— Сейчас прочитаю, — жена повела своим указательным пальчиком вниз. — Один. Лингвомодуль. Прошивка на пять языков с возможностью расширения.
— Это что за зараза?
— Похоже, твой бычок умеет разговаривать.
— Что-то не замечал за ним такого. Всё му, да му… Интересно, мукает он на одном языке, или на разных?
— Два. Пламенный мотор… Это что за шутки такие? — Василиса недоумённо уставилась в книгу.
— Что тут непонятного? Вместо сердца — пламенный мотор. Как в песне, — блеснул я знанием старинного фольклора.
— Какой-то странный стиль изложения для лабораторного журнала, — в сомнении пожала плечиками Васька.
— Да они там все болтанутые были, эти белохалатные, — махнул я рукой, но сразу поправился, — со слов Степана.
— Три. Усилители двигательного аппарата. Вот это похоже на правду.
— Это точно. Видела бы ты его в действии! Как это называлось? — я попытался вспомнить название механизма из старинной книги. — Паровоз! Не остановишь!
— Ну, допустим, сердце ему тоже модифицировали. А вот как включить лингвомодуль? Было бы забавно попробовать.
— Нет ничего проще. Пойдём на конюшню, да поговорим, — улыбнулся я. — Царевич я или нет? Имею я право на чудачества? Да в конце концов и Степан с ним постоянно разговаривает! Только вряд ли получает ответ.
— Кто знает, кто знает… Вот если б твой Ницше с тобой заговорил, ты бы как отреагировал?
— Ну, если б этот заговорил, об этом сразу все узнали бы!
— Ладно, прынц, иди завтракать. После сходим на конюшню, — Василиса с грохотом захлопнула книгу, подняв изрядное облако пыли.
Жанна на этот раз ничем особым не потчевала, даже почему-то не норовила закормить до полусмерти. Ходила какая-то задумчивая.
— Что-нибудь случилось? — спросил я её, отодвигая тарелку.
— Всё в порядке, Ванюша, — слова её прозвучали как-то неуверенно.
— Давай, рассказывай.
— Я не уверена… Василиса… Что-то с ней не так.
— Это я и так вижу. — я улыбнулся кухарке, — Что тебя настораживает?
— Понимаешь, она сегодня мылась в моей бадейке. Я слышала, как она плескалась за закрытой дверью. А когда вышла из комнаты — была всё такой же чумазой, — Жанна всплеснула руками. — А после того, как я спросила, не нужно ли ей помочь в помывке, она так странно на меня посмотрела…
— Так может она и не мылась? Может, она кораблики пускала, или ещё чего?
— Мне кажется, всё гораздо страшнее! — Жанна округлила глаза и прошептала замогильным голосом:- Она просто не умеет! Сколько лет по свалкам скиталась — разучилась, бедняжка…
— Не переживай, — я погладил кухарку по спине. — Уверен, всё будет хорошо. И уже очень скоро.
Жанна покивала головой и пошла в кладовку, а я прихватил пару яблок с блюда и отправился за женой в комнату.
— Готова к прогулке на конюшню?
— Подожди, принаряжусь, — Василиса надела новый кокошник на свою растрёпанную голову и вышла.
— Ты что ж так Жанну напугала? — спросил я, когда мы отошли шагов на сорок от дома.
— А что не так? — уставилась на меня Василиса.
— Она теперь думает, что ты разучилась мыться. Плюхалась, плескалась, а вышла — такая же замарашка.
— Моё упущение, прынц. Больше не повторится, — жена насупилась и, засунув руки в карманы, ускорила шаг.
— Всё-таки надеюсь, что завтра получу ответы на все вопросы, — вздохнул я и тоже прибавил скорости.
Глава 18
На конюшне было тепло и сумрачно. Запах сена и навоза густо стоял в воздухе.
— Слушай, — у меня возникла странная мысль. — Ты всегда такая м-м-м… неумытая… Но вот ведь какая штука — я не чувствую запаха давно не мытого тела.
Василиса улыбнулась и произнесла:
— Ты близок к прорыву, прынц. Работает голова-то.
Тем временем мы прошли мимо лошадей дружины и приблизились к стойлам Тишки и Ницше. Мой ослик с удовольствием принялся хрустеть протянутым мной яблоком. А вот Тишка отвернулся от угощения.
