Елена Свительская
За границами легенд. Книга 2
Не вой, не вой!
С тобой друг твой:
Твой верный Лес,
Объятья щедры.
Свети, свети!
И заплети
Весь облик твой
В узор легенды.
Гори, гори!
Путь протори.
Но не для них:
Себе на радость.
Живи, живи!
К концу плыви
Горда, сильна.
Я не сломалась!
А если боль
И исподволь,
Её не слушай.
Иди вперёд.
Лети, лети,
Чтоб обрести
В легендах
И жизнь, и душу…
Открыв глаза, я растерялась, увидев так мало знакомого мне молодого мужчину. И дом за ним, комната в деревянном доме, выглядела незнакомой. Других людей поблизости не было, кажется. Только он и я. Светло было как днём, а сознание я потеряла, когда меня зарубили, ночью.
- Я так рад, что ты очнулась! Я волновался, что два дня ты лежала без движений даже! – вгляделся внимательно в моё лицо, осторожно ладонью лоб проверил, зачем-то у носа и рта ладонь тоже подержал. - Ты меня мало помнишь, но я тебя вылечу, - серьёзно сказал мужчина. – Отвар для заживления ран и восполнения крови сейчас принесу.
- А чем… - говорить сил не было. Даже отодвинуться от склонившегося надо мной сил не было.
- Ты мне жизнь спасла, я запомнил это. Спи спокойно, здесь не Связьгород, а дремучее безопасное место, - кувшин поднял с пола близ кровати, в небольшую миску глубокую отлил чего-то травяного, с очень интересным ароматом.
Пить хотелось всё-таки, но боялась состава непонятного у незнакомого в целом мужчины. Он ложку маленькую к губам поднёс, осторожно налил несколько капель на губы. Невольно губы приоткрыла. Вкус ягод, незнакомых, сок, что ли, выжал с мякотью.
- Слаще надо брать ягоды и плоды или кислые любишь? В следующий раз могу других добавить.
- Это еда или… отвар лечебный?
- Плоды лекарству не мешают! – бодрая улыбка. – Мёд ещё есть, - мне ещё ложечку на губы налил, вкусная тварь была, невольно ещё выпила. - Могу принести. Хочешь? – и ещё ложечку мне на губы налил. Осторожно, чтобы не подавилась, медленно переливая мне между губ. Посмотрел внимательно. Про мёд говорить сил не было, спать хотелось жутко. Он ещё ложечку к губам поднёс, поил меня неторопливо, чтобы не облилась и не подавилась. Как мама возле меня в горячке сидела заботливо. - Под кроватью горшок, чтоб на улицу не ходила по нужде. Вынесу сам, - ещё ложку отвара с ягодами и плодами. – Отдыхай, - ещё немного в меня еды со травами. Странно, вкус лекарства получился приятный и вполне съедобный. - Лавку возле изголовья придвину, там еда чтоб под ругой была, - продолжил поить меня. - Молоко с мёдом, ягоды вот давленые с травами, - ещё добавил напитка немного мне в рот. - Из еды тебе, красивой, надо конкретного любимого чего?
Слиплись веки от усталости. С трудом сглотнула, что налил на губы в последний раз. Странно, зачем он такой заботливый тут?..
Он вздохнул, когда я на него уже не смотрела. Лавку всё-таки подвинул, но именно у изголовья, по шуму, небольшую. Смотреть сил не было более…
В темноте страшно было очнуться, да под одеялом незнакомым, травами пахнущим, из шерсти мягкой очень, с силуэтом какого-то человека, к кровати спиной прислонившимся, очерченным лунным светом. Я пыталась сесть, чтобы ноги с кровати спустить и сбежать из дома незнакомого, вдруг меня здесь насиловать будут, но сгорбилась, застонала, судорожно сжав одеяло. Сжалась напугано, когда мужчина резко вдруг развернулся лицом к кровати, а на ладони у него зажёгся огненный комок, полкомнаты вдруг осветивший! Маг?! В Черноречье?! О нет, он итак молодой слишком, чтобы резво бегать за мной, а я ранена… ранена! Ох! Боль режущая, кажется, поперёк всей спины!
- Ты зачем так резко встала? – нахмурился молодой привлекательный мужчина, малознакомый, кажется.
