанной бычьей туши, ушёл в кустах шуметь или уволок в свой дом, ежели был пустой. Мальчишка посмотрел на них с плохо скрываемой и мутной смесью то ли больше ужаса, то ли больше зависти: мужчины взрослые, имевшие свой меч, бывавшие в бою, делали всё, чего хотели. Его, приблудыша от рабыни, хоть и бывшего ярла сына, родственника нового ярла, не чевствовали. А уж как мать околела зимой поутру, холода то ли зимы, то ли родни мужчины своего, лишь одного и лишь иногда ласкавшего её, не выдержав, так и вовсе до юного раба никому не было дела. Гнали лишь отовсюду. Срывали злость. Даже женщины. Но дитя рабыни, чей отец из похода года три как уже не вернулся, против жён законных викингов-воинов, тем более, приближенных ярла, идти не сумел.
Асгерд подошёл. Мужчина не слишком высокий, но массивный. Рыжие волосы как обычно слиплись у лба, возле шрама, идущего по щеке, опять от чьей-то крови. Подошёл, кувшин в огонь сбросил, так что пламя вспыхнуло, а сидевшие – кроме щуплого мальчишки – с матами все отскочили.
- Скальд не придёт! – проворчал Асгерд. - Сами треплитесь, кто знает какие истории.
- Кажется, скальд вообще теперь не придёт! – проворчал один из мужчин, прежде мирно и тихо занятый обгладыванием хорошо прожаренной ноги, да характерными полуулыбками да перемигиваньями с одной из полногрудых рабынь, от которой ему всегда доставались лучшие прожаренные куски, да которая после его походов всегда новыми кольцами да серьгами звенела.
- Нашли кого за скальдом послать! – фыркнул добродушный вроде толстяк, рыжебородый, по три косы заплетавший по привычке свою красу до пояса, да из доли трофеев всегда отхватывавший себе больше всех. Ну, кроме ярла.
Но рабыни смазливые у туши и костра с аппетитными запахами закончились, небо вовсю светило звёздами, воздух морской, перемешанный с запахом прожаренного мяса и терпким вкусом эля был сказочно хорош, по домам идти не хотелось.
Да у кого-то и некуда было: покуда ихнего селения отсутствовали мужики, к ним заходили с другого. Бабы, конечно, дерзкие самые отбивались, оставшимся мужьим и отцовским оружием… семнадцать тел нашли воины к возвращению своему, привязанных да прикованных к деревьям. Останки женской плоти, да кости зияющие, обглоданные воронами.
«Столько Хель мне мерещится, за что вдруг такие нам почести?» - проворчал тогда ярл, смотря с носа корабля на землю.
«Почему не валькирии встречают?» - нахмурился другой, пояс оправляя широкий с бляхами, трофейный. Но в миг следующий взвыл, от борта шарахнувшись, приметив на одном из полускелетов знакомые серьги. Борт перелетев, в воду сиганул, да быстро поплыл к берегу, прежде, чем развернул судно кормчий, да к берегу причалили оставшиеся все – упасть на колени у останков любимой и одной-единственной навсегда жены, выть и рыдать…
Скучно было сидеть да вспоминать, почему дворы опустели у многих, почему не смотрят теперь робко со стороны блестящие ласковые глаза, почему ребятишки не набежали у многих ещё, как обычно да как было прежде.
Все так грозно притихли, что ярловский приблудыш предпочёл отодвинуться от них в морозную, крепчавшую уже стужу. Знал, что за грозовым молчаньем обычно идут пить али сразу чесать кулаки, друг об друга, под шумные со сторон всех выкрики, али об него. Ярл же его сыном так и не признал, покуда был жив! Да родственники его не торопились, ни один. Так и подохнет рабом, без оружия, не в бою. С раба да с могилы раба спрос уж очень лёгкий.
Тем более, покуда бабы стояли все, валькириями, самые смелые, покуда хватались за оружие из сил последних калеки местные да старики, мальчишки самые дерзкие за оружие хватались – их потом отличали по выпотрошенным внутренностям, приблудыш ярловский за рабынями надумал убежать в лес, да детей прихватил за собою, семерых. Ещё и трёх девок!
Иноземные-то, может, и порадовались, но ярл новый сухо спросил, почему он встречает их всех живой? Да оттолкнул его и подбежавшего десятилетнего сына.
Чтоб слегка потешить гордость, скучавшую без женской, привычной ласки, стали хвастаться свежими подвигами. Сколько, как и кто кого зарезал в лесном краю. Приблудыш подойти рискнул: кости хоть и закончились, пока, многовато рабынь уволокли в кусты, но зато он надеялся случайно услышать чего-то и об отце. Но об отце не говорили: хвастались живые.
- А зря Асгерд скальда-то убил! – проворчал, исчезновением оного воспользовавшись, толстяк. – Как б не навлечь гнев богов!
