Для меня рассказывать истории – как дышать. Мои сюжеты, мои герои нужны мне как воздух. Я не могу уснуть, когда дует ветер моих фантазий. Он приходит, освежает мне лицо, холодит своим дыханьем, мешая уснуть. Он поднимает меня в небо, если я решусь и на этот раз довериться его порыву и, распахнув ему душу, и протянув к нему руки, позволю себе в него упасть. Я упаду в объятья ветра моих фантазий… я смогу летать! Я – обычный человек, но когда меня настигает он, я чувствую, будто у меня отрастают крылья – и я могу летать... когда я снова смогу подняться в небо и оторваться от этой скучной реальности…
О, это миг блаженства! Как я жду эти мгновения! И как я их ненавижу, когда они мешают мне уснуть, когда отрывают меня от моих близких! Какую часть моей жизни я провожу в полётах в танце с неведомым? О, это большая часть моей жизни! Но… это… это вся моя жизнь! Этот танец с ветром моих фантазий – это моя жизнь.
Иногда я проклинаю её и тот день, когда впервые начала писать, потому что я уже не могу отказаться от этого сладкого и такого горького яда. Это мой наркотик. Моя душа у него в плену. Это сладкий плен. Иногда я думаю, что я рада, что туда попала. Это блаженство. Это настоящее блаженство. Самое сильное блаженство, которое было в моей жизни – танец в освежающей жизнь струе ветра моих фантазий, танец в его объятиях. Но… я рада, когда я танцую. Я рада…
Ветер моих фантазий…
Я, кажется, повторяюсь? Пусть!
Распахни мне свои объятия, ветер моих фантазий! Ты – моя мечта. Ты – мои дневные и утренние грёзы. Ты – моя любовь. Ты – моя мечта. А другая любовь… она ли бывает?..
Ветер моих фантазий…
Я вижу сны наяву в твоих объятиях…
Я танцую в твоих объятиях...
Я снова танцую…
Я…
В моём мире – я обычный человек. Обычная женщина. Молодая.
Но…
Я богиня множества миров! У меня есть много моих миров! Я незримо крадусь по разным тропам, я вижу множество судеб. Они так ярко или едва приметно проносятся перед моим внутренним взором, эти лица… чьи-то лица! Чьи?.. Мне интересно! Я… я прокрадусь за ними и подсмотрю. Чьи? Чьи это лица? Какой судьбы пленники? Или они сотворяют их сами, сотворяют сами свои судьбы?..
Мир, где я не никто. Мой мир. Мои миры. Бесчисленное число миров… это мои миры…
Это мой лёгкий и тёплый, такой нежный и обжигающий уютом душу плед моих миров и моих фантазий. Когда мне скучно, когда мне грустно или так больно, что я снова умираю, я отчаянно протягиваю к вам руки, мои грёзы, мои мечты, мои миры!
Ветер моих грёз… Я сейчас танцую в твоих объятиях… я чувствую себя свободной и счастливой… такой свободной…
- Саша, тебе не стыдно? – прорвался резкий женский голос сквозь толщу тумана.
Я, кружившаяся на льдах у Асварилла, в длинном платье, в танце с белоснежной чайкой, недоумённо замерла. Это был полёт! Только, что это был полёт! Где он, этот, блестящий нежно-розовыми, голубыми, жёлтыми и тускло-фиалковыми отблесками, лёд? Где моя чайка, мой верный и нежный друг на протяжении уже семи лет? Или… больше? Меньше…
- Столько свет жгёшь! Столько уже нагорело! Сплошные расходы!
Атлантида исчезла. Я осталась в тёмной комнате, согнувшаяся перед ноутбуком, в объятиях света от небольшого круга, сотворённого лампой.
Блин! Ну как так! Как так?! Я же даже свет в люстре не использую в своей комнате, стараюсь печатать медленнее. Ну, как медленнее? Пока себя контролирую. И меня всё равно засекли?! У... блин! Семь тысяч блинов! Рабства сейчас нет! Даже крепостное право отменили! Так почему я не могу делать всё, что хочу?!
