Основано на реальных событиях
Вот уже неделю стояла жуткая жара. Давно замечено: если столбик термометра не превышает отметку в тридцать шесть градусов по Цельсию, то жить можно. Как только он перешагивает этот порог, все меняется. Интерес к делам, да и самой жизни пропадает, и наступает апатия. Хочется только одного – укрыться в комнате с кондиционером и тихо дремать или, в крайнем случае, – смотреть телевизор. Ни того, ни другого в доме у Матвея Ильича не было. Нет, телевизор, хоть и старенький, был, но показывал он лишь несколько скучных центральных каналов, поэтому Аллочка, надев купальник, устроилась в гамаке, с тоской разглядывая сквозь темные очки побелевшее от жары небо.
Пожалуй, впервые в жизни она совершила не свойственный ей поступок: приехала в эту глушь, поддавшись на уговоры Константина, своего молодого человека, который уверял, что отпуск, по крайней мере – часть его, лучше всего провести у деда. Там речка рядом, свежий воздух, дом окружает посаженный его прародителем яблоневый сад, овощи прямо с грядки. И дед у него спокойный, тихий, жизни никого не учит, зато занимательных историй знает огромное количество. При слове «историй» Алла закатила глаза. Она считала, что давно уже вышла из того возраста, когда любят слушать сказки. Костик сделал вид, что не заметил ее реакции и продолжил расхваливать затерявшийся где-то в Подмосковье дом деда, который он почему-то упорно называл дачей. В конце концов Алла согласилась туда поехать, но с условием, что к ним присоединится ее подруга Маша со своим парнем Гошей. Дед-сказочник – это хорошо, но в отпуске ей хотелось бы общаться не только с ним, но и с теми, кто одного с ней возраста и кого она давно уже знает – со своими друзьями.
Неприятности начались почти сразу после приезда. На следующий день выяснилось, что Косте нужно вернуться в Москву. Возникли какие-то проблемы, разрешить которые мог только он, причем не удаленно, а находясь непосредственно в офисе. И это во время законного отпуска! Аллочка едва сдерживала слезы, провожая молодого человека, который обещал вернуться через несколько дней. Её настроение окончательно испортилось, когда пыль, поднятая колесами машины, осела, и она осталась в одиночестве стоять на проселочной дороге. Прошел день. Температура на подвешенном за окном термометре неуклонно ползла вверх, и Аллочке не оставалось ничего другого, как, облачившись в купальник, тосковать в ожидании Константина. Девушку угнетала даже не жара, а духота, когда ни один листик на дереве не шевелился и всей кожей ощущалось непонятное давление, заставляющее замирать сердце от неприятного предчувствия. Нет ничего хуже, чем ожидание чего-то невнятного, неосязаемого, а потому пугающего. Вздыхая и обмахиваясь веером, Алла ждала появления своей подруги, которая пошла к речке «на разведку». Может, купание в прохладной речной воде улучшит ее настроение? Темные очки делали побелевшее от жары небо чуть более ярким, но это не улучшало настроения девушки. Появилась Маша со своим парнем Гошей. Оба загорелые и голубоглазые, удивительно похожие друг на друга.
– Ну, что скажешь? – оживилась Алла, приподнимая голову.
– Искупаться не получится. Речка зацвела, – ответила Маша, усаживаясь на стоящий рядом с гамаком стул, и убирая прядь темных волос за ухо. – Возле берега сплошная тина.
Аллочка сморщила носик, демонстрируя свое отношение к грязной, прятавшейся в зарослях ивняка речке, которую, на ее взгляд, не красили даже обширные заросли желтой кубышки.
– Давит… – с тоской произнесла она, снова обратив взгляд к небу.
– Ага, – согласилась Маша, вытаскивая из кармана шорт телефон. Взглянула на экран, и с торжеством в голосе добавила: – Гидрометцентр вечером грозу обещает!
– Не верю я в это, – вздохнула Алла. – Взгляни, на небе ни облачка. А дождь, если и пойдет, то высохнет, не долетев до земли. Такая жара стоит… Ну почему он уехал? – без перехода капризно произнесла она, поджав нижнюю губу, словно собиралась плакать.
