Эльвира прищурилась. Ожидала. Испытывала его взглядом.
Артём приложил палец. Раздалось короткое пиликанье. Лампочки замигали. Стражники вздрогнули. Лучники чуть отступили.
Артём нажал первую кнопку.
Рукоятка вздрогнула. Телескопические секции выдвинулись одна за другой, с щелчками и механическим рыком. Через секунду в руках у Артёма оказался клинок — полметра длиной, чёрный. Он выглядел... невозможным. Несовместимым с этим миром. От резкости этого события рука Артёма непроизвольно вздрогнула, а вслед за ней вздрогнули все вокруг.
Нажал вторую.
Меч завибрировал, издавая громкий, воющий звук, как будто внутри него работала армия микроскопических пил. Воздух задрожал. Землю под ногами обдало вибрацией воздуха. Рукоять при этом продолжала покоиться в ладони, телескопические лезвия вибрировали каждое в своём ритме, как будто стремясь нарезать всё к чему прикоснётся лезвие. И совокупная их вибрация каким-то образом гасилась так, что в самой рукояти практически не ощущалась.
Нажал третью.
Лезвие вспыхнуло. Меч раскалился до бела. От него шёл жар, словно от кузнечного горна. Артём едва удержал его на вытянутой руке — не от тяжести, от трепета.
Эльвира раскрыла губы — не в удивлении, нет. В изумлении. Почти в благоговении.
Артём хмыкнул:
— Это что… телескопический световой вибромеч?..
Эльвира подняла руку. Стрелки подняли луки. Лес стрел настороженно натянулся на тетиве.
— Останови его! — крикнула она. Но он не слышал. Гул меча заглушал всё.
Артём медлил. Этот клинок мог бы разрезать столб. Может, даже цепи. Но...
В голове пронеслись образы: стрелы в теле, боль, смерть. Вибромеч, вонзившийся в землю, прожигающий путь к центру планеты…
— Я ведь не умею отражать стрелы... Я ж не ведьмак, — прошептал он.
Он посмотрел на Эльвиру. Она кричала что-то ещё. Кричала яростно. Но он уже перестал слышать. Всё растворилось в жужжании клинка и бешеном ритме собственного сердца.
Он стоял в центре, окружённый натянутыми тетивами, словно в жерле вулкана перед извержением. Клинок в руке рычал, пел своей вибрацией, и даже сам воздух, казалось, дрожал от жара. На фоне белого сияния меча лица эльфов казались вылепленными из воска — напряжённые, испуганные, ошеломлённые.
Эльвира закричала вновь, но её слова разбивались о плотную звуковую завесу. Артём не мог разобрать ни одного. Только движение губ. Только гнев и тревога в глазах.
Он посмотрел на клинок. На этом белом огне — не было ни крови, ни сажи, ни отпечатков. Чистота и мощь. Слишком мощная игрушка для того, кто ещё вчера был жертвой обстоятельств. В груди у него смешались паника, восторг, и чёткое, обволакивающее чувство: если сейчас сделаешь глупость — второй попытки не будет.
Он разжал пальцы.
Клинок с глухим звоном упал на землю, словно пылевой бур вгрызаясь в почву. Земля под ним зашипела, и лезвие — вибрируя, но не угасая — вонзилось в почву, испуская струйки пара.
Вибрация и жар клинка остановились. Наступила тишина. Почти нереальная. Меч стих. Артём тяжело выдохнул. Лезвие начало медленно складываться обратно внутрь рукояти.
— Довольны?! — крикнул он, уже не скрывая злости. — Проверили?!
Эльвира смотрела на него, медленно опуская руку. В её взгляде читалось… нет, не разочарование. Скорее — понимание. Или даже что-то похожее на одобрение. Как будто этот поступок был именно тем, чего она хотела.
Она шагнула ближе. На этот раз — без театральности, которая была присуще ей до этого. Просто женщина с очень опасным взглядом.
— Ты… не дурак, — произнесла она негромко. — Это хорошо.
— Стараюсь, — буркнул Артём, переводя дух.
Священники молча шагнули вперёд. Один из них осторожно извлёк клинок из земли. Остальные — словно церемониально — двинулись следом, закрывая его со всех сторон, как охрану реликвии.
— Увести его, — коротко бросила Эльвира.
