Как я не хотела спасать мир
Это не мы спасаем мир. Это мир нужно спасать от нас...
Юлия Славачевская
Пять лет назад…
- Мама! – горько плакала в колени красивой женщине девочка-подросток, лежа на кровати и вздрагивая всем телом. – Они постоянно дразнятся! Никто из мальчиков даже не смотрит в мою сторону!
- Девочка моя, - ласково гладила по белоснежным волосам дочь женщина, - просто не пришло еще твое время. И они не видят твоей красоты…
- Красоты? – подняла опухшее от слез лицо девочка. – О какой красоте ты говоришь, мама? Я толстая, страшная, - она дернула себя за прядь длинных волос, - у меня дурацкие космы! Даже цвет какой-то седой!
- Это цвет чистоты, родная, - попыталась успокоить ее мать, откидывая с лица дочери прилипшие прядки. – Все поймут это, когда придет время!
- Да, какое время, мама! – вспылила девочка, отталкивая ласковые руки и садясь на кровати. Она подтянула к себе колени и обняла их, склонив голову. – Когда это время наступит – я уже умру!
- Это тебе так только кажется, - заверила ее женщина. – Просто надо потерпеть немного…
- Сколько? – покосилась на нее девочка. – До самой старости? А с кем мне дружить?
- А ты придумай себе друга, - предложила мать. – Придумай, надели его всеми желаемыми качествами и дружи с ним. И даже если он будет с тобой лишь в мечтах, зато обязательно будет рядом. Всегда.
- Да? – шмыгнула носом дочь, задумывая над этими словами. – Тогда пусть его будут звать Грегори… - и погрузилась в свои мечты.
- Спи, мое солнышко, - с любовью улыбнулась ей женщина, вставая и подходя к двери. – Просто помни, что, когда ты будешь придумывать своего друга - и он, и ты будете расти и взрослеть вместе. Кого бы ты хотела видеть с собой рядом, когда вырастешь?
Но дочь уже была от нее далеко, встречаясь со своим новым и надежным товарищем…
Наши дни…
- Чур я спереди! – плюхнулась я на переднее сиденье машины, опередив маму. Капризно надула губы: - Можно, папочка?
- Зоя, - укоризненно сказал мне отец, скрывая улыбку за кажущейся строгостью, - ты уже взрослая девушка, почти невеста, а все еще ведешь себя как ребенок.
- Но тебя же это устраивает? – сделала я несчастные глаза. – Можно я еще побуду твоей маленькой девочкой?
- Во-первых, - нравоучительно сказал папа, усаживая улыбающуюся маму сзади и садясь за руль сам, - ты и так всегда останешься моей маленькой девочкой. А во-вторых, пора уже взрослеть, дорогая…
На этом месте я быстро сунула в уши наушники и отключилась. Папа мог говорить бесконечно и витиевато, переключаясь с одного предмета на другой. Зная своего любимого родителя, сейчас он начнет лекцию о моем поведении, а закончит мировыми проблемами, в которых если не прямо, то косвенно будет виновата я. Потому что я не хотела взрослеть. И - да-да! - все неприятности в мире исключительно от моего незрелого поведения. Даже экономический кризис. Видимо, банкиры и властьимущие тоже не могли этого пережить и постоянно выпускали из рук вожжи, сильно расстроившись этим фактом.
Пока папа сел на любимого конька и заодно и за руль машины, чтобы доставить нас на дачу, я решила подремать, удобно свернувшись на переднем сиденье и, как обычно, проигнорировав ремень безопасности. Хорошая музыка убаюкивала, навевая сладкий сон.
Поспать я любила. Потому что во снах я встречалась с Грегори. И ему было абсолютно наплевать на мой лишний вес, непрезентабельную внешность и на все остальное, исключая меня в целом.
Вот и сейчас, не успев сомкнуть веки, я перенеслась на лесную поляну, где меня ждал друг детства, выросший за эти пять лет в красивого мужчину. Черные вьющиеся волосы, голубые глаза, смотревшие на меня с любовью. Мужественные черты лица, мускулистая фигура. Честно слово, я постоянно завидовала сама себе.
Но сегодня что-то пошло не так, как всегда.