– Ты о Косте? – поинтересовалась Маша, видимо утратив из-за жары умение логично мыслить.
– Ну, конечно. О ком же еще! – возмутилась Алла, злясь на подругу.
– Ну, он же сказал, что у него дела в городе срочные. Шеф лично звонил, просил приехать, – попыталась успокоить подругу Маша.
– Знаю я все эти срочные дела, – проворчала Алла, поправляя рыжую прядь волос. – А что нам здесь делать? Была бы еще дача как дача, бассейн, беседка с плетеной мебелью, вот здесь, например. – Она махнула рукой, показывая на участок перед домом, где росли усыпанные пока еще зелеными плодами яблони. – И кондиционер бы в доме не помешал. Слушай, Маш, ты не замечала, что старик этот, дед Костин… Как его? Матвей Ильич. На нас как-то подозрительно смотрит…
– Да что ты выдумываешь! Обычно он смотрит. А что пристально, так может, видит плохо.
– Вечно ты всех защищаешь! – обиделась Алла. – И Костю и деда его. – Она взмахнула рукой и демонстративно отвернулась. Маша посмотрела на дом, возле которого стоял Гоша и активно жестикулировал, подзывая ее, потом перевела взгляд на подругу. Та лежала, закрыв глаза. Может, уснула? Хорошо если так. Пусть поспит, может, успокоится и не будет такой раздражительной. Стараясь не шуметь, Маша встала и на цыпочках пошла прочь. Почему Гоша так руками размахался? Может, случилось что?
– Машка! – Гоша схватил девушку за руку и потащил за собой в дом, – а Матвей Ильич-то совсем не прост!
– Ты о чем? – Спросила Маша, тщетно пытаясь вырвать руку из пальцев любимого.
– Он, оказывается, колдун! Что ты так смотришь? Я правду говорю! Не веришь – пойдем, сама убедишься! – и молодой человек потащил девушку к двери, ведущей в комнату хозяина дома. Гоша собирался войти, когда Маша остановила его:
– Он же просил не заходить к нему! – возмущенным шепотом произнесла она.
– Когда? Я не слышал.
– Потому что в это время в телефоне сообщения читал! Скажи, тебе бы понравилось, если бы по твоей комнате незнакомые люди ходили, да еще и в вещах рылись? – Машка уперла руки в бока. Её глаза сверкнули.
– Подумаешь… И я нигде не рылся! Ты должна это увидеть. Да не кипятись ты, Машунь, лучше сама взгляни, – и молодой человек распахнул дверь в комнату.
Девушка логично рассудила, что если бы дед Костика действительно занимался чем-то странным, то дверь бы запер. А раз не сделал этого, то ничего «криминального» в комнате нет. Маша немного успокоилась. Вечно Гоша преувеличивает… Она бросила на него сердитый взгляд. Вроде взрослый уже человек, а в голове по-прежнему чепуха. Сколько раз она уже ему говорила: прекрати РЕН ТВ смотреть. Тоже мне, сторонник теории палеоконтактов… Почувствовав раздражение, Маша сразу же постаралась избавиться от этого неприятного чувства. Не хватало еще, чтобы и она стала такой же вечно недовольной всем брюзгой, как Алла.
Они познакомились с Гошей давно, еще на первом курсе института. И пусть прошло уже семь лет, Маша по-прежнему любила своего парня. Она старалась не обращать внимания на нравоучения Аллы, которая упорно твердила, что Гоша не тот человек, который ей нужен, так как у него не было ни денег, ни желания их зарабатывать. Девушка старалась не думать о том, что ее парень до сих пор так и не сделал ей предложение, и всегда отшучивался, когда она заводила разговор о детях. Главное – им было хорошо вместе. И он любил ее. А как иначе? Ведь они уже семь лет жили вместе. Правда и тут Алла смогла больно уколоть ее, напомнив, что квартира, в которой они живут – Машина, доставшаяся ей в наследство от бабушки, и платит за нее не Гоша, а она. Зато Георгий был веселым, компанейским, и, что уж скрывать, симпатичным. Многие девушки открыто флиртовали с ним, заставляя Машу ревновать. В ответ на упреки и претензии с ее стороны, Гоша лишь смеялся и корчил забавные рожицы, пародируя девушку. Ну что с таким клоуном делать? Обижаться – смешно, сердиться – глупо.