— Опять в покои? — усмехнулся Артём. — Или у вас там теперь "зона карантина"?
Она не ответила. Только посмотрела. И в этом взгляде было больше, чем просто приказ. Намёк. Угроза. Может быть — вызов.
Артёма отвели обратно. Но на этот раз — не в покои. Он заметил это сразу. Маршрут изменился: тот же внутренний двор, те же мрачные коридоры, но направление — другое. Шаги стражников были медленнее. Они не толкали его. Они смотрели с опаской. Будто рядом шёл не человек, а… носитель чего-то опасного. Инородного. Или священного.
Они вошли в новую комнату — небольшую, но чище предыдущей. Тут не было ни печей, ни крови, ни колец. Только каменные стены, стол и лавка. Окно узкое, но сквозь него виднелись крепостные стены.
Артёма оставили одного. Он сел, прислонился к стене, закрыл глаза. Всё в нём вибрировало — от меча, от слов, от страха. Как будто кто-то нажал на кнопку перемотки, и вся его жизнь вдруг сорвалась с катушек, перемешалась, засверкала.
Он не знал, сколько прошло времени. Может, час. Может, меньше. Может, больше. Он просто сидел. Дышал. Думал.
“Это не просто фэнтези. Это... что-то большее. Космос? Алиса? ГССК? Чёртовы скафандры. Станция ‘Рассвет’? А меч этот... Как будто я в игре, но без кнопки ‘выход’.”
В дверь постучали. Аккуратно. Почти вежливо.
Он поднял голову. Сердце дёрнулось.
Дверь открылась.
На пороге стояла она. Без охраны. Без доспехов. В простой, но элегантной тёмно-синей одежде. Волосы распущены. Лицо — серьёзное.
— Нам нужно поговорить, — сказала Эльвира.
Эльвира медленно закрыла дверь, с хрустом заевших петель. Звук прокатился по комнате. За ним сразу наступила тишина. Живая, плотная — как будто сама дверь отсекла всё внешнее, оставив их вдвоём в капсуле, зависшей вне времени.
Комната утонула в полумраке. Единственный свет пробивался сквозь узкое, вытянутое по вертикали окно под потолком. Луч, тонкий и жесткий, падал на деревянный пол и оставлял там светлую рану. Он рассекал тьму, но не прогонял её — только подчеркивал, насколько её много.
Артём сидел, немного сгорбившись, будто не знал, куда деть плечи. Он чувствовал, как вокруг сгущается нечто… не совсем угрожающее, но точно настораживающее. Мышцы спины напряжены, ладони влажные.
Он молча проследил, как Эльвира обошла стол. Её шаги — уверенные, но тихие. Платье не шелестело — только лёгкий скрип кожи под подошвами. Она села на скамью — рядом с ним, почти касаясь бедром. Без лишних жестов. Спокойно, будто так и надо. Запах, исходивший от неё, окутал его сразу — сирень, крыжовник и что-то ещё дикое, чуть терпкое, с металлической нотой. Запах леса перед грозой?
Он чуть дёрнул плечом. Не от отвращения — скорее от неожиданности. Слишком близко. Слишком тихо.
— Почему мы здесь? — спросил он, не в силах больше выдерживать молчание. Голос его прозвучал глухо, с неровной интонацией. Он сам услышал это и чуть скривился.
Эльвира не ответила сразу. Она повернулась к нему всем корпусом, не спеша. В глазах её блеснул свет — отражение того самого луча с окна.
— Ты здесь… — начала она, тихо, почти ласково. — Потому что то, о чём я собираюсь с тобой говорить… должно остаться, между нами. Только, между нами.
Артём нахмурился. Не от враждебности — от настороженности. Откуда-то изнутри поднималось ощущение, что он сейчас окажется втянут в нечто, чего совсем не хотел.
— Вы боитесь, что нас подслушают? — спросил он, автоматически понизив голос.
— Опасаюсь, — кивнула Эльвира. Она не шевелилась, только голос менялся — становился ниже, вязче. Как мёд.
Он отвёл взгляд. Секунда — ироничная попытка отыграться:
— Что ж… я весь в вашем распоряжении… Во всех смыслах…. В общем-то… — Он пробормотал это неуверенно, как будто сам пожалел о фразе, едва произнеся.
Эльвира не рассмеялась. Не улыбнулась. Только чуть прищурилась. Он не понял — как трактовать её реакцию.