— У Стёпки, поди, взял бы, — с укором произнёс я.
Василиса молча забрала у меня яблоко и, откусив небольшой кусочек, принялась так упоённо чавкать, что мы втроём тут же уставились на неё. Ослик предпринял попытку тоже повторить вызывающие зависть звуки, но в результате уронил своё лакомство на пол, тут же подобрал и продолжил жевать. Тишка некоторое время глядел с укором, а потом потянулся к руке жены. Та сжалилась и протянула ему остатки яблока. К моему удивлению, он не только слизнул угощение с её ладони, но и дал себя погладить. Пока бычок жевал, Василиса прощупала его шею, посмотрела за ушами.
— Никаких следов операции, — констатировала она. — Впрочем, ничего удивительного. Слишком много времени прошло.
— Можешь попробовать разговорить его. С яблоком у тебя ловко получилось.
— Не так-то просто заставить говорить того, кто не хочет разговаривать. Особенно если он не умеет, — пробормотала Василиса.
— Йа-йа! — подал голос ослик.
— Немецкий? — обернулась к нему жена.
— Йа-йа! — подтвердил Ницше.
— А по-английски можешь?
— Йес! — произнёс ослик. Мы дружно сели.
— А по-русски? — пробормотал я.
— Да.
Мы переглянулись, совершенно обалдевшие. А ослик снова произнёс своё коронное «йа-йа», и вид у него был такой, будто он над нами потешается.
Из ступора нас вывел зычный голос Сафона:
— Его царское Величество Никанор Долготерпимый объявляет ткацкий конкурс открытым и приглашает всех участников в течение получаса!
— Ну и работка у человека, — посочувствовала нашему глашатаю Василиса.
— Нормальная, — отозвался я. — Не грязная, не пыльная. Голос поставлен. Знай, ори.
— Я и говорю, — Васька встала, опираясь об ограду загона. — Что-то не того мы проверяли на умение разговаривать. Слушай, там же ещё какой-то безымянный ослик с инвентарным номером присутствовал…
— Что-то не припомню…
— Ладно, ты хватай ковёр и беги на конкурс! А я пока повнимательнее изучу журнал.
— Я воль, майн фюрер! — прокричал я, вскакивая.
— Йа-йа! — донеслось из загона.
— Гитлер капут, — пробормотала Василиса.
Глава 19
В тронном зале яблоку было негде упасть. Гвалт стоял невообразимый. Боярчуки и купцы, дружинники и дворовые, все стояли вперемешку, что-то громко обсуждая.
— Что случилось? — спросил я у Якова, ближе всех стоявшего к входу.
— Система безопасности накрылась, — зевнул здоровяк.
— Ну, это я ещё вчера знал. Даже присутствовал.
— Кто-то, пользуясь этим, вломился к Отрыжкиным. Гаврила, если помнишь, в наказание за вчерашний прокол со мной всю ночь патрулировал. Марфа — у Степана. Старики ничего не слышали.
— Что-то своровали?
— Пока не ясно. В кабинетах у Варфоломея Афанасьевича и у Гаврилы всё разбросано, все ящики и сундуки выпотрошены. Так что им сегодня не до конкурса.
— Прогнило что-то в датском королевстве, — пробормотал я.
— Да хрен с ним, с датским-то, — пробасил Яков. — Со своими бы террористами разобраться.
— С кем?
Зычный голос перекрыл гул толпы:
— Несмотря на происки международных террористов, — отец на этот раз начал без объявления Сафона, — мы не сдаёмся и продолжаем политику долготерпения, меценатства и поддержания мира, которая приведёт к процветанию всех граждан нашего государства.
— Вот завернул! — восхитился Яков.
— Мы не позволим всякой нечисти портить нам жизнь! И поэтому вопреки их коварным планам продолжаем придерживаться наших исторических традиций! Конкурсанты, прошу вас!
Толпа кое-как размазалась по стенам, освобождая место в середине. Потянулись рушники, половички и прочие коврики. Закидон еле втащил и расстелил закрывшее половину зала произведение его жены — сшитый из разноцветных кусочков кожи «палас» (как он сам его назвал). Степан с улыбкой выложил носовой платок, на котором разноцветными нитками была вышита смешная рожица. Абрам прикатил на тележке узорчатые разноцветные мешки. Конечно же, с золотом.
