Не вой, не вой!
С тобой друг твой:
Твой верный Лес,
Объятья щедры.
Свети, свети!
И заплети
Весь облик твой
В узор легенды.
Гори, гори!
Путь протори.
Но не для них:
Себе на радость.
Живи, живи!
К концу плыви
Горда, сильна.
Я не сломалась!
А если боль
И исподволь,
Её не слушай.
Иди вперёд.
Лети, лети,
Чтоб обрести
В легендах
И жизнь, и душу…
- Мы – звенья одной цепи… Мы – нити одного узора… - всхлипывая, напевала я, перебирая струны моего каэрыма.
Второго, подаренного Эром. На подаренном отцом мне не хотелось играть.
Отец, кстати, запиравшийся у себя после ухода Лэра, после обвинения Акара будто помешался. Пропал куда-то на целый день – и маги с ног сбились, но не смогли его найти. Боялись, как бы чего с собой не сотворил от отчаяния. Или с обвинившим его Акаром. А на закате Хэл вернулся, с горящими глазами. Собрал всех лучших магов, уже замотанных его поисками. И объявил, что он вознамерился в одной из пустынь Жёлтого края целый лес посадить. И сразу же, даже не поев, оттолкнув взволнованную, переживавшую за него жену, отправился за картами, «подходящее место выбирать». И пустыню выбрал самую жуткую, какую только местные народы пересечь могли, но и то и сами там порою гибли. И сразу же, не поужинав, несмотря на мольбы жены, с теми же бешено горящими глазами, отправился туда. И магов за собой утащил.
Пара дней прошла. Всего пара дней. Магов отец совершенно измотал. Они несколько своих напарников едва живых в Эльфийский лес перенесли. И лекари, и целители намаялись, пытаясь их подлечить и поставить на ноги. Маги по велению короля там что-то в мире «подлатали», приколдовали… И вполне приличный кусок пространства в пустыне стал теперь куском плодородной земли, с рекой и ручьями, выходящими из-под земли и толщ песка.
И отец без отдыха, без еды и без сна – сколь ни присылала ему корзин с едой и всевозможного питья королева – сидел там, средь им устроенной земли, и самолично деревья сажал. Высадил ровно пятьсот шестьдесят, пока не свалился от изнеможения. Там где-то двести пятьдесят прижилось. Впрочем, лишь время покажет, насколько его затея была удачной. А отца едва живого в его покои маги принесли. И лекари замучились его спасать.
Но нежданная причуда эльфийского короля невольно спасла караван торговцев, из людей, заплутавших в той пустыне. Они обрадовались, когда, пощупав, смекнули, что то не был мираж. И, полагаю, когда они дойдут до ближайшего поселенья, весть о лесе, об оазисе, огромном оазисе, выросшем прямо посреди жутчайшей пустыни, разнесётся по всем краям.
Отец, ненадолго придя в себя, просил никому из людей не говорить, каким таким чудом взялся большой лес и новые водоёмы среди пустыни. Почему-то Хэл вовсе не хотел славы родителя чудо-леса, вдруг возникшего среди ужаснейшей пустыни! И снова бегали, волновались, шушукались несчастные лекари, не зная, как его в чувства привести. Снова тенью бродила по временному дворцу и по лесу вокруг него исхудалая, побледневшая, подурневшая от переживаний королева…
Акар, кстати, ещё во время того мероприятья ко мне в гости заходивший – сам он неожиданно перебрался жить среди людей – предположил, что король не спятил, а просто вознамерился посадить большую Памятную рощу. Чтоб, если такое возможно, мир или Творец берегли Лэра там, за Гранью. Оказывается, не только люди кое-где в Белом и Синем краях верили, что если посадить новое дерево в честь кого-то из близких и просить мир защитить его по мере сил, то Мириона просьбы те слышит и временами своей заботой окружает того, благодаря которому было высажено новое дерево.