Блин, ноги затекли… и глаза дерёт так нещадно… завтра тест по истории.
Ой, блин! Тест?! Я совсем забыла. У-у… семь тысяч блинов! Десять тысяч блинов! Двести тысяч…
- Сашуль, иди спать уже! – папа легонько постучал с той стороны двери. Запертой. Хорошо хоть не ломился. И на том спасибо: хоть какое-то уважение к моей личной территории и моему праву на мою собственную жизнь и возможность тратить её по своему разумению. - Для здоровья надо спать по ночам!
- Да я… - протёрла переносицу: глаза драло нещадно. - Да я ещё немного посижу… ещё полчаса…
- Саш, уже шесть утра! Тебе через полтора часа уже вставать!
Э?..
Скосила взгляд на правый нижний угол экрана.
И… и почему время опять пролетело так незаметно?! Оно тает так внезапно, стоит мне только сесть за клавиатуру или дотянуться до моего блокнота из потаённого кармана рюкзака. Кстати, мой рюкзак… куда я его сунула? Надо тетради собрать, пока не забыла. А, и шпоры… Лерка мне одолжила свои. Лерка… моя прелесть! Чтобы я без тебя делала! Вылетела бы, наверное, из вуза как пробка из…
Глаза дерёт. Жутко. Надо сгрызть морковку, вроде купили вчера… а нет, на прошлой неделе это было.
Голова, существование которой наконец-то заметили, отчаянно тупила, а тело жаждало просто где-нибудь упасть, хоть где… и отдаться в объятия сна…
Держись, Александра! Если сумку не соберёшь сейчас, то с утра, когда опять запиликает этот проклятый будильник и на тебя снизойдёт творческое похмелье, ты уже не вспомнишь ничего. Держись. Вперёд!
Недоумённо прошла по комнате. Пришлось даже свет включить.
Рюкзака не было. Нигде.
Минут через двадцать я вспомнила, что его, кстати, давно уже нет, порвался, зараза. И я теперь хожу на лекции с сумкой. Точнее, бегаю. Вот, завтра, наверное, опять опоздаю, потому что с трудом буду просыпаться…
Держись, Александра! Сумку надо собрать!
Минут через шесть сумка была собрана. Я устало присела. Взгляд притянулся к монитору с моим текстом. Ах, да, там ещё одна деталь нужна, маленькая, но интересная, пока не забыла надо добавить…
Девочка с волосами рыжими, очень яркого, непривычного оттенка, собирала что-то из осколков разноцветного стекла на лесной полянке. Она была очень увлечена своим делом. А солнечные лучи странно просвечивали пряди распущенных волос у её лица, как будто обнятого всполохами огня. Блестели в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь листья, кусочки разноцветного стекла, которое она приподнимала, хмурясь. Блестели странно края её стёкол. Или, всё-таки, камней?..
Я, перестав выстукивать по воздуху над широким, серебристым браслетом, остановился и оглянулся.
Она не заметила моего появления. Она была занята каким-то делом.
Но что она делала?.. Разве эти стёкла… нет, камни эти разве можно было смешивать?..
Тихо подойдя, я встал почти у неё за спиной, разглядывая разноцветные бока, блестевшие в её руках и в стороне.
Эти камни, искусственные и природные, правда можно смешивать?.. Что всё-таки эта странная девочка делала?.. Зачем в лесу?.. Одна почему совсем?..
Улыбнувшись, язык прикусив зачем-то, она подняла бордовый и зелёный камень, матовый и прозрачный. Зачем?..
«Их нельзя смешивать!» - едва не вырвалось у меня.
Но она сама их отложила. По разные стороны от своих колен. Подняла жёлтый, полупрозрачный, с золотистыми нитями вроде волос внутри, ярко заблестевший в попавших на него солнечных лучах.
Я стоял, не зная, отчего я так смотрю на неё. Смысла не было в её занятии. Смысла не было мне на неё смотреть. И вообще, брат просил вернуться быстрей…
Она подняла круглый и непрозрачный белый камень, будто облаком внутри закутанный. И, хотя он был совсем не похож на шестиугольный, искрящийся на свету, жёлтый, она счастливо улыбнулась.