А, тот, с которым и виделись почти ничего, когда я сдуру его от ядовитого ранения спасла, а потом по голове врезала и сбежала. Я и ему сказала тогда, что имя знать моё не надо, а то будет у него головная боль, а он сказал, что ему нужна такая головная боль, как я – вот я хрясь его – и сбежала! Неприлично мы с ним познакомились вообще-то!.. Но я сама не поняла, зачем я его спасла, когда увидела погибающим, а доверять ему… а в доме, что ли, вообще никого нет кроме нас?!
- Больно ведь? – встревожено проворчал Нэл. – Больно же! Не делай больше таких резких движений! Ты несколько дней вообще лежала неподвижно! Я так переволновался за тебя! Ляг, я тебе воды или еды принесу, если хочешь? Или на горшок сходишь? Я выйду, потом вынесу! Он под кроватью.
На горшок не хотелось: нечем было. Вроде. Сколько не ела, не знаю. Смущало ещё его присутствие. И боль такая сильная до сих пор была, что страшно было разогнуться. Лечь тоже будет невыносимо больно, уверена!
- Мёду с блинами будешь? Или с молоком? Свежее. Почти.
Я дышала неровно, боясь и лечь при незнакомом мужчине и разогнуться резко. Что меня едва не зарезали до ухода к предкам – вспомнила с ужасом.
Он немного выждал, осторожно погладил по волосам – и отошёл. Около кровати миску поднял, с мягкими блинами в обрамлении черешни спелой и непонятного жёлто-оранжевого чего-то, по форме похожего на сливу, но круглее и толще, как будто даже слегка пушистого, не гладкого как слива. И черники. С земляникой крупной, каких у нас в лесу Черноречья отродясь не бывало. Особенно в это время. Блины были завёрнуты, одни покруглее с начинкой, другие – потоньше.
- С мёдом худые. А с творогом – упитанные. Если хочешь – поешь. Или завтра уже? – сказал серьёзно мой спаситель, смотря на меня встревожено серо-зелёными глазами.
Зачем ко мне столько доброты – я и не поняла. Я с ним была груба при встрече. Да и поддаваться чарам красивого внешне мужчины не хотелось. Лет ему около двадцати двух, не мускулистый, но гибкий, высокий. Тёмные каштановые волосы длинные. Э… в косу, что ли, собраны у шеи за спиной? Глаза серо-зелёные взволнованные. Тонкие черты лица. Мать говорила, что поимевший её урод был смазливым, а я совсем не хотела на чары урода мужчины попадаться! Тем более, в доме были мы одни и женаты мы не были! Но больнее было застыть или шелохнуться от раны. У меня, кажется, всё лицо от боли перекосило. Задрожала, когда ладонь мне на спину положил свободную, рассмотрел пальцы внимательно.
- Опять рана разошлась, - сказал взволнованно. – Ты ляг, я тебя покормлю осторожно. Если есть хочешь. Или завтра уже. Но постарайся не поворачиваться на бок. Недели две первые после ранения самые страшные, чтобы рана заросла и не разошлась и чтобы жара не было! – лба моего мимолётно коснулся. – Жара нет, в ране гноя, похоже, нету. И славно!
Лечь боялась при чужом мужчине, став ещё более беззащитной, сели навалится. И рана болела неимоверно! То ли плече перерубили со спины или, страшнее, как будто в позвоночник?.. Я мало по ранам смыслила, забыла, всё, что говорил Григорий про траволечение и про что делать с ранеными! Сердце билось измученно, медленно, крови я много потеряла, видела нечётко уже.
- Если есть не хочешь – отдохни. Я рядом на полу, зови, если встать до горшка помочь надо или всё-таки поесть. Не переживай, я слегка военный, поднимаюсь и ночью быстро! Помочь тебе лечь? Или сама, а, красна-девица?
Боялась и лечь, и разгибаться. Слабость накатилась неимоверная.
Нэл мне медленно и неуловимо почти на волосы ладонь положил. Запел вдруг, приятным голосом, чтобы я вспомнила о красивом, забыв хоть на мгновение об испуге перед кончиной от раны и кровопотери:
Учиться у неба – красить закаты,
Учиться у ветра – над миром лететь,
Смеяться так громко, как грома раскаты,
И радовать сердце: как солнце гореть.
И землю обнять, как волны обняли,
И в мраке светить, как светит луна,
И тайной манить, как звёзды сияли,
И крепкими быть, как бок валуна.