И жена отца ещё тогда пришла ко мне в слезах и просила отправиться в пустыню. Чтобы напроситься в помощники королю. Чтоб он там не один сажал свои заветные деревья. Тем более, она была матерью его сына, Грань переступившего, а я – его сестрой. И так бы мы все трое, дружно, Памятную рощу ради Лэра возвели. И посадили бы намного больше вместе. Что ж, ради любимого брата… Хотя… если совсем честно, то и этот широкий жест отца ради благополучия души Лэра мне душу тронул. Но… сдохнуть он, что ли, собрался там?! Ладно я, но у него ж ещё осталась жена с которой он вместе пробыл несколько десятков лет, не одну беду вместе перенёс напополам с ней!
И мы с нею даже надели платья из грубой ткани, оставили вся наши украшения дома, по-простому волосы подвязали – и вымолили магов, помощников Сина, нас переместить в пустыню.
Но Хэл нашей помощи не принял и мольбам жены своей не внял. Сказал, что правильно мы поняли – то Памятная роща ради сына – и потому лишь одному ему её сажать. И нагло нас выгнал. Велел своим магам больше нас не пускать. И, кстати, не подпускать к нему в ближайшие дни «предателя Сина».
Так среди самой суровой пустыни мира вырос оазис-лес…
Пока его садивший валялся в забытьи, пока растения пытались прижиться средь магией наполненной, «доправленной земли», королева высадила двадцать памятных деревьев за Лэра близ временного дворца, у покоев сына. И я ей помогала. Высадила сама ещё пятнадцать. А потом жена отца отправилась сама наводить уборку в комнате Лэра. Меня не пустила, хотя я предлагала ей помочь.
- Я хочу немного посидеть там одна, - тихо сказала женщина, - Сидеть, смотреть, как всё лежит там на тех же самых местах. Чтобы представить на мгновение, что ничего не было, что Лэр всего лишь вышел ненадолго, но скоро вернётся и снова в свои покои войдёт.
Я разыскала Сина и попросила его тайком за нею присмотреть: я сильно волновалась за неё. Син поклялся, что будет незаметно её опекать.
И под кроватью Лэра королева нашла лист с письмом. Долго сидела, прижимая его к себе и рыдая – он был мокрый от её слёз, почти целиком, когда она его принесла. К счастью, чернила не потекли, продолжая хранить послание:
«Моей милой сестрице Рён.
Прости, Зарёна. Можно я ещё разок назову тебя на эльфийский манер?
Мы – звенья одной цепи.
Мы – нити одного узора.
На шали мира все наши пути
Вплетены в созвучие вечного хора.
Мы вечно идём все рядом…
Капли воды морской…
Песчинки в холмах пустыни…
И, когда сердце твоё сожмёт тоской,
Помни:
Мы – звенья одной цепи.
Мы – нити одного узора»
- Кажется, Лэр чувствовал, что подходит его время уйти, - плача, молвила королева, - И он написал это для тебя, прощаясь.
Растерянно перечитала короткое послание. Вновь и вновь.
- Мы – звенья одной цепи… Мы – нити одного узора… Такое ощущение, что Лэр хотел что-то сказать, но вот что?..
- Да, странные строки… - вздохнула мать брата, - Но, знаешь, не все перед уходом туда сохраняют ясный рассудок. Но, всё-таки… даже теряя последние силы и теряя своё сознание, он всё равно пытался сказать, что ты важна для его сердца.
Вздохнула. Она разрыдалась сильнее. И, подойдя к ней ещё ближе, её обняла. Робко погладила по спине. И ещё. Ещё. Погладила по голове. Мать моего брата плакала долго, отчаянно. Потом вроде смирилась. Когда она мягко отстранилась, и я вновь увидела её глаза, уже какие-то тёмные, пустые, то испугалась её взгляда. Кажется, сын был самым драгоценным, что у неё было. И она его потеряла.
- Постойте… - я растерянно вгляделась в лист, - А как долго его комнату не убирали? До того, как?..
- Её убирали за день. Вот, накануне утром, когда он отошёл… - королева смутилась, - Отошёл по делам…
- А я накануне вечером к нему заходила… - недоумённо потёрла правую бровь, - Точно, он тогда что-то писал, сидя на кровати, положив лист на книгу, а чернильницу – поставив возле себя на постель. Увидев меня, скомкал бумагу и бросил под кровать.