- Зоя! – бросился ко мне Грегори, хватая за руку. – Хорошо, что ты пришла! Я тебя должен предупредить….
- НЕ-Е-Е-ЕТ! – выдернул меня из сна жуткий крик мамы.
И страшный удар. Боль. Полет. Снова боль. Где-то рядом очень жарко. Темнота. Забвение. Никого рядом.
- Зоя, - кто-то звал меня издалека, - пора приходить в себя. Давай, соберись…
Я с трудом приподняла весящие целую тонну веки и снова их закрыла. Потому что обсчиталась. Каждое весило по тонне, не иначе.
- Зоя, - голос стал настойчивей, - не ленись. Открой глаза!
Новая попытка. И в приоткрытые щелочки ударил солнечный свет.
- Вот умница, - похвалил меня голос, - давай еще чуть-чуть.
- Пить, - разжала я губы, ощущая себя саксаулом и верблюдом одновременно. То ли горбатый жрал колючки, то ли колючки плевались в верблюда. А может, все сразу? Самочувствие было – умри и сделай себе проще.
По моим губам прошлись влажной губкой.
- Почему… - с трудом выговорила я. - …мое лицо…
- Поранилась ты, деточка, - наклонилась надо мной женщина в белом халате, - в аварии сильно поранилась…
- Где… мама? – прошептала я. – Папа? – и по тому, как она отвела глаза, поняла. Поняла, что осталась совсем одна на этом свете, который сразу стал мне не нужен.
После того, как разум осознал чудовищную потерю, заболела душа и тело выгнуло в пароксизме боли и муки.
- Не-е-ет! – вырвалось у меня. – Не хочу! – и снова боль. Темнота. Беспамятство.
- Зоя! – пробивался ко мне родной голос. – Зоя! Держись! Я приду!
Но мне было уже все равно.
Я не помнила, как меня лечили. Не помнила ничего. Сознание отказывалось воспринимать окружающее, чтобы не столкнуться с новой порцией боли. Меня лечили, кормили, таскали на процедуры, но я в этом вроде бы и не участвовала.
Единственный раз, когда меня удалось вырвать из этого состояния – это когда сняли бинты с моего лица.
- Не все так страшно, - уговаривал меня молоденький врач в зеленой униформе, пока я тупо смотрела на обезображенное лицо. – Все эти шрамы со временем можно убрать пластикой. Правда, для этого нужны деньги…
Для этого в первую очередь были нужны силы. А сил не было. Не было сил смотреть на то, что осталось от достаточно миленького личика. Один жуткий рубец пересекал висок, затрагивая уголок глаза и краешек губ, отчего лицо стало похоже на карикатурную маску Пьеро. Еще один пересекал переносицу уже горбатого носа. Причем этот орган осязания еще был и свернут на сторону, как у старого опытного борца или боксера.
- У вас делают эвтаназию? – это все, на что меня хватило. А зря. Потому что меня тут же спровадили к психиатру, где выяснились мои суицидальные наклонности во всей красе, и мне выписали горсть ежедневных лекарств, которые я благополучно смывала в туалет.
Потом я простыла на каком-то из сквозняков, гуляющих по коридорам городской больницы. И умудрилась получить не много ни мало - воспаление легких. И меня уже перевели в обычную палату.
- Где ж мне взять такие деньжищи-то? – плакала Мария Ивановна, одна их моих соседок по палате. Вообще-то ей полагалась лежать в кардиологии, но там, как всегда, не было мест даже в коридоре. – Откуда у меня на пенсии такие деньги? Да и зачем мне новое сердце?
- Ну, может кто откажется? – успокаивали ее товарки, совсем не веря в свои слова. – Ну бывает же такое? И бесплатно… Ты, главное, на очередь встань, а там уж видно будет…
И я задумалась. Возможно, хоть что-то от моей жизни останется хорошее. Дождавшись поздней ночи, я тихо подошла к постели Марии Ивановны и тронула ее за плечо.
- Что такое? – приподняла голову женщина. – Что случилось?
- Возьмите мое сердце, - присела я на краешек ее кровати. – У меня только лицо уродливое, а сердце должно быть крепким. Я согласна вам его отдать.
- Да что ж ты такое говоришь? – всплеснула руками соседка, оглядываясь на спящих. – Ты ж молоденькая совсем! Тебе еще жить и жить!
