Не вой, не вой!
С тобой друг твой:
Твой верный Лес,
Объятья щедры.
Свети, свети!
И заплети
Весь облик твой
В узор легенды.
Гори, гори!
Путь протори.
Но не для них:
Себе на радость.
Живи, живи!
К концу плыви
Горда, сильна.
Я не сломалась!
А если боль
И исподволь,
Её не слушай.
Иди вперёд.
Лети, лети,
Чтоб обрести
В легендах
И жизнь, и душу…
Я зажгла костёр. Настоящий, из подобранных веток. Хотя Григорий просил меня не разводить обычного огня в лесу, так как лес по-своему живой и земле от этого жгучего жара больно. И, мол, чем больше мучишь лес, тем меньше от него получишь добра в будущем. Если с дружбой пришёл, с добром – дары получишь. Если мучить пришёл – то добывать лесные сокровища будешь с трудом, в борьбе. Но сейчас мне стало всё равно. Пламя внутри меня не угасало. И тогда я решила развести костёр извне. Чтобы горячие языки пламени и летящие искры напомнили мне о том, как моя мама ушла за Грань, а я сожгла оставленное ею тело и наш дом… и как я вместе с ними сожгла свою душу…
Пламя плясало передо мной и внутри моей души. Я размазывала тёплые солёные слёзы по лицу, по волосам, слепляя наглые пряди и отправляя их за уши. Заострённые сверху. Они всегда мне будут напоминать об эльфах, к которым я невольно отношусь и которые доставили мне целое море боли.
А потом с ужасом поняла: моя жизнь, как эти отблески костра – яркая, танцующая во тьме, но такая же холодная – мимолётному свету, который есть у меня, не согреть моё сердце. А я никогда не решусь войти в манящее тёплое пламя. И сама своего тепла никому никогда не отдам. Просто сполна отведала боли и теперь её боюсь. Отблески костра… зарница зарождающегося дня… вот мой путь и другого у меня нету.
Ветка за моей спиной хрустнула под чьей-то ногой. Я с надеждой обернулась. Он?..
Несколько серьёзных эльфов обступили меня. Не Нэл. Неужели, моя душа всё-таки не сгорела в тот день? Иначе почему так больно?
Остроухие справа чуть подвинулись, пропуская того белобрысого, который куда-то увёл Нэла, после чего мой спаситель едва не погиб. Хэм держал в руках белый каменный кинжал с чёрно-голубыми прожилками. Переместиться не успела: неведомая сила обхватила меня, скрутила. Вслед за ней в мои руки вцепились два темноволосых эльфа. С трудом справилась с проклятой магией, рванулась. Но стройные, кажущиеся худыми и хрупкими, парни держали меня необычайно крепко. Хэм медленно подошёл ко мне, поигрывая кинжалом. Тихо произнёс:
- Извините! – и уколол край моего пальца.
Кровь закапала на белый камень. Эльфы напряжённо застыли, всматриваясь в кинжал. И я, похолодев от ужаса, смотрела, не понимая, чего они от меня хотят. Только с оружием ничего не произошло: капли крови стекли с него и он остался таким же белоснежным, так же лениво и грозно поблёскивал в солнечных лучах…
- Первое поколение! – растерянно произнёс Хэм.
Лёгкие движение его пальцев – я похолодела, боясь быть зверски замученной чокнутыми магами остроухих – и ранка затянулась, а кровь – перестала капать.
- Простите, кровь по-другому брать не умеем для ритуала.
Я застыла, пытаясь вспомнить, как часто ходили слухи, что эльфы кого-то толпою режут?.. Что за ритуалы у них такие жуткие? Об Эльфийском лесу и его обитателях мало чего известно. Даже Григорий не всё вроде говорил. Об том, что остроухие девушек хватают толпою и лезвием в них тычут кинжала или меча – не говорил. Вроде б с его слов эльфы не были душегубами злорадными, но эти… я столкнулась с отбросами и ублюдками Эльфийского леса?! Только бы сразу прирезали для своих гнусных дел, но не поимели! Лучше сдохнуть, чем жить без чести девичьей, если выживу после их глумления и надругательств! Маму муж выкинул утром после свадьбы, потому что честь девичью не дал ей тот поганец из остроухих сохранить – и страшным кошмарным сном жизнь у неё и у меня за честь потерянную стала: всем сразу на всю деревню материн муж орал, что ему жена досталась грязной и поганой блядуньей!