— Воющий Клинок признал тебя, — произнесла она. — Это многое значит. Даже больше, чем ты можешь себе представить. Для моего народа — это почти священно.
Артём сдвинул брови.
— Но вы же говорили… что людям тут не слишком рады.
— В Космолесье — да. Здесь мы живём по старым законам. По особым правилам. Но княжества эльфов уходят дальше, за горы. И всех нас объединяет не происхождение. Вера. Вера в Юрия.
Она произнесла это имя с особой интонацией. С трепетом. Почти с благоговением.
Артём не знал, что сказать.
— Те в красных балахонах… это ваши жрецы? — спросил он, снова ощупывая ситуацию словами.
— Да. Хранители завета. Мы… вскормлены легендами. Пропитаны ими, как древесина смолой. Тысячу лет назад на землю с небес пал первый среди равных. Великомученик Юрий.
Артём кашлянул, неудачно сглотнув. Звук получился громкий и неловкий.
— Он был человеком, — продолжала Эльвира. — Принёс учение о мире без господства. Учение, где нет «высших» и «низших». Он хотел объединить всех — эльфов, орков, ящеролюдов, людей…
— Погодите. Ящеролюдов? — Артём резко поднял брови. Его лицо вытянулось, словно он только что услышал о единорогах.
Эльвира закатила глаза. С демонстративной усталостью, как учитель, который десятый раз объясняет материал троечнику.
— Ты дашь мне договорить?
Он вскинул ладонь, приложил к губам и кивнул.
— Молчу.
Эльвира придвинулась ещё ближе. Артём почувствовал, как тень от её плеча пересекла его колено.
— Юрий мечтал о коммунне. Единое общество, где не будет разделения. Ни по виду, ни по силе, ни по древности рода. Только труд, взаимопомощь, общее дело. По завету всеотца Владилена.
Артём еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Имя звучало, мягко говоря, неожиданно. Но он удержал ироничный комментарий внутри. Она не казалась настроенной на шутки.
Она продолжила:
— Но ящеролюды отвергли его. Они не поверили. Не приняли. Сбросили его со скалы. В самую морскую пучину.
Артём отвёл взгляд.
— Владилен разгневался. И наслал армию. Войско железных солдат. Безжалостных. Неумолимых. Они уничтожали всё. Крушили стены, выжигали города. И только смирение перед их яростью смогло остановить бойню.
Она сделала паузу. Тишина сгустилась. Луч света на полу дрогнул, будто заметив напряжение.
— С тех пор мы поклоняемся Юрию. За жертву. За предупреждение. За то, что он отдал себя, чтобы мы смогли понять — что будет, если отринем божественную волю.
Артём покачал головой. Всё это звучало как священная трагедия, переданная через театральную пьесу. Но он чувствовал: для неё — это всерьёз. Или она очень хочет что бы он так думал.
— Звучит… не очень понятно, — пробормотал он.
Артём нахмурился, почесал висок. Он чувствовал, как напряжение в груди нарастает. Словно в комнате стало меньше воздуха.
— Получается, вы поклоняетесь человеку? — спросил он осторожно, словно проверяя почву под ногами.
— Не человеку, — мягко поправила она. — Символу. Его жертвенности. Его решимости. Его вере. Он стал больше, чем просто плоть и кровь. Мы не кланяемся Юрию — мы кланяемся его выбору. Его цене.
Он медленно кивнул, глядя в тень под столом. Молчание между ними стало плотным, как ткань. Он вдруг заметил, как дрожит её рука. Чуть-чуть. Едва заметно. То ли от волнения, то ли от чего-то иного.
— Но ведь… — он поднял глаза — и взгляд их пересёкся. — ...вы же говорили, что людей у вас не любят.
Эльвира отвела взгляд. Губы её сжались, как будто этот вопрос резал.
— Юрий был не последним человеком, — сказала она после паузы. — Раньше люди жили с нами. Рядом. Они делили еду, землю, магию. Мы сражались плечом к плечу. Но потом случилось... разделение. Схизма. Люди начали считать себя лучше. Ушли. Отстроили крепости. Назвали себя союзом.
Она скривилась, произнося это слово.
— Союз человеческих поселений, — повторила с насмешкой. — Они создали закрытые анклавы. Отделили себя от остальных. Построили стены. Не только из камня — из гордыни.