Как известно, тайна – самый лучший магнит, и ребята, переглянувшись, все-таки вошли в комнату. Первым делом им бросилось в глаза расположенное напротив двери окно с белоснежными кружевными занавесками. Перед ним стоял массивный стол, на котором лежал ноутбук, возле которого стояла небольшая шкатулка, поблескивающая на свету черным лаком, и зеленоватая стеклянная ваза с полевыми цветами. В красном углу в обрамлении вышитого рушника висела старинная, потемневшая от времени икона. Левую стену занимал огромный шкаф с книгами. Гоша молча ткнул в одну из полок пальцем. Маша подошла и осторожно вытащила одну из книг. Повертела в руках увесистый том и прочла название: «История российского духовенства: взгляд сквозь века. Автор – Матвей Ильич Барановский». Она вытащила ту, что стояла по соседству. «Теологические вопросы православной религии». Автор был тот же. Она поставила книги на полку.
– Ты с ума сошел? – свистящим шепотом произнесла девушка. – Какой колдун? Матвей Ильич историк или философ.
– А что ты на это скажешь? – Молодой человек стоял в противоположном углу комнаты, возле невысокого столика, на котором стояла миска, лежали свечи, пучок сухой травы, каменная ступа и череп какого-то животного, судя по размеру и форме – козлиный.
– И что? – Маша прикоснулась к выбеленной временем поверхности пальцем. – Череп как череп. Не человеческий же!
– А ты стала бы держать у себя череп, пусть и животного?
– Я – нет. Но все люди разные… – Маша, к удивлению Гоши задержалась возле «колдовского» стола всего лишь на минуту и сразу направилась к висевшей в переднем углу иконе. Встала напротив, сложив руки на груди, напряженно всматриваясь в потемневший от времени лик. Гоша не разбирался в иконах, да и сама религия была для него чем-то очень далеким и непонятным. Он смотрел на младенца, прижавшегося щекой к щеке матери, облаченной в темное одеяние, и не понимал, почему Маша так пристально вглядывается в изображение. Неожиданно девушка что-то тихо зашептала.
– Ты что? – удивился Гоша, услышав, как та шепчет «прости». – За что ты извиняешься?
– Мы все испортили… Столько крови и грязи на наших руках…
– Очнись, Маш! Ты что такое говоришь? – Гоша выглядел растерянным. Он не знал, что ему делать. Маша никогда раньше так странно себя не вела. Девушка громко всхлипнула. Это стало последней каплей. Схватив за плечи, Гоша потащил ее прочь из комнаты. Проходя мимо стола, но нечаянно задел вазу с полевыми цветами. Та упала на пол, разбросав в сторону осколки. Бросив на цветы растерянный взгляд, Гоша поднял взгляд выше, на икону, и вдруг оторопел. На миг ему показалось, что изображение ожило, глаза Божьей матери взглянули на него с упреком. Гоша замер, потому глотнул открытым ртом воздух, вытолкнул Машу в коридор и выскочил сам. Хлопнула входная дверь. Ребята одновременно обернулись.
– Жарко сегодня, – произнёс Матвей Ильич, вытаскивая из кармана штанов платок и вытирая им лицо. – Вы что такие нахохленные, словно воробьи перед дракой? Случилось что?
– Я к вам в комнату зашел. Случайно. А Маша меня за это бранит! – соврал уже отошедший от потрясения Гоша, бросив на девушку предостерегающий взгляд. Не хватало еще, чтобы Маша, по простоте своей, сказала старику правду, еще и вопрос какой-нибудь задала, про череп, например. Перед глазами молодого человека возникло изображение Божьей матери, смотрящее на него живыми, полными боли глазами. Он опустил голову и несколько раз кашлянул в кулак. Видение исчезло и на душе сразу полегчало.
– И правильно делает, – неожиданно согласился с Машей старик. – Я же просил ко мне не входить.
Гоша тяжело вздохнул, демонстрируя раскаяние.