Меня неожиданно выпустили. И каждый из остроухих почтительно опустился на одно колено. Мне было всё равно, что на них нашло, кого они разглядели за своей спиною. Наверное предводитель шайки их вышел, глава душегубов и мучителей. Мне-то им кланяться не с чего! Они замолчали подозрительно.
Хотелось убежать, скрыться!.. В тот уютный дом, который когда-то построил Нэл. Странно, мне почему-то безумно захотелось туда вернуться! Но если я опять переступлю порог, будет ли он ещё жив? И хуже того: если я вернусь, то Нэл поймёт, что он мне не противен. А вдруг этот мужчина наиграется со мной и бросит? Как отец настоящий мой мать выкинул стать посмешищем и мишенью для издёвок и срывания злобы у всей нашей большой деревни! У кого хоть раз после свадьбы муж сболтнул, что досталась грязною – вовек не отмыться несчастной молодой жене! Или вообще подыхать из дому выкинет муж разгневанный! Так боялась, что остроухий Нэл будет тем же бабником, после того, как я добровольно, сама, пришла к нему и сдалась! Моя гордость и сердце моё этого не вынесет!
Мои мучители молчали. Я отступила назад, едва не наступив на костёр. И мои штаны загорелись бы, не погасни внезапно пламя. А потом из-за деревьев вышел он, опускающий руку. Видимо, сам убрал пламя. Точно такой же: его внешность до малейших чёрт совпадала с маминым описанием.
- Здравствуй, дочка! – произнёс остроухий, радостно улыбнувшись.
На его лице прошедшие года не отразились – обманчивое лицо эльфийское лет двадцати семи-девяти – да и улыбался он так, словно все жизненные тяготы и потрясения обошли его стороной. Ещё бы, это мы с матерью кровавыми слезами плакали из-за его одного поганого счастливого дня! Пламя внутри меня вспыхнуло ещё жарче. Не думая, ступила на шаг к нему. И эльфы почтительно раздвинулись, уступая мне дорогу. То они грубые, кидаются не пойми отчего, то вдруг становятся неестественно вежливыми, сияют, смотря на счастливое лицо этого негодяя. Ну да мне всё равно, отчего.
Медленно подошла к улыбающемуся отцу. Осклабилась. И плюнула ему в лицо. Он застыл от потрясения, так что я ещё и плевок размазала по его щеке сильной пощёчиной. И прошипела:
- Это за маму!
Миг – и другие эльфы оказались около нас, грубо схватили меня, болезненно сжали руки.
- Ты оскорбила нашего короля! – прошипел Хэм.
И тут я поняла, что их главную заразу оскорбила, правителя самого. Наш вот кроль хамов не прощал никогда: дохли в муках и быстро Грань переходили или в мучениях страшных. И я теперь уже не смогу вернуться домой к ёжику, к язвительному и одновременно заботливому Нэлу раненному. Никогда. Хотя больше всего мне сейчас захотелось именно этого!.. Только месть и обида застили тогда мои глаза. И я увидела истину слишком поздно: мне Нэл как человек понравился и как мужчина немного. Так что сама виновата, раз его сильно обидела. Всего-то целоваться полез, раз победил меня даже раненный в поединке на кинжалах. И бояться мне уже нечего гибели полной моей. Да если и случится чудо – и я вырвусь или эти мерзавцы меня отпустят – Нэл не примет меня обратно. Я же оттолкнула его, и оставила одного, раненного тяжело, ещё и вымотанного тем нашим поединком с кинжалами. Он жив ли ещё?! Как я могла так с ним поступить? Что я наделала! Но прошлое не изменится. И мне всё равно, что теперь со мной сделают: у меня больше ничего не осталось. И никому в этом мире я уже не нужна. Как отблески костра: всем нужен жар пламени и его тепло, но никак не всполохи и погасающие искры…
Засмеялась как сумасшедшая: яростно, громко, неистово. И весело прокричала:
- А мне плевать, кто ты такой!