Странная девочка, которую так веселили два камня, природный и искусственный, которые нельзя было совмещать даже в одной руке!
Но мальчик волосы успел свои собрать, схватить, поднять – бесшумно и её волос и головы не касаясь – свернул в жгут, на затылке в пучок собрал, да завязал одной из прядей, чтоб больше не падали, ей не мешали, да его не выдавали. И всё совсем беззвучно, даже одежда у него не шуршала, из мягкой какой-то материи особой сшитая.
А девочка смотрела на свои обломки так серьёзно и хмурилась, будто от её выбора зависела её жизнь.
Он, рукою взмахнув, поляну жестом широким обвёл, всю, даже повернувшись – не глядя себе под ноги, почти вплотную к сидящей, задумчивой девчушке, но, впрочем, её не задел и не упал, хотя раз на матовом белом камне поскользнулся. Он вмиг почти равновесие восстановил. Замер, вглядываясь в новую голограмму, появившуюся над его ладонью. На этот раз голограмма была широкая, большая. Сверху линия значков, под ними столбцы цифр.
Мальчик смотрел на цифры, смотрел на осколки камней на поляне, снова на цифры, на камни, что она отбирала сейчас, те, что выкинула сейчас, те, что выкинула прежде – он запомнил их всех, и как выглядели, и где упали – и на цифры, и опять на камни, прошедшие отбор.
Растерянности на его лице не отобразилось. Злости тоже. И даже интереса. Но он ещё внимательнее стал вглядываться в её движения, в то, как она их складывала и какие выбирала. Иногда.
Мальчик снова посмотрел на странную девочку. Та опять собирала что-то неизвестное. По своим каким-то принципам, явно не имевшим ничего общего с составом веществ и их соединениями. По крайней мере, соединять то, что она выбрала, было бы неправильным: ни под давлением, ни в огне, ни с водой. Местами опасно даже. Но такие простые формулы безопасности ей обязаны были объяснить, прежде чем доверять вещества, природные и искусственные. Кстати, никакого соотношения между природными и искусственными камнями из тех, что она складывала перед собой, не было.
Не наступая на её обломки, подошёл. Встал на пустом месте, свободном.
- Ты… - начал, привлекая её внимание.
Она хоть и не сразу, но на него взглянула. Как-то даже растерянно.
- Ты что делаешь? – спросил мальчик, не выдержав.
- А, это… - она смущённо нос потёрла, потом улыбнулась радостно. - Картину.
- Картину? – Кри подался вперёд, снова вглядываясь в то, что девочка сложила, потом выпрямился, возразил спокойно: - Но здесь не видно силуэтов.
И, с некоторым опозданием, на его лице появилась растерянность.
- И узора нет.
- А и не надо, - она улыбнулась, пригладила свои рыжие волосы, чуть встрёпанные.
- После прикосновения к тому бордовому камню нельзя трогать кожу, - заметил мальчик.
- А, точно! Это ж пралмартан 7807ан7
- Пралмартан 7807ан8, - серьёзно исправил он.
Она задумчиво взъерошила волосы, глядя на обломок камня.
- Ай, точно! - восхищённо взглянула на него. - Как ты хорошо разбираешься!
Кри подошёл совсем близко, не наступая, впрочем, ни на камни, ни на её странную картину.
- Нейтрализатор ар78 или па9нан6 у тебя есть?
Она протянула к нему ладони. Мальчик вначале недоумённо посмотрел на них, потом запоздало понял, что её руки покрыты тонкой плёнкой, чуть отдающей сероватой, металлической пылью, когда на них падали солнечные лучи.
- Но у тебя па9нан7!
- Зато он быстрее реагирует!
- А, верно, - уже смущённо отозвался он.
Какое-то время они молчали. А она подобрала ещё семь пластинок из кристаллов и выкинула тридцать семь.
- Просто все нан6 у нас дома закончились, - призналась девочка, вздохнув. - Я и взяла этот.
