— Простите, леди Люсия из Серебрянки, — почти глумливо ответил он, соизволив, наконец, поднять на меня взгляд. — Я рос в Мессинской глуши и манерам не обучен.
В Мессине, могла бы сказать я, располагалась одна из первых школ куртуазных искусств, благо, вина и солнца менестрелям эта земля предлагала в достатке. Так что манерам там обучали. Но я промолчала, потому что Люсия из Серебрянки в Мессине никогда не бывала и быть не могла.
— Это где-то у моря? — уточнила я.
— Да, на юге, — ответил он рассеянно и подлил себе в кубок еще вина. — Далеко отсюда.
— Я и северного моря не видела.
Мне подумалось, что Люсия должна попробовать продолжить начавшийся диалог. Она же была хорошей девочкой, благообразной такой, вежливой. Невинной. Ей же хотелось завоевать это драконье отродье совершенно искренне, чтобы папочка похвалил и другие почитали за благодетельницу. Так что я дала ей шанс.
Аластар лишь снова угукнул.
— Я видела только озера, — продолжила я. — Широкие, но неглубокие. С золотым песком на дне. Матушка запрещала в них купаться, потому что в них живут никсы. Вы слышали про никс, владыка Аластар? Это водяные духи, злющие и до парней красивых охочие. Утаскивают их на дно и поминай, как звали. У нас много духов. Не все злы, некоторые помогают. Но с другими лучше не встречаться, особенно ночью.
В этот раз Аластар промолчал.
— Папенька отправил меня к вам, потому что всегда говорил, что драконы оберегают эти земли от зла. Что мы должны быть благодарны, и я собиралась вас отблагодарить. Даже не надеялась, что меня пропустят дальше ворот, думала, не подойду, — я сделала глубокий, чуть прерывистый вздох, словно вот уже слезы подступили к глазам от обиды и страха. — Думала, что у вас таких — три десятка, и счастью своему не поверила. А здесь — никого, словно все забыли. Словно ни одна девушка не посчитала за честь возлечь с вами. При Флоренусе Бладгельде, говорят, были праздники и…
— Довольно!
Одно движение, какое-то невероятно стремительное и плавное, как кошачий прыжок, и вот Аластар уже навис рядом со мной, уперевшись руками в стол так, что мне при всем желании не сбежать и не отвернуться.
Я, точнее — Люсия зажмурилась от страха.
Невинным девицам положено.
И рот изогнула так, словно вот-вот разревется.
— Просто замолчи, надоедливая ты дурочка, — рычащим шепотом произнес дракон. — Я сам велел никому не приходить, потому что… Потому что Бладгельд развел здесь… Я не хочу быть как он! Не смей произносить его имя!
Он все-таки отстранился, тяжело дыша, и я, настоящая я, подумала, что, пожалуй, из всех грехов похоть — мой самый любимый.
Слишком уж красив был этот дракон в гневе.
Глаза едва не молнии метали, брови сведены к переносице, еще и губу нижнюю прикусил, словно не знает, что делать и что говорить.
Сердце екнуло.
Может, ну его, этот весь обман? Проведем ритуал по-настоящему? Ну, притворюсь, что мне чуток больно, а кровь… Не у всех бывает, я проверила на себе.
Мой жених мне губу разбил, чтобы на простыне хоть какое-то пятно было. Обещал нос, но пожалел портить красоту своей собственности.
Я потом ему тоже кое-что разбила.
Не только самолюбие.
— Прости меня, — сказал вдруг Аластар почти смущенно. — Я не должен был…
Он развернулся и вышел из зала, оставив меня одну с тушеной олениной и благородным ледяным вином.
И хорошо, а то с этой кислой рожей напротив я уже и забыла, как прекрасно чревоугодие.
Когда время уже шло к ночи и я сидела в отведенной мне комнате и расчесывала волосы. На щетке был особый состав, именно он вытравлял из моих волос их настоящий цвет — темно-каштановый, почти черный. Без него стать блондинкой Люсией я бы не смогла. Потом, правда, волосы придется обрезать: вместе с цветом из них вымывалось и все остальное, к концу зимы белокурые локоны станут ломкими, как высохшая трава.