И приложила к моему ненавидящему воплю ровно столько грязных и смачных ругательств, сколько успела, пока мне не заткнули рот…
Лес в Черноречье встретил меня так же угрюмо, как и прочие обитатели Враждующих стран. Полный маленьких уютных лужаек с душистыми цветами, весь унизанный снежно-угольными стволами берёз, полный птичьего весеннего пенья, он всё равно выглядел мрачным и недовольным. Цветы в нём благоухали так, словно в следующий миг готовились завянуть. Берёзы как будто источали холод. Птицы трещали, чирикали и скрипели как-то надрывно и нервно. В островках сочной травы уныло шуршали насекомые. Листва колыхалась натужно и вяло, словно сил в ней совсем не осталось. Всё вокруг было полно жизни: листва зеленела, все растения росли, цвели и некоторые даже успели приготовить семена и плоды, и, тем не менее, в окружающем пространстве как будто не хватало чего-то главного, без чего жизнь не вправе носить это гордое имя, без чего она близка к покою, который вот-вот перейдёт к разрушению. Эта земля заболела из-за боли своих обитателей. Временами состояние её ухудшалось, что выливалось в наводнения, град, засуху и неурожаи, но всё ещё держалась на грани гибели и существования. Уж не знаю, долго ли она продержится. А впрочем, мир намного выносливее, чем его считают Основные народы.
Я низко поклонился на все четыре стороны и дружелюбно произнёс:
- Здравствуй, Лес!
Пространство, испуганно следившее за мной с того самого мига, как я возник на опушке, напряжённо замерло, изучая чужака.
- Лес, я не желаю тебе зла! Слышишь?
Пространство тихо отозвалось всевозможными звуками. У всех птиц, насекомых, растений и животных нарушился привычный ритм: моё появление было им неприятно. Так раненный зверь смотрит на приближающегося к нему охотника с немым вопросом в глазах: «Ты оборвёшь мои мучения, жестокий человек, или мало тебе той боли, которую ты причинил мне?».
Встряхнул головой, отгоняя печальные воспоминания. Увы, у меня не хватит сил, чтобы спасти всех несчастных тварей.
- Лес, мне нужно только отдохнуть в твоих объятиях! Я не буду обижать твоих обитателей!
Пространство не поверило, но набрасываться на меня своими охранниками не спешило. Интересно, а кто тут самый крупный из хищников? А, впрочем, не важно, в любом случае они не смогут мне навредить. Надо бы мне что-то подарить этому месту в обмен на еду.
Развернул полотенце, достал флейту, заиграл. Исполнил одну мелодию, пока настроение не ускользнуло.
Мне вспомнилась вдруг измученная синеглазая простолюдинка из Светополья, которой помог, накормив, и, особенно, выражение её лица, когда она услышала, что спетая ею песня – мне в благодарность за помощь, вместо оплаты – старая народная песня Новодалья. А ещё у неё были синие глаза, как у новодальцев. Вот зря ляпнул, зря потревожил ей душу. Но её синие глаза… у светопольцев не было синих глаз. Её мать или бабку изнасиловал кто-то из вражеских воинов? Нет, она запомнила ту песню, значит, кто-то из новодальцев был с ней и пел ей её, не раз.
Насколько мне известно, до того дня, когда короли Новодалья, Светополья и Черноречья вдрызг перессорились, эти народы были довольно-таки близки, много общались, обменивались друг с другом знаниями, предметами искусства, товарами, да и роднились вполне охотно. Возможно, они все вышли из одного народа, прежде населявшего эту часть Белого края. Впрочем, столь глубоко в историю Белого края я не погружался. Точно помню, что поссорились правители шестьдесят семь лет назад, а вот от чего – никому не известно. Собрались все вместе на обед в Черноречье, выгнали слуг, смеялись, общались, обсуждали важные вопросы, а потом отчего-то принялись орать, да и выскочили из той залы заклятыми врагами.