Артём дернул бровью.
— Социалистических? — буркнул он в нос, почти рефлекторно.
— Что? — её взгляд стал острым.
— Ничего, — он махнул рукой. — Просто звучит как… утопия.
Она на секунду посмотрела на него с подозрением. Но не ответила. Вновь перевела взгляд в сторону — на пыльный пол, где в луче света плавали мелкие частицы, будто медленные, ленивые кометы.
— В общем… — она провела рукой по волосам, стягивая их назад. Жест был резкий, нервный. — Суть одна. По пророчеству Юрий должен вернуться. Он возродится. Пробудится от сна. Поднимет войско железных солдат из пепла войны. И наведёт порядок. Настоящий порядок. Но уже... железной рукой.
Пауза.
— Он придёт, чтобы закончить то, что начал. Чтобы никто не посмел повторить ошибки прошлого.
Артём чуть поёжился. Ему стало холодно в спине. Не от слов, а от интонации. В голосе Эльвиры не было пафоса — только уверенность. Она говорила об этом, как о чем-то неизбежном. Как о зиме, которая всегда приходит, какой бы тёплой ни была осень.
— А я-то здесь при чём? — выдохнул он, чувствуя, как пальцы невольно цепляются за край скамьи.
Эльвира медленно повернулась к нему. Очень медленно. Как если бы каждое движение имело вес.
— Артефакты начали тебя признавать, — сказала она тихо. — Воющий Клинок — только первый. Есть и другие: Говорящее Зеркало. Печать Врат. Они спят веками. Но один за другим… начнут реагировать. На тебя. Как будто... знают.
Он сглотнул. В горле пересохло.
— Это знак, Артём. Мы не можем это игнорировать. Это... направляющая рука Владилена.
Он откинулся назад, как будто пытаясь создать дистанцию между собой и этой безумной, фантастической реальностью. Голова закружилась. Слишком много информации. Слишком быстро. Он был никем — просто парнем с разбитым телефоном, долгами и пустым холодильником. А теперь… жертва пророчество?
— Но я не Юрий, — сказал он. — Я не падал с небес. Я не святой. Я не хочу ни войны, ни армии. У меня даже нет миссии. Я даже своей жизнью не распоряжаюсь.
Эльвира посмотрела на него. И в её взгляде не было удивления. Лишь понимание. И... сожаление?
— Я знаю, что ты не миссия — прошептала она. — И ты это знаешь. Но другие — нет.
Её голос стал мягким, почти интимным. Почти ласковым.
— Неважно, как всё есть на самом деле. Важно, как это выглядит. И как ты выглядишь в глазах других. Каким мы нарисуем твой образ.
Она склонилась чуть ближе. Её рука, почти невесомо, легла на его колено. Пальцы — тёплые, сухие. Внутри Артёма что-то сжалось. Сердце за ударяло чаще. Не от желания — от страха. От осознания, как быстро стираются границы между ними.
Он медленно отодвинулся назад от Эльвиры.
— Понимаешь, к чему я веду?
— Пока не совсем, — ответил он, сжав губы.
Эльвира склонила голову набок, как кошка, разглядывающая раненую мышь.
— Скажи... чего ты хочешь больше всего?
Вопрос застал парня врасплох. Мысли начали метаться.
Он вдруг понял, что не знает. Абсолютно. Он не хотел быть героем. Не хотел войны. Не хотел умирать. Не хотел спасать или быть спасённым. Не хотел вершить судеб. Не хотел быть в центре внимания.
— Есть, — ляпнул он.
Она моргнула. Отпрянула, будто он шлёпнул её словом по лицу.
— Что?
— Ну... — он пожал плечами. — Я не ел двое суток. Сложно мечтать о высоком, когда желудок скрипит как подвеска в маршрутке... я хотел сказать в телеге… а не важно.
Она вздохнула. Глубоко. Закрыла глаза на секунду.
— Да… ты ведь в плену. Прости. Скоро тебя накормят. Но я говорю не о голоде тела. Я спрашиваю... о голоде духа. О настоящем желании. О мечте. Она у тебя есть?
Артём замолчал. Внутри всё сжалось. Он посмотрел в пол, где пыль лениво крутилась в световом пятне. Почему-то это движение сейчас казалось важным. Как будто пыль знала ответы, которых он не знал.