И улыбаться зарёю рассветной,
Танцуя, кружиться, как лист золотой…
Чтоб яркая жизнь не казалось бесцветной,
А сразу открылась своей красотой,
Пройду я рукой по твоим волосам,
Благословлю тебя и спустившийся сон.
Ты тишины внемли голосам
И слушай: два сердца стучат в унисон.
Когда я только начала заваливаться на бок, в сторону прохода и с кровати – мужчина подхватил меня тут же, но мягким прикосновением подхватил, чтобы я меньше времени была завалившись на бок. И очень медленно распрямил обоими руками – огонь выпал на пол, но пол и штаны его почему-то не загорелись – и уложил обратно на спину. Я больше не запомнила ничего кроме его странной песни. Доверия к нему не было, смазливому такому чрезмерно, но сил убегать не было, а только уплыло всё куда-то… далеко… куда хотела уйти душа, усталая от этого мира…
Идти вперёд по бездорожью… идти вперёд через терновник… идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету тоже.
Сожгли мой дом. Близких прах развеян. За ворогами лишь пепелище. Для опаздавших надежды нету. Кровавый ветер во снах. И тускло солнце.
Идти вперёд по бездорожью… идти вперёд через терновник… идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету тоже.
За мной внезапно трещали ветки. Я обернулась. Лишь тень мелькнула.
Опасность вижу и ссадин вопли.
Попить бы хоть, но нет водицы!..
Бежать, ломая веток стены… бежать, теряя кровь из вены… бежать, бояться, сдирая тело…
Души обрывки сдирать несмело…
Вокруг лишь чаща, вороньи крики. Вокруг, упавши, лишь грязи нити. Вокруг, не вставши, и треск, и вопли.
Вокруг внезапно все звуки смолкли.
Бежать, ломая веток стены… бежать, теряя кровь из вены… бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать несмело…
Опять споткнуться и падать низко. Оврага стены и крови брызги.
В овражьей тени мрак и холод. Подняться б снова, но силы смолкли.
Идти вперёд по бездорожью… идти вперёд через терновник… идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету… тоже!..
Подняться, падать, роняя брызги…
В болоте грязи цветы повисли: остатки жизни, остатки крови…
Глаза закрыв, сломалась людская доля…
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету… тоже!
Холодный нос руки коснулся.
Холодный пот в спине проснулся.
Холодный взгляд звериной стаи.
Холодный ветер… я умираю?..
Бежать, ломая веток стены… бежать, теряя кровь из вены… бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать… шерстинки…
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету… тоже!!!
И в лабиринте увижу воду.
И в лабиринте вода на грязи.
И в лабиринте увижу небо.
И в луже морду волка увижу тоже.
Бежать, ломая веток стены… бежать, теряя кровь из вены… бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать… шерстинки…
Закончен лес, я вижу степи. И блеск реки, и травы шелест. Затменье вышло. Солнце светит.
Бежать к воде… как к раю дети!
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать… шерстинки…
И в водной глади один лишь вышел.
И в водной глади – капли жизни…
И в водной глади… тянуться ближе!
И в водной глади… я волка вижу!
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету тоже.
Вперёд лишь лапу, воды коснуться.
Вперёд лишь руку. Вмиг обернуться.
Вперёд от волка бежать сквозь ветки.
Вперёд уйти на волчьей силе…
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать несмело…
В лесных оковах, в дремучей чаще нашла я силу… такой рычащей!
Души осколки терялись с кровью…
И грустным волком я мощно взвою.
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету тоже.
Затменье солнца прошло над степью.
В стоянке видят тень человечью: худое тело, в одежде алой. Но злоба взгляда не даст ударить.
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать… шерстинки…
Я в волнах жизни иду, танцуя.
Я в волнах мрака живу… иду я…
Я в волнах сил в беде укроюсь.
Я в волнах шерсти грызу за дело!
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд нашла я смысл: врагам упасть в кровавом ложе!..
В осколках жизни, в оковах леса, пройду сквозь ночь – заплатят кровью!..
Какой мой дом, гадать нет смысла. Убившим дом пощады нету!
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, ругаться, сдирая тело,
Души лохмотья сдирать за дело!
На пепелище пробьются травы. В ростках деревьев брат-волк играет.
И вражья кровь, приправив землю, ушла… и слабость сгнила наверно.
Идти вперёд по бездорожью, идти вперёд через терновник, идти вперёд с волками проще: у волков братство не до первой крови!