Чуть помолчав, он спросил:
- А разве у тебя нету гена устойчивости к новым искусственно-природным соединениям?
Собеседница вздохнула, тяжко, потом сердито волосы свои растрепала – и те в солнечных лучах блеснули так, что он подумал, будто те загорелись.
Руку протянул к её голове, начавшую мерцать красным цветом, с синими редкими всполохами и едва приметными искрами.
- Какая смесь! – восхищённо вскрикнула она, схватила его руку, вглядываясь в неё.
А он запоздало понял, что незнакомка всё-таки не горит. Вообще не загорелась. Просто у неё такие волосы. Редкий, кстати, оттенок. Только…
Кри улыбнулся – он наконец-то понял, кем эта девчонка может быть.
И руку забрал, убрав всё, что внимание её привлекло, сделал вид, будто стряхивает на землю что-то с ладоней, тщательно протирает их.
Но она что-то заподозрила.
- У тебя… - прищурилась. - Ген какой-то, каменный?
Мальчик промолчал. Ни к чему ей знать. Спросил, отвлекая:
- Так… что ты делаешь?
- А тебе интересно?
Невольный свидетель кивнул. С серьёзным таким лицом.
- А, я тогда покажу. Постараюсь закончить быстрее! – девочка радостно улыбнулась. - Меня, кстати, Лерьерра зовут. А ты?..
А он промолчал.
А она вдруг улыбнулась, хитро-хитро. Сказала радостно:
- А, вспомнила! В новостях говорили, что у учёного Хритара чудом вернули сына спустя много лет, рождённого в плену Иных! Кри Та Ран тебя звать. Кри? Ран?.. Та?..
- Не важно, - сказал мальчик.
- Вредный ты! – Лерьерра обиженно выставила вперёд нижнюю губу.
Но почему-то тут же заулыбалась снова:
- Странно, что тебе это так интересно. Никому другому не интересны мои картины. Отец ворчит, что я зря перевожу вещества. Что некоторые после уже невозможно использовать.
- Только после долгой, сложной обработки, - возразил мальчик.
- А, точно! – девочка взглянула на него, прищурилась. - А у тебя Хритар это заставил учить? Или ты сам интересуешься веществами?
- Я… - Кри надолго задумался, потом ответил: - Сам.
- А ты какой-то не очень разговорчивый, - добавила Лерьерра спустя время, не дождавшись никаких новых вопросов, тем более, вопросов про неё саму.
- Наверное, так, - ответил мальчик серьёзно.
Присел, где не лежало её камней. Долго смотрел. Она уже сама поднялась, подвигалась, тело затёкшее разминая, поприседала.
Наконец, разминку продолжая, серьёзно спросила:
- А у тебя ещё ничего не болит?
- А, да, - сказал Кри запоздало, - что-то и у меня тело затекло.
Встал резко и стал повторять движения вслед за ней.
Потом она долго сидела и собирала камни. Вроде непонятно. Хотя Кри наконец-то понял, что совсем непрозрачных она вообще не берёт. Но всё равно не понял, зачем ей совсем прозрачные и полупрозрачные.
Она иногда поднималась, размять ноги спину, руки. И он поднимался почти сразу же за ней.
- Ты так внимательно смотришь! – выдохнула она изумлённо потом.
- Мне интересно, что ты делаешь, - ответил невозмутимо Кри.
- Правда? – она радостно заулыбалась. - Как здорово! Наконец-то кому-то, хоть что-то во мне интересно!
- А что… ты не из успешных детей?
- Я… - Лерьерра смутилась, потом грустно призналась: - Почти. В веществах я разбираюсь сама, - вздохнула. - Но так-то… я естественно зачатая. Мама меня сама выносила. И родила без вспомогательных веществ, когда я уже созрела и готова была выйти. Потому и генов усиленных у меня мало.
- И даже… естественно зачатая?
- Ага, - смущённая улыбка. - Зато редкая! Хоть в чём-то отличилась, да?
- Да, - кивнул серьёзно её собеседник.
