Моему рано ушедшему другу Саше Ахрименко.
Ну, как человеку, у которого в одном месте шило, да еще и любое действие предполагает результат (лучше немедленно и максимальный), объяснить, зачем сидеть с удочкой, когда не клюёт?
— Вань! Ну, вот чего ты уже два часа тут сиднем сидишь, а ни одной рыбы не поймал?
— Не клюет, — спокойно отвечал Иван. (Он очень уравновешенный.)
— А если не клюёт, зачем сидеть? Рыбы же — нет.
— Рыба есть, но не клюет.
— Так сделай что-нибудь, чтобы клевала, — предлагаю практичное решение.
— Я делал, — так же ровно звучит в ответ, — прикармливал.
— Может, по-другому ловить — сетью, а не удочкой твоей, раз и все.
— Сетью — это не рыбалка, разбой, а мордушку я дома забыл.
— Ты ж говорил, что взял!
— Это я мормышку взял, а мордушку забыл.
— Так лови мормышкой!
— Мормышка — это наживка, а мордушка — сетка на палке.
— Может, бармаши, — блеснула я знанием рыбацкой терминологии.
Иван засмеялся.
— Чего ты смеешься? Я с дядей в детстве на рыбалку ездила, он ещё какими-то бармашами ловил, — пробурчала обиженно.
— Все. Всю рыбу распугала. Сворачиваемся.
— Это ты своим смехом рыбу распугал, — все еще делая вид, что сержусь, парировала я.
На самом деле, именно этого и добивалась. Давно уже было пора выпивать, закусывать, главное, песни петь у костра. А какие песни без Ивана. Но вопрос непродуктивности рыбалки без клева тоже волновал.
— В рыбалке главное не рыбу поймать, а сам процесс, — толковал Ваня. — Вот, сижу я на берегу, ни о чем не думаю, любуюсь природой — погодой, удовольствие получаю.
— Ага! Что ж тогда у Антонова нервный приступ был, когда рыба сорвалась? Неделю ходил с растопыренными руками, всем показывал, какого размера зверюга ушла.
— Ну, рыба, конечно, тоже важно, — примирительно бубнит Ванюша.
Антонову не хватает Иванова философского спокойствия. Он рассказывает о рыбалке и зеленые глазищи фосфорически светятся, как у кота, почуявшего рыбу, так и кажется — сейчас заурчит, завоет утробно. Если долго не удается выбраться к ближайшему водоёму, Антонов ностальгирует, как поручик Голицын о родине.
— Сон видел, — рассказывает он мне во время романтической прогулки.
Как нормальная девушка я жду чего-то сентиментального.
— Рыба, — печально роняет он.
— Что рыба?
— Рыба снилась, много рыбы. Здоровенная такая, — оживляется Антон (прозвище его), — полная лодка. Я взял одну померять, она как забьется и хвостищем хлесть по руке! Проснулся — на коже засечка осталась и рыбой пахнет. Не веришь — посмотри!
Действительно виден какой-то старый шрам.
— Как думаешь, к чему это? — с надеждой вопрошает он.
— Тебе, как сценаристу, положено знать — рыба всегда снится к беременности. Не думаю, что в твоем случае это возможно, потому теряюсь в догадках, — мстительно заканчиваю я.
Одержимость рыбной ловлей несколько раз чуть не стоила ему жизни. Как-то летом, он в надувной резиновой лодке, уплыл вниз по течению на вечерний клев. Стемнело, все наши рыбаки собрались, только Антонова нет. Прошли по берегу, покричали, поаукали — нет. Выпили — закусили, стали планировать поисковую операцию. Вооружились фонарями и к реке. Тут-то он и появился. Мокрый, злой как черт, непривычно молчаливый. Только после третьей рюмки рассказал, что к чему. Не знаю, каким уж там мистическим образом лодка прохудилась, а он — на середине реки. Темно уже, плыть надо против течения. Оказался в воде, но снасти и лодку не бросает. Попал в водоворот, стало затягивать…
— Вся жизнь, за один миг перед глазами пробежала: я маленький, в белой рубашонке по траве бегу, мама, ты на меня укоризненно смотришь, — ерничал Антонов, но в глубине глаз еще темнел страх.
Из-за несоответствия тона и взгляда стало ясно, что ситуация была не шуточной. Я начала колотить Антона по груди кулаками и орать, что он, псих — ненормальный, когда-нибудь рыбам на корм попадет.
— Ну, чего ты? Все ж в порядке. Тонул я, а истерика у тебя.