Стук в дверь был иным. Не таким, как обычно стучали служанки. Те робко предупреждали о себе, а потом спрашивали, не занята ли госпожа и можно ли им войти, если госпоже нужна их помощь. Этот же гость стучал уверенно, почти злобно. И молчал.
Потом постучал снова.
Я отложила щетку, набросила на плечи меховую накидку, и подошла к двери.
— К-кто там? — спросила я голосом Люсии.
Ломким, напуганным, потому что время уже позднее, в двери к невинной деве будут ломиться только если случилось что-то плохое.
— Это я, — раздался голос дракона.
Я замерла.
Пришел он, чтобы заявить мне: убирайся из замка завтра же утром, деревенская дурочка, и отцу своему передай, чтобы впредь не смел класть под меня своих дочерей и чужих тоже?
Или затем, чтобы сорвать с невинной девы одежды и сделать ее совсем не невинной?
Или чтобы убить меня?
Или…
В голове пронеслось с десяток вариантов, пока я медлила и не отвечала. Дверь, тяжелая, деревянная, с металлическими стяжками, заперта не была — пожелай дракон войти, ему было достаточно толкнуть ее от себя. Но он тоже медлил.
— Я пришел… извиниться.
— Входите, владыка Аластар, — пролепетала я и отошла на шаг.
Дверь отворилась.
Дракон вошел.
Он выглядел пристыженным и смущенным, прятал руки за спиной — в них оказалась веточка остролиста: мясистые зеленые листья, алые ягоды. Золотистая лента, завязанная бантом. Цвета праздника. Добрый дар.
— Я был груб с вами, Люсия, — сказала Аластар. — Это непростительно для владыки, под чьим надзором вы находитесь.
Он смотрел мне в глаза и мне стоило огромных усилий, чтобы не рассмеяться, таким смешным казался пристыженный дракон. Я ж еще жреца вспомнила. Чем он лупил его в храме? Посохом из миндального дерева? Палкой для сбивания паутины в храме? Собственной клюкой?
Но Люсия от таких слов должна была растаять, трогательно шмыгнуть носом и посмотреть на дракона влюбленными глазами. Сыграла я это, надеюсь, неплохо. По крайней мере, дракон смутился еще больше, сунул мне в руки остролист и отступил на полшага.
— Если вы не передумали, — продолжил он, — завтра я назову вас своей невестой. И дальше…
Он отвел взгляд.
Что-то кольнуло меня. Понимание чего-то, что вертелось рядом, пряталось среди других мыслей, как игривая кошка в высокой траве. Что-то было с драконом не так. Но мне приходилось контролировать так много всего и сразу, что мой разум так и не мог понять это что-то.
— И дальше — ритуал единения, — прошептала я, точнее — Люсия, и скромно потупила взгляд.
И даже покраснела: это было не так сложно, я просто представила себе Аластара без рубашки и сидящего строго по фигуре дублета. С пальцами на узле широкого пояса.
Щеки от такого сами вспыхнули, и не только щеки.
— А дальше — ритуал единения, — выдохнул дракон, тоже не глядя мне в глаза. — С утра служанки подготовят вас к церемонии. И еще, Люсия, — он все-таки посмотрел на меня и смущение схлынуло с лица, уступив место серьезности. — Я дам вам отряд, чтобы вы вернулись к отцу в целости. Но послезавтра обещают бурю. В этих горах бури бывают надолго, так что вам придется задержаться дольше, чем того требуют правила, установленные ритуалом. Я обещаю, — по губам Аластара скользнула зыбкая улыбка — мне аж живот свело от того, как она меняла его черты, делая их еще более привлекательными. — Что буду чтить законы гостеприимства так, что вам не в чем будет меня упрекнуть.
Дракон низко мне поклонился, пожелал доброй ночи и вышел прочь.
Я села на край кровати, чувствуя, как ноги стали ватными.
Буря. Снежная буря может помешать мне сбежать — и тогда я окажусь в замке рядом со злющим драконом, которого обманула. Значит, нужно успеть до того, как она начнется, подготовиться к побегу заранее, спрятать мешок с вещами, которые принадлежат мне, а не Люсии.