- Жить? – хрипло засмеялась я впервые после того, как очнулась. – С таким лицом? Без близких и родных, одна-одинешенька? Да кому я нужна? А если и нужна, то не в этом мире… - И уставилась на приятную женщину, совсем не выглядевшую на пенсионный возраст: - Так что? Возьмете, чтоб не пропало?
- Да что ты говоришь, милая, одумайся! - распахнула та не по-старчески яркие глаза золотистого цвета. – Кто ж нам позволит такое, даже если бы я и согласилась? Ты молодая, тебе жить и жить – я старая, и мне прямая дорога на тот свет! Это ж натуральное убийство! Не вздумай, грех это!
- А то с таким лицом жить – это не убийство и не грех, - не отвела я свой взгляд. – Соглашайтесь, я не передумаю и подпишу все, что нужно. Чем мыкаться, лучше хорошему человеку помочь. У вас, наверное, родные есть. Переживать будут…
- Есть родные, - согласилась женщина, потирая пальцами подбородок. На одном из пальцев блеснуло кольцо странной формы, закрученное спиралью. – Ты давай, девочка, поспи, а утром поговорим…
И мне вправду захотелось спать. А во сне мне мерещились золотистые глаза, в которых кружились спирали, и слышался тихий голос, напевавший на незнакомом языке.
- Ну и сколько ты собираешься дрыхнуть, а? – визжали надо мной фрезеровочной пилой. И при это на моем лице ощущалась что-то мохнатое, мокрое. На груди… топтались? Массаж, что ли, делали? А зачем?
- А руки брить не пробовали? - Я с превеликим трудом разлепила глаза и…
- Мама! – подбросило меня от страха и вжало в противоположный угол. Угол чего?
Господи! Где ж я нахожусь-то? Чего мне в вечерний компот подлили, что меня так плющит, я ж все таблетки скормила «белому другу»?
Если вкратце и по существу, то сидела я на деревенской печи, накрытая лоскутным потертым одеялом. Вокруг антураж, как на картинках в любимых книгах: деревенский, опять же, стиль вперемешку с ведьминским декором. Ну, в общем, небольшая комната, большей частью занятая печью, где я ловила свои глюки. У одной стены узкая лежанка. Посередине громадный закопченный котел. Над ним в художественном беспорядке развешаны пучки трав, сушеные (я на это надеялась) мыши, чьи-то хвосты и метла.
- Насмотрелась? – раздалось рядом со мной.
Я перевела ошарашенный взгляд и узрела громадного черного кота, который не мигая уставился на меня разноцветными глазами: один - небесно-голубой, второй – золотистый.
- Что? – вырвалось у меня, пока я натягивала на голову одеяло. Вдруг там нормальная палата завалялась? Согласна даже на оббитые ватином стены, лишь бы в нормальном месте.
- Что «что»? – натурально нахмурился кошак, стягивая с меня укрытие от действительности. – Прекрати прятать голову! И чего ты там не видела? Ту странную тряпочку, которая ничего не прикрывает?
- Это самая обычная больничная ночная рубашка, - почему-то обиделась я на едкое замечание. Но голову прятать перестала, хотя глаза закрыла.
- Если все совместить, - не отставало от меня настырное животное (и это я еще не начала понимать, почему он разговаривает!), - то ты больная на голову и хочешь держать больное место в тепле. Вопрос только один: как долго?
- А каким образом, - размышляла я вслух, - надо мной издевается блохастое чудовище? И делает это человеческим языком?
- А каким языком я это должен делать? – неподдельно изумился кот. – У тебя что, другой язык? Раздвоенный?
- Нет! – сразу отказалась я, обхватывая руками начинающую пульсировать голову. – Но у котов нет речевого аппарата, способного воспроизводить речь! Я это учила в школе.
- Плохо учила, - сообщил мне этот неправильный кот. Он сел и стал методично вылизываться, спросив между делом: – А что тебя не устраивает?
- Все! – тут же поведала я свою мироощущение. – Если бы ты говорил со мной мысленно, я бы еще как-то поняла и списала это на лекарства…
- Что я - дурной в твою голову лезть?! – возмутился посланец из моего персонального ада (там, видимо, давали отгулы). – Еще такого узнаешь, что полиняешь раньше времени!