- Молчи, Бьёрк, до гнева богов надо ещё дожить, а вот гнев Асгерда нашего всегда близок.
Тут все вздрогнули от странного шума из кустов близких: то ли стон, то ли вопль, не человеческий почти. Тут же прошуршали кусты да поползла торопливо прочь голышом рабыня, даже одежку в морозную ночь забыв прихватить.
Чуть-чуть отползла, чуть-чуть скрылась, да разорвал всю ночь рык-вопль. Рабыня замерла на скалистой земле, отсвечивая отблесками костра на блашках серёг и округлостей, взгляды притягивая некоторых. А потом все напряглись – из кустов поднялся голый, встрёпанный и больше обычного злой Асгерд: опять, значит, кошмары его замучили.
Что там мучит его после первого же боя, он никому толком не говорил, да засыпать трезвым впредь уже никогда не решился. Ну, вроде снилось ему, что он горит или, говорил, что лезет тащить из огня кого-то, но одежда на нём горит… но кого тащить, оттуда?.. Деревню руссов они-то сожгли, огромную там деревню, с ранеными и сопротивлявшимися жителями – чтоб, значится, додохли в аккурат в бою, вознеслись на небо, чтоб было с кем в Вальхалле потом, взглядами встречаясь, зубоскалить, да хлебать бочонками эль – да Асгерд из огня вышел без ожогов, ну, с одеждой немного порванной, в чужой крови. Да все потом, что пьяные, что трезвые, на расспросы любопытных баб признавались, что не видели, чтобы он там бабу какую-то местную из огня пытался тащить. Ну, бывало дело, баб тырили мужики – обычное в общем-то дело, боги тоже тырили – но рано осиротевший Асгерд надолго к себе не подпускал никого.
- Зря он скальда убил, - вспомнил опять Бьёрк, - да волхва молодого, ученика того старика, что от деревни чрез лес до драккара дотянулся огнём и едва не пожёг на дерьмо пёсье весь драккар да троих дожидавшихся на нём.
Проорал жутко, бешено Асгерд, да грозовою тучею, со взором злобным ломанулся на костёр, как был голышом. Приблудыш сдвинулся, а мужики, мрачно посмотревши на него, остались на местах сидеть.
Нассав в костёр, потушив пламя жгучее, обогревающее всех прежде, почти целиком, Асгерд долго и с ненавистью орал, куда б и как он, значит, этих всех волхвов из лесных малодушных жителей. Воины уныло его выслушали – скальд убитый ругался краше, а потом, когда он, как был без всего, к домам ушёл… нет, вернулся лишь подобрать любимый и верный свой меч, да снарядить, обрядить в ножны – и наконец уже ушёл, то ли буянить в деревне, то ли досыпать, рухнувши уже по пути. Вроде б эля он достаточно уже вылакал.
Ну, к костру самых страшных, оставшихся рабынь, перебравшись, стали сами вспоминать достойное из песен, кто чего и насколько помнил, отрывками.
- Один, когда-то – помнишь ли? – кровь мы смешали с тобою,
- сказал ты, что пива пить не начнешь, если мне не нальют.
Сын былого ярла остался сидеть в стороне, у костра потухшего, обхватив замёрзнувшие колени. Долго смотрел, как тлеют последние угли, потом попытался их растопить обрывком найденным одежды. Дом у матери был, мелкий, отцом самолично, точнее, по приказу его выстроенный, но страшно теперь холодный. Почти как царство невозмутимой Хель. Туда, наверное, его и возьмут, если меча своего не будет…
Огонь на чуть-чуть да ожил, мальчик поискал вокруг обломки полурастоптанных веток, пламя слегка подкормил. Ненадолго. Не хватит, чтобы дожить до рассвета. Зябко плечи обнял, ноги коленями сдвинув.
Рабыня одноглазая, в шрамах, седая, хотя ей было не больше ещё тридцати, вроде, лет, пожалев, поднесла ему сама кусок – два ребра, да между них, на них мясо свежее, тёплое ещё почти. Точнее обрезки костей, но что уж не доели рабыни самые, да мужики захмелевшие, храпевшие вокруг костра стряпух покуда. Он ненадолго поел и ожил.
***
Года через два Асгерд из похода очередного не вернулся. Говорили, он там неиствовал, жутким выглядел берсерком. Больше десятка руссов там перебил, искалечил более. Кровью врагов омылся, сам почти не истёк – раны две на предплечьях замечены были, да по бедру. Глаза горели бешеною злобою. Если честно, то все боялись, что перерубит он там всех и не оставит соперников никому.
А потом… из-за деревьев вышел волхв. Так колдунов своих звали лесные жители. Не старый волхв, борода и волосы, распущенные, чуть присобранные берестяным венцом, были длинные, почти чёрные, с прядями всего лишь седины. Одежда, как и принято у тех руссов, светлая, почти белая. Разве что вместо причудливой, обычной, алой как кровь, горячей как жизнь, вышивки по вороту, рукавам, предплечьям и подолу, вилась у него чёрная вышивка и синяя.