И сделать это нужно сейчас, потому что завтра с утра служанки сначала засунут меня в горячий источник, потом будут долго кружить вокруг с драгоценными маслами, благовониями и прочей ритуальной мишурой, а потом будет венчание, а потом…
А потом станет не до того, потому что я останусь наедине с драконом.
Вторая бусинка позеленела, не вся - только с краю. Я и не заметила, когда это произошло: когда Аластар наорал на меня во время обеда или сейчас, пока он извинялся и играл роль хорошего, доброго дракона. Заботливого.
Будь я Люсией, я бы прямо тут и растеклась тепленькой лужицей. И потом воспользовалась бы бурей, чтобы не вылезать из драконовой постели. Пусть показывает свое гостеприимство во всех позах.
Я проверила все свои зелья, амулеты и ножи. Один из них завтра нужно будет спрятать в рукав или за поясом — он пригодится, когда дело дойдет до главного. Лезвие из метеоритной стали и драконью чешую пробьет, и кожу Аластара.
В шов капюшона своего плаща я вшила кое-что, плетеный амулет, который сделает меня невидимой и легкой. Рукоделие отвлекло от тревожных мыслей, и когда моя щека коснулась прохладной подушки, в голове было пусто, а на сердце — спокойно.
Я лежала и слушала, как за ставнями завывает ветер, и думала о том, что все получится.
Мне же крови не так много надо.
Не больше, чем дракон отдаст холодному камню на алтаре на утро после нашей брачной ночи, чтобы эта земля, спящая под снегом, весной проснулась и летом напитала своими соками урожай. Чтобы не было голода и болезней. Чтобы солнце взошло после самой долгой ночи года.
Вы когда-нибудь трахались ради того, чтобы солнце взошло? Ответственная миссия! Бедный дракон.
А что если…
Я перевернулась на спину и расхохоталась, совсем не так, как могла бы Люсия, потому что поняла, что ускользало от меня все это время.
Да у него просто бабы никогда не было, вот он и краснеет! Дракон-девственник, надо же, повезло тебе, Триша, ой, как повезло!
Нет, правда повезло, думала я, почесывая запястье: вторая бусина окончательно позеленела, потому что я утратила контроль и сама чуть не сбила свою личину.
Если все так и Аластар неопытен, значит, обвести его вокруг пальца будет почти легко. Опоить зельем, раздразнить так, чтобы сознание поплыло, а в голове никаких мыслей не было, кроме мыслях о бедрах Люсии.
А потом взять тепленького. Он, может, и не поймет, что случилось.
Жалко, конечно, но что поделать. Радоваться надо, Триша. С Флоренусом Бладгельдом было бы куда сложнее.
Утро началось с горячего источника, конечно, и квохтанья служанок.
Для Люсии.
Для меня оно началось с проверки амулетов, на всякий случай. В хрустальный фиал под видом драгоценных масел был залит раствор, который сохранит драконью кровь свежей, словно только что из дракона. В перстеньке на тонком девичьем пальце под ровным кругляшком розового кварца, камня невинности и нежной любви, прятался порошок, возбуждающий в мужчине — в любом мужчине, хоть монахе, хоть драконе — сладостное томление. На браслетах, если не считать двух бусин, не было никаких изменений.
Оставался нож. Его я припрятала в сапожок. Вряд ли меня заставят надевать шелковые туфельки в разгар зимы, а ножик в сапожке у девы — необходимость, а не причуда. Особенно, когда дева путешествовала одна. Сделаю круглые глаза и пробормочу несуразное, мол, семейный обычай, покойная маменька завещала в первую ночь держать рядом реликвию, чтобы первенцем мальчик родился.
Об этом, кстати, я тоже позаботилась: растворила в кубке с водой порошок и выпила все до капли. На всякий случай, если мы с драконом все-таки дойдем до главного.
А потом был источник в скале, вода, пахнущая странно — металлом и солью, было масло, которое капнули мне на лоб, были ласковые женские руки, расплетающие мои косы, и белая рубашка, которую надели на дрожащую Люсию, когда она после горячей подземной купальни нырнула в озерцо под открытым небом.