Пришла моя очередь удивлять. Я расстелил произведение Василисы, и все ахнули.
— Мать моя, кибернетика! — ахнул Кулиб. А царь, как и в прошлый раз произнёс:
— Гран-при!
Потом подошёл поближе и, встав на четвереньки, принялся разглядывать местность.
— А если увеличительное стекло поднести, я увижу людей? — спросил он. Я улыбнулся:
— Жена про какой-то там зум говорила.
— Ну, Василиса! Ну, лягушка! — промолвил Никанор. — Чтоб завтра пришла на пир и всё мне объяснила!
— Обещала, — заверил я отца.
— Смотри, чтоб своё обещание обратно не забрала, — наставительно произнёс царь. — Женщины — они такие.
Государь поднялся на своё место и объявил:
— Приглашаю всех участников наших состязаний на завтрашний пир в честь моих сыновей и их жён. Приносите ваши подарки моим наследникам. Съестные припасы приветствуются — а то не ровен час, разоримся на этих пирах! Что скажешь, Абрам?
— Не разоримся, — скромно ответил средний брат.
— Ну и славненько. Всем царевичам быть с жёнами обязательно. Особенно тебе, — отец указал на меня. — Страже усилить меры безопасности!
Все двинулись на выход. Степан окликнул меня:
— Вань, не хочешь прогуляться до Шереметевской свалки?
— Какого лешего?
— Хотим Утырка проверить. Что-то пропал совсем, — объяснил подошедший с ним Закидон.
— В свете последних событий всё это подозрительно, — поднял палец старший.
— Не, мужики, не могу, — жутко не хотелось переть в такую даль. К тому же было очень интересно, что откопает Василиса в лабораторном журнале.
— Ты единственный, кто хорошо рассмотрел хлыща, — напомнил Степан.
— И как это связано с нашим Вольдемаром? — не понял я.
— Сердцем чую, связано! — брат ударил себя кулаком в грудь.
— Ладно, чертяки, уболтали! — я с неохотой последовал за ними на конюшню, где нас уже ожидал Яков.
Мы оседлали наших четвероногих и неторопливо отправились на свалку.
— Без меня, пожалуй, быстрее бы добрались! — пробурчал я, намекая на скорость моего ослика.
— Ничего, торопиться не куда, — ответил Степан, прихлопнув жирную муху, севшую на шею Тишки.
— И с чего вы вдруг всполошились? Всего три дня мужика нет! К тому же невеста у него — огонь, судя по всему.
— Тут такое дело, — замялся вдруг Яков. — Есть подозрение, что именно он на хате у Отрыжкиных набедокурил.
— Как? Что за подозрения? — моему изумлению не было предела.
— Мы с Гаврилой патрулировали недалеко от его дома, когда услышали хруст ломающейся ветки, — начал здоровяк. — Поспешили на шум. На нас выскочил Утырок. Гаврила попытался с ним заговорить, но он только отмахнулся и унёсся прочь. А потом оказалось, что сломанная ветка с дерева около ограды дома Отрыжкиных.
— Но зачем ему это? — произнёс я вопрос, на который ни у кого ответа не было.
— И ещё, — продолжил Яков. — На другом конце улицы его ждал долговязый тип в плаще и широкополой шляпе.
Глава 20
Рассекая толпу, Степан и Яков вошли в кабак. Мы с Прошкой спокойно следовали в фарватере. Брата здесь хорошо знали, поэтому никто не возмущался. На сцене отплясывала какая-то белобрысая барышня в теле. Явно не та. Подойдя к барной стойке, Степан поманил хозяина пальцем. Тот с опаской придвинулся.
— Где Натали? — спросил брат.
— Три дня уже не появляется, — жалобным голосом проговорил кабатчик. — Совсем охамела! Видал, кого на сцену выпускать приходится? У меня так все клиенты разбегутся!
— Не прибедняйся, Тарас, — прервал Степан его жалобы. — Всё равно у тебя здесь нет конкурентов.