Чуть помолчав, девочка грустно призналась:
- И, кажется, они не планировали меня родить. Но я всё равно случилась в их жизни. Знаешь, я иногда боюсь, что я им как обуза. Но я уже наполовину выросла, так что скоро уже уйду от них – и не буду их отвлекать, - тяжко вздохнула. - Они, знаешь, у меня работают в дарина!
О, это миг блаженства! Как я жду эти мгновения! И как я их ненавижу, когда они мешают мне уснуть, когда отрывают меня от моих близких! Какую часть моей жизни я провожу в полётах в танце с неведомым? О, это большая часть моей жизни! Но… это… это вся моя жизнь! Этот танец с ветром моих фантазий – это моя жизнь.
Иногда я проклинаю её и тот день, когда впервые начала писать, потому что я уже не могу отказаться от этого сладкого и такого горького яда. Это мой наркотик. Моя душа у него в плену. Это сладкий плен. Иногда я думаю, что я рада, что туда попала. Это блаженство. Это настоящее блаженство. Самое сильное блаженство, которое было в моей жизни – танец в освежающей жизнь струе ветра моих фантазий, танец в его объятиях. Но… я рада, когда я танцую. Я рада…
Ветер моих фантазий…
Я, кажется, повторяюсь? Пусть!
Распахни мне свои объятия, ветер моих фантазий! Ты – моя мечта. Ты – мои дневные и утренние грёзы. Ты – моя любовь. Ты – моя мечта. А другая любовь… она ли бывает?..
Ветер моих фантазий…
Я вижу сны наяву в твоих объятиях…
Я танцую в твоих объятиях...
Я снова танцую…
Я…
В моём мире – я обычный человек. Обычная женщина. Молодая.
Но…
Я богиня множества миров! У меня есть много моих миров! Я незримо крадусь по разным тропам, я вижу множество судеб. Они так ярко или едва приметно проносятся перед моим внутренним взором, эти лица… чьи-то лица! Чьи?.. Мне интересно! Я… я прокрадусь за ними и подсмотрю. Чьи? Чьи это лица? Какой судьбы пленники? Или они сотворяют их сами, сотворяют сами свои судьбы?..
Мир, где я не никто. Мой мир. Мои миры. Бесчисленное число миров… это мои миры…
Это мой лёгкий и тёплый, такой нежный и обжигающий уютом душу плед моих миров и моих фантазий. Когда мне скучно, когда мне грустно или так больно, что я снова умираю, я отчаянно протягиваю к вам руки, мои грёзы, мои мечты, мои миры!
Ветер моих грёз… Я сейчас танцую в твоих объятиях… я чувствую себя свободной и счастливой… такой свободной…
Глава 1
- Саша, тебе не стыдно? – прорвался резкий женский голос сквозь толщу тумана.
Я, кружившаяся на льдах у Асварилла, в длинном платье, в танце с белоснежной чайкой, недоумённо замерла. Это был полёт! Только, что это был полёт! Где он, этот, блестящий нежно-розовыми, голубыми, жёлтыми и тускло-фиалковыми отблесками, лёд? Где моя чайка, мой верный и нежный друг на протяжении уже семи лет? Или… больше? Меньше…
- Столько свет жгёшь! Столько уже нагорело! Сплошные расходы!
Атлантида исчезла. Я осталась в тёмной комнате, согнувшаяся перед ноутбуком, в объятиях света от небольшого круга, сотворённого лампой.
Блин! Ну как так! Как так?! Я же даже свет в люстре не использую в своей комнате, стараюсь печатать медленнее. Ну, как медленнее? Пока себя контролирую. И меня всё равно засекли?! У... блин! Семь тысяч блинов! Рабства сейчас нет! Даже крепостное право отменили! Так почему я не могу делать всё, что хочу?!
Блин, ноги затекли… и глаза дерёт так нещадно… завтра тест по истории.
Ой, блин! Тест?! Я совсем забыла. У-у… семь тысяч блинов! Десять тысяч блинов! Двести тысяч…
- Сашуль, иди спать уже! – папа легонько постучал с той стороны двери. Запертой. Хорошо хоть не ломился. И на том спасибо: хоть какое-то уважение к моей личной территории и моему праву на мою собственную жизнь и возможность тратить её по своему разумению. - Для здоровья надо спать по ночам!