– Ну раз вошел, так что теперь? Сделанного назад не воротишь. – смягчился хозяин, оценив так, как хотел Гоша, его виноватый вид. – Пойдемте квас пить. Я из погреба холодный принес.
Только теперь ребята увидели, что старик держит в руках запотевший глиняный кувшин. – А, может, вы кушать хотите? Так можно быстренько окрошку соорудить. В такую жару лучше нее ничего нет.
– Я «за»! – поднял руку Гоша. – Что резать надо?
– Да все подряд. Пошли на кухню, – ответил дед Матвей, вручая молодому человеку кувшин с квасом.
Они закончили нарезать овощи, и Маша под пристальным взглядом Матвея Ильича уже наливала в окрошку домашний квас, когда на пороге кухни появилась Алла. Окинув всю компанию надменным взглядом, девушка произнесла:
– Там ветер поднялся.
Все трое дружно повернулись к окну.
– А гидрометцентр не соврал! – то ли восхитилась, то ли огорчилась Маша. – Дождь точно будет.
– После такой жары обычно сильные грозы бывают, – согласился Матвей Ильич. – Ну, что, садимся ужинать? Ты, красавица, с нами есть будешь?
Алле не понравилось, что старик назвал ее «красавицей», хоть это и соответствовала ее оценке собственной внешности: стройная, кареглазая, с копной кудрявых рыжих волос. Просто как-то неприятно это прозвучало, с иронией.
– Не буду, – ответила она, усаживаясь на табурет возле окна.
– Твое право, – согласился хозяин, доставая из шкафа тарелки. – Машенька, хлеб нарежь. Вот тебе емкость, – и он вручил девушке берестяной короб. Через несколько минут все сидели за столом и ели. Гоша закатывал глаза, изображая как ему вкусно, и вдруг неожиданно спросил:
– А у вас деревянные ложки есть?
– Зачем тебе? – возмутилась Маша, злясь на Гошу за слишком уже нарочитое, попахивающее театральщиной поведение.
– Ну, чтобы все по-настоящему было, – ни капли не смутившись, ответил тот. – Дом старый, комната такая… – Он помахал в воздухе рукой, словно этот жест все объяснял. – Квас в кувшине… Еще бы ложки деревянные.
– Ну, если ты позабавиться хочешь… – Матвей Ильич откинул клеёнку и выдвинул ящик. – Вот возьми. Когда-то моей бабке принадлежала, – и он протянул Гоше деревянную ложку с полустертым от времени узором.
Молодой человек протянул руку и тут где-то в доме раздался громкий стук, сопровождаемый дребезжанием стекол.
– Сквозняк, надо закрыть окна, – сказал Матвей Ильич, с неожиданной для его возраста проворностью покидая кухню. Когда он вернулся, ребята сидели за столом, а Гоша размешивал окрошку в своей тарелке деревянной ложкой. Окно было закрыто сразу на два шпингалета – верхний и нижний.
– Как резко потемнело, – хозяин покачал головой. – С той стороны такая черная туча надвигается… Как бы не натворила бед…
– У вас дом надежный, выдержит, – ответил Георгий, пытаясь засунуть ложку в рот целиком, что у него плохо получалось.
– Так я не о себе волнуюсь, – услышал он в ответ.
Хозяин подошел к стене, чтобы включить свет, обернулся к ребятам и Гоше показалось, что глаза Матвея Ильича по-кошачьи сверкнули. Он моргнул и наваждение исчезло. Щелкнул выключатель. Из низко висящей над столом лампы с оранжевым абажуром полился теплый свет. Старик сел за стол, взял в руку ложку и стал есть. Остальные последовали его примеру. Маша изредка бросала взгляды по сторонам, разглядывая вещи, стоящие на шкафчиках и столе. Сейчас, в темноте, они казались ей не такими, как днем. Вот на той кружке, она это точно помнила, сбоку была трещина и небольшой скол, а сейчас она казалось целой. Тарелки тоже выглядели ярче, чем обычно, да и ложка, которой Гоша с таким аппетитом уминал окрошку, была практически новой. Изменился и сам хозяин. Нет, он, конечно, остался седым, но бородка вроде как стала короче и аккуратнее, исчезла желтизна с усов, а глаза налились цветом и стали не блекло-голубыми, а ярко-синими.