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, ругаться, сдирая тело…
За дряхлых и волчат стоим все смело!
Я, шумно дыша, глаза распахнула. Темно было, не рассвело ещё! Но и леса дремучего, в котором я привыкла засыпать, ища мало пролазные и колючие заросли, чтобы мужчины до меня не добрались и не изнасиловали, и не избили, отобрав оружие, не было! Дом деревенский, что ли!
И огонь!.. Дом, что ли, горит?!
Мягко ладонь мне на лоб легла, помешав встать.
- Жара нет, скорее выздоровеешь, - сказал взволнованный мужской голос.
- А пожар?! Огонь тут…
- Я – маг, - напомнил Нэл, склонившись надо мной. – Если хочу – у меня огонь без дров и жарит. А нет – он без дров, но не обжигает и не сжигает никого. Забудь свой кошмарный сон, милая! Я рядом. Еда у тебя есть. Горшок для справления нужды под кроватью есть – и вынести мне не сложно. Врагов рядом нету. Ты – не в Черноречье. Тут рядом кроме меня и тебя нет никого. А дом я надежно укрыл магией от воров: не пролезут.
Запоздало поняв, что мы здесь одни, задрожала. Быть во власти удерживавшего мужчины страшно было.
- Борислава, засранца, не казнили, но заперли. Он далеко, не тронет. Но лучше бы ты не о судьбе Черноречья думала, а о том, чтобы спокойно лежать и отдыхать в безопасном месте в моём доме! – проворчал темноволосый молодой мужчина. С ушами… заострёнными. Волосы в косу за спиной заплетены, начиная от шеи. Немного растрёпанная причёска, не местная.
- И Вячеслав живой, если тебя это утешит! – проворчал Нэл сердито. – О себе лучше подумай. Заря моя!
- А страна моя…
- Мстислав, говорят, сдох! – шумно выдохнув, проворчал мой лекарь и похититель. – Но у власти заправляет теперь ваш «книжный червь». Реформы делает. О благе людей думает. Не о тебе, засранец! Так бы его и отпинал!!!
За границами легенд. Книга 2
Не вой, не вой!
С тобой друг твой:
Твой верный Лес,
Объятья щедры.
Свети, свети!
И заплети
Весь облик твой
В узор легенды.
Гори, гори!
Путь протори.
Но не для них:
Себе на радость.
Живи, живи!
К концу плыви
Горда, сильна.
Я не сломалась!
А если боль
И исподволь,
Её не слушай.
Иди вперёд.
Лети, лети,
Чтоб обрести
В легендах
И жизнь, и душу…
Глава 5. История Зарёны - Родственник ёжика
Открыв глаза, я растерялась, увидев так мало знакомого мне молодого мужчину. И дом за ним, комната в деревянном доме, выглядела незнакомой. Других людей поблизости не было, кажется. Только он и я. Светло было как днём, а сознание я потеряла, когда меня зарубили, ночью.
- Я так рад, что ты очнулась! Я волновался, что два дня ты лежала без движений даже! – вгляделся внимательно в моё лицо, осторожно ладонью лоб проверил, зачем-то у носа и рта ладонь тоже подержал. - Ты меня мало помнишь, но я тебя вылечу, - серьёзно сказал мужчина. – Отвар для заживления ран и восполнения крови сейчас принесу.
- А чем… - говорить сил не было. Даже отодвинуться от склонившегося надо мной сил не было.
- Ты мне жизнь спасла, я запомнил это. Спи спокойно, здесь не Связьгород, а дремучее безопасное место, - кувшин поднял с пола близ кровати, в небольшую миску глубокую отлил чего-то травяного, с очень интересным ароматом.
Пить хотелось всё-таки, но боялась состава непонятного у незнакомого в целом мужчины. Он ложку маленькую к губам поднёс, осторожно налил несколько капель на губы. Невольно губы приоткрыла. Вкус ягод, незнакомых, сок, что ли, выжал с мякотью.
- Слаще надо брать ягоды и плоды или кислые любишь? В следующий раз могу других добавить.
- Это еда или… отвар лечебный?
