— Я хочу выжить, — сказал он наконец. Голос был хриплым. — Сейчас… это всё, чего я хочу.
Эльвира долго смотрела на него. Слишком долго. Как будто пыталась высмотреть за его словами не просто ответ, а — уклон, страх, трещину в убеждениях. Пауза тянулась вязкой тишиной.
— А я, — наконец произнесла она, — хочу объединить все королевства. Эльфов. Орков. Ящеролюдов. Тех немногих людей, что ещё живы. Я хочу мир. Настоящий. По заветам Юрия.
Голос её стал твёрже. Он больше не был шёпотом, больше не был нежным. Он бил, как ток по шее, заставляя Артёма выпрямиться.
— А с тобой рядом я могу объединить эльфов. Этого мне будет достаточно, чтобы сломить остальных, каждое княжество, каждый город и каждое королевство будут делать меня сильнее. Они будут смотреть на тебя — и видеть мессию, которым мы тебя сделаем.
Артём смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Его лицо стало каменным, как будто тело решило замереть, пока мозг соображает, как выбраться.
— Думаю, это не правда, — выдавил он. — Вы просто хотите власти.
Эльвира вскочила, скамья скрипнула, отодвинувшись на несколько сантиметров. Слишком резкое движение — как будто она до последнего держала внутри накипающее, и вот — прорвало.
Её лицо изменилось. Щёки вспыхнули румянцем. Взгляд стал тяжёлым, надменным. Она будто надела маску.
— Скажи мне, — произнесла она, глядя вбок, — в каком мире будет меньше насилия? В том, что поделён на кланы и племена? Или в том, где есть единая сила, которая подчиняет всех?
— На пути к такому миру будет море крови, — сказал он. Глухо. Неуверенно, но искренне.
Эльвира обернулась. Быстро. Почти с рывком.
— Нет! — выкрикнула она. — С тобой — нет! Ты не понимаешь… ты можешь остановить это! Не воюя! Ты можешь просто быть. Быть знаком. Быть лицом. Быть ликом Юрия! О большем я не прошу.
Она сделала шаг вперёд. Один. Второй. Стук каблуков, скрип пола. Стол за спиной. Слишком близко. Она подошла вплотную. Смотрела в упор. Словно пыталась прошить его взглядом.
— Ты можешь спасти тысячи! Миллионы! Разве ты не хочешь сделать мир лучше?
Он смотрел на неё. В глаза. И видел в них не надежду. Видел огонь. Пугающий, фанатичный огонь. Огонь, в котором сгорают города и люди.
— Это не мой мир, — произнёс он, почти шепотом. — Я здесь гость. И не хочу быть частью всего этого. Я хочу...
Он замолчал. Горло сжалось. Мысли рассыпались. Он открыл рот — но слов не было. Вместо них — ощущение пустоты внутри.
— Я хочу... — снова попытался он, но голос дрогнул. Его дыхание участилось. Лоб вспотел.
Эльвира не отступала. Она чувствовала — он колеблется. Она тянулась к этому моменту, как к последнему шансу.
Он закрыл глаза. В голове всплывали образы. Старик, привёзший их в крепость. Следы побоев. Кровь на стене в покоях. Орк корчится в предсмертной агонии в траве. Бойня орков и эльфов в лагере. Раскалённый клинок тянется к его рту. Это их мир? Таким они его видят?
Он открыл глаза.
— Я не знаю, чего хочу, — сказал он. — Но я точно знаю, чего не хочу. Я не хочу быть тем, кто причиняет страдания тысячам.
Пауза.
Что-то внутри Эльвиры лопнуло. Взгляд стал стеклянным. Лицо — искажённым.
— Ты… жалкий... — процедила она сквозь зубы. Её руки вдруг схватили его за плечи. Мёртвая хватка. Пальцы вонзились в ткань футболки.
Артём вздрогнул, попытался вывернуться, но она была сильнее, чем выглядела. Сильнее, чем он ожидал.
— Труууус… — её голос изменился. Резкий, искажённый злостью.
— Я уже не один десяток лет терплю свою ублюдскую семейку... — она говорила резко, с отрывистыми вдохами. — Помолвки, интриги, издевательства... Я была куклой! Монетой! Никем!
Он снова попытался вывернуться, но она рывком потянула его за волосы. Голова откинулась. Он охнул.