Еще было вино с пряностями и маленькие пирожки: по ним полагалось гадать, будет ли брак хорошим. В моем была начинка из ягод, из мажущей рот черники. Не знаю, что это значило, но женщины вокруг отвели глаза и чуть погрустнели. Я сушила волосы перед камином, рядом висело мое свадебное платье. Третье в моей жизни и первое — и последнее — для Люсии.
Платье было со шнуровкой, тут такие любят шить на свадьбу: говорят, чем больше шнурков и завязок, тем жениху интереснее. Только вот в моем ленты были не просто из шелка — в них вплели нить, что крепче семейных уз, что угодно тебе свяжет и сдержит: и ретивого коня, и парус на корабле в бурю, и мужчину, даже если он — дракон.
Распущенные волосы рассыпались по плечам тугими локонами, пахнущими травами.
Мне дали выпить еще вина — и повели на убой. Точнее, в храм, где на голову Люсии надели венок и зажгли на нем свечи.
И все то время, пока я шла к алтарю, у которого стояли жрец и Аластар, я думала только о том, как бы эта штука не подпалила мне волосы.
Они безумные, конечно, думала я, пока жрец что-то говорил, совершенно нахрен отбитые безумцы, раз у них девки на свадьбу рискуют превратиться в живой факел!
Или что это, знак, что я выхожу замуж за огонь воплощенный? А значит, должна без страха стоять рядом с огнем и нести его на себе?
— Что-то не так? — тихо спросил Аластар, наклонившись к моему уху.
От этого стало еще страшнее — вдруг заденет венок и все. Закончится Люсия и я вместе с ней.
— Воск капает, — прошептала я.
— Потерпите еще немного.
Жрец посмотрел на нас строго и продолжил читать из огромной книги, раскрытой на кафедре.
А потом Аластар снял венок с моей головы и положил в огромную медную чашу.
И поцеловал меня.
Люсию.
Поцелуй был не страстным — коротким, формальным и даже холодным, даже руки Аластара на талии Люсии казались горячее, чем его губы, и я бы после такого поцелуя сбежала со свидания. Но Люсия-то целовалась впервые, поэтому сердце ухнуло вниз, а ноги стали ватными. Она приоткрыла рот, надеясь на продолжение, но продолжения не последовало.
Нет, правда, в постели он так же будет?
Мы спалили венок, подожгли об него два пучка белого шалфея, и с ними, исходящими сизоватым дымом, вышли из темного храма в зимние сумерки.
Небеса над горными пиками сияли алым и оранжевым, а с другой стороны на мир наступала звездная тьма.
В замке нас ждал пир, а после пира наступала очередь главного. И в моих интересах было, чтобы для нас с Аластором пир закончился быстрее, а вино сморило драконью челядь и гостей из города крепко и до самого утра.
На этот счет я тоже кое-что сделала утром. Подсыпала в питье, предназначенное для всех, безобидную, но действенную травку. Осталось уберечь от нее себя и дракона.
От своего батюшки из Серебрянки Люсия привезла дорогое и редкое вино. Оно было пряным само по себе, даже если не добавлять специи, отдавало черносливом и вишней, пилось легко, как родниковая вода, и даже по голове ударяло мягко.
Вот его я подарила дракону на пиру и сказала, что в знак уважения к моему отцу прошу его пить лишь это вино — и разделить его со мной и лишь со мной.
Я сама сбила пробку с глиняной бутылки, сама перелила вино в серебряный кувшин, сама неловко уронила в этот кувшин перстенек. Тот самый, в котором пряталось зелье.
Хорошо я придумала, правда?
— Ой, — сказала я.
Аластар, выпив первый кубок, рассмеялся:
— Придется выпить до дна, чтобы вернуть тебе колечко, — сказал он, забыв вдруг, что мы были на вы.
А потом снял со своего мизинца кольцо, в котором сиял кроваво-алый камешек, и надел его мне на палец:
— Мне нечего подарить тебе, Люсия, а такие подарки не принято оставлять без ответа. Золото ты отдашь отцу, или он его заберет, знаю я таких, а вот это, — он осторожно сжал мои пальцы. — Оставь себе на память.