Ночью пьяный Антон выкрикивал остатки страха: «Истопи ты мне баньку по белому…»
В другой раз он с инфантильным приятелем Мариком поехал на рыбалку. Дело было в марте, и лед на озере стоял непрочный, о чем все их предупреждали, но охота пуще неволи. Бедный Марик, он — то поехал за компанию, развлечься, а попал, как кур в ощип. Льдину оторвало и понесло на середину озера вместе с рыбаками, рыбой и воплями Марика. Короче, снимали с вертолетом. На вопрос: «А почему такие пьяные?» — резонно заметили: «Ты еще спасателей не видела!».
Самая замечательная рыбалка была с дядей в моем раннем детстве. Он, как Иван, млел от самого процесса, общество друг друга нас устраивало и радовало, отсутствие клева тогда меня ещё не беспокоило. Я перебирала рыбацкие побрякушки, позвякивала всевозможными колокольчиками, проводила филологические исследования: «бармаши» и «шармачи» — это одно и то же и если да, то, как они умудряются свистеть у нас вечерами под окнами, и как же дядька собирается использовать их в качестве наживки. Шармачами бабушка называла уличных хулиганов.
Впрочем, был у нас друг Володька, поддерживающий мою прагматичную точку зрения, что рыбалка — значит улов. И он у него всегда был.
— Не клюет? Не печалься, — утешал он меня, — там под корягой здоровенный сом, мы его утром обязательно добудем.
И добыл. Всю нашу ораву накормил одной рыбиной.
Да, был еще дядя мужа, подходивший к ловле рыбы, как к занятию хозяйственному.
— Приехали! — радовался он. — Сейчас щуку поймаем, Тамара пирог испечет, у неё и тесто готово.
— А если не поймаем? — недоверчиво тянула я.
— Как, не поймаем? У меня и удочка уже стоит.
— Где стоит?
— За домом.
Мы с мужем засмеялись:
— Надо топор рядом поставить, может, курица на лапшу будет, за компанию.
— У меня речка за домом, в конце огорода, пойдем, покажу.
Речка действительно имела место быть, и удочка стояла на палочке-рогатке, но данный факт никак не гарантировал, что рыба поймается, да еще щука. Но это для нас, а дядя Витя ни секунды не сомневался — рыба будет. И ведь была, точно вовремя, как тесто подошло, выловил приличного размера щуку, пообещав назавтра отвезти на настоящую рыбалку. Я сразу же согласилась, уже не сомневаясь в улове.
Думаю, рыбалка у всех для разного: медитации, драйва, трепа, пьянки, а улов у того, кто рыбу ловит.
2015 г
Ну, как человеку, у которого в одном месте шило, да еще и любое действие предполагает результат (лучше немедленно и максимальный), объяснить, зачем сидеть с удочкой, когда не клюёт?
— Вань! Ну, вот чего ты уже два часа тут сиднем сидишь, а ни одной рыбы не поймал?
— Не клюет, — спокойно отвечал Иван. (Он очень уравновешенный.)
— А если не клюёт, зачем сидеть? Рыбы же — нет.
— Рыба есть, но не клюет.
— Так сделай что-нибудь, чтобы клевала, — предлагаю практичное решение.
— Я делал, — так же ровно звучит в ответ, — прикармливал.
— Может, по-другому ловить — сетью, а не удочкой твоей, раз и все.
— Сетью — это не рыбалка, разбой, а мордушку я дома забыл.
— Ты ж говорил, что взял!
— Это я мормышку взял, а мордушку забыл.
— Так лови мормышкой!
— Мормышка — это наживка, а мордушка — сетка на палке.
— Может, бармаши, — блеснула я знанием рыбацкой терминологии.
Иван засмеялся.
— Чего ты смеешься? Я с дядей в детстве на рыбалку ездила, он ещё какими-то бармашами ловил, — пробурчала обиженно.
— Все. Всю рыбу распугала. Сворачиваемся.
— Это ты своим смехом рыбу распугал, — все еще делая вид, что сержусь, парировала я.
На самом деле, именно этого и добивалась. Давно уже было пора выпивать, закусывать, главное, песни петь у костра. А какие песни без Ивана. Но вопрос непродуктивности рыбалки без клева тоже волновал.
— В рыбалке главное не рыбу поймать, а сам процесс, — толковал Ваня. — Вот, сижу я на берегу, ни о чем не думаю, любуюсь природой — погодой, удовольствие получаю.
— Ага! Что ж тогда у Антонова нервный приступ был, когда рыба сорвалась? Неделю ходил с растопыренными руками, всем показывал, какого размера зверюга ушла.
— Ну, рыба, конечно, тоже важно, — примирительно бубнит Ванюша.
Антонову не хватает Иванова философского спокойствия. Он рассказывает о рыбалке и зеленые глазищи фосфорически светятся, как у кота, почуявшего рыбу, так и кажется — сейчас заурчит, завоет утробно. Если долго не удается выбраться к ближайшему водоёму, Антонов ностальгирует, как поручик Голицын о родине.