- Но этот лист совсем не мятый! – женщина растерянно моргнула.
И верно! Так… это не то послание? Или… или это всего лишь чистовик?
Взволнованно сжала руки эльфийки:
- Может, там было ещё что-то?..
- Но куда тогда пропал тот смятый лист? После… после того, как… там уже не убирали! – несчастная мать Лэра куснула губу, - Я велела ничего не трогать. Будто он только вышел ненадолго и скоро вернётся. Вроде бы, туда и не заходил никто… разве что тайно.
Мы растерянно посмотрели друг на друга.
- Значит, там могло быть ещё одно посланье! Или черновик этого, который Лэр почему-то не хотел мне показывать. Там могло быть написано что-то ещё… Но что?..
- Не знаю, - она горько вздохнула, смяла платье над сердцем, - Мы, конечно, говорили с ним, много… но тайн своего сердца он не всегда мне открывал, - рванулась к двери и бросила, не оборачиваясь, - Я соберу всех, кто прибирался в ближайшие недели! Я велю их пытать, если что! Он мог написать что-то ещё! Что-то важное! – и, подхватив подол, убежала, как обычная заплаканная встревоженная девчонка.
- Мы – звенья одной цепи… Мы – нити одного узора… - снова напела я, перебирая струны, - Лэр… брат мой Лэр… Что ты хотел этим сказать? На что ты хотел намекнуть?
Может, что мы близки? Что жизни наши связаны?
Задумчиво ущипнула струны.
- Нет, тут что-то не то… ведь если это он про него и про меня… если он звено и я звено… ведь два звена, два сплетённых кольца – это же ещё не цепь, верно? И только две нити не смогут сложить полного узора, не сложатся в кусок целого полотна. Да ещё и в шали мира… Шаль мира… это вроде уже что-то очень значимое, для всех?
Дверь в мою спальню – я сидела на своей кровати – распахнулась, и в комнату взлетел Син, вспотевший, встрёпанный. Я никогда прежде не видела его таким взволнованным и, тем более, неопрятным. Мужчина подскочил к кровати, вырвал у меня каэрым. Хотел было бросить его прочь, но, приметив узор на нём, с краю, видно, признал любимый какой-то мотив наследника – и инструмент уже бережно положил и не у самого края кровати. За руку меня схватил, сжал цепко пальцы на запястье.
- Пойдём, Рён! – он от волнения даже обо всей вежливости позабыл, - Нам надо срочно идти на главную поляну. На главную площадь. Там собираются все.
- Что случилось? – я позволила ему меня утянуть, пошла следом за ним.
Син от волнения даже забыл посмотреть, обута ли я. А я, беспокоясь, что случилось нечто серьёзное, не стала настаивать, чтобы он подождал и дал мне обуться. По всему его облику было ясно, что случилось что-то не то. Что-то жуткое или потрясающее.
- Драконы придут. Нас Мишур предупредил, их посланник, - говорил Син на бегу, потом вдруг сорвался на бег, и я невольно побежала следом, - Они огорчились, что Лэр ушёл за Грань… Точнее, - он злобно улыбнулся, - Они боятся, как бы не было войны. И решили запоздало откупиться. Обещали, что помогут найти разрушителя дворца.
- Как-то они внезапно! – вздохнула, - Вот какое дело нам сейчас до прошлого дворца?
- Мы сами не сможем его найти, а они, видно, смогут…
- У короля сын Грань переступил! Какие тут ещё дворцы и беглые преступники?
Син остановился, строго взглянул на меня.
- А ты видела короля в ближайшие дни? После его возвращения из пустыни?
- Нет.
- А я видел! И сам испугался. То он валялся измождённый. То, очнувшись, тенью бродит по Лесу. Он на грани срыва. Может обезумить от горя. И тогда либо объявит войну с драконами – и мы будем обязаны ему подчиниться – или в одиночку пойдёт мстить Матарну.
- Но я же уже едва его не убила!