В Мессине, могла бы сказать я, располагалась одна из первых школ куртуазных искусств, благо, вина и солнца менестрелям эта земля предлагала в достатке. Так что манерам там обучали. Но я промолчала, потому что Люсия из Серебрянки в Мессине никогда не бывала и быть не могла.
— Это где-то у моря? — уточнила я.
— Да, на юге, — ответил он рассеянно и подлил себе в кубок еще вина. — Далеко отсюда.
— Я и северного моря не видела.
Мне подумалось, что Люсия должна попробовать продолжить начавшийся диалог. Она же была хорошей девочкой, благообразной такой, вежливой. Невинной. Ей же хотелось завоевать это драконье отродье совершенно искренне, чтобы папочка похвалил и другие почитали за благодетельницу. Так что я дала ей шанс.
Аластар лишь снова угукнул.
— Я видела только озера, — продолжила я. — Широкие, но неглубокие. С золотым песком на дне. Матушка запрещала в них купаться, потому что в них живут никсы. Вы слышали про никс, владыка Аластар? Это водяные духи, злющие и до парней красивых охочие. Утаскивают их на дно и поминай, как звали. У нас много духов. Не все злы, некоторые помогают. Но с другими лучше не встречаться, особенно ночью.
В этот раз Аластар промолчал.
— Папенька отправил меня к вам, потому что всегда говорил, что драконы оберегают эти земли от зла. Что мы должны быть благодарны, и я собиралась вас отблагодарить. Даже не надеялась, что меня пропустят дальше ворот, думала, не подойду, — я сделала глубокий, чуть прерывистый вздох, словно вот уже слезы подступили к глазам от обиды и страха. — Думала, что у вас таких — три десятка, и счастью своему не поверила. А здесь — никого, словно все забыли. Словно ни одна девушка не посчитала за честь возлечь с вами. При Флоренусе Бладгельде, говорят, были праздники и…
— Довольно!
Одно движение, какое-то невероятно стремительное и плавное, как кошачий прыжок, и вот Аластар уже навис рядом со мной, уперевшись руками в стол так, что мне при всем желании не сбежать и не отвернуться.
Я, точнее — Люсия зажмурилась от страха.
Невинным девицам положено.
И рот изогнула так, словно вот-вот разревется.
— Просто замолчи, надоедливая ты дурочка, — рычащим шепотом произнес дракон. — Я сам велел никому не приходить, потому что… Потому что Бладгельд развел здесь… Я не хочу быть как он! Не смей произносить его имя!
Он все-таки отстранился, тяжело дыша, и я, настоящая я, подумала, что, пожалуй, из всех грехов похоть — мой самый любимый.
Слишком уж красив был этот дракон в гневе.
Глаза едва не молнии метали, брови сведены к переносице, еще и губу нижнюю прикусил, словно не знает, что делать и что говорить.
Сердце екнуло.
Может, ну его, этот весь обман? Проведем ритуал по-настоящему? Ну, притворюсь, что мне чуток больно, а кровь… Не у всех бывает, я проверила на себе.
Мой жених мне губу разбил, чтобы на простыне хоть какое-то пятно было. Обещал нос, но пожалел портить красоту своей собственности.
Я потом ему тоже кое-что разбила.
Не только самолюбие.
— Прости меня, — сказал вдруг Аластар почти смущенно. — Я не должен был…
Он развернулся и вышел из зала, оставив меня одну с тушеной олениной и благородным ледяным вином.
И хорошо, а то с этой кислой рожей напротив я уже и забыла, как прекрасно чревоугодие.
***
Когда время уже шло к ночи и я сидела в отведенной мне комнате и расчесывала волосы. На щетке был особый состав, именно он вытравлял из моих волос их настоящий цвет — темно-каштановый, почти черный. Без него стать блондинкой Люсией я бы не смогла. Потом, правда, волосы придется обрезать: вместе с цветом из них вымывалось и все остальное, к концу зимы белокурые локоны станут ломкими, как высохшая трава.