Вот уже неделю стояла жуткая жара. Давно замечено: если столбик термометра не превышает отметку в тридцать шесть градусов по Цельсию, то жить можно. Как только он перешагивает этот порог, все меняется. Интерес к делам, да и самой жизни пропадает, и наступает апатия. Хочется только одного – укрыться в комнате с кондиционером и тихо дремать или, в крайнем случае, – смотреть телевизор. Ни того, ни другого в доме у Матвея Ильича не было. Нет, телевизор, хоть и старенький, был, но показывал он лишь несколько скучных центральных каналов, поэтому Аллочка, надев купальник, устроилась в гамаке, с тоской разглядывая сквозь темные очки побелевшее от жары небо.
Пожалуй, впервые в жизни она совершила не свойственный ей поступок: приехала в эту глушь, поддавшись на уговоры Константина, своего молодого человека, который уверял, что отпуск, по крайней мере – часть его, лучше всего провести у деда. Там речка рядом, свежий воздух, дом окружает посаженный его прародителем яблоневый сад, овощи прямо с грядки. И дед у него спокойный, тихий, жизни никого не учит, зато занимательных историй знает огромное количество. При слове «историй» Алла закатила глаза. Она считала, что давно уже вышла из того возраста, когда любят слушать сказки. Костик сделал вид, что не заметил ее реакции и продолжил расхваливать затерявшийся где-то в Подмосковье дом деда, который он почему-то упорно называл дачей. В конце концов Алла согласилась туда поехать, но с условием, что к ним присоединится ее подруга Маша со своим парнем Гошей. Дед-сказочник – это хорошо, но в отпуске ей хотелось бы общаться не только с ним, но и с теми, кто одного с ней возраста и кого она давно уже знает – со своими друзьями.
Неприятности начались почти сразу после приезда. На следующий день выяснилось, что Косте нужно вернуться в Москву. Возникли какие-то проблемы, разрешить которые мог только он, причем не удаленно, а находясь непосредственно в офисе. И это во время законного отпуска! Аллочка едва сдерживала слезы, провожая молодого человека, который обещал вернуться через несколько дней. Её настроение окончательно испортилось, когда пыль, поднятая колесами машины, осела, и она осталась в одиночестве стоять на проселочной дороге. Прошел день. Температура на подвешенном за окном термометре неуклонно ползла вверх, и Аллочке не оставалось ничего другого, как, облачившись в купальник, тосковать в ожидании Константина. Девушку угнетала даже не жара, а духота, когда ни один листик на дереве не шевелился и всей кожей ощущалось непонятное давление, заставляющее замирать сердце от неприятного предчувствия. Нет ничего хуже, чем ожидание чего-то невнятного, неосязаемого, а потому пугающего. Вздыхая и обмахиваясь веером, Алла ждала появления своей подруги, которая пошла к речке «на разведку». Может, купание в прохладной речной воде улучшит ее настроение? Темные очки делали побелевшее от жары небо чуть более ярким, но это не улучшало настроения девушки. Появилась Маша со своим парнем Гошей. Оба загорелые и голубоглазые, удивительно похожие друг на друга.
– Ну, что скажешь? – оживилась Алла, приподнимая голову.
– Искупаться не получится. Речка зацвела, – ответила Маша, усаживаясь на стоящий рядом с гамаком стул, и убирая прядь темных волос за ухо. – Возле берега сплошная тина.
Аллочка сморщила носик, демонстрируя свое отношение к грязной, прятавшейся в зарослях ивняка речке, которую, на ее взгляд, не красили даже обширные заросли желтой кубышки.
– Давит… – с тоской произнесла она, снова обратив взгляд к небу.
– Ага, – согласилась Маша, вытаскивая из кармана шорт телефон. Взглянула на экран, и с торжеством в голосе добавила: – Гидрометцентр вечером грозу обещает!
– Не верю я в это, – вздохнула Алла. – Взгляни, на небе ни облачка. А дождь, если и пойдет, то высохнет, не долетев до земли. Такая жара стоит… Ну почему он уехал? – без перехода капризно произнесла она, поджав нижнюю губу, словно собиралась плакать.