Артём приложил палец. Раздалось короткое пиликанье. Лампочки замигали. Стражники вздрогнули. Лучники чуть отступили.
Артём нажал первую кнопку.
Рукоятка вздрогнула. Телескопические секции выдвинулись одна за другой, с щелчками и механическим рыком. Через секунду в руках у Артёма оказался клинок — полметра длиной, чёрный. Он выглядел... невозможным. Несовместимым с этим миром. От резкости этого события рука Артёма непроизвольно вздрогнула, а вслед за ней вздрогнули все вокруг.
Нажал вторую.
Меч завибрировал, издавая громкий, воющий звук, как будто внутри него работала армия микроскопических пил. Воздух задрожал. Землю под ногами обдало вибрацией воздуха. Рукоять при этом продолжала покоиться в ладони, телескопические лезвия вибрировали каждое в своём ритме, как будто стремясь нарезать всё к чему прикоснётся лезвие. И совокупная их вибрация каким-то образом гасилась так, что в самой рукояти практически не ощущалась.
Нажал третью.
Лезвие вспыхнуло. Меч раскалился до бела. От него шёл жар, словно от кузнечного горна. Артём едва удержал его на вытянутой руке — не от тяжести, от трепета.
Эльвира раскрыла губы — не в удивлении, нет. В изумлении. Почти в благоговении.
Артём хмыкнул:
— Это что… телескопический световой вибромеч?..
Эльвира подняла руку. Стрелки подняли луки. Лес стрел настороженно натянулся на тетиве.
— Останови его! — крикнула она. Но он не слышал. Гул меча заглушал всё.
Артём медлил. Этот клинок мог бы разрезать столб. Может, даже цепи. Но...
В голове пронеслись образы: стрелы в теле, боль, смерть. Вибромеч, вонзившийся в землю, прожигающий путь к центру планеты…
— Я ведь не умею отражать стрелы... Я ж не ведьмак, — прошептал он.
Он посмотрел на Эльвиру. Она кричала что-то ещё. Кричала яростно. Но он уже перестал слышать. Всё растворилось в жужжании клинка и бешеном ритме собственного сердца.
Он стоял в центре, окружённый натянутыми тетивами, словно в жерле вулкана перед извержением. Клинок в руке рычал, пел своей вибрацией, и даже сам воздух, казалось, дрожал от жара. На фоне белого сияния меча лица эльфов казались вылепленными из воска — напряжённые, испуганные, ошеломлённые.
Эльвира закричала вновь, но её слова разбивались о плотную звуковую завесу. Артём не мог разобрать ни одного. Только движение губ. Только гнев и тревога в глазах.
Он посмотрел на клинок. На этом белом огне — не было ни крови, ни сажи, ни отпечатков. Чистота и мощь. Слишком мощная игрушка для того, кто ещё вчера был жертвой обстоятельств. В груди у него смешались паника, восторг, и чёткое, обволакивающее чувство: если сейчас сделаешь глупость — второй попытки не будет.
Он разжал пальцы.
Клинок с глухим звоном упал на землю, словно пылевой бур вгрызаясь в почву. Земля под ним зашипела, и лезвие — вибрируя, но не угасая — вонзилось в почву, испуская струйки пара.
Вибрация и жар клинка остановились. Наступила тишина. Почти нереальная. Меч стих. Артём тяжело выдохнул. Лезвие начало медленно складываться обратно внутрь рукояти.
— Довольны?! — крикнул он, уже не скрывая злости. — Проверили?!
Эльвира смотрела на него, медленно опуская руку. В её взгляде читалось… нет, не разочарование. Скорее — понимание. Или даже что-то похожее на одобрение. Как будто этот поступок был именно тем, чего она хотела.
Она шагнула ближе. На этот раз — без театральности, которая была присуще ей до этого. Просто женщина с очень опасным взглядом.
— Ты… не дурак, — произнесла она негромко. — Это хорошо.
— Стараюсь, — буркнул Артём, переводя дух.
Священники молча шагнули вперёд. Один из них осторожно извлёк клинок из земли. Остальные — словно церемониально — двинулись следом, закрывая его со всех сторон, как охрану реликвии.
— Увести его, — коротко бросила Эльвира.
— Опять в покои? — усмехнулся Артём. — Или у вас там теперь "зона карантина"?