— Сон видел, — рассказывает он мне во время романтической прогулки.
Как нормальная девушка я жду чего-то сентиментального.
— Рыба, — печально роняет он.
— Что рыба?
— Рыба снилась, много рыбы. Здоровенная такая, — оживляется Антон (прозвище его), — полная лодка. Я взял одну померять, она как забьется и хвостищем хлесть по руке! Проснулся — на коже засечка осталась и рыбой пахнет. Не веришь — посмотри!
Действительно виден какой-то старый шрам.
— Как думаешь, к чему это? — с надеждой вопрошает он.
— Тебе, как сценаристу, положено знать — рыба всегда снится к беременности. Не думаю, что в твоем случае это возможно, потому теряюсь в догадках, — мстительно заканчиваю я.
Одержимость рыбной ловлей несколько раз чуть не стоила ему жизни. Как-то летом, он в надувной резиновой лодке, уплыл вниз по течению на вечерний клев. Стемнело, все наши рыбаки собрались, только Антонова нет. Прошли по берегу, покричали, поаукали — нет. Выпили — закусили, стали планировать поисковую операцию. Вооружились фонарями и к реке. Тут-то он и появился. Мокрый, злой как черт, непривычно молчаливый. Только после третьей рюмки рассказал, что к чему. Не знаю, каким уж там мистическим образом лодка прохудилась, а он — на середине реки. Темно уже, плыть надо против течения. Оказался в воде, но снасти и лодку не бросает. Попал в водоворот, стало затягивать…
— Вся жизнь, за один миг перед глазами пробежала: я маленький, в белой рубашонке по траве бегу, мама, ты на меня укоризненно смотришь, — ерничал Антонов, но в глубине глаз еще темнел страх.
Из-за несоответствия тона и взгляда стало ясно, что ситуация была не шуточной. Я начала колотить Антона по груди кулаками и орать, что он, псих — ненормальный, когда-нибудь рыбам на корм попадет.
— Ну, чего ты? Все ж в порядке. Тонул я, а истерика у тебя.
Ночью пьяный Антон выкрикивал остатки страха: «Истопи ты мне баньку по белому…»
В другой раз он с инфантильным приятелем Мариком поехал на рыбалку. Дело было в марте, и лед на озере стоял непрочный, о чем все их предупреждали, но охота пуще неволи. Бедный Марик, он — то поехал за компанию, развлечься, а попал, как кур в ощип. Льдину оторвало и понесло на середину озера вместе с рыбаками, рыбой и воплями Марика. Короче, снимали с вертолетом. На вопрос: «А почему такие пьяные?» — резонно заметили: «Ты еще спасателей не видела!».
Самая замечательная рыбалка была с дядей в моем раннем детстве. Он, как Иван, млел от самого процесса, общество друг друга нас устраивало и радовало, отсутствие клева тогда меня ещё не беспокоило. Я перебирала рыбацкие побрякушки, позвякивала всевозможными колокольчиками, проводила филологические исследования: «бармаши» и «шармачи» — это одно и то же и если да, то, как они умудряются свистеть у нас вечерами под окнами, и как же дядька собирается использовать их в качестве наживки. Шармачами бабушка называла уличных хулиганов.
Впрочем, был у нас друг Володька, поддерживающий мою прагматичную точку зрения, что рыбалка — значит улов. И он у него всегда был.
— Не клюет? Не печалься, — утешал он меня, — там под корягой здоровенный сом, мы его утром обязательно добудем.
И добыл. Всю нашу ораву накормил одной рыбиной.
Да, был еще дядя мужа, подходивший к ловле рыбы, как к занятию хозяйственному.
— Приехали! — радовался он. — Сейчас щуку поймаем, Тамара пирог испечет, у неё и тесто готово.
— А если не поймаем? — недоверчиво тянула я.
— Как, не поймаем? У меня и удочка уже стоит.
— Где стоит?
— За домом.
Мы с мужем засмеялись:
— Надо топор рядом поставить, может, курица на лапшу будет, за компанию.
— У меня речка за домом, в конце огорода, пойдем, покажу.
Речка действительно имела место быть, и удочка стояла на палочке-рогатке, но данный факт никак не гарантировал, что рыба поймается, да еще щука. Но это для нас, а дядя Витя ни секунды не сомневался — рыба будет. И ведь была, точно вовремя, как тесто подошло, выловил приличного размера щуку, пообещав назавтра отвезти на настоящую рыбалку. Я сразу же согласилась, уже не сомневаясь в улове.
Думаю, рыбалка у всех для разного: медитации, драйва, трепа, пьянки, а улов у того, кто рыбу ловит.
2015 г