А впрочем, мне нет дела до всей этой истории. Я бы и не совался в негостеприимные Враждующие страны, если бы не порвался магический слой в том месте, откуда я собирался переместиться в Тайноземье. А потом из осторожности переместился недалеко, выбрав самое безопасное заклинание, рассчитанное на перемещение в место с целым магическим полем. Ладно, так хоть случайно девушке помог. Жаль только, что взбаламутил чувства той светопольки, сказав про ту песню.
Играть как-то расхотелось от всех этих мыслей о войне и бессмысленных убийствах. Ладно, поем тогда.
Спрятал флейту в свёрток, нашёл травы со съедобными кореньями, выкопал, поел. Накопал съедобных кореньев про запас, нарвал трав. Заклинанием вычислил, в каком направлении находится ближайший населённый пункт: мне потребуются деньги и еда. Пошёл в нужном направлении. Лес наблюдал за мной настороженно и даже… укоризненно?
Вслух сказал:
- Ну, извини, Лес. Мне надо здесь пройти. Именно здесь.
Ритм лесного шума как будто не изменился. Лес то ли поверил мне, то ли предпочёл воздержаться от комментариев.
Выбрался к большой деревне. Осторожно перелез через высокую ограду, венчавшуюся острыми зубьями отёсанных брёвен – ворота были заперты – и нос к носу столкнулся с доброй дюжиной больших непривязанных собак, а так же получил испуганный вопль ближайшей к ограде селянки. Та выплеснула на меня воду, только что набранную из колодца – ледяная волна накрыла ближайших ко мне собак. От опустевшего деревянного ведра и я, и звери увернулись.
- Хватайте его! Рвите! – истошно верещала толстая женщина, прицеливаясь вторым ведром, в которое ещё не успела набрать воды.
Прежде, чем собаки бросились, а я отпрыгнул, расслышал, как повсюду захлопали двери: обитатели деревни готовились к обороне. Говорят, во Враждующих странах все мужчины – воины.
Уклонился от трёх собак: две налетели друг на друга, третья мордой приземлилась на валявшееся ведро, взвыла. Я поднял вверх левую руку, представляя, как внутри у меня, в области сердца, появляется яркая искра – звери недоумённо замерли. Разжёг искру в пылающий шар, потом сделал его жарким и ярким как солнце. И на глазах сбегавшихся вооружённых селян – немногочисленные мужчины, парни и старики держали мечи, а многочисленные женщины схватили сковороды, ухваты и вилы – собаки опустились передо мной, умилённо заглядывая мне в лицо, виляя хвостами.
Долгую немую сцену нарушило появление шумной ватаги мальчишек со скалками и кухонными ножами, а за ними – эдак с полусотню собак, от дряхлых до щенков. Вожак подрастающего войска – подросток лет тринадцати – нёс маленький топор. В отличие от взрослых, юная охрана не смутилась странного дружелюбия собак к чужаку – и с воплями, отталкивая самых рьяных четвероногих помощников, лезших вперёд и от того путавшихся у них под ногами, помчалась на меня. Собаки, до того преданно лежавшие у моих ног, вскочили и бросились на своих юных хозяев.
Пришлось мне метнуться между теми и другими, оттолкнуть самых смелых и злых, причём, без использования оружия и уклоняясь от топора, лезвий, скалок и клыков. Ух и упарился я, усмиряя самых ретивых голыми руками! Зверей-то я быстро успокоил, а вот юнцы не сразу остановились. Пришлось осторожно выбивать оружие из рук защитников своим свёртком и свободной рукой, а потом довести нападающих до того, что они сами без сил попадали вокруг меня. Воевода упал на хвост собаке, та взвизгнула и вцепилась ему зубами в ногу. Подросток уклонился, а её пасть стала забита оторванным куском от его штанины. Когда я, тяжело дыша, выпрямился, взрослые и дети смотрели на меня с уважением и восхищением.