- Все равно, - упрямо сказала я, - это неправильно. Я не понимаю, почему мне все это грезится, и что нужно сделать, чтобы проснуться и…
- Тебе не грезится, - то ли утешил, то ли напугал меня собеседник. – И вообще, совершенно нормальная обстановка для ведьмы…
- Для кого?!! – распахнула я глаза.
- Для тебя, - индифферентно пожал плечами кот, чем привел меня в еще больший офигуй (не сказать чего покрепче). – Ты же теперь местная ведьма – тебе и метлу в руки.
- Это шутка? – полуобморочным голосом поинтересовалась я, начиная щипать себя во всех местах.
- Это правда, - заверил меня пушистый засранец, - как и то, что если ты наставишь на себе синяков, то, во-первых - лечить их будешь сама, а, во-вторых - красивее от этого не станешь. – Он потер лапой нос: - Я слышал, что женщины красят глаза в синий цвет, но чтобы бедра и руки… Это новое веяние моды?
- Это запах безумия, - созналась я, но истязать себя прекратила.
- Ну-у-у, - облегченно выдохнул кот, - это не страшно. Все ведьмы слегка не в себе.
- Почему? – наивно попалась я в ловушку.
- Кто ж в здравом уме согласиться жить в такой глуши на подножном корме? – уставился на меня этот паразит- вредитель или вредный паразит (я еще не разобралась окончательно). – И потом… они, как паров своих зелий нанюхаются, так и ходят под впечатлением.
- Это ты так шутишь? – никак не могла я понять всего на меня свалившегося. Если вспомнить поговорку: «Все что ни делается – делается к лучшему», - то, выходит, мое лучшее – это вот это? Глушь, метла и долбанутый кот?
- Это я ввожу тебя в курс дела, - невозмутимо ответил кошак, довольно жмурясь. – А то потом будешь бегать моих мышек по стенам ловить и кричать, что все это твое. Знаю я вас, ведьм, лишь бы чего-нибудь у бедного котика отобрать или оторвать. Вот твоя предшественница так и норовила лишить меня потомства!
- Кастрация? – с надеждой спросила я. Чисто для поддержания разговора.
- Одиночество, - помрачнел собеседник.
- А куда, кстати, она делась? – обвела я взглядом помещение. Вдруг хозяйка этого «дворца» где-то притаилась и сейчас как выскочит с криком: «Сюрприз!» - и я вернусь к себе в палату.
- На пенсию вышла, по выслуге лет, - разочаровал меня пушистик, поигрывая хвостом. – Сказала, что надо белый свет посмотреть, себя показать.
- И как? – все же хоть происходящее напоминало бред сумасшедшего, но было любопытно.
- Посмотрела и показала, - важно кивнул кот. – Замуж вышла. Прикинь, ей сто восемьдесят лет, а она вся в белом, как будто в сто пятьдесят. И жених рядом совсем молоденький. Испоганила ведьма эльфика. И до двухсот мужик не дотянул – женился. Теперь свои триста будет только в стакане видеть.
- Издеваешься? – со скрытой надеждой спросила я. Все же лучше, когда над тобой стебутся, а на самом деле – это все розыгрыш, и мы весело посмеемся в конце.
- Просвещаю, - отказался успокоить мои нервы кошак. – А то будешь потом мечтать о замужестве раньше, чем сто семьдесят лет. Тут, понимаешь, надо сначала все травки собрать, лягушек перецеловать…
- Зачем? – умирающим голосом поинтересовалась я. – Принца искать?
- Принцев тут и так, как собак нерезанных, - отбрил собеседник. – Так и шляются сюда: то меч заколдуй, то дракона подмани, по принцессу в чувство приведи. А вот философский камень не у каждой лягушки есть. И они с ним только через поцелуй расстаются. Пока млеют. А еще нужно хвосты у скунсов крутить. Наши принцесски дюже любят духами на основе их секрета поливаться от принцев.
- Все! – рявкнула я. – С меня хватит! Этот дурдом не для моей койки! Сейчас я лягу спать, а когда проснусь, то вернусь в свою родную палату и пусть на мне лучше там опыты ставят, чем тут!