- Чёрный волхв! – вскричал кто-то из местных и, опасности не ведая, местные приостановились, в немом почтении или с ужасом.
А Асгерд не видел его. Он приметил бабу младую, семнадцати лет или около, беременную, в середине наверное срока, смазливую, из-за дома к лесу сиганувшую. Догнал. Пинком под колени на землю сшиб. Проломал, пробивая почти, клинком позвоночник, пригвождая к земле. А потом, с меча сняв, забившуюся, пригвоздил посреди живота округлого к земле. Да задрал подол. У неё не хватило сил, чтоб сопротивляться.
Волхв нахмурился вдруг, поднял посох, к вершине резной, из ствола молодого древа, обрезками корней с резьбою к верху вывернутый. Расступился огонь пылавших домов. Рухнули основы горящего дома. И по пепелищу жаркому, не остывшему, мимо ошарашенных, застывших в ужасе, врагов и своих, он к Асгерду, насилующему женщину, истекающую кровью, двинулся.
Вроде за любой тычок в башку разворачивался берсерк, лезвием голову дурную рубил или вышибал кулаком зубы, но тут онемел и застыл.
- Человеком ты когда-то был, но теперь не осталось в тебе человечьего! – холодно, под мелодию огня да рушащихся дальних домов колдун объявил.
Что-то прошептал, да прочёл тихо. Что – никто не расслышал.
Посохом застывшего на спину перевернул, ногу поставил ему на грудь, на живот подвинул, ниже. Край острый посоха положил над сердцем.
- Никогда тебе к людям и в род людской уже не вернуться! – проорал вдруг волхв яростно.
Да… он молча ушёл. Пламя, дома рушащее, замирающие от боли и от поступи смерти раненные, люди свои и чужие, живые тоже, расступились и молча пропустили его.
Асгерд застыл с глазами вытаращенными. Сердце его не было пробито. Ран особых не было на нём. Но он не подвинулся.
Уходя, волхв слёзы смахнул, одну – на выжженную, опаленную огнём и злобою врагов землю, другую – подбросил в небо.
Что-то сказал, громко, но что – никто так и не смог потом вспомнить.
Несколько мгновений – да на чистом небе вечернем собрались тучи, залило раненных и деревню догорающую густым дождём. Да колдун в дождяном мареве скрылся. Вроде, опомнившись, захотев прославиться, его добив, бросился за ним кто-то, но следов его на земле не увидел. Будто исчезли внезапно с цепочки следы. Будто предупредительно их смыло дождём, али он по воздуху вдруг ушёл?.. Но колдун руссов убил бешеного и мощного Асгерда! Без ударов, без драки, цепочкою короткою слов!
Предпочли похватать своих, кто ещё сильно двигался, у кого целы были или не задеты глубоко внутренности, да целы руки-ноги, одного прихватив с глазом пробитым, да на драккар уволокли, но уже не наступая ни разу на раненных местных. Что за жуть свернулась внутри, непонятно. Боги свои, запоздало вспомненные, от жути той сердца и умы не прикрыли. Хотя, уходя, обернулся один. Там остались свои, семеро. Да лежал Асгерд неподвижно, глазами вытаращенными смотря в небо. Там затих навсегда их Асгерд.
***
Да с того года мужикам в деревни их волк начал сниться. Подходил, запорошенный снегом, подходил на фоне багряно-кровавого заката. Человечьим голосом говорил:
- Я тебя обидел, прости меня.
Но никто с ним во сне не говорил. Все шарахались от него почему-то. Волк, не похожий на других. Ладно б просто кидался глотку грызть, а тут… так подкрадываться, говорить печально так и тихо…
А в других селениях он не снился почему-то никому. Хотя потом он почему-то перестал всем им сниться, так же резко, как и во снах приходил, разрезая глазами жуткими, человечьими, покрывало чужих снов…
***
Года три прошло. Вода зимняя после лета засушливого, солнцем сгубившего всё, была густая и черная. Едва лёд мужики пробили. Рыбу ловили сетью, руками окоченевшими, прихлёбывая по глотку эль.
Сын ярла, с полюбовницей наканунь поссорившийся и подравший – при всех не постыдились визжать, орать и выдирать друг другу волосья – надрался и… рухнул вдруг в прорубь. Даже сил орать не было, скрылся в мутной глубине.
Заметало вьюгою склоны фьорда, деревню, с домами наполовину уже затихшими от голода.
Приблудыш, который не пил – на него не тратились – вдруг сиганул в воду.
- Заберёт его Хель! – проворчал Бьёрн.
- Глупая смерть, лучше б на клинок насадился, коли так достало всё! – проворчал ярл.