- Вот именно! Мстить пошла ты! – эльф до боли сдавил моё запястье, - Ты лишила короля возможности отомстить самому.
- Но королю не пристало… вроде…
- Лэр – его единственный сын! Месть могла бы утешить Хэла, хоть немного. Да и он сам мог убить Матарна. Хэл – хороший воин. Но ты его такой радости лишила. У него ничего не осталось. Да, ты его дочь, ты – последняя надежда Эльфийского леса, но он зол на тебя. И, может, потребуется время, чтобы Хэл снова принял тебя. Да что ты стоишь?! – и рванул меня дальше.
- Слушай… - сказала я на бегу, но мужчина до того ушёл в свои суматошные мысли и чувства, что не услышал, - Слушай!
- А? – Син растерянно обернулся, - Ты что-то только что сказала?
- Но это странно… Если Мишур действительно родственник Матарна… Почему с таким посланием об услуге прислали именно его? Разве отец рад будет его, родственника убийцы, точнее, привёдшего к гибели сына… зачем Хэлу именно его видеть? По-моему, посылать сейчас Мишура – это жестоко.
- И верно… - тихо выдохнул Син и посмотрел на меня уже с уважением, - Конечно, это всё выглядит подозрительно. Да и Хэл может наброситься на Мишура в гневе или в приступе безумия. Как будто они сами хотят с нами войны?! Или… это такая попытка Мишура извиниться перед нами и семьёй Лэра, оказав большую услугу?
Мы пришли к той же площадке между холмов, на которой проводилось соревнование меж кандидатов на место моего жениха. Король, стоял возле неё вместе с королевой. На жену отца было больно смотреть, так она исхудала от волнений. Да и муж её был бледноват, тоже на лице его появилась нездоровая худоба. Собравшиеся эльфы – даже, кажется, на несколько рядов больше стало – тихо, но оживлённо переговаривались.
С тоской подумала, что ещё недавно здесь было оживлённо по другой, более радостной причине. И тогда ещё мой брат был живой. Брат… О, брат мой! Как ты недолго был со мной! Но ты останешься самым светлым следом в моей жизни, после мамы! И намного более ярким следом, чем Григорий. Тот, который тоже на несколько недель пришёл в мою жизнь, чтобы поддерживать меня, выучить и греть моё сердце. Он не сумел его согреть, но он пытался. Пожалуй, из них двоих я люблю больше всего Лэра. И, вдобавок, именно Лэр – мой настоящий брат.
Мой взгляд упал на трёх эльфов, ещё только подходящих к месту собраний. Потому что многие из наблюдателей на них косились, а кто-то шепнул своим соседям, смотревшим в другом направлении, чтобы они повернулись туда.
К среднему холму приближались Нэл, эльф лет двадцати трёх на вид и эльфийка лет восемнадцати. Незнакомые мне мужчина и женщина были очень скромно одеты. Он в тускло-багровые, она – в белые одежды. И вышивка, очень красивая, вилась только по вороту её платья, пара завитков у ворота его рубашки. Из украшений – только скромные серебряные серьги в её ушах. У незнакомого эльфа, в отличие от многих присутствующих мужчин, не было кинжала у пояса.
Нэл, смотря на меня, шепнул им что-то едва слышно. Его спутники повернулись туда, куда он только что-то смотрел. И очень внимательно посмотрели на меня. Мужчина темноволосый и зеленоглазый. Женщина сероглазая и светловолосая. Очень красивая, хотя и одета весьма просто. Впрочем, когда она тепло улыбнулась, встретившись со мной взглядом, эта эльфийка мне очень понравилась. Все трое почтительно поклонились королю и королеве, потом – мне. Когда они выпрямились, я запоздало заметила, как сильно Нэл похож на них. Значит, это его родители. Мать моего жениха снова посмотрела на меня. Я дружелюбно ей улыбнулась. Она, робко улыбнувшись в ответ, повернулась к сыну, потрепала его по щеке и что-то ему тихо сказала. Я почему-то заподозрила, что это было сказано обо мне. Услышав, Нэл просиял и быстро посмотрел на меня. Явно говорили обо мне.