— А теперь, когда я так близка к свободе — ты?! Ты посмеешь всё испортить?!
Он почувствовал, как к его шее прижалось что-то холодное. Острое. Сталь. Лезвие.
Всё внутри застыло. Воздух — как камень. Сердце — будто провалилось куда-то в живот. Он не мог вдохнуть.
— Не хочешь быть миссией? — прошептала она, склонившись к его уху. — Станешь мучеником.
И тут — резкий стук в дверь. Грубый голос:
— Княжна! Ваш брат! Он вернулся!
Эльвира застыла. Лезвие слегка отдалилось от кожи. Пальцы дрогнули. Артём почувствовал, как по спине прокатилась волна облегчения. Но он не двигался. Не дышал.
Её дыхание сбилось. Щека дрогнула. Под подбородком — судорожный тик. Губы задрожали.
— Это… похоже… больше не имеет значения... — сказала она. Голос был другим. Потухшим. Сломанным.
Она отпустила парня. Нож звякнул о пол. Легкий звон, который прозвучал громче всего, что происходило за последние минуты.
Она села рядом, молча. Наклонилась, подняла клинок. Вытерла его об край своей накидки. Слеза, тихая и быстрая, скатилась по щеке. Она не вытирала её.
Артём сидел неподвижно. Плечи дрожали. Он чувствовал, как сердце всё ещё не пришло в себя — билось беспорядочно, будто хотело выскочить.
Эльфийка встала. Плавно. Уверенно, несмотря на то, как дрожали её пальцы.
— Знаешь, Артём… — сказала она, подходя к двери. — Лес рубят — щепки летят. Подумай… хочешь ли ты быть щепкой?
Она вышла.
Дверь закрылась.
Повисла тишина.
Не прошло и часа как дверь в комнату снова открылась.
— Вас приказано конвоировать в камеру, — произнёс грубый голос стражника.
Артёма вежливо, но всё же насильно, повели в другое подземелье.
Тёмный влажный подвал. Воздух пропитан затхлостью, плесенью и отходами. Запах показался знакомым, словно Артём вновь вернулся на ту самую заброшку, с которой всё началось.
Скрипучая дверь камеры звякнула, замок щёлкнул. Тюремщик, насвистывая и крутя на пальце связку ключей, удалился прочь из этого зловонного места. Артём, запертый за решёткой, уныло смотрит ему в след.
Помещение, огороженное ржавыми прутьями, было слишком низким, чтобы стоять в полный рост, и слишком тесным, чтобы лечь и вытянуться. Это скорее клетка для собаки, чем для человека. Под потолком виднелась маленькая прямоугольная бойница —, вероятно, местное окно. В него просматривался двор и стрельбище — то самое, на котором утром стоял Артём, испытывая технологии альтернативного будущего.
Вокруг — такие же клетки. В них было не так уж много народа. Видимо, правосудие здесь работает исправно.
Артём сел на пол, облокотился на прутья и глубоко вдохнул. Закашлялся от приступа тошноты — к местному смраду нужно было привыкнуть, прежде чем дышать полной грудью.
— Добро пожаловать... кхе-кхе, — из-за спины из соседней клетки донёсся добродушный старческий голос.
Артём вздрогнул и отпрянул от прутьев. С той стороны на него из тени смотрел пожилой эльф в красном потрёпанном временем балахоне жреца. Ткань покрыта грязью, повсюду порезы, разошедшиеся швы. Цвет только отдалённо напоминает тот лоск каким сверкали жрецы на стрельбище. Под балахоном у него не было никакой одежды. Впалые щёки, костлявые пальцы — всё в нём говорило о крайнем истощении.
— Кто вы? — спросил Артём, усаживаясь так, чтобы видеть собеседника.
— Я? — его голос был скрипуч, ему с трудом удавалось говорить громче шепота. — Я Аврорий, для друзей просто Авро... кхе-кхе-кхе, — он закашлялся. — А я с кем имею честь? — Старик наклонил голову и посмотрел на Артёма исподлобья с вымученной улыбкой.
— Меня зовут Артём.
— Ну, здравствуй, Артём… Я уж было подумал, тебя зовут Юрий, — усмехнулся он. — Видел утреннее представление. Это было необычайно красиво, — Авро запрокинул голову, словно вспоминая увиденное.
— Спасибо, но там не было моей заслуги, просто повезло, — пожал плечами Артём.