С тобой друг твой:
Твой верный Лес,
Объятья щедры.
Свети, свети!
И заплети
Весь облик твой
В узор легенды.
Гори, гори!
Путь протори.
Но не для них:
Себе на радость.
Живи, живи!
К концу плыви
Горда, сильна.
Я не сломалась!
А если боль
И исподволь,
Её не слушай.
Иди вперёд.
Лети, лети,
Чтоб обрести
В легендах
И жизнь, и душу…
Я зажгла костёр. Настоящий, из подобранных веток. Хотя Григорий просил меня не разводить обычного огня в лесу, так как лес по-своему живой и земле от этого жгучего жара больно. И, мол, чем больше мучишь лес, тем меньше от него получишь добра в будущем. Если с дружбой пришёл, с добром – дары получишь. Если мучить пришёл – то добывать лесные сокровища будешь с трудом, в борьбе. Но сейчас мне стало всё равно. Пламя внутри меня не угасало. И тогда я решила развести костёр извне. Чтобы горячие языки пламени и летящие искры напомнили мне о том, как моя мама ушла за Грань, а я сожгла оставленное ею тело и наш дом… и как я вместе с ними сожгла свою душу…
Пламя плясало передо мной и внутри моей души. Я размазывала тёплые солёные слёзы по лицу, по волосам, слепляя наглые пряди и отправляя их за уши. Заострённые сверху. Они всегда мне будут напоминать об эльфах, к которым я невольно отношусь и которые доставили мне целое море боли.
А потом с ужасом поняла: моя жизнь, как эти отблески костра – яркая, танцующая во тьме, но такая же холодная – мимолётному свету, который есть у меня, не согреть моё сердце. А я никогда не решусь войти в манящее тёплое пламя. И сама своего тепла никому никогда не отдам. Просто сполна отведала боли и теперь её боюсь. Отблески костра… зарница зарождающегося дня… вот мой путь и другого у меня нету.
Ветка за моей спиной хрустнула под чьей-то ногой. Я с надеждой обернулась. Он?..
Несколько серьёзных эльфов обступили меня. Не Нэл. Неужели, моя душа всё-таки не сгорела в тот день? Иначе почему так больно?
Остроухие справа чуть подвинулись, пропуская того белобрысого, который куда-то увёл Нэла, после чего мой спаситель едва не погиб. Хэм держал в руках белый каменный кинжал с чёрно-голубыми прожилками. Переместиться не успела: неведомая сила обхватила меня, скрутила. Вслед за ней в мои руки вцепились два темноволосых эльфа. С трудом справилась с проклятой магией, рванулась. Но стройные, кажущиеся худыми и хрупкими, парни держали меня необычайно крепко. Хэм медленно подошёл ко мне, поигрывая кинжалом. Тихо произнёс:
- Извините! – и уколол край моего пальца.
Кровь закапала на белый камень. Эльфы напряжённо застыли, всматриваясь в кинжал. И я, похолодев от ужаса, смотрела, не понимая, чего они от меня хотят. Только с оружием ничего не произошло: капли крови стекли с него и он остался таким же белоснежным, так же лениво и грозно поблёскивал в солнечных лучах…
- Первое поколение! – растерянно произнёс Хэм.
Лёгкие движение его пальцев – я похолодела, боясь быть зверски замученной чокнутыми магами остроухих – и ранка затянулась, а кровь – перестала капать.
- Простите, кровь по-другому брать не умеем для ритуала.
Я застыла, пытаясь вспомнить, как часто ходили слухи, что эльфы кого-то толпою режут?.. Что за ритуалы у них такие жуткие? Об Эльфийском лесу и его обитателях мало чего известно. Даже Григорий не всё вроде говорил. Об том, что остроухие девушек хватают толпою и лезвием в них тычут кинжала или меча – не говорил. Вроде б с его слов эльфы не были душегубами злорадными, но эти… я столкнулась с отбросами и ублюдками Эльфийского леса?! Только бы сразу прирезали для своих гнусных дел, но не поимели! Лучше сдохнуть, чем жить без чести девичьей, если выживу после их глумления и надругательств! Маму муж выкинул утром после свадьбы, потому что честь девичью не дал ей тот поганец из остроухих сохранить – и страшным кошмарным сном жизнь у неё и у меня за честь потерянную стала: всем сразу на всю деревню материн муж орал, что ему жена досталась грязной и поганой блядуньей!