Стук в дверь был иным. Не таким, как обычно стучали служанки. Те робко предупреждали о себе, а потом спрашивали, не занята ли госпожа и можно ли им войти, если госпоже нужна их помощь. Этот же гость стучал уверенно, почти злобно. И молчал.
Потом постучал снова.
Я отложила щетку, набросила на плечи меховую накидку, и подошла к двери.
— К-кто там? — спросила я голосом Люсии.
Ломким, напуганным, потому что время уже позднее, в двери к невинной деве будут ломиться только если случилось что-то плохое.
— Это я, — раздался голос дракона.
Я замерла.
Пришел он, чтобы заявить мне: убирайся из замка завтра же утром, деревенская дурочка, и отцу своему передай, чтобы впредь не смел класть под меня своих дочерей и чужих тоже?
Или затем, чтобы сорвать с невинной девы одежды и сделать ее совсем не невинной?
Или чтобы убить меня?
Или…
В голове пронеслось с десяток вариантов, пока я медлила и не отвечала. Дверь, тяжелая, деревянная, с металлическими стяжками, заперта не была — пожелай дракон войти, ему было достаточно толкнуть ее от себя. Но он тоже медлил.
— Я пришел… извиниться.
— Входите, владыка Аластар, — пролепетала я и отошла на шаг.
Дверь отворилась.
Дракон вошел.
Он выглядел пристыженным и смущенным, прятал руки за спиной — в них оказалась веточка остролиста: мясистые зеленые листья, алые ягоды. Золотистая лента, завязанная бантом. Цвета праздника. Добрый дар.
— Я был груб с вами, Люсия, — сказала Аластар. — Это непростительно для владыки, под чьим надзором вы находитесь.
Он смотрел мне в глаза и мне стоило огромных усилий, чтобы не рассмеяться, таким смешным казался пристыженный дракон. Я ж еще жреца вспомнила. Чем он лупил его в храме? Посохом из миндального дерева? Палкой для сбивания паутины в храме? Собственной клюкой?
Но Люсия от таких слов должна была растаять, трогательно шмыгнуть носом и посмотреть на дракона влюбленными глазами. Сыграла я это, надеюсь, неплохо. По крайней мере, дракон смутился еще больше, сунул мне в руки остролист и отступил на полшага.
— Если вы не передумали, — продолжил он, — завтра я назову вас своей невестой. И дальше…
Он отвел взгляд.
Что-то кольнуло меня. Понимание чего-то, что вертелось рядом, пряталось среди других мыслей, как игривая кошка в высокой траве. Что-то было с драконом не так. Но мне приходилось контролировать так много всего и сразу, что мой разум так и не мог понять это что-то.
— И дальше — ритуал единения, — прошептала я, точнее — Люсия, и скромно потупила взгляд.
И даже покраснела: это было не так сложно, я просто представила себе Аластара без рубашки и сидящего строго по фигуре дублета. С пальцами на узле широкого пояса.
Щеки от такого сами вспыхнули, и не только щеки.
— А дальше — ритуал единения, — выдохнул дракон, тоже не глядя мне в глаза. — С утра служанки подготовят вас к церемонии. И еще, Люсия, — он все-таки посмотрел на меня и смущение схлынуло с лица, уступив место серьезности. — Я дам вам отряд, чтобы вы вернулись к отцу в целости. Но послезавтра обещают бурю. В этих горах бури бывают надолго, так что вам придется задержаться дольше, чем того требуют правила, установленные ритуалом. Я обещаю, — по губам Аластара скользнула зыбкая улыбка — мне аж живот свело от того, как она меняла его черты, делая их еще более привлекательными. — Что буду чтить законы гостеприимства так, что вам не в чем будет меня упрекнуть.
Дракон низко мне поклонился, пожелал доброй ночи и вышел прочь.
Я села на край кровати, чувствуя, как ноги стали ватными.
Буря. Снежная буря может помешать мне сбежать — и тогда я окажусь в замке рядом со злющим драконом, которого обманула. Значит, нужно успеть до того, как она начнется, подготовиться к побегу заранее, спрятать мешок с вещами, которые принадлежат мне, а не Люсии.