— Я так не думаю… На всё воля Владилена, друг мой. Всё, что должно произойти, произойдёт. Случайностей не существует — есть только неизбежности.
— Не думаю, что Владилен как-то причастен к тому, что со мной происходит, — усмехнулся Артём и покачал головой.
— Не стоит недооценивать волю Всего Отца. Он есть сама вселенная, само бытие в чистом виде, — старик тихо рассмеялся.
— За что вас сюда посадили? — спросил Артём.
— А разве не очевидно? — улыбка Авро стала шире. — За ересь.
— Видимо Владилен не должен быть вселенной?
— Никто не знает, что есть Владилен! Но есть только одна "правильная" трактовка священного писания, и тот, кто видит её иначе… оказывается здесь, — старик развёл руками.
— А кто решает, какая трактовка правильная? — усмехнулся Артём.
— А это, мой друг, правильный вопрос, — старик придвинулся ближе. Лучи света упали на его безумные мутные глаза. Он был словно слеп, но при этом смотрел прямо как зрячий. По коже Артёма побежали мурашки. — Ни у кого нет монополии на истину, — прошептал старик. — Только тссс, — он прижал палец к губам. — Не говори это тем, кто наверху… Они не поймут.
Старик казался безумным. От него веяло какой-то бродяжьей философией — такой, что бывает у пьяниц: вежливых, разговорчивых и вечно чего-то просящих на людных улицах мегаполисов.
— А кто именно наверху? Кому нельзя этого говорить? — поинтересовался Артём.
— А ты не знаешь? — старик удивился. — Все те, кто ходят по земле, закованные в цепи собственного заблуждения.
— Говорите вы… чудно, Авро, — Артём постучал пальцами по прутьям. — Лучше быть в цепях заблуждений, чем в клетке.
— У-у-у, ты ошибаешься, Артём, — старик вновь откинулся назад. — Только потеряв всё, человек обретает свободу… Свободу говорить, думать, не бояться.
— У меня ничего нет, а мне всё равно страшно, — заметил Артём.
— Почему? — старик пододвинулся к прутьям ближе. Артёму захотелось отодвинуться дальше, но места уже не было. — Что они могут с нами сделать? Наше достоинство уничтожено, репутация втоптана в грязь. Всё, что им осталось, — это убить нас. А если тебе не страшна смерть, значит, тебе больше нечего терять. И бояться тоже нечего.
— Они могут пытать нас, ломать кости, вырывать ногти… много чего могут. Фантазия рисует мне много способов пострадать.
— Боль существует только в твоей голове, Артём. Это ты впускаешь её внутрь. Истинные страдания мы создаём своими желаниями. Желания безмерны, а реальность… - Авро провёл руками по прутьям клетки - … ограничена. Мы хотим того, чего не можем получить — и страдаем. Из-за этого мы грешим и причиняем боль другим.
Артём закатил глаза:
— У вас в голове, конечно, лютая мешанина.
— Нет, всё просто и ясно, — запротестовал старик. — Мы живём в мире, где всё, что должно случиться, уже случилось. Всё предопределено: от начала мироздания до последнего вздоха последнего существа.
— Если всё предрешено, если страдания от желаний, то почему я страдаю, ничего не желая? Почему я здесь? Я этого не выбирал.
— Ты глупец, Артём, — усмехнулся Авро.
— Ну спасибо, что не трус. — ответил тот с усмешкой.
— Трусом быть не стыдно. Все чего-то боятся. Каждый может что-то потерять. Но если у тебя ничего нет — тебе нечего бояться.
— А как же страх за свою жизнь?
— Это животный страх, Артём. Он не должен владеть разумными существами, — возразил старик. — Да и в конце концов, — он указал на соседние клетки с широкой улыбкой, — разве это жизнь?
Артём невольно улыбнулся.
— Что-то я вас не пойму. То вы говорите, что свободны, то — что жизнь у вас не жизнь. Я думал, вас всё устраивает.
— Ты меня не понял, — Авро стал серьёзен. — Я говорю о мире в целом… Мы живём в несправедливом мире. Люди, такие как я и ты, гниём в подвале, потому что…кстати… почему ты здесь? — он умолк, глядя на Артёма.
— А… я… просто не захотел выбирать между большим и меньшим злом, — пожал плечами он. — Когда передо мной такой выбор… я… - Он усмехнулся - …предпочитаю не выбирать вовсе.