Меня неожиданно выпустили. И каждый из остроухих почтительно опустился на одно колено. Мне было всё равно, что на них нашло, кого они разглядели за своей спиною. Наверное предводитель шайки их вышел, глава душегубов и мучителей. Мне-то им кланяться не с чего! Они замолчали подозрительно.
Хотелось убежать, скрыться!.. В тот уютный дом, который когда-то построил Нэл. Странно, мне почему-то безумно захотелось туда вернуться! Но если я опять переступлю порог, будет ли он ещё жив? И хуже того: если я вернусь, то Нэл поймёт, что он мне не противен. А вдруг этот мужчина наиграется со мной и бросит? Как отец настоящий мой мать выкинул стать посмешищем и мишенью для издёвок и срывания злобы у всей нашей большой деревни! У кого хоть раз после свадьбы муж сболтнул, что досталась грязною – вовек не отмыться несчастной молодой жене! Или вообще подыхать из дому выкинет муж разгневанный! Так боялась, что остроухий Нэл будет тем же бабником, после того, как я добровольно, сама, пришла к нему и сдалась! Моя гордость и сердце моё этого не вынесет!
Мои мучители молчали. Я отступила назад, едва не наступив на костёр. И мои штаны загорелись бы, не погасни внезапно пламя. А потом из-за деревьев вышел он, опускающий руку. Видимо, сам убрал пламя. Точно такой же: его внешность до малейших чёрт совпадала с маминым описанием.
- Здравствуй, дочка! – произнёс остроухий, радостно улыбнувшись.
На его лице прошедшие года не отразились – обманчивое лицо эльфийское лет двадцати семи-девяти – да и улыбался он так, словно все жизненные тяготы и потрясения обошли его стороной. Ещё бы, это мы с матерью кровавыми слезами плакали из-за его одного поганого счастливого дня! Пламя внутри меня вспыхнуло ещё жарче. Не думая, ступила на шаг к нему. И эльфы почтительно раздвинулись, уступая мне дорогу. То они грубые, кидаются не пойми отчего, то вдруг становятся неестественно вежливыми, сияют, смотря на счастливое лицо этого негодяя. Ну да мне всё равно, отчего.
Медленно подошла к улыбающемуся отцу. Осклабилась. И плюнула ему в лицо. Он застыл от потрясения, так что я ещё и плевок размазала по его щеке сильной пощёчиной. И прошипела:
- Это за маму!
Миг – и другие эльфы оказались около нас, грубо схватили меня, болезненно сжали руки.
- Ты оскорбила нашего короля! – прошипел Хэм.
И тут я поняла, что их главную заразу оскорбила, правителя самого. Наш вот кроль хамов не прощал никогда: дохли в муках и быстро Грань переходили или в мучениях страшных. И я теперь уже не смогу вернуться домой к ёжику, к язвительному и одновременно заботливому Нэлу раненному. Никогда. Хотя больше всего мне сейчас захотелось именно этого!.. Только месть и обида застили тогда мои глаза. И я увидела истину слишком поздно: мне Нэл как человек понравился и как мужчина немного. Так что сама виновата, раз его сильно обидела. Всего-то целоваться полез, раз победил меня даже раненный в поединке на кинжалах. И бояться мне уже нечего гибели полной моей. Да если и случится чудо – и я вырвусь или эти мерзавцы меня отпустят – Нэл не примет меня обратно. Я же оттолкнула его, и оставила одного, раненного тяжело, ещё и вымотанного тем нашим поединком с кинжалами. Он жив ли ещё?! Как я могла так с ним поступить? Что я наделала! Но прошлое не изменится. И мне всё равно, что теперь со мной сделают: у меня больше ничего не осталось. И никому в этом мире я уже не нужна. Как отблески костра: всем нужен жар пламени и его тепло, но никак не всполохи и погасающие искры…
Засмеялась как сумасшедшая: яростно, громко, неистово. И весело прокричала:
- А мне плевать, кто ты такой!