– Ты о Косте? – поинтересовалась Маша, видимо утратив из-за жары умение логично мыслить.
– Ну, конечно. О ком же еще! – возмутилась Алла, злясь на подругу.
– Ну, он же сказал, что у него дела в городе срочные. Шеф лично звонил, просил приехать, – попыталась успокоить подругу Маша.
– Знаю я все эти срочные дела, – проворчала Алла, поправляя рыжую прядь волос. – А что нам здесь делать? Была бы еще дача как дача, бассейн, беседка с плетеной мебелью, вот здесь, например. – Она махнула рукой, показывая на участок перед домом, где росли усыпанные пока еще зелеными плодами яблони. – И кондиционер бы в доме не помешал. Слушай, Маш, ты не замечала, что старик этот, дед Костин… Как его? Матвей Ильич. На нас как-то подозрительно смотрит…
– Да что ты выдумываешь! Обычно он смотрит. А что пристально, так может, видит плохо.
– Вечно ты всех защищаешь! – обиделась Алла. – И Костю и деда его. – Она взмахнула рукой и демонстративно отвернулась. Маша посмотрела на дом, возле которого стоял Гоша и активно жестикулировал, подзывая ее, потом перевела взгляд на подругу. Та лежала, закрыв глаза. Может, уснула? Хорошо если так. Пусть поспит, может, успокоится и не будет такой раздражительной. Стараясь не шуметь, Маша встала и на цыпочках пошла прочь. Почему Гоша так руками размахался? Может, случилось что?
– Машка! – Гоша схватил девушку за руку и потащил за собой в дом, – а Матвей Ильич-то совсем не прост!
– Ты о чем? – Спросила Маша, тщетно пытаясь вырвать руку из пальцев любимого.
– Он, оказывается, колдун! Что ты так смотришь? Я правду говорю! Не веришь – пойдем, сама убедишься! – и молодой человек потащил девушку к двери, ведущей в комнату хозяина дома. Гоша собирался войти, когда Маша остановила его:
– Он же просил не заходить к нему! – возмущенным шепотом произнесла она.
– Когда? Я не слышал.
– Потому что в это время в телефоне сообщения читал! Скажи, тебе бы понравилось, если бы по твоей комнате незнакомые люди ходили, да еще и в вещах рылись? – Машка уперла руки в бока. Её глаза сверкнули.
– Подумаешь… И я нигде не рылся! Ты должна это увидеть. Да не кипятись ты, Машунь, лучше сама взгляни, – и молодой человек распахнул дверь в комнату.
Девушка логично рассудила, что если бы дед Костика действительно занимался чем-то странным, то дверь бы запер. А раз не сделал этого, то ничего «криминального» в комнате нет. Маша немного успокоилась. Вечно Гоша преувеличивает… Она бросила на него сердитый взгляд. Вроде взрослый уже человек, а в голове по-прежнему чепуха. Сколько раз она уже ему говорила: прекрати РЕН ТВ смотреть. Тоже мне, сторонник теории палеоконтактов… Почувствовав раздражение, Маша сразу же постаралась избавиться от этого неприятного чувства. Не хватало еще, чтобы и она стала такой же вечно недовольной всем брюзгой, как Алла.
Они познакомились с Гошей давно, еще на первом курсе института. И пусть прошло уже семь лет, Маша по-прежнему любила своего парня. Она старалась не обращать внимания на нравоучения Аллы, которая упорно твердила, что Гоша не тот человек, который ей нужен, так как у него не было ни денег, ни желания их зарабатывать. Девушка старалась не думать о том, что ее парень до сих пор так и не сделал ей предложение, и всегда отшучивался, когда она заводила разговор о детях. Главное – им было хорошо вместе. И он любил ее. А как иначе? Ведь они уже семь лет жили вместе. Правда и тут Алла смогла больно уколоть ее, напомнив, что квартира, в которой они живут – Машина, доставшаяся ей в наследство от бабушки, и платит за нее не Гоша, а она. Зато Георгий был веселым, компанейским, и, что уж скрывать, симпатичным. Многие девушки открыто флиртовали с ним, заставляя Машу ревновать. В ответ на упреки и претензии с ее стороны, Гоша лишь смеялся и корчил забавные рожицы, пародируя девушку. Ну что с таким клоуном делать? Обижаться – смешно, сердиться – глупо.