И сделать это нужно сейчас, потому что завтра с утра служанки сначала засунут меня в горячий источник, потом будут долго кружить вокруг с драгоценными маслами, благовониями и прочей ритуальной мишурой, а потом будет венчание, а потом…
А потом станет не до того, потому что я останусь наедине с драконом.
Вторая бусинка позеленела, не вся - только с краю. Я и не заметила, когда это произошло: когда Аластар наорал на меня во время обеда или сейчас, пока он извинялся и играл роль хорошего, доброго дракона. Заботливого.
Будь я Люсией, я бы прямо тут и растеклась тепленькой лужицей. И потом воспользовалась бы бурей, чтобы не вылезать из драконовой постели. Пусть показывает свое гостеприимство во всех позах.
Я проверила все свои зелья, амулеты и ножи. Один из них завтра нужно будет спрятать в рукав или за поясом — он пригодится, когда дело дойдет до главного. Лезвие из метеоритной стали и драконью чешую пробьет, и кожу Аластара.
В шов капюшона своего плаща я вшила кое-что, плетеный амулет, который сделает меня невидимой и легкой. Рукоделие отвлекло от тревожных мыслей, и когда моя щека коснулась прохладной подушки, в голове было пусто, а на сердце — спокойно.
Я лежала и слушала, как за ставнями завывает ветер, и думала о том, что все получится.
Мне же крови не так много надо.
Не больше, чем дракон отдаст холодному камню на алтаре на утро после нашей брачной ночи, чтобы эта земля, спящая под снегом, весной проснулась и летом напитала своими соками урожай. Чтобы не было голода и болезней. Чтобы солнце взошло после самой долгой ночи года.
Вы когда-нибудь трахались ради того, чтобы солнце взошло? Ответственная миссия! Бедный дракон.
А что если…
Я перевернулась на спину и расхохоталась, совсем не так, как могла бы Люсия, потому что поняла, что ускользало от меня все это время.
Да у него просто бабы никогда не было, вот он и краснеет! Дракон-девственник, надо же, повезло тебе, Триша, ой, как повезло!
Нет, правда повезло, думала я, почесывая запястье: вторая бусина окончательно позеленела, потому что я утратила контроль и сама чуть не сбила свою личину.
Если все так и Аластар неопытен, значит, обвести его вокруг пальца будет почти легко. Опоить зельем, раздразнить так, чтобы сознание поплыло, а в голове никаких мыслей не было, кроме мыслях о бедрах Люсии.
А потом взять тепленького. Он, может, и не поймет, что случилось.
Жалко, конечно, но что поделать. Радоваться надо, Триша. С Флоренусом Бладгельдом было бы куда сложнее.
***
Утро началось с горячего источника, конечно, и квохтанья служанок.
Для Люсии.
Для меня оно началось с проверки амулетов, на всякий случай. В хрустальный фиал под видом драгоценных масел был залит раствор, который сохранит драконью кровь свежей, словно только что из дракона. В перстеньке на тонком девичьем пальце под ровным кругляшком розового кварца, камня невинности и нежной любви, прятался порошок, возбуждающий в мужчине — в любом мужчине, хоть монахе, хоть драконе — сладостное томление. На браслетах, если не считать двух бусин, не было никаких изменений.
Оставался нож. Его я припрятала в сапожок. Вряд ли меня заставят надевать шелковые туфельки в разгар зимы, а ножик в сапожке у девы — необходимость, а не причуда. Особенно, когда дева путешествовала одна. Сделаю круглые глаза и пробормочу несуразное, мол, семейный обычай, покойная маменька завещала в первую ночь держать рядом реликвию, чтобы первенцем мальчик родился.
Об этом, кстати, я тоже позаботилась: растворила в кубке с водой порошок и выпила все до капли. На всякий случай, если мы с драконом все-таки дойдем до главного.
А потом был источник в скале, вода, пахнущая странно — металлом и солью, было масло, которое капнули мне на лоб, были ласковые женские руки, расплетающие мои косы, и белая рубашка, которую надели на дрожащую Люсию, когда она после горячей подземной купальни нырнула в озерцо под открытым небом.