Она не ответила. Только посмотрела. И в этом взгляде было больше, чем просто приказ. Намёк. Угроза. Может быть — вызов.
Артёма отвели обратно. Но на этот раз — не в покои. Он заметил это сразу. Маршрут изменился: тот же внутренний двор, те же мрачные коридоры, но направление — другое. Шаги стражников были медленнее. Они не толкали его. Они смотрели с опаской. Будто рядом шёл не человек, а… носитель чего-то опасного. Инородного. Или священного.
Они вошли в новую комнату — небольшую, но чище предыдущей. Тут не было ни печей, ни крови, ни колец. Только каменные стены, стол и лавка. Окно узкое, но сквозь него виднелись крепостные стены.
Артёма оставили одного. Он сел, прислонился к стене, закрыл глаза. Всё в нём вибрировало — от меча, от слов, от страха. Как будто кто-то нажал на кнопку перемотки, и вся его жизнь вдруг сорвалась с катушек, перемешалась, засверкала.
Он не знал, сколько прошло времени. Может, час. Может, меньше. Может, больше. Он просто сидел. Дышал. Думал.
“Это не просто фэнтези. Это... что-то большее. Космос? Алиса? ГССК? Чёртовы скафандры. Станция ‘Рассвет’? А меч этот... Как будто я в игре, но без кнопки ‘выход’.”
В дверь постучали. Аккуратно. Почти вежливо.
Он поднял голову. Сердце дёрнулось.
Дверь открылась.
На пороге стояла она. Без охраны. Без доспехов. В простой, но элегантной тёмно-синей одежде. Волосы распущены. Лицо — серьёзное.
— Нам нужно поговорить, — сказала Эльвира.
Глава 6. За закрытой дверью.
Эльвира медленно закрыла дверь, с хрустом заевших петель. Звук прокатился по комнате. За ним сразу наступила тишина. Живая, плотная — как будто сама дверь отсекла всё внешнее, оставив их вдвоём в капсуле, зависшей вне времени.
Комната утонула в полумраке. Единственный свет пробивался сквозь узкое, вытянутое по вертикали окно под потолком. Луч, тонкий и жесткий, падал на деревянный пол и оставлял там светлую рану. Он рассекал тьму, но не прогонял её — только подчеркивал, насколько её много.
Артём сидел, немного сгорбившись, будто не знал, куда деть плечи. Он чувствовал, как вокруг сгущается нечто… не совсем угрожающее, но точно настораживающее. Мышцы спины напряжены, ладони влажные.
Он молча проследил, как Эльвира обошла стол. Её шаги — уверенные, но тихие. Платье не шелестело — только лёгкий скрип кожи под подошвами. Она села на скамью — рядом с ним, почти касаясь бедром. Без лишних жестов. Спокойно, будто так и надо. Запах, исходивший от неё, окутал его сразу — сирень, крыжовник и что-то ещё дикое, чуть терпкое, с металлической нотой. Запах леса перед грозой?
Он чуть дёрнул плечом. Не от отвращения — скорее от неожиданности. Слишком близко. Слишком тихо.
— Почему мы здесь? — спросил он, не в силах больше выдерживать молчание. Голос его прозвучал глухо, с неровной интонацией. Он сам услышал это и чуть скривился.
Эльвира не ответила сразу. Она повернулась к нему всем корпусом, не спеша. В глазах её блеснул свет — отражение того самого луча с окна.
— Ты здесь… — начала она, тихо, почти ласково. — Потому что то, о чём я собираюсь с тобой говорить… должно остаться, между нами. Только, между нами.
Артём нахмурился. Не от враждебности — от настороженности. Откуда-то изнутри поднималось ощущение, что он сейчас окажется втянут в нечто, чего совсем не хотел.
— Вы боитесь, что нас подслушают? — спросил он, автоматически понизив голос.
— Опасаюсь, — кивнула Эльвира. Она не шевелилась, только голос менялся — становился ниже, вязче. Как мёд.
Он отвёл взгляд. Секунда — ироничная попытка отыграться:
— Что ж… я весь в вашем распоряжении… Во всех смыслах…. В общем-то… — Он пробормотал это неуверенно, как будто сам пожалел о фразе, едва произнеся.
Эльвира не рассмеялась. Не улыбнулась. Только чуть прищурилась. Он не понял — как трактовать её реакцию.