— Ошибаешься, — ехидно усмехнулся старик. — Отказ от выбора — тоже выбор. Бей, беги или замри. Мы всегда выбираем. Даже бездействие — это действие.
— Что ж, мой выбор привёл меня сюда, — пробормотал Артём.
— Череда выборов, — поправил Авро. — Если отмотать время назад, в каждой точке ты делал выбор. Ты думал, что поступал осознанно, но на самом деле…
Речь старика изменилась. Она стала чуждой, будто не из этого мира. Не так говорят в средневековье. Артём, насторожившись, подошёл ближе к прутьям, чтобы разглядеть собеседника.
— … мы — автоматы в руках вселенной. Мы минимизируем затраты энергии, движемся по пути наименьшего сопротивления. Капли дождя падают вниз, потому что их тянет к себе земля. Реки текут в низины, озёра покоятся во впадинах… Мы такие же капли. Мы подчиняемся силам, что сильнее нас, обстоятельствам, что больше нас. Ты думаешь, что выбираешь… но все твои выборы уже сделаны. Ты просто ещё не знаешь об этом. И всё, что тебе остаётся, — это принять свои выборы.
— Кто вы вообще такой? — прищурился Артём.
— Просто безумный старик в клетке, — пожал плечами Авро. — А ты — парень, который способен пробуждать священные артефакты. На площади ты уже сделал выбор. Выбор, который запустил множество процессов… Ты ещё не понимаешь. Даже сильные мира сего не понимают.
— Чего они не понимают?
— Что ты уже запустил цепочку событий, которая изменит нас всех. Этот выбор был сделан, когда ты ступил на эту землю. Когда ты родился. Когда твой пра-прадед впервые увидел пра-прабабушку... Всё что должно случиться уже случилось. Это уже написано в книге мироздания, когда-то давно, рукой… Владилена.
— И что же произойдёт? — спросил Артём.
— Ты всего лишь капля, несущаяся в реку. А бурные потоки вынесут тебя в море, — старик усмехнулся.
Артём махнул рукой:
— Кажется, мысль за вами гналась, но вы её обогнали, — фыркнул он.
— Выбора не существует. Все истории уже написаны, — голос Авро стал слабее, почти неразборчив, он снова перешёл на шёпот.
Артём больше не слушал. Мысли унеслись далеко — в уютную квартиру на седьмом этаже. Вспомнилось, как он забирался на крышу, чтобы смотреть на огни города. Тогда, как и сейчас, он пытался спрятаться от проблем. Сбежать от них. Но ощущение было такое, будто попытки убежать только усугубляют его положение.
Артём тосковал не столько по дому, сколько по самому ощущению уюта — быть в тепле, чистоте, сытости. Эти мысли не давали покоя. В этом мире не было ни одного безопасного места. Всё, казалось, сотканным из игл и лезвий — любой шаг грозил гибелью. И всё что оставалось делать, это лавировать между смертельными опасностями, выбирая единственный доступный безопасный путь. Словно и вправду Артём уже давно ничего не решал.
И в какой-то момент своих рассуждений парень решительно встряхнул головой:
— Нет, я сам принимаю решения! — отчеканил он, будто отгоняя заразные безумные идеи старика. — Ух, еретик, — бросил он ему, погрозив кулаком.
Авро рассмеялся в ответ.
Принесли еду. Деревянная чашка и ложка. Чашка наполнена— серой, безвкусной, лишённой аромата кашей, сваренная будто бы из подножного корма. Артём никогда не был так счастлив. Уплетая за обе щёки, он ощутил неожиданный прилив радости — каждая ложка казалась вкуснейшим блюдом. Он даже прослезился от того, что наконец-то поел.
На миг его пронзила мысль: а что, если Эльвира отравила еду? Может, она решила замести следы заговора? Но желудок заурчал, требуя добавки, и Артём решил, что даже если пища и отравлена — оно того стоит. Он доел всё до последней капли и вылизал деревянную чашку, голод творит с людьми страшные вещи.
Солнце село.
В подвале стало холоднее и темнее. Теперь невозможно было различить хоть что-то. В этой тишине и мраке Артём уснул сном младенца.
Эльвира долго смотрела на него. Слишком долго. Как будто пыталась высмотреть за его словами не просто ответ, а — уклон, страх, трещину в убеждениях. Пауза тянулась вязкой тишиной.