Это не мы спасаем мир. Это мир нужно спасать от нас...
Юлия Славачевская
Пять лет назад…
- Мама! – горько плакала в колени красивой женщине девочка-подросток, лежа на кровати и вздрагивая всем телом. – Они постоянно дразнятся! Никто из мальчиков даже не смотрит в мою сторону!
- Девочка моя, - ласково гладила по белоснежным волосам дочь женщина, - просто не пришло еще твое время. И они не видят твоей красоты…
- Красоты? – подняла опухшее от слез лицо девочка. – О какой красоте ты говоришь, мама? Я толстая, страшная, - она дернула себя за прядь длинных волос, - у меня дурацкие космы! Даже цвет какой-то седой!
- Это цвет чистоты, родная, - попыталась успокоить ее мать, откидывая с лица дочери прилипшие прядки. – Все поймут это, когда придет время!
- Да, какое время, мама! – вспылила девочка, отталкивая ласковые руки и садясь на кровати. Она подтянула к себе колени и обняла их, склонив голову. – Когда это время наступит – я уже умру!
- Это тебе так только кажется, - заверила ее женщина. – Просто надо потерпеть немного…
- Сколько? – покосилась на нее девочка. – До самой старости? А с кем мне дружить?
- А ты придумай себе друга, - предложила мать. – Придумай, надели его всеми желаемыми качествами и дружи с ним. И даже если он будет с тобой лишь в мечтах, зато обязательно будет рядом. Всегда.
- Да? – шмыгнула носом дочь, задумывая над этими словами. – Тогда пусть его будут звать Грегори… - и погрузилась в свои мечты.
- Спи, мое солнышко, - с любовью улыбнулась ей женщина, вставая и подходя к двери. – Просто помни, что, когда ты будешь придумывать своего друга - и он, и ты будете расти и взрослеть вместе. Кого бы ты хотела видеть с собой рядом, когда вырастешь?
Но дочь уже была от нее далеко, встречаясь со своим новым и надежным товарищем…
Наши дни…
- Чур я спереди! – плюхнулась я на переднее сиденье машины, опередив маму. Капризно надула губы: - Можно, папочка?
- Зоя, - укоризненно сказал мне отец, скрывая улыбку за кажущейся строгостью, - ты уже взрослая девушка, почти невеста, а все еще ведешь себя как ребенок.
- Но тебя же это устраивает? – сделала я несчастные глаза. – Можно я еще побуду твоей маленькой девочкой?
- Во-первых, - нравоучительно сказал папа, усаживая улыбающуюся маму сзади и садясь за руль сам, - ты и так всегда останешься моей маленькой девочкой. А во-вторых, пора уже взрослеть, дорогая…
На этом месте я быстро сунула в уши наушники и отключилась. Папа мог говорить бесконечно и витиевато, переключаясь с одного предмета на другой. Зная своего любимого родителя, сейчас он начнет лекцию о моем поведении, а закончит мировыми проблемами, в которых если не прямо, то косвенно будет виновата я. Потому что я не хотела взрослеть. И - да-да! - все неприятности в мире исключительно от моего незрелого поведения. Даже экономический кризис. Видимо, банкиры и властьимущие тоже не могли этого пережить и постоянно выпускали из рук вожжи, сильно расстроившись этим фактом.
Пока папа сел на любимого конька и заодно и за руль машины, чтобы доставить нас на дачу, я решила подремать, удобно свернувшись на переднем сиденье и, как обычно, проигнорировав ремень безопасности. Хорошая музыка убаюкивала, навевая сладкий сон.
Поспать я любила. Потому что во снах я встречалась с Грегори. И ему было абсолютно наплевать на мой лишний вес, непрезентабельную внешность и на все остальное, исключая меня в целом.
Вот и сейчас, не успев сомкнуть веки, я перенеслась на лесную поляну, где меня ждал друг детства, выросший за эти пять лет в красивого мужчину. Черные вьющиеся волосы, голубые глаза, смотревшие на меня с любовью. Мужественные черты лица, мускулистая фигура. Честно слово, я постоянно завидовала сама себе.
Но сегодня что-то пошло не так, как всегда.