— Воющий Клинок признал тебя, — произнесла она. — Это многое значит. Даже больше, чем ты можешь себе представить. Для моего народа — это почти священно.
Артём сдвинул брови.
— Но вы же говорили… что людям тут не слишком рады.
— В Космолесье — да. Здесь мы живём по старым законам. По особым правилам. Но княжества эльфов уходят дальше, за горы. И всех нас объединяет не происхождение. Вера. Вера в Юрия.
Она произнесла это имя с особой интонацией. С трепетом. Почти с благоговением.
Артём не знал, что сказать.
— Те в красных балахонах… это ваши жрецы? — спросил он, снова ощупывая ситуацию словами.
— Да. Хранители завета. Мы… вскормлены легендами. Пропитаны ими, как древесина смолой. Тысячу лет назад на землю с небес пал первый среди равных. Великомученик Юрий.
Артём кашлянул, неудачно сглотнув. Звук получился громкий и неловкий.
— Он был человеком, — продолжала Эльвира. — Принёс учение о мире без господства. Учение, где нет «высших» и «низших». Он хотел объединить всех — эльфов, орков, ящеролюдов, людей…
— Погодите. Ящеролюдов? — Артём резко поднял брови. Его лицо вытянулось, словно он только что услышал о единорогах.
Эльвира закатила глаза. С демонстративной усталостью, как учитель, который десятый раз объясняет материал троечнику.
— Ты дашь мне договорить?
Он вскинул ладонь, приложил к губам и кивнул.
— Молчу.
Эльвира придвинулась ещё ближе. Артём почувствовал, как тень от её плеча пересекла его колено.
— Юрий мечтал о коммунне. Единое общество, где не будет разделения. Ни по виду, ни по силе, ни по древности рода. Только труд, взаимопомощь, общее дело. По завету всеотца Владилена.
Артём еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Имя звучало, мягко говоря, неожиданно. Но он удержал ироничный комментарий внутри. Она не казалась настроенной на шутки.
Она продолжила:
— Но ящеролюды отвергли его. Они не поверили. Не приняли. Сбросили его со скалы. В самую морскую пучину.
Артём отвёл взгляд.
— Владилен разгневался. И наслал армию. Войско железных солдат. Безжалостных. Неумолимых. Они уничтожали всё. Крушили стены, выжигали города. И только смирение перед их яростью смогло остановить бойню.
Она сделала паузу. Тишина сгустилась. Луч света на полу дрогнул, будто заметив напряжение.
— С тех пор мы поклоняемся Юрию. За жертву. За предупреждение. За то, что он отдал себя, чтобы мы смогли понять — что будет, если отринем божественную волю.
Артём покачал головой. Всё это звучало как священная трагедия, переданная через театральную пьесу. Но он чувствовал: для неё — это всерьёз. Или она очень хочет что бы он так думал.
— Звучит… не очень понятно, — пробормотал он.
Артём нахмурился, почесал висок. Он чувствовал, как напряжение в груди нарастает. Словно в комнате стало меньше воздуха.
— Получается, вы поклоняетесь человеку? — спросил он осторожно, словно проверяя почву под ногами.
— Не человеку, — мягко поправила она. — Символу. Его жертвенности. Его решимости. Его вере. Он стал больше, чем просто плоть и кровь. Мы не кланяемся Юрию — мы кланяемся его выбору. Его цене.
Он медленно кивнул, глядя в тень под столом. Молчание между ними стало плотным, как ткань. Он вдруг заметил, как дрожит её рука. Чуть-чуть. Едва заметно. То ли от волнения, то ли от чего-то иного.
— Но ведь… — он поднял глаза — и взгляд их пересёкся. — ...вы же говорили, что людей у вас не любят.
Эльвира отвела взгляд. Губы её сжались, как будто этот вопрос резал.
— Юрий был не последним человеком, — сказала она после паузы. — Раньше люди жили с нами. Рядом. Они делили еду, землю, магию. Мы сражались плечом к плечу. Но потом случилось... разделение. Схизма. Люди начали считать себя лучше. Ушли. Отстроили крепости. Назвали себя союзом.
Она скривилась, произнося это слово.
— Союз человеческих поселений, — повторила с насмешкой. — Они создали закрытые анклавы. Отделили себя от остальных. Построили стены. Не только из камня — из гордыни.