— Это, конечно, так, — пробормотал кабатчик. — Но, согласись, охамела девка! Не уважает своего работодателя!
— Где живёт? Мы как раз и спросим, почему прогуливает.
Тарас наскоро набросал на куске обоев схемку.
— Только вы её не покалечьте, — попросил он. — Она должна быть в состоянии свои танцы выкаблучивать.
— За кого ты нас принимаешь? Мы ж енти, жентльмены! Шлёпанцы Суворова тебе в глотку! — усмехнулся Степан и махнул нам рукой.
Жилище танцовщицы находилось на краю жилой части района. Это была небольшая, но крепкая изба, выкрашенная в розовый цвет и с покрытой ветками крышей. Возле дома не было никакого палисадника или огорода. Правда, недалеко от двери стояло пугало в дырявой рубахе и с ржавым ведром на голове.
Степан постучался. Никакого ответа. Жестом велев Закидону и Якову обойти дом, он с новой силой забарабанил в дверь, крича:
— Натаха, на работе аврал! Где пропадаешь, кошка рыжая?
Через минуту дверь открылась. Степан остановил руку около носа стоявшего на пороге Прошки.
— Зашибёшь! — испуганным голосом проговорил отшатнувшийся Закидон.
— Что хозяева? — брат зашёл в дом.
— Никого нет, — из-за печки вышел Яков с куском вяленого мяса. — Компот прокис, так что уже два — три дня дом пуст.
— Но личные вещи, смотрю, не тронуты, — я подошёл к большому зеркалу на стене, около которого стоял небольшой резной столик с дамскими аксессуарами.
— Эдакое богатство, и не забрала с собой? — Степан повертел в руках красивую коробочку, из которой просыпалась пудра. — Сомнительно. Смотрим внимательно. Ищем любые зацепки. Богато, однако, — брат прошёл в дальнюю от входа часть дома.
Там в углу стояла резная деревянная кровать с балдахином, занавешенная тяжёлым парчовым пологом золотистой расцветки. Постель была измята так, будто на ней резвился Тишка. Обе стойки балдахина в изголовье кроме резьбы покрывали ещё и глубокие царапины. Проведя рукой вниз и откинув простыню, я обнаружил стальные наручники. Царапины, судя по всему, были от них.
— Прохор, не знаешь, Вольдемар не из этих? — я погремел наручниками.
— Да вроде не упоминал, — Закидон потеребил ухо.
Я продолжил осмотр постели. Вторых наручников не было. Под грудой подушек обнаружился томик стихов некоего Ароза Азорина. Я убрал книжку в карман, благо формат был небольшой. Ничего не могу с собой поделать — люблю читать. В складках простыней лежала небольшая золотая серьга в форме стрекозы.
— Глядите, что я нашёл!
— Утырок явно был здесь, — произнёс Прошка. И, отвечая на невысказанный вопрос, добавил:- Вечером перед встречей с невестой купил эти безделушки, чтобы ей подарить.
— А они были раньше знакомы?
— Да, он последнее время часто в кабак заходил, клинья к ней подбивал.
— Приелся экстрим? — ухмыльнулся Степан.
— Бывает, — пожал плечами Прошка.
Мы ещё некоторое время поблуждали по дому в поисках зацепок, но так ничего и не обнаружили. Ясно было одно — Вольдемар был здесь, а потом они с его артисткой ушли. Какое-то время мы ещё походили вокруг дома в поисках следов. Следов было много, а толку мало. В конце концов, решили вернуться в кабак и поспрашивать у посетителей.
Народ немного рассосался — то ли обеденное время закончилось, то ли танец белобрысой дамы утомил. Всего три столика были заняты. За одним сидела парочка в традиционных для купеческой гильдии малиновых укороченных кафтанах, с золотыми цепями на толстых шеях и тихо что-то обсуждала. За другим столом четверо молодых шаромыжников развлекались со своими странного вида находками. Это были чуть меньше средней ладони звёздочки с несколькими лучами, забавно вертевшиеся вокруг центральной точки. Некоторые из них светились, некоторые издавали какие-то звуки. Молодые люди прилаживали их друг к дружке кто к носу, кто к макушке и откровенно веселились. Яков посмотрел на них и повертел пальцем у виска.