- Зоя! – бросился ко мне Грегори, хватая за руку. – Хорошо, что ты пришла! Я тебя должен предупредить….
- НЕ-Е-Е-ЕТ! – выдернул меня из сна жуткий крик мамы.
И страшный удар. Боль. Полет. Снова боль. Где-то рядом очень жарко. Темнота. Забвение. Никого рядом.
- Зоя, - кто-то звал меня издалека, - пора приходить в себя. Давай, соберись…
Я с трудом приподняла весящие целую тонну веки и снова их закрыла. Потому что обсчиталась. Каждое весило по тонне, не иначе.
- Зоя, - голос стал настойчивей, - не ленись. Открой глаза!
Новая попытка. И в приоткрытые щелочки ударил солнечный свет.
- Вот умница, - похвалил меня голос, - давай еще чуть-чуть.
- Пить, - разжала я губы, ощущая себя саксаулом и верблюдом одновременно. То ли горбатый жрал колючки, то ли колючки плевались в верблюда. А может, все сразу? Самочувствие было – умри и сделай себе проще.
По моим губам прошлись влажной губкой.
- Почему… - с трудом выговорила я. - …мое лицо…
- Поранилась ты, деточка, - наклонилась надо мной женщина в белом халате, - в аварии сильно поранилась…
- Где… мама? – прошептала я. – Папа? – и по тому, как она отвела глаза, поняла. Поняла, что осталась совсем одна на этом свете, который сразу стал мне не нужен.
После того, как разум осознал чудовищную потерю, заболела душа и тело выгнуло в пароксизме боли и муки.
- Не-е-ет! – вырвалось у меня. – Не хочу! – и снова боль. Темнота. Беспамятство.
- Зоя! – пробивался ко мне родной голос. – Зоя! Держись! Я приду!
Но мне было уже все равно.
Я не помнила, как меня лечили. Не помнила ничего. Сознание отказывалось воспринимать окружающее, чтобы не столкнуться с новой порцией боли. Меня лечили, кормили, таскали на процедуры, но я в этом вроде бы и не участвовала.
Единственный раз, когда меня удалось вырвать из этого состояния – это когда сняли бинты с моего лица.
- Не все так страшно, - уговаривал меня молоденький врач в зеленой униформе, пока я тупо смотрела на обезображенное лицо. – Все эти шрамы со временем можно убрать пластикой. Правда, для этого нужны деньги…
Для этого в первую очередь были нужны силы. А сил не было. Не было сил смотреть на то, что осталось от достаточно миленького личика. Один жуткий рубец пересекал висок, затрагивая уголок глаза и краешек губ, отчего лицо стало похоже на карикатурную маску Пьеро. Еще один пересекал переносицу уже горбатого носа. Причем этот орган осязания еще был и свернут на сторону, как у старого опытного борца или боксера.
- У вас делают эвтаназию? – это все, на что меня хватило. А зря. Потому что меня тут же спровадили к психиатру, где выяснились мои суицидальные наклонности во всей красе, и мне выписали горсть ежедневных лекарств, которые я благополучно смывала в туалет.
Потом я простыла на каком-то из сквозняков, гуляющих по коридорам городской больницы. И умудрилась получить не много ни мало - воспаление легких. И меня уже перевели в обычную палату.
- Где ж мне взять такие деньжищи-то? – плакала Мария Ивановна, одна их моих соседок по палате. Вообще-то ей полагалась лежать в кардиологии, но там, как всегда, не было мест даже в коридоре. – Откуда у меня на пенсии такие деньги? Да и зачем мне новое сердце?
- Ну, может кто откажется? – успокаивали ее товарки, совсем не веря в свои слова. – Ну бывает же такое? И бесплатно… Ты, главное, на очередь встань, а там уж видно будет…
И я задумалась. Возможно, хоть что-то от моей жизни останется хорошее. Дождавшись поздней ночи, я тихо подошла к постели Марии Ивановны и тронула ее за плечо.
- Что такое? – приподняла голову женщина. – Что случилось?
- Возьмите мое сердце, - присела я на краешек ее кровати. – У меня только лицо уродливое, а сердце должно быть крепким. Я согласна вам его отдать.
- Да что ж ты такое говоришь? – всплеснула руками соседка, оглядываясь на спящих. – Ты ж молоденькая совсем! Тебе еще жить и жить!