Как известно, тайна – самый лучший магнит, и ребята, переглянувшись, все-таки вошли в комнату. Первым делом им бросилось в глаза расположенное напротив двери окно с белоснежными кружевными занавесками. Перед ним стоял массивный стол, на котором лежал ноутбук, возле которого стояла небольшая шкатулка, поблескивающая на свету черным лаком, и зеленоватая стеклянная ваза с полевыми цветами. В красном углу в обрамлении вышитого рушника висела старинная, потемневшая от времени икона. Левую стену занимал огромный шкаф с книгами. Гоша молча ткнул в одну из полок пальцем. Маша подошла и осторожно вытащила одну из книг. Повертела в руках увесистый том и прочла название: «История российского духовенства: взгляд сквозь века. Автор – Матвей Ильич Барановский». Она вытащила ту, что стояла по соседству. «Теологические вопросы православной религии». Автор был тот же. Она поставила книги на полку.
– Ты с ума сошел? – свистящим шепотом произнесла девушка. – Какой колдун? Матвей Ильич историк или философ.
– А что ты на это скажешь? – Молодой человек стоял в противоположном углу комнаты, возле невысокого столика, на котором стояла миска, лежали свечи, пучок сухой травы, каменная ступа и череп какого-то животного, судя по размеру и форме – козлиный.
– И что? – Маша прикоснулась к выбеленной временем поверхности пальцем. – Череп как череп. Не человеческий же!
– А ты стала бы держать у себя череп, пусть и животного?
– Я – нет. Но все люди разные… – Маша, к удивлению Гоши задержалась возле «колдовского» стола всего лишь на минуту и сразу направилась к висевшей в переднем углу иконе. Встала напротив, сложив руки на груди, напряженно всматриваясь в потемневший от времени лик. Гоша не разбирался в иконах, да и сама религия была для него чем-то очень далеким и непонятным. Он смотрел на младенца, прижавшегося щекой к щеке матери, облаченной в темное одеяние, и не понимал, почему Маша так пристально вглядывается в изображение. Неожиданно девушка что-то тихо зашептала.
– Ты что? – удивился Гоша, услышав, как та шепчет «прости». – За что ты извиняешься?
– Мы все испортили… Столько крови и грязи на наших руках…
– Очнись, Маш! Ты что такое говоришь? – Гоша выглядел растерянным. Он не знал, что ему делать. Маша никогда раньше так странно себя не вела. Девушка громко всхлипнула. Это стало последней каплей. Схватив за плечи, Гоша потащил ее прочь из комнаты. Проходя мимо стола, но нечаянно задел вазу с полевыми цветами. Та упала на пол, разбросав в сторону осколки. Бросив на цветы растерянный взгляд, Гоша поднял взгляд выше, на икону, и вдруг оторопел. На миг ему показалось, что изображение ожило, глаза Божьей матери взглянули на него с упреком. Гоша замер, потому глотнул открытым ртом воздух, вытолкнул Машу в коридор и выскочил сам. Хлопнула входная дверь. Ребята одновременно обернулись.
– Жарко сегодня, – произнёс Матвей Ильич, вытаскивая из кармана штанов платок и вытирая им лицо. – Вы что такие нахохленные, словно воробьи перед дракой? Случилось что?
– Я к вам в комнату зашел. Случайно. А Маша меня за это бранит! – соврал уже отошедший от потрясения Гоша, бросив на девушку предостерегающий взгляд. Не хватало еще, чтобы Маша, по простоте своей, сказала старику правду, еще и вопрос какой-нибудь задала, про череп, например. Перед глазами молодого человека возникло изображение Божьей матери, смотрящее на него живыми, полными боли глазами. Он опустил голову и несколько раз кашлянул в кулак. Видение исчезло и на душе сразу полегчало.
– И правильно делает, – неожиданно согласился с Машей старик. – Я же просил ко мне не входить.
Гоша тяжело вздохнул, демонстрируя раскаяние.
– Ну раз вошел, так что теперь? Сделанного назад не воротишь. – смягчился хозяин, оценив так, как хотел Гоша, его виноватый вид. – Пойдемте квас пить. Я из погреба холодный принес.