- Плоды лекарству не мешают! – бодрая улыбка. – Мёд ещё есть, - мне ещё ложечку на губы налил, вкусная тварь была, невольно ещё выпила. - Могу принести. Хочешь? – и ещё ложечку мне на губы налил. Осторожно, чтобы не подавилась, медленно переливая мне между губ. Посмотрел внимательно. Про мёд говорить сил не было, спать хотелось жутко. Он ещё ложечку к губам поднёс, поил меня неторопливо, чтобы не облилась и не подавилась. Как мама возле меня в горячке сидела заботливо. - Под кроватью горшок, чтоб на улицу не ходила по нужде. Вынесу сам, - ещё ложку отвара с ягодами и плодами. – Отдыхай, - ещё немного в меня еды со травами. Странно, вкус лекарства получился приятный и вполне съедобный. - Лавку возле изголовья придвину, там еда чтоб под ругой была, - продолжил поить меня. - Молоко с мёдом, ягоды вот давленые с травами, - ещё добавил напитка немного мне в рот. - Из еды тебе, красивой, надо конкретного любимого чего?
Слиплись веки от усталости. С трудом сглотнула, что налил на губы в последний раз. Странно, зачем он такой заботливый тут?..
Он вздохнул, когда я на него уже не смотрела. Лавку всё-таки подвинул, но именно у изголовья, по шуму, небольшую. Смотреть сил не было более…
В темноте страшно было очнуться, да под одеялом незнакомым, травами пахнущим, из шерсти мягкой очень, с силуэтом какого-то человека, к кровати спиной прислонившимся, очерченным лунным светом. Я пыталась сесть, чтобы ноги с кровати спустить и сбежать из дома незнакомого, вдруг меня здесь насиловать будут, но сгорбилась, застонала, судорожно сжав одеяло. Сжалась напугано, когда мужчина резко вдруг развернулся лицом к кровати, а на ладони у него зажёгся огненный комок, полкомнаты вдруг осветивший! Маг?! В Черноречье?! О нет, он итак молодой слишком, чтобы резво бегать за мной, а я ранена… ранена! Ох! Боль режущая, кажется, поперёк всей спины!
- Ты зачем так резко встала? – нахмурился молодой привлекательный мужчина, малознакомый, кажется.
А, тот, с которым и виделись почти ничего, когда я сдуру его от ядовитого ранения спасла, а потом по голове врезала и сбежала. Я и ему сказала тогда, что имя знать моё не надо, а то будет у него головная боль, а он сказал, что ему нужна такая головная боль, как я – вот я хрясь его – и сбежала! Неприлично мы с ним познакомились вообще-то!.. Но я сама не поняла, зачем я его спасла, когда увидела погибающим, а доверять ему… а в доме, что ли, вообще никого нет кроме нас?!
- Больно ведь? – встревожено проворчал Нэл. – Больно же! Не делай больше таких резких движений! Ты несколько дней вообще лежала неподвижно! Я так переволновался за тебя! Ляг, я тебе воды или еды принесу, если хочешь? Или на горшок сходишь? Я выйду, потом вынесу! Он под кроватью.
На горшок не хотелось: нечем было. Вроде. Сколько не ела, не знаю. Смущало ещё его присутствие. И боль такая сильная до сих пор была, что страшно было разогнуться. Лечь тоже будет невыносимо больно, уверена!
- Мёду с блинами будешь? Или с молоком? Свежее. Почти.
Я дышала неровно, боясь и лечь при незнакомом мужчине и разогнуться резко. Что меня едва не зарезали до ухода к предкам – вспомнила с ужасом.
Он немного выждал, осторожно погладил по волосам – и отошёл. Около кровати миску поднял, с мягкими блинами в обрамлении черешни спелой и непонятного жёлто-оранжевого чего-то, по форме похожего на сливу, но круглее и толще, как будто даже слегка пушистого, не гладкого как слива. И черники. С земляникой крупной, каких у нас в лесу Черноречья отродясь не бывало. Особенно в это время. Блины были завёрнуты, одни покруглее с начинкой, другие – потоньше.
- С мёдом худые. А с творогом – упитанные. Если хочешь – поешь. Или завтра уже? – сказал серьёзно мой спаситель, смотря на меня встревожено серо-зелёными глазами.
Зачем ко мне столько доброты – я и не поняла. Я с ним была груба при встрече. Да и поддаваться чарам красивого внешне мужчины не хотелось. Лет ему около двадцати двух, не мускулистый, но гибкий, высокий. Тёмные каштановые волосы длинные. Э… в косу, что ли, собраны у шеи за спиной? Глаза серо-зелёные взволнованные. Тонкие черты лица. Мать говорила, что поимевший её урод был смазливым, а я совсем не хотела на чары урода мужчины попадаться! Тем более, в доме были мы одни и женаты мы не были! Но больнее было застыть или шелохнуться от раны. У меня, кажется, всё лицо от боли перекосило. Задрожала, когда ладонь мне на спину положил свободную, рассмотрел пальцы внимательно.