- Жить? – хрипло засмеялась я впервые после того, как очнулась. – С таким лицом? Без близких и родных, одна-одинешенька? Да кому я нужна? А если и нужна, то не в этом мире… - И уставилась на приятную женщину, совсем не выглядевшую на пенсионный возраст: - Так что? Возьмете, чтоб не пропало?
- Да что ты говоришь, милая, одумайся! - распахнула та не по-старчески яркие глаза золотистого цвета. – Кто ж нам позволит такое, даже если бы я и согласилась? Ты молодая, тебе жить и жить – я старая, и мне прямая дорога на тот свет! Это ж натуральное убийство! Не вздумай, грех это!
- А то с таким лицом жить – это не убийство и не грех, - не отвела я свой взгляд. – Соглашайтесь, я не передумаю и подпишу все, что нужно. Чем мыкаться, лучше хорошему человеку помочь. У вас, наверное, родные есть. Переживать будут…
- Есть родные, - согласилась женщина, потирая пальцами подбородок. На одном из пальцев блеснуло кольцо странной формы, закрученное спиралью. – Ты давай, девочка, поспи, а утром поговорим…
И мне вправду захотелось спать. А во сне мне мерещились золотистые глаза, в которых кружились спирали, и слышался тихий голос, напевавший на незнакомом языке.
- Ну и сколько ты собираешься дрыхнуть, а? – визжали надо мной фрезеровочной пилой. И при это на моем лице ощущалась что-то мохнатое, мокрое. На груди… топтались? Массаж, что ли, делали? А зачем?
- А руки брить не пробовали? - Я с превеликим трудом разлепила глаза и…
- Мама! – подбросило меня от страха и вжало в противоположный угол. Угол чего?
Господи! Где ж я нахожусь-то? Чего мне в вечерний компот подлили, что меня так плющит, я ж все таблетки скормила «белому другу»?
Если вкратце и по существу, то сидела я на деревенской печи, накрытая лоскутным потертым одеялом. Вокруг антураж, как на картинках в любимых книгах: деревенский, опять же, стиль вперемешку с ведьминским декором. Ну, в общем, небольшая комната, большей частью занятая печью, где я ловила свои глюки. У одной стены узкая лежанка. Посередине громадный закопченный котел. Над ним в художественном беспорядке развешаны пучки трав, сушеные (я на это надеялась) мыши, чьи-то хвосты и метла.
- Насмотрелась? – раздалось рядом со мной.
Я перевела ошарашенный взгляд и узрела громадного черного кота, который не мигая уставился на меня разноцветными глазами: один - небесно-голубой, второй – золотистый.
- Что? – вырвалось у меня, пока я натягивала на голову одеяло. Вдруг там нормальная палата завалялась? Согласна даже на оббитые ватином стены, лишь бы в нормальном месте.
- Что «что»? – натурально нахмурился кошак, стягивая с меня укрытие от действительности. – Прекрати прятать голову! И чего ты там не видела? Ту странную тряпочку, которая ничего не прикрывает?
- Это самая обычная больничная ночная рубашка, - почему-то обиделась я на едкое замечание. Но голову прятать перестала, хотя глаза закрыла.
- Если все совместить, - не отставало от меня настырное животное (и это я еще не начала понимать, почему он разговаривает!), - то ты больная на голову и хочешь держать больное место в тепле. Вопрос только один: как долго?
- А каким образом, - размышляла я вслух, - надо мной издевается блохастое чудовище? И делает это человеческим языком?
- А каким языком я это должен делать? – неподдельно изумился кот. – У тебя что, другой язык? Раздвоенный?
- Нет! – сразу отказалась я, обхватывая руками начинающую пульсировать голову. – Но у котов нет речевого аппарата, способного воспроизводить речь! Я это учила в школе.
- Плохо учила, - сообщил мне этот неправильный кот. Он сел и стал методично вылизываться, спросив между делом: – А что тебя не устраивает?
- Все! – тут же поведала я свою мироощущение. – Если бы ты говорил со мной мысленно, я бы еще как-то поняла и списала это на лекарства…
- Что я - дурной в твою голову лезть?! – возмутился посланец из моего персонального ада (там, видимо, давали отгулы). – Еще такого узнаешь, что полиняешь раньше времени!