Только теперь ребята увидели, что старик держит в руках запотевший глиняный кувшин. – А, может, вы кушать хотите? Так можно быстренько окрошку соорудить. В такую жару лучше нее ничего нет.
– Я «за»! – поднял руку Гоша. – Что резать надо?
– Да все подряд. Пошли на кухню, – ответил дед Матвей, вручая молодому человеку кувшин с квасом.
Они закончили нарезать овощи, и Маша под пристальным взглядом Матвея Ильича уже наливала в окрошку домашний квас, когда на пороге кухни появилась Алла. Окинув всю компанию надменным взглядом, девушка произнесла:
– Там ветер поднялся.
Все трое дружно повернулись к окну.
– А гидрометцентр не соврал! – то ли восхитилась, то ли огорчилась Маша. – Дождь точно будет.
– После такой жары обычно сильные грозы бывают, – согласился Матвей Ильич. – Ну, что, садимся ужинать? Ты, красавица, с нами есть будешь?
Алле не понравилось, что старик назвал ее «красавицей», хоть это и соответствовала ее оценке собственной внешности: стройная, кареглазая, с копной кудрявых рыжих волос. Просто как-то неприятно это прозвучало, с иронией.
– Не буду, – ответила она, усаживаясь на табурет возле окна.
– Твое право, – согласился хозяин, доставая из шкафа тарелки. – Машенька, хлеб нарежь. Вот тебе емкость, – и он вручил девушке берестяной короб. Через несколько минут все сидели за столом и ели. Гоша закатывал глаза, изображая как ему вкусно, и вдруг неожиданно спросил:
– А у вас деревянные ложки есть?
– Зачем тебе? – возмутилась Маша, злясь на Гошу за слишком уже нарочитое, попахивающее театральщиной поведение.
– Ну, чтобы все по-настоящему было, – ни капли не смутившись, ответил тот. – Дом старый, комната такая… – Он помахал в воздухе рукой, словно этот жест все объяснял. – Квас в кувшине… Еще бы ложки деревянные.
– Ну, если ты позабавиться хочешь… – Матвей Ильич откинул клеёнку и выдвинул ящик. – Вот возьми. Когда-то моей бабке принадлежала, – и он протянул Гоше деревянную ложку с полустертым от времени узором.
Молодой человек протянул руку и тут где-то в доме раздался громкий стук, сопровождаемый дребезжанием стекол.
– Сквозняк, надо закрыть окна, – сказал Матвей Ильич, с неожиданной для его возраста проворностью покидая кухню. Когда он вернулся, ребята сидели за столом, а Гоша размешивал окрошку в своей тарелке деревянной ложкой. Окно было закрыто сразу на два шпингалета – верхний и нижний.
– Как резко потемнело, – хозяин покачал головой. – С той стороны такая черная туча надвигается… Как бы не натворила бед…
– У вас дом надежный, выдержит, – ответил Георгий, пытаясь засунуть ложку в рот целиком, что у него плохо получалось.
– Так я не о себе волнуюсь, – услышал он в ответ.
Хозяин подошел к стене, чтобы включить свет, обернулся к ребятам и Гоше показалось, что глаза Матвея Ильича по-кошачьи сверкнули. Он моргнул и наваждение исчезло. Щелкнул выключатель. Из низко висящей над столом лампы с оранжевым абажуром полился теплый свет. Старик сел за стол, взял в руку ложку и стал есть. Остальные последовали его примеру. Маша изредка бросала взгляды по сторонам, разглядывая вещи, стоящие на шкафчиках и столе. Сейчас, в темноте, они казались ей не такими, как днем. Вот на той кружке, она это точно помнила, сбоку была трещина и небольшой скол, а сейчас она казалось целой. Тарелки тоже выглядели ярче, чем обычно, да и ложка, которой Гоша с таким аппетитом уминал окрошку, была практически новой. Изменился и сам хозяин. Нет, он, конечно, остался седым, но бородка вроде как стала короче и аккуратнее, исчезла желтизна с усов, а глаза налились цветом и стали не блекло-голубыми, а ярко-синими.