- Да я… - протёрла переносицу: глаза драло нещадно. - Да я ещё немного посижу… ещё полчаса…
- Саш, уже шесть утра! Тебе через полтора часа уже вставать!
Э?..
Скосила взгляд на правый нижний угол экрана.
И… и почему время опять пролетело так незаметно?! Оно тает так внезапно, стоит мне только сесть за клавиатуру или дотянуться до моего блокнота из потаённого кармана рюкзака. Кстати, мой рюкзак… куда я его сунула? Надо тетради собрать, пока не забыла. А, и шпоры… Лерка мне одолжила свои. Лерка… моя прелесть! Чтобы я без тебя делала! Вылетела бы, наверное, из вуза как пробка из…
Глаза дерёт. Жутко. Надо сгрызть морковку, вроде купили вчера… а нет, на прошлой неделе это было.
Голова, существование которой наконец-то заметили, отчаянно тупила, а тело жаждало просто где-нибудь упасть, хоть где… и отдаться в объятия сна…
Держись, Александра! Если сумку не соберёшь сейчас, то с утра, когда опять запиликает этот проклятый будильник и на тебя снизойдёт творческое похмелье, ты уже не вспомнишь ничего. Держись. Вперёд!
Недоумённо прошла по комнате. Пришлось даже свет включить.
Рюкзака не было. Нигде.
Минут через двадцать я вспомнила, что его, кстати, давно уже нет, порвался, зараза. И я теперь хожу на лекции с сумкой. Точнее, бегаю. Вот, завтра, наверное, опять опоздаю, потому что с трудом буду просыпаться…
Держись, Александра! Сумку надо собрать!
Минут через шесть сумка была собрана. Я устало присела. Взгляд притянулся к монитору с моим текстом. Ах, да, там ещё одна деталь нужна, маленькая, но интересная, пока не забыла надо добавить…
***
Девочка с волосами рыжими, очень яркого, непривычного оттенка, собирала что-то из осколков разноцветного стекла на лесной полянке. Она была очень увлечена своим делом. А солнечные лучи странно просвечивали пряди распущенных волос у её лица, как будто обнятого всполохами огня. Блестели в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь листья, кусочки разноцветного стекла, которое она приподнимала, хмурясь. Блестели странно края её стёкол. Или, всё-таки, камней?..
Я, перестав выстукивать по воздуху над широким, серебристым браслетом, остановился и оглянулся.
Она не заметила моего появления. Она была занята каким-то делом.
Но что она делала?.. Разве эти стёкла… нет, камни эти разве можно было смешивать?..
Тихо подойдя, я встал почти у неё за спиной, разглядывая разноцветные бока, блестевшие в её руках и в стороне.
Эти камни, искусственные и природные, правда можно смешивать?.. Что всё-таки эта странная девочка делала?.. Зачем в лесу?.. Одна почему совсем?..
Улыбнувшись, язык прикусив зачем-то, она подняла бордовый и зелёный камень, матовый и прозрачный. Зачем?..
«Их нельзя смешивать!» - едва не вырвалось у меня.
Но она сама их отложила. По разные стороны от своих колен. Подняла жёлтый, полупрозрачный, с золотистыми нитями вроде волос внутри, ярко заблестевший в попавших на него солнечных лучах.
Я стоял, не зная, отчего я так смотрю на неё. Смысла не было в её занятии. Смысла не было мне на неё смотреть. И вообще, брат просил вернуться быстрей…
Она подняла круглый и непрозрачный белый камень, будто облаком внутри закутанный. И, хотя он был совсем не похож на шестиугольный, искрящийся на свету, жёлтый, она счастливо улыбнулась.
Странная девочка, которую так веселили два камня, природный и искусственный, которые нельзя было совмещать даже в одной руке!