И приложила к моему ненавидящему воплю ровно столько грязных и смачных ругательств, сколько успела, пока мне не заткнули рот…
Глава 1. История Кана - Тень ушедшего
Лес в Черноречье встретил меня так же угрюмо, как и прочие обитатели Враждующих стран. Полный маленьких уютных лужаек с душистыми цветами, весь унизанный снежно-угольными стволами берёз, полный птичьего весеннего пенья, он всё равно выглядел мрачным и недовольным. Цветы в нём благоухали так, словно в следующий миг готовились завянуть. Берёзы как будто источали холод. Птицы трещали, чирикали и скрипели как-то надрывно и нервно. В островках сочной травы уныло шуршали насекомые. Листва колыхалась натужно и вяло, словно сил в ней совсем не осталось. Всё вокруг было полно жизни: листва зеленела, все растения росли, цвели и некоторые даже успели приготовить семена и плоды, и, тем не менее, в окружающем пространстве как будто не хватало чего-то главного, без чего жизнь не вправе носить это гордое имя, без чего она близка к покою, который вот-вот перейдёт к разрушению. Эта земля заболела из-за боли своих обитателей. Временами состояние её ухудшалось, что выливалось в наводнения, град, засуху и неурожаи, но всё ещё держалась на грани гибели и существования. Уж не знаю, долго ли она продержится. А впрочем, мир намного выносливее, чем его считают Основные народы.
Я низко поклонился на все четыре стороны и дружелюбно произнёс:
- Здравствуй, Лес!
Пространство, испуганно следившее за мной с того самого мига, как я возник на опушке, напряжённо замерло, изучая чужака.
- Лес, я не желаю тебе зла! Слышишь?
Пространство тихо отозвалось всевозможными звуками. У всех птиц, насекомых, растений и животных нарушился привычный ритм: моё появление было им неприятно. Так раненный зверь смотрит на приближающегося к нему охотника с немым вопросом в глазах: «Ты оборвёшь мои мучения, жестокий человек, или мало тебе той боли, которую ты причинил мне?».
Встряхнул головой, отгоняя печальные воспоминания. Увы, у меня не хватит сил, чтобы спасти всех несчастных тварей.
- Лес, мне нужно только отдохнуть в твоих объятиях! Я не буду обижать твоих обитателей!
Пространство не поверило, но набрасываться на меня своими охранниками не спешило. Интересно, а кто тут самый крупный из хищников? А, впрочем, не важно, в любом случае они не смогут мне навредить. Надо бы мне что-то подарить этому месту в обмен на еду.
Развернул полотенце, достал флейту, заиграл. Исполнил одну мелодию, пока настроение не ускользнуло.
Мне вспомнилась вдруг измученная синеглазая простолюдинка из Светополья, которой помог, накормив, и, особенно, выражение её лица, когда она услышала, что спетая ею песня – мне в благодарность за помощь, вместо оплаты – старая народная песня Новодалья. А ещё у неё были синие глаза, как у новодальцев. Вот зря ляпнул, зря потревожил ей душу. Но её синие глаза… у светопольцев не было синих глаз. Её мать или бабку изнасиловал кто-то из вражеских воинов? Нет, она запомнила ту песню, значит, кто-то из новодальцев был с ней и пел ей её, не раз.
Насколько мне известно, до того дня, когда короли Новодалья, Светополья и Черноречья вдрызг перессорились, эти народы были довольно-таки близки, много общались, обменивались друг с другом знаниями, предметами искусства, товарами, да и роднились вполне охотно. Возможно, они все вышли из одного народа, прежде населявшего эту часть Белого края. Впрочем, столь глубоко в историю Белого края я не погружался. Точно помню, что поссорились правители шестьдесят семь лет назад, а вот от чего – никому не известно. Собрались все вместе на обед в Черноречье, выгнали слуг, смеялись, общались, обсуждали важные вопросы, а потом отчего-то принялись орать, да и выскочили из той залы заклятыми врагами.