Артём дернул бровью.
— Социалистических? — буркнул он в нос, почти рефлекторно.
— Что? — её взгляд стал острым.
— Ничего, — он махнул рукой. — Просто звучит как… утопия.
Она на секунду посмотрела на него с подозрением. Но не ответила. Вновь перевела взгляд в сторону — на пыльный пол, где в луче света плавали мелкие частицы, будто медленные, ленивые кометы.
— В общем… — она провела рукой по волосам, стягивая их назад. Жест был резкий, нервный. — Суть одна. По пророчеству Юрий должен вернуться. Он возродится. Пробудится от сна. Поднимет войско железных солдат из пепла войны. И наведёт порядок. Настоящий порядок. Но уже... железной рукой.
Пауза.
— Он придёт, чтобы закончить то, что начал. Чтобы никто не посмел повторить ошибки прошлого.
Артём чуть поёжился. Ему стало холодно в спине. Не от слов, а от интонации. В голосе Эльвиры не было пафоса — только уверенность. Она говорила об этом, как о чем-то неизбежном. Как о зиме, которая всегда приходит, какой бы тёплой ни была осень.
— А я-то здесь при чём? — выдохнул он, чувствуя, как пальцы невольно цепляются за край скамьи.
Эльвира медленно повернулась к нему. Очень медленно. Как если бы каждое движение имело вес.
— Артефакты начали тебя признавать, — сказала она тихо. — Воющий Клинок — только первый. Есть и другие: Говорящее Зеркало. Печать Врат. Они спят веками. Но один за другим… начнут реагировать. На тебя. Как будто... знают.
Он сглотнул. В горле пересохло.
— Это знак, Артём. Мы не можем это игнорировать. Это... направляющая рука Владилена.
Он откинулся назад, как будто пытаясь создать дистанцию между собой и этой безумной, фантастической реальностью. Голова закружилась. Слишком много информации. Слишком быстро. Он был никем — просто парнем с разбитым телефоном, долгами и пустым холодильником. А теперь… жертва пророчество?
— Но я не Юрий, — сказал он. — Я не падал с небес. Я не святой. Я не хочу ни войны, ни армии. У меня даже нет миссии. Я даже своей жизнью не распоряжаюсь.
Эльвира посмотрела на него. И в её взгляде не было удивления. Лишь понимание. И... сожаление?
— Я знаю, что ты не миссия — прошептала она. — И ты это знаешь. Но другие — нет.
Её голос стал мягким, почти интимным. Почти ласковым.
— Неважно, как всё есть на самом деле. Важно, как это выглядит. И как ты выглядишь в глазах других. Каким мы нарисуем твой образ.
Она склонилась чуть ближе. Её рука, почти невесомо, легла на его колено. Пальцы — тёплые, сухие. Внутри Артёма что-то сжалось. Сердце за ударяло чаще. Не от желания — от страха. От осознания, как быстро стираются границы между ними.
Он медленно отодвинулся назад от Эльвиры.
— Понимаешь, к чему я веду?
— Пока не совсем, — ответил он, сжав губы.
Эльвира склонила голову набок, как кошка, разглядывающая раненую мышь.
— Скажи... чего ты хочешь больше всего?
Вопрос застал парня врасплох. Мысли начали метаться.
Он вдруг понял, что не знает. Абсолютно. Он не хотел быть героем. Не хотел войны. Не хотел умирать. Не хотел спасать или быть спасённым. Не хотел вершить судеб. Не хотел быть в центре внимания.
— Есть, — ляпнул он.
Она моргнула. Отпрянула, будто он шлёпнул её словом по лицу.
— Что?
— Ну... — он пожал плечами. — Я не ел двое суток. Сложно мечтать о высоком, когда желудок скрипит как подвеска в маршрутке... я хотел сказать в телеге… а не важно.
Она вздохнула. Глубоко. Закрыла глаза на секунду.
— Да… ты ведь в плену. Прости. Скоро тебя накормят. Но я говорю не о голоде тела. Я спрашиваю... о голоде духа. О настоящем желании. О мечте. Она у тебя есть?
Артём замолчал. Внутри всё сжалось. Он посмотрел в пол, где пыль лениво крутилась в световом пятне. Почему-то это движение сейчас казалось важным. Как будто пыль знала ответы, которых он не знал.