- Опять рана разошлась, - сказал взволнованно. – Ты ляг, я тебя покормлю осторожно. Если есть хочешь. Или завтра уже. Но постарайся не поворачиваться на бок. Недели две первые после ранения самые страшные, чтобы рана заросла и не разошлась и чтобы жара не было! – лба моего мимолётно коснулся. – Жара нет, в ране гноя, похоже, нету. И славно!
Лечь боялась при чужом мужчине, став ещё более беззащитной, сели навалится. И рана болела неимоверно! То ли плече перерубили со спины или, страшнее, как будто в позвоночник?.. Я мало по ранам смыслила, забыла, всё, что говорил Григорий про траволечение и про что делать с ранеными! Сердце билось измученно, медленно, крови я много потеряла, видела нечётко уже.
- Если есть не хочешь – отдохни. Я рядом на полу, зови, если встать до горшка помочь надо или всё-таки поесть. Не переживай, я слегка военный, поднимаюсь и ночью быстро! Помочь тебе лечь? Или сама, а, красна-девица?
Боялась и лечь, и разгибаться. Слабость накатилась неимоверная.
Нэл мне медленно и неуловимо почти на волосы ладонь положил. Запел вдруг, приятным голосом, чтобы я вспомнила о красивом, забыв хоть на мгновение об испуге перед кончиной от раны и кровопотери:
Учиться у неба – красить закаты,
Учиться у ветра – над миром лететь,
Смеяться так громко, как грома раскаты,
И радовать сердце: как солнце гореть.
И землю обнять, как волны обняли,
И в мраке светить, как светит луна,
И тайной манить, как звёзды сияли,
И крепкими быть, как бок валуна.
И улыбаться зарёю рассветной,
Танцуя, кружиться, как лист золотой…
Чтоб яркая жизнь не казалось бесцветной,
А сразу открылась своей красотой,
Пройду я рукой по твоим волосам,
Благословлю тебя и спустившийся сон.
Ты тишины внемли голосам
И слушай: два сердца стучат в унисон.
Когда я только начала заваливаться на бок, в сторону прохода и с кровати – мужчина подхватил меня тут же, но мягким прикосновением подхватил, чтобы я меньше времени была завалившись на бок. И очень медленно распрямил обоими руками – огонь выпал на пол, но пол и штаны его почему-то не загорелись – и уложил обратно на спину. Я больше не запомнила ничего кроме его странной песни. Доверия к нему не было, смазливому такому чрезмерно, но сил убегать не было, а только уплыло всё куда-то… далеко… куда хотела уйти душа, усталая от этого мира…
Идти вперёд по бездорожью… идти вперёд через терновник… идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету тоже.
Сожгли мой дом. Близких прах развеян. За ворогами лишь пепелище. Для опаздавших надежды нету. Кровавый ветер во снах. И тускло солнце.
Идти вперёд по бездорожью… идти вперёд через терновник… идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету тоже.
За мной внезапно трещали ветки. Я обернулась. Лишь тень мелькнула.
Опасность вижу и ссадин вопли.
Попить бы хоть, но нет водицы!..
Бежать, ломая веток стены… бежать, теряя кровь из вены… бежать, бояться, сдирая тело…
Души обрывки сдирать несмело…
Вокруг лишь чаща, вороньи крики. Вокруг, упавши, лишь грязи нити. Вокруг, не вставши, и треск, и вопли.
Вокруг внезапно все звуки смолкли.
Бежать, ломая веток стены… бежать, теряя кровь из вены… бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать несмело…
Опять споткнуться и падать низко. Оврага стены и крови брызги.
В овражьей тени мрак и холод. Подняться б снова, но силы смолкли.
Идти вперёд по бездорожью… идти вперёд через терновник… идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету… тоже!..
Подняться, падать, роняя брызги…
В болоте грязи цветы повисли: остатки жизни, остатки крови…
Глаза закрыв, сломалась людская доля…
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету… тоже!
Холодный нос руки коснулся.
Холодный пот в спине проснулся.
Холодный взгляд звериной стаи.