С тобой друг твой:
Твой верный Лес,
Объятья щедры.
Свети, свети!
И заплети
Весь облик твой
В узор легенды.
Гори, гори!
Путь протори.
Но не для них:
Себе на радость.
Живи, живи!
К концу плыви
Горда, сильна.
Я не сломалась!
А если боль
И исподволь,
Её не слушай.
Иди вперёд.
Лети, лети,
Чтоб обрести
В легендах
И жизнь, и душу…
Глава 17. История Зарёны - Белая роза
- Мы – звенья одной цепи… Мы – нити одного узора… - всхлипывая, напевала я, перебирая струны моего каэрыма.
Второго, подаренного Эром. На подаренном отцом мне не хотелось играть.
Отец, кстати, запиравшийся у себя после ухода Лэра, после обвинения Акара будто помешался. Пропал куда-то на целый день – и маги с ног сбились, но не смогли его найти. Боялись, как бы чего с собой не сотворил от отчаяния. Или с обвинившим его Акаром. А на закате Хэл вернулся, с горящими глазами. Собрал всех лучших магов, уже замотанных его поисками. И объявил, что он вознамерился в одной из пустынь Жёлтого края целый лес посадить. И сразу же, даже не поев, оттолкнув взволнованную, переживавшую за него жену, отправился за картами, «подходящее место выбирать». И пустыню выбрал самую жуткую, какую только местные народы пересечь могли, но и то и сами там порою гибли. И сразу же, не поужинав, несмотря на мольбы жены, с теми же бешено горящими глазами, отправился туда. И магов за собой утащил.
Пара дней прошла. Всего пара дней. Магов отец совершенно измотал. Они несколько своих напарников едва живых в Эльфийский лес перенесли. И лекари, и целители намаялись, пытаясь их подлечить и поставить на ноги. Маги по велению короля там что-то в мире «подлатали», приколдовали… И вполне приличный кусок пространства в пустыне стал теперь куском плодородной земли, с рекой и ручьями, выходящими из-под земли и толщ песка.
И отец без отдыха, без еды и без сна – сколь ни присылала ему корзин с едой и всевозможного питья королева – сидел там, средь им устроенной земли, и самолично деревья сажал. Высадил ровно пятьсот шестьдесят, пока не свалился от изнеможения. Там где-то двести пятьдесят прижилось. Впрочем, лишь время покажет, насколько его затея была удачной. А отца едва живого в его покои маги принесли. И лекари замучились его спасать.
Но нежданная причуда эльфийского короля невольно спасла караван торговцев, из людей, заплутавших в той пустыне. Они обрадовались, когда, пощупав, смекнули, что то не был мираж. И, полагаю, когда они дойдут до ближайшего поселенья, весть о лесе, об оазисе, огромном оазисе, выросшем прямо посреди жутчайшей пустыни, разнесётся по всем краям.
Отец, ненадолго придя в себя, просил никому из людей не говорить, каким таким чудом взялся большой лес и новые водоёмы среди пустыни. Почему-то Хэл вовсе не хотел славы родителя чудо-леса, вдруг возникшего среди ужаснейшей пустыни! И снова бегали, волновались, шушукались несчастные лекари, не зная, как его в чувства привести. Снова тенью бродила по временному дворцу и по лесу вокруг него исхудалая, побледневшая, подурневшая от переживаний королева…
Акар, кстати, ещё во время того мероприятья ко мне в гости заходивший – сам он неожиданно перебрался жить среди людей – предположил, что король не спятил, а просто вознамерился посадить большую Памятную рощу. Чтоб, если такое возможно, мир или Творец берегли Лэра там, за Гранью. Оказывается, не только люди кое-где в Белом и Синем краях верили, что если посадить новое дерево в честь кого-то из близких и просить мир защитить его по мере сил, то Мириона просьбы те слышит и временами своей заботой окружает того, благодаря которому было высажено новое дерево.