- Все равно, - упрямо сказала я, - это неправильно. Я не понимаю, почему мне все это грезится, и что нужно сделать, чтобы проснуться и…
- Тебе не грезится, - то ли утешил, то ли напугал меня собеседник. – И вообще, совершенно нормальная обстановка для ведьмы…
- Для кого?!! – распахнула я глаза.
- Для тебя, - индифферентно пожал плечами кот, чем привел меня в еще больший офигуй (не сказать чего покрепче). – Ты же теперь местная ведьма – тебе и метлу в руки.
- Это шутка? – полуобморочным голосом поинтересовалась я, начиная щипать себя во всех местах.
- Это правда, - заверил меня пушистый засранец, - как и то, что если ты наставишь на себе синяков, то, во-первых - лечить их будешь сама, а, во-вторых - красивее от этого не станешь. – Он потер лапой нос: - Я слышал, что женщины красят глаза в синий цвет, но чтобы бедра и руки… Это новое веяние моды?
- Это запах безумия, - созналась я, но истязать себя прекратила.
- Ну-у-у, - облегченно выдохнул кот, - это не страшно. Все ведьмы слегка не в себе.
- Почему? – наивно попалась я в ловушку.
- Кто ж в здравом уме согласиться жить в такой глуши на подножном корме? – уставился на меня этот паразит- вредитель или вредный паразит (я еще не разобралась окончательно). – И потом… они, как паров своих зелий нанюхаются, так и ходят под впечатлением.
- Это ты так шутишь? – никак не могла я понять всего на меня свалившегося. Если вспомнить поговорку: «Все что ни делается – делается к лучшему», - то, выходит, мое лучшее – это вот это? Глушь, метла и долбанутый кот?
- Это я ввожу тебя в курс дела, - невозмутимо ответил кошак, довольно жмурясь. – А то потом будешь бегать моих мышек по стенам ловить и кричать, что все это твое. Знаю я вас, ведьм, лишь бы чего-нибудь у бедного котика отобрать или оторвать. Вот твоя предшественница так и норовила лишить меня потомства!
- Кастрация? – с надеждой спросила я. Чисто для поддержания разговора.
- Одиночество, - помрачнел собеседник.
- А куда, кстати, она делась? – обвела я взглядом помещение. Вдруг хозяйка этого «дворца» где-то притаилась и сейчас как выскочит с криком: «Сюрприз!» - и я вернусь к себе в палату.
- На пенсию вышла, по выслуге лет, - разочаровал меня пушистик, поигрывая хвостом. – Сказала, что надо белый свет посмотреть, себя показать.
- И как? – все же хоть происходящее напоминало бред сумасшедшего, но было любопытно.
- Посмотрела и показала, - важно кивнул кот. – Замуж вышла. Прикинь, ей сто восемьдесят лет, а она вся в белом, как будто в сто пятьдесят. И жених рядом совсем молоденький. Испоганила ведьма эльфика. И до двухсот мужик не дотянул – женился. Теперь свои триста будет только в стакане видеть.
- Издеваешься? – со скрытой надеждой спросила я. Все же лучше, когда над тобой стебутся, а на самом деле – это все розыгрыш, и мы весело посмеемся в конце.
- Просвещаю, - отказался успокоить мои нервы кошак. – А то будешь потом мечтать о замужестве раньше, чем сто семьдесят лет. Тут, понимаешь, надо сначала все травки собрать, лягушек перецеловать…
- Зачем? – умирающим голосом поинтересовалась я. – Принца искать?
- Принцев тут и так, как собак нерезанных, - отбрил собеседник. – Так и шляются сюда: то меч заколдуй, то дракона подмани, по принцессу в чувство приведи. А вот философский камень не у каждой лягушки есть. И они с ним только через поцелуй расстаются. Пока млеют. А еще нужно хвосты у скунсов крутить. Наши принцесски дюже любят духами на основе их секрета поливаться от принцев.
- Все! – рявкнула я. – С меня хватит! Этот дурдом не для моей койки! Сейчас я лягу спать, а когда проснусь, то вернусь в свою родную палату и пусть на мне лучше там опыты ставят, чем тут!