Но мальчик волосы успел свои собрать, схватить, поднять – бесшумно и её волос и головы не касаясь – свернул в жгут, на затылке в пучок собрал, да завязал одной из прядей, чтоб больше не падали, ей не мешали, да его не выдавали. И всё совсем беззвучно, даже одежда у него не шуршала, из мягкой какой-то материи особой сшитая.
А девочка смотрела на свои обломки так серьёзно и хмурилась, будто от её выбора зависела её жизнь.
Он, рукою взмахнув, поляну жестом широким обвёл, всю, даже повернувшись – не глядя себе под ноги, почти вплотную к сидящей, задумчивой девчушке, но, впрочем, её не задел и не упал, хотя раз на матовом белом камне поскользнулся. Он вмиг почти равновесие восстановил. Замер, вглядываясь в новую голограмму, появившуюся над его ладонью. На этот раз голограмма была широкая, большая. Сверху линия значков, под ними столбцы цифр.
Мальчик смотрел на цифры, смотрел на осколки камней на поляне, снова на цифры, на камни, что она отбирала сейчас, те, что выкинула сейчас, те, что выкинула прежде – он запомнил их всех, и как выглядели, и где упали – и на цифры, и опять на камни, прошедшие отбор.
Растерянности на его лице не отобразилось. Злости тоже. И даже интереса. Но он ещё внимательнее стал вглядываться в её движения, в то, как она их складывала и какие выбирала. Иногда.
Мальчик снова посмотрел на странную девочку. Та опять собирала что-то неизвестное. По своим каким-то принципам, явно не имевшим ничего общего с составом веществ и их соединениями. По крайней мере, соединять то, что она выбрала, было бы неправильным: ни под давлением, ни в огне, ни с водой. Местами опасно даже. Но такие простые формулы безопасности ей обязаны были объяснить, прежде чем доверять вещества, природные и искусственные. Кстати, никакого соотношения между природными и искусственными камнями из тех, что она складывала перед собой, не было.
Не наступая на её обломки, подошёл. Встал на пустом месте, свободном.
- Ты… - начал, привлекая её внимание.
Она хоть и не сразу, но на него взглянула. Как-то даже растерянно.
- Ты что делаешь? – спросил мальчик, не выдержав.
- А, это… - она смущённо нос потёрла, потом улыбнулась радостно. - Картину.
- Картину? – Кри подался вперёд, снова вглядываясь в то, что девочка сложила, потом выпрямился, возразил спокойно: - Но здесь не видно силуэтов.
И, с некоторым опозданием, на его лице появилась растерянность.
- И узора нет.
- А и не надо, - она улыбнулась, пригладила свои рыжие волосы, чуть встрёпанные.
- После прикосновения к тому бордовому камню нельзя трогать кожу, - заметил мальчик.
- А, точно! Это ж пралмартан 7807ан7
- Пралмартан 7807ан8, - серьёзно исправил он.
Она задумчиво взъерошила волосы, глядя на обломок камня.
- Ай, точно! - восхищённо взглянула на него. - Как ты хорошо разбираешься!
Кри подошёл совсем близко, не наступая, впрочем, ни на камни, ни на её странную картину.
- Нейтрализатор ар78 или па9нан6 у тебя есть?
Она протянула к нему ладони. Мальчик вначале недоумённо посмотрел на них, потом запоздало понял, что её руки покрыты тонкой плёнкой, чуть отдающей сероватой, металлической пылью, когда на них падали солнечные лучи.
- Но у тебя па9нан7!
- Зато он быстрее реагирует!
- А, верно, - уже смущённо отозвался он.
Какое-то время они молчали. А она подобрала ещё семь пластинок из кристаллов и выкинула тридцать семь.
- Просто все нан6 у нас дома закончились, - призналась девочка, вздохнув. - Я и взяла этот.
Чуть помолчав, он спросил:
- А разве у тебя нету гена устойчивости к новым искусственно-природным соединениям?
Собеседница вздохнула, тяжко, потом сердито волосы свои растрепала – и те в солнечных лучах блеснули так, что он подумал, будто те загорелись.