И жена отца ещё тогда пришла ко мне в слезах и просила отправиться в пустыню. Чтобы напроситься в помощники королю. Чтоб он там не один сажал свои заветные деревья. Тем более, она была матерью его сына, Грань переступившего, а я – его сестрой. И так бы мы все трое, дружно, Памятную рощу ради Лэра возвели. И посадили бы намного больше вместе. Что ж, ради любимого брата… Хотя… если совсем честно, то и этот широкий жест отца ради благополучия души Лэра мне душу тронул. Но… сдохнуть он, что ли, собрался там?! Ладно я, но у него ж ещё осталась жена с которой он вместе пробыл несколько десятков лет, не одну беду вместе перенёс напополам с ней!
И мы с нею даже надели платья из грубой ткани, оставили вся наши украшения дома, по-простому волосы подвязали – и вымолили магов, помощников Сина, нас переместить в пустыню.
Но Хэл нашей помощи не принял и мольбам жены своей не внял. Сказал, что правильно мы поняли – то Памятная роща ради сына – и потому лишь одному ему её сажать. И нагло нас выгнал. Велел своим магам больше нас не пускать. И, кстати, не подпускать к нему в ближайшие дни «предателя Сина».
Так среди самой суровой пустыни мира вырос оазис-лес…
Пока его садивший валялся в забытьи, пока растения пытались прижиться средь магией наполненной, «доправленной земли», королева высадила двадцать памятных деревьев за Лэра близ временного дворца, у покоев сына. И я ей помогала. Высадила сама ещё пятнадцать. А потом жена отца отправилась сама наводить уборку в комнате Лэра. Меня не пустила, хотя я предлагала ей помочь.
- Я хочу немного посидеть там одна, - тихо сказала женщина, - Сидеть, смотреть, как всё лежит там на тех же самых местах. Чтобы представить на мгновение, что ничего не было, что Лэр всего лишь вышел ненадолго, но скоро вернётся и снова в свои покои войдёт.
Я разыскала Сина и попросила его тайком за нею присмотреть: я сильно волновалась за неё. Син поклялся, что будет незаметно её опекать.
И под кроватью Лэра королева нашла лист с письмом. Долго сидела, прижимая его к себе и рыдая – он был мокрый от её слёз, почти целиком, когда она его принесла. К счастью, чернила не потекли, продолжая хранить послание:
«Моей милой сестрице Рён.
Прости, Зарёна. Можно я ещё разок назову тебя на эльфийский манер?
Мы – звенья одной цепи.
Мы – нити одного узора.
На шали мира все наши пути
Вплетены в созвучие вечного хора.
Мы вечно идём все рядом…
Капли воды морской…
Песчинки в холмах пустыни…
И, когда сердце твоё сожмёт тоской,
Помни:
Мы – звенья одной цепи.
Мы – нити одного узора»
- Кажется, Лэр чувствовал, что подходит его время уйти, - плача, молвила королева, - И он написал это для тебя, прощаясь.
Растерянно перечитала короткое послание. Вновь и вновь.
- Мы – звенья одной цепи… Мы – нити одного узора… Такое ощущение, что Лэр хотел что-то сказать, но вот что?..
- Да, странные строки… - вздохнула мать брата, - Но, знаешь, не все перед уходом туда сохраняют ясный рассудок. Но, всё-таки… даже теряя последние силы и теряя своё сознание, он всё равно пытался сказать, что ты важна для его сердца.
Вздохнула. Она разрыдалась сильнее. И, подойдя к ней ещё ближе, её обняла. Робко погладила по спине. И ещё. Ещё. Погладила по голове. Мать моего брата плакала долго, отчаянно. Потом вроде смирилась. Когда она мягко отстранилась, и я вновь увидела её глаза, уже какие-то тёмные, пустые, то испугалась её взгляда. Кажется, сын был самым драгоценным, что у неё было. И она его потеряла.
- Постойте… - я растерянно вгляделась в лист, - А как долго его комнату не убирали? До того, как?..
- Её убирали за день. Вот, накануне утром, когда он отошёл… - королева смутилась, - Отошёл по делам…
- А я накануне вечером к нему заходила… - недоумённо потёрла правую бровь, - Точно, он тогда что-то писал, сидя на кровати, положив лист на книгу, а чернильницу – поставив возле себя на постель. Увидев меня, скомкал бумагу и бросил под кровать.