А впрочем, мне нет дела до всей этой истории. Я бы и не совался в негостеприимные Враждующие страны, если бы не порвался магический слой в том месте, откуда я собирался переместиться в Тайноземье. А потом из осторожности переместился недалеко, выбрав самое безопасное заклинание, рассчитанное на перемещение в место с целым магическим полем. Ладно, так хоть случайно девушке помог. Жаль только, что взбаламутил чувства той светопольки, сказав про ту песню.
Играть как-то расхотелось от всех этих мыслей о войне и бессмысленных убийствах. Ладно, поем тогда.
Спрятал флейту в свёрток, нашёл травы со съедобными кореньями, выкопал, поел. Накопал съедобных кореньев про запас, нарвал трав. Заклинанием вычислил, в каком направлении находится ближайший населённый пункт: мне потребуются деньги и еда. Пошёл в нужном направлении. Лес наблюдал за мной настороженно и даже… укоризненно?
Вслух сказал:
- Ну, извини, Лес. Мне надо здесь пройти. Именно здесь.
Ритм лесного шума как будто не изменился. Лес то ли поверил мне, то ли предпочёл воздержаться от комментариев.
Выбрался к большой деревне. Осторожно перелез через высокую ограду, венчавшуюся острыми зубьями отёсанных брёвен – ворота были заперты – и нос к носу столкнулся с доброй дюжиной больших непривязанных собак, а так же получил испуганный вопль ближайшей к ограде селянки. Та выплеснула на меня воду, только что набранную из колодца – ледяная волна накрыла ближайших ко мне собак. От опустевшего деревянного ведра и я, и звери увернулись.
- Хватайте его! Рвите! – истошно верещала толстая женщина, прицеливаясь вторым ведром, в которое ещё не успела набрать воды.
Прежде, чем собаки бросились, а я отпрыгнул, расслышал, как повсюду захлопали двери: обитатели деревни готовились к обороне. Говорят, во Враждующих странах все мужчины – воины.
Уклонился от трёх собак: две налетели друг на друга, третья мордой приземлилась на валявшееся ведро, взвыла. Я поднял вверх левую руку, представляя, как внутри у меня, в области сердца, появляется яркая искра – звери недоумённо замерли. Разжёг искру в пылающий шар, потом сделал его жарким и ярким как солнце. И на глазах сбегавшихся вооружённых селян – немногочисленные мужчины, парни и старики держали мечи, а многочисленные женщины схватили сковороды, ухваты и вилы – собаки опустились передо мной, умилённо заглядывая мне в лицо, виляя хвостами.
Долгую немую сцену нарушило появление шумной ватаги мальчишек со скалками и кухонными ножами, а за ними – эдак с полусотню собак, от дряхлых до щенков. Вожак подрастающего войска – подросток лет тринадцати – нёс маленький топор. В отличие от взрослых, юная охрана не смутилась странного дружелюбия собак к чужаку – и с воплями, отталкивая самых рьяных четвероногих помощников, лезших вперёд и от того путавшихся у них под ногами, помчалась на меня. Собаки, до того преданно лежавшие у моих ног, вскочили и бросились на своих юных хозяев.
Пришлось мне метнуться между теми и другими, оттолкнуть самых смелых и злых, причём, без использования оружия и уклоняясь от топора, лезвий, скалок и клыков. Ух и упарился я, усмиряя самых ретивых голыми руками! Зверей-то я быстро успокоил, а вот юнцы не сразу остановились. Пришлось осторожно выбивать оружие из рук защитников своим свёртком и свободной рукой, а потом довести нападающих до того, что они сами без сил попадали вокруг меня. Воевода упал на хвост собаке, та взвизгнула и вцепилась ему зубами в ногу. Подросток уклонился, а её пасть стала забита оторванным куском от его штанины. Когда я, тяжело дыша, выпрямился, взрослые и дети смотрели на меня с уважением и восхищением.