Руку протянул к её голове, начавшую мерцать красным цветом, с синими редкими всполохами и едва приметными искрами.
- Какая смесь! – восхищённо вскрикнула она, схватила его руку, вглядываясь в неё.
А он запоздало понял, что незнакомка всё-таки не горит. Вообще не загорелась. Просто у неё такие волосы. Редкий, кстати, оттенок. Только…
Кри улыбнулся – он наконец-то понял, кем эта девчонка может быть.
И руку забрал, убрав всё, что внимание её привлекло, сделал вид, будто стряхивает на землю что-то с ладоней, тщательно протирает их.
Но она что-то заподозрила.
- У тебя… - прищурилась. - Ген какой-то, каменный?
Мальчик промолчал. Ни к чему ей знать. Спросил, отвлекая:
- Так… что ты делаешь?
- А тебе интересно?
Невольный свидетель кивнул. С серьёзным таким лицом.
- А, я тогда покажу. Постараюсь закончить быстрее! – девочка радостно улыбнулась. - Меня, кстати, Лерьерра зовут. А ты?..
А он промолчал.
А она вдруг улыбнулась, хитро-хитро. Сказала радостно:
- А, вспомнила! В новостях говорили, что у учёного Хритара чудом вернули сына спустя много лет, рождённого в плену Иных! Кри Та Ран тебя звать. Кри? Ран?.. Та?..
- Не важно, - сказал мальчик.
- Вредный ты! – Лерьерра обиженно выставила вперёд нижнюю губу.
Но почему-то тут же заулыбалась снова:
- Странно, что тебе это так интересно. Никому другому не интересны мои картины. Отец ворчит, что я зря перевожу вещества. Что некоторые после уже невозможно использовать.
- Только после долгой, сложной обработки, - возразил мальчик.
- А, точно! – девочка взглянула на него, прищурилась. - А у тебя Хритар это заставил учить? Или ты сам интересуешься веществами?
- Я… - Кри надолго задумался, потом ответил: - Сам.
- А ты какой-то не очень разговорчивый, - добавила Лерьерра спустя время, не дождавшись никаких новых вопросов, тем более, вопросов про неё саму.
- Наверное, так, - ответил мальчик серьёзно.
Присел, где не лежало её камней. Долго смотрел. Она уже сама поднялась, подвигалась, тело затёкшее разминая, поприседала.
Наконец, разминку продолжая, серьёзно спросила:
- А у тебя ещё ничего не болит?
- А, да, - сказал Кри запоздало, - что-то и у меня тело затекло.
Встал резко и стал повторять движения вслед за ней.
Потом она долго сидела и собирала камни. Вроде непонятно. Хотя Кри наконец-то понял, что совсем непрозрачных она вообще не берёт. Но всё равно не понял, зачем ей совсем прозрачные и полупрозрачные.
Она иногда поднималась, размять ноги спину, руки. И он поднимался почти сразу же за ней.
- Ты так внимательно смотришь! – выдохнула она изумлённо потом.
- Мне интересно, что ты делаешь, - ответил невозмутимо Кри.
- Правда? – она радостно заулыбалась. - Как здорово! Наконец-то кому-то, хоть что-то во мне интересно!
- А что… ты не из успешных детей?
- Я… - Лерьерра смутилась, потом грустно призналась: - Почти. В веществах я разбираюсь сама, - вздохнула. - Но так-то… я естественно зачатая. Мама меня сама выносила. И родила без вспомогательных веществ, когда я уже созрела и готова была выйти. Потому и генов усиленных у меня мало.
- И даже… естественно зачатая?
- Ага, - смущённая улыбка. - Зато редкая! Хоть в чём-то отличилась, да?
- Да, - кивнул серьёзно её собеседник.
Чуть помолчав, девочка грустно призналась:
- И, кажется, они не планировали меня родить. Но я всё равно случилась в их жизни. Знаешь, я иногда боюсь, что я им как обуза. Но я уже наполовину выросла, так что скоро уже уйду от них – и не буду их отвлекать, - тяжко вздохнула. - Они, знаешь, у меня работают в дарина!