Еще было вино с пряностями и маленькие пирожки: по ним полагалось гадать, будет ли брак хорошим. В моем была начинка из ягод, из мажущей рот черники. Не знаю, что это значило, но женщины вокруг отвели глаза и чуть погрустнели. Я сушила волосы перед камином, рядом висело мое свадебное платье. Третье в моей жизни и первое — и последнее — для Люсии.
Платье было со шнуровкой, тут такие любят шить на свадьбу: говорят, чем больше шнурков и завязок, тем жениху интереснее. Только вот в моем ленты были не просто из шелка — в них вплели нить, что крепче семейных уз, что угодно тебе свяжет и сдержит: и ретивого коня, и парус на корабле в бурю, и мужчину, даже если он — дракон.
Распущенные волосы рассыпались по плечам тугими локонами, пахнущими травами.
Мне дали выпить еще вина — и повели на убой. Точнее, в храм, где на голову Люсии надели венок и зажгли на нем свечи.
И все то время, пока я шла к алтарю, у которого стояли жрец и Аластар, я думала только о том, как бы эта штука не подпалила мне волосы.
Они безумные, конечно, думала я, пока жрец что-то говорил, совершенно нахрен отбитые безумцы, раз у них девки на свадьбу рискуют превратиться в живой факел!
Или что это, знак, что я выхожу замуж за огонь воплощенный? А значит, должна без страха стоять рядом с огнем и нести его на себе?
— Что-то не так? — тихо спросил Аластар, наклонившись к моему уху.
От этого стало еще страшнее — вдруг заденет венок и все. Закончится Люсия и я вместе с ней.
— Воск капает, — прошептала я.
— Потерпите еще немного.
Жрец посмотрел на нас строго и продолжил читать из огромной книги, раскрытой на кафедре.
А потом Аластар снял венок с моей головы и положил в огромную медную чашу.
И поцеловал меня.
Люсию.
Поцелуй был не страстным — коротким, формальным и даже холодным, даже руки Аластара на талии Люсии казались горячее, чем его губы, и я бы после такого поцелуя сбежала со свидания. Но Люсия-то целовалась впервые, поэтому сердце ухнуло вниз, а ноги стали ватными. Она приоткрыла рот, надеясь на продолжение, но продолжения не последовало.
Нет, правда, в постели он так же будет?
Мы спалили венок, подожгли об него два пучка белого шалфея, и с ними, исходящими сизоватым дымом, вышли из темного храма в зимние сумерки.
Небеса над горными пиками сияли алым и оранжевым, а с другой стороны на мир наступала звездная тьма.
В замке нас ждал пир, а после пира наступала очередь главного. И в моих интересах было, чтобы для нас с Аластором пир закончился быстрее, а вино сморило драконью челядь и гостей из города крепко и до самого утра.
На этот счет я тоже кое-что сделала утром. Подсыпала в питье, предназначенное для всех, безобидную, но действенную травку. Осталось уберечь от нее себя и дракона.
От своего батюшки из Серебрянки Люсия привезла дорогое и редкое вино. Оно было пряным само по себе, даже если не добавлять специи, отдавало черносливом и вишней, пилось легко, как родниковая вода, и даже по голове ударяло мягко.
Вот его я подарила дракону на пиру и сказала, что в знак уважения к моему отцу прошу его пить лишь это вино — и разделить его со мной и лишь со мной.
Я сама сбила пробку с глиняной бутылки, сама перелила вино в серебряный кувшин, сама неловко уронила в этот кувшин перстенек. Тот самый, в котором пряталось зелье.
Хорошо я придумала, правда?
— Ой, — сказала я.
Аластар, выпив первый кубок, рассмеялся:
— Придется выпить до дна, чтобы вернуть тебе колечко, — сказал он, забыв вдруг, что мы были на вы.
А потом снял со своего мизинца кольцо, в котором сиял кроваво-алый камешек, и надел его мне на палец:
— Мне нечего подарить тебе, Люсия, а такие подарки не принято оставлять без ответа. Золото ты отдашь отцу, или он его заберет, знаю я таких, а вот это, — он осторожно сжал мои пальцы. — Оставь себе на память.