- Но этот лист совсем не мятый! – женщина растерянно моргнула.
И верно! Так… это не то послание? Или… или это всего лишь чистовик?
Взволнованно сжала руки эльфийки:
- Может, там было ещё что-то?..
- Но куда тогда пропал тот смятый лист? После… после того, как… там уже не убирали! – несчастная мать Лэра куснула губу, - Я велела ничего не трогать. Будто он только вышел ненадолго и скоро вернётся. Вроде бы, туда и не заходил никто… разве что тайно.
Мы растерянно посмотрели друг на друга.
- Значит, там могло быть ещё одно посланье! Или черновик этого, который Лэр почему-то не хотел мне показывать. Там могло быть написано что-то ещё… Но что?..
- Не знаю, - она горько вздохнула, смяла платье над сердцем, - Мы, конечно, говорили с ним, много… но тайн своего сердца он не всегда мне открывал, - рванулась к двери и бросила, не оборачиваясь, - Я соберу всех, кто прибирался в ближайшие недели! Я велю их пытать, если что! Он мог написать что-то ещё! Что-то важное! – и, подхватив подол, убежала, как обычная заплаканная встревоженная девчонка.
- Мы – звенья одной цепи… Мы – нити одного узора… - снова напела я, перебирая струны, - Лэр… брат мой Лэр… Что ты хотел этим сказать? На что ты хотел намекнуть?
Может, что мы близки? Что жизни наши связаны?
Задумчиво ущипнула струны.
- Нет, тут что-то не то… ведь если это он про него и про меня… если он звено и я звено… ведь два звена, два сплетённых кольца – это же ещё не цепь, верно? И только две нити не смогут сложить полного узора, не сложатся в кусок целого полотна. Да ещё и в шали мира… Шаль мира… это вроде уже что-то очень значимое, для всех?
Дверь в мою спальню – я сидела на своей кровати – распахнулась, и в комнату взлетел Син, вспотевший, встрёпанный. Я никогда прежде не видела его таким взволнованным и, тем более, неопрятным. Мужчина подскочил к кровати, вырвал у меня каэрым. Хотел было бросить его прочь, но, приметив узор на нём, с краю, видно, признал любимый какой-то мотив наследника – и инструмент уже бережно положил и не у самого края кровати. За руку меня схватил, сжал цепко пальцы на запястье.
- Пойдём, Рён! – он от волнения даже обо всей вежливости позабыл, - Нам надо срочно идти на главную поляну. На главную площадь. Там собираются все.
- Что случилось? – я позволила ему меня утянуть, пошла следом за ним.
Син от волнения даже забыл посмотреть, обута ли я. А я, беспокоясь, что случилось нечто серьёзное, не стала настаивать, чтобы он подождал и дал мне обуться. По всему его облику было ясно, что случилось что-то не то. Что-то жуткое или потрясающее.
- Драконы придут. Нас Мишур предупредил, их посланник, - говорил Син на бегу, потом вдруг сорвался на бег, и я невольно побежала следом, - Они огорчились, что Лэр ушёл за Грань… Точнее, - он злобно улыбнулся, - Они боятся, как бы не было войны. И решили запоздало откупиться. Обещали, что помогут найти разрушителя дворца.
- Как-то они внезапно! – вздохнула, - Вот какое дело нам сейчас до прошлого дворца?
- Мы сами не сможем его найти, а они, видно, смогут…
- У короля сын Грань переступил! Какие тут ещё дворцы и беглые преступники?
Син остановился, строго взглянул на меня.
- А ты видела короля в ближайшие дни? После его возвращения из пустыни?
- Нет.
- А я видел! И сам испугался. То он валялся измождённый. То, очнувшись, тенью бродит по Лесу. Он на грани срыва. Может обезумить от горя. И тогда либо объявит войну с драконами – и мы будем обязаны ему подчиниться – или в одиночку пойдёт мстить Матарну.
- Но я же уже едва его не убила!