Холодный ветер… я умираю?..
Бежать, ломая веток стены… бежать, теряя кровь из вены… бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать… шерстинки…
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету… тоже!!!
И в лабиринте увижу воду.
И в лабиринте вода на грязи.
И в лабиринте увижу небо.
И в луже морду волка увижу тоже.
Бежать, ломая веток стены… бежать, теряя кровь из вены… бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать… шерстинки…
Закончен лес, я вижу степи. И блеск реки, и травы шелест. Затменье вышло. Солнце светит.
Бежать к воде… как к раю дети!
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать… шерстинки…
И в водной глади один лишь вышел.
И в водной глади – капли жизни…
И в водной глади… тянуться ближе!
И в водной глади… я волка вижу!
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету тоже.
Вперёд лишь лапу, воды коснуться.
Вперёд лишь руку. Вмиг обернуться.
Вперёд от волка бежать сквозь ветки.
Вперёд уйти на волчьей силе…
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать несмело…
В лесных оковах, в дремучей чаще нашла я силу… такой рычащей!
Души осколки терялись с кровью…
И грустным волком я мощно взвою.
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд мне нету смысла.
Но падать смысла нету тоже.
Затменье солнца прошло над степью.
В стоянке видят тень человечью: худое тело, в одежде алой. Но злоба взгляда не даст ударить.
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, бояться, сдирая тело…
Души лохмотья сдирать… шерстинки…
Я в волнах жизни иду, танцуя.
Я в волнах мрака живу… иду я…
Я в волнах сил в беде укроюсь.
Я в волнах шерсти грызу за дело!
Идти вперёд по бездорожью…
Идти вперёд через терновник…
Идти вперёд нашла я смысл: врагам упасть в кровавом ложе!..
В осколках жизни, в оковах леса, пройду сквозь ночь – заплатят кровью!..
Какой мой дом, гадать нет смысла. Убившим дом пощады нету!
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, ругаться, сдирая тело,
Души лохмотья сдирать за дело!
На пепелище пробьются травы. В ростках деревьев брат-волк играет.
И вражья кровь, приправив землю, ушла… и слабость сгнила наверно.
Идти вперёд по бездорожью, идти вперёд через терновник, идти вперёд с волками проще: у волков братство не до первой крови!
Бежать, ломая веток стены…
Бежать, теряя кровь из вены…
Бежать, ругаться, сдирая тело…
За дряхлых и волчат стоим все смело!
Я, шумно дыша, глаза распахнула. Темно было, не рассвело ещё! Но и леса дремучего, в котором я привыкла засыпать, ища мало пролазные и колючие заросли, чтобы мужчины до меня не добрались и не изнасиловали, и не избили, отобрав оружие, не было! Дом деревенский, что ли!
И огонь!.. Дом, что ли, горит?!
Мягко ладонь мне на лоб легла, помешав встать.
- Жара нет, скорее выздоровеешь, - сказал взволнованный мужской голос.
- А пожар?! Огонь тут…
- Я – маг, - напомнил Нэл, склонившись надо мной. – Если хочу – у меня огонь без дров и жарит. А нет – он без дров, но не обжигает и не сжигает никого. Забудь свой кошмарный сон, милая! Я рядом. Еда у тебя есть. Горшок для справления нужды под кроватью есть – и вынести мне не сложно. Врагов рядом нету. Ты – не в Черноречье. Тут рядом кроме меня и тебя нет никого. А дом я надежно укрыл магией от воров: не пролезут.
Запоздало поняв, что мы здесь одни, задрожала. Быть во власти удерживавшего мужчины страшно было.
- Борислава, засранца, не казнили, но заперли. Он далеко, не тронет. Но лучше бы ты не о судьбе Черноречья думала, а о том, чтобы спокойно лежать и отдыхать в безопасном месте в моём доме! – проворчал темноволосый молодой мужчина. С ушами… заострёнными. Волосы в косу за спиной заплетены, начиная от шеи. Немного растрёпанная причёска, не местная.
- И Вячеслав живой, если тебя это утешит! – проворчал Нэл сердито. – О себе лучше подумай. Заря моя!
- А страна моя…
- Мстислав, говорят, сдох! – шумно выдохнув, проворчал мой лекарь и похититель. – Но у власти заправляет теперь ваш «книжный червь». Реформы делает. О благе людей думает. Не о тебе, засранец! Так бы его и отпинал!!!