- Вот именно! Мстить пошла ты! – эльф до боли сдавил моё запястье, - Ты лишила короля возможности отомстить самому.
- Но королю не пристало… вроде…
- Лэр – его единственный сын! Месть могла бы утешить Хэла, хоть немного. Да и он сам мог убить Матарна. Хэл – хороший воин. Но ты его такой радости лишила. У него ничего не осталось. Да, ты его дочь, ты – последняя надежда Эльфийского леса, но он зол на тебя. И, может, потребуется время, чтобы Хэл снова принял тебя. Да что ты стоишь?! – и рванул меня дальше.
- Слушай… - сказала я на бегу, но мужчина до того ушёл в свои суматошные мысли и чувства, что не услышал, - Слушай!
- А? – Син растерянно обернулся, - Ты что-то только что сказала?
- Но это странно… Если Мишур действительно родственник Матарна… Почему с таким посланием об услуге прислали именно его? Разве отец рад будет его, родственника убийцы, точнее, привёдшего к гибели сына… зачем Хэлу именно его видеть? По-моему, посылать сейчас Мишура – это жестоко.
- И верно… - тихо выдохнул Син и посмотрел на меня уже с уважением, - Конечно, это всё выглядит подозрительно. Да и Хэл может наброситься на Мишура в гневе или в приступе безумия. Как будто они сами хотят с нами войны?! Или… это такая попытка Мишура извиниться перед нами и семьёй Лэра, оказав большую услугу?
Мы пришли к той же площадке между холмов, на которой проводилось соревнование меж кандидатов на место моего жениха. Король, стоял возле неё вместе с королевой. На жену отца было больно смотреть, так она исхудала от волнений. Да и муж её был бледноват, тоже на лице его появилась нездоровая худоба. Собравшиеся эльфы – даже, кажется, на несколько рядов больше стало – тихо, но оживлённо переговаривались.
С тоской подумала, что ещё недавно здесь было оживлённо по другой, более радостной причине. И тогда ещё мой брат был живой. Брат… О, брат мой! Как ты недолго был со мной! Но ты останешься самым светлым следом в моей жизни, после мамы! И намного более ярким следом, чем Григорий. Тот, который тоже на несколько недель пришёл в мою жизнь, чтобы поддерживать меня, выучить и греть моё сердце. Он не сумел его согреть, но он пытался. Пожалуй, из них двоих я люблю больше всего Лэра. И, вдобавок, именно Лэр – мой настоящий брат.
Мой взгляд упал на трёх эльфов, ещё только подходящих к месту собраний. Потому что многие из наблюдателей на них косились, а кто-то шепнул своим соседям, смотревшим в другом направлении, чтобы они повернулись туда.
К среднему холму приближались Нэл, эльф лет двадцати трёх на вид и эльфийка лет восемнадцати. Незнакомые мне мужчина и женщина были очень скромно одеты. Он в тускло-багровые, она – в белые одежды. И вышивка, очень красивая, вилась только по вороту её платья, пара завитков у ворота его рубашки. Из украшений – только скромные серебряные серьги в её ушах. У незнакомого эльфа, в отличие от многих присутствующих мужчин, не было кинжала у пояса.
Нэл, смотря на меня, шепнул им что-то едва слышно. Его спутники повернулись туда, куда он только что-то смотрел. И очень внимательно посмотрели на меня. Мужчина темноволосый и зеленоглазый. Женщина сероглазая и светловолосая. Очень красивая, хотя и одета весьма просто. Впрочем, когда она тепло улыбнулась, встретившись со мной взглядом, эта эльфийка мне очень понравилась. Все трое почтительно поклонились королю и королеве, потом – мне. Когда они выпрямились, я запоздало заметила, как сильно Нэл похож на них. Значит, это его родители. Мать моего жениха снова посмотрела на меня. Я дружелюбно ей улыбнулась. Она, робко улыбнувшись в ответ, повернулась к сыну, потрепала его по щеке и что-то ему тихо сказала. Я почему-то заподозрила, что это было сказано обо мне. Услышав, Нэл просиял и быстро посмотрел на меня. Явно говорили обо мне.