— А я, — наконец произнесла она, — хочу объединить все королевства. Эльфов. Орков. Ящеролюдов. Тех немногих людей, что ещё живы. Я хочу мир. Настоящий. По заветам Юрия.
Голос её стал твёрже. Он больше не был шёпотом, больше не был нежным. Он бил, как ток по шее, заставляя Артёма выпрямиться.
— А с тобой рядом я могу объединить эльфов. Этого мне будет достаточно, чтобы сломить остальных, каждое княжество, каждый город и каждое королевство будут делать меня сильнее. Они будут смотреть на тебя — и видеть мессию, которым мы тебя сделаем.
Артём смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Его лицо стало каменным, как будто тело решило замереть, пока мозг соображает, как выбраться.
— Думаю, это не правда, — выдавил он. — Вы просто хотите власти.
Эльвира вскочила, скамья скрипнула, отодвинувшись на несколько сантиметров. Слишком резкое движение — как будто она до последнего держала внутри накипающее, и вот — прорвало.
Её лицо изменилось. Щёки вспыхнули румянцем. Взгляд стал тяжёлым, надменным. Она будто надела маску.
— Скажи мне, — произнесла она, глядя вбок, — в каком мире будет меньше насилия? В том, что поделён на кланы и племена? Или в том, где есть единая сила, которая подчиняет всех?
— На пути к такому миру будет море крови, — сказал он. Глухо. Неуверенно, но искренне.
Эльвира обернулась. Быстро. Почти с рывком.
— Нет! — выкрикнула она. — С тобой — нет! Ты не понимаешь… ты можешь остановить это! Не воюя! Ты можешь просто быть. Быть знаком. Быть лицом. Быть ликом Юрия! О большем я не прошу.
Она сделала шаг вперёд. Один. Второй. Стук каблуков, скрип пола. Стол за спиной. Слишком близко. Она подошла вплотную. Смотрела в упор. Словно пыталась прошить его взглядом.
— Ты можешь спасти тысячи! Миллионы! Разве ты не хочешь сделать мир лучше?
Он смотрел на неё. В глаза. И видел в них не надежду. Видел огонь. Пугающий, фанатичный огонь. Огонь, в котором сгорают города и люди.
— Это не мой мир, — произнёс он, почти шепотом. — Я здесь гость. И не хочу быть частью всего этого. Я хочу...
Он замолчал. Горло сжалось. Мысли рассыпались. Он открыл рот — но слов не было. Вместо них — ощущение пустоты внутри.
— Я хочу... — снова попытался он, но голос дрогнул. Его дыхание участилось. Лоб вспотел.
Эльвира не отступала. Она чувствовала — он колеблется. Она тянулась к этому моменту, как к последнему шансу.
Он закрыл глаза. В голове всплывали образы. Старик, привёзший их в крепость. Следы побоев. Кровь на стене в покоях. Орк корчится в предсмертной агонии в траве. Бойня орков и эльфов в лагере. Раскалённый клинок тянется к его рту. Это их мир? Таким они его видят?
Он открыл глаза.
— Я не знаю, чего хочу, — сказал он. — Но я точно знаю, чего не хочу. Я не хочу быть тем, кто причиняет страдания тысячам.
Пауза.
Что-то внутри Эльвиры лопнуло. Взгляд стал стеклянным. Лицо — искажённым.
— Ты… жалкий... — процедила она сквозь зубы. Её руки вдруг схватили его за плечи. Мёртвая хватка. Пальцы вонзились в ткань футболки.
Артём вздрогнул, попытался вывернуться, но она была сильнее, чем выглядела. Сильнее, чем он ожидал.
— Труууус… — её голос изменился. Резкий, искажённый злостью.
— Я уже не один десяток лет терплю свою ублюдскую семейку... — она говорила резко, с отрывистыми вдохами. — Помолвки, интриги, издевательства... Я была куклой! Монетой! Никем!
Он снова попытался вывернуться, но она рывком потянула его за волосы. Голова откинулась. Он охнул.
— А теперь, когда я так близка к свободе — ты?! Ты посмеешь всё испортить?!
Он почувствовал, как к его шее прижалось что-то холодное. Острое. Сталь. Лезвие.
Всё внутри застыло. Воздух — как камень. Сердце — будто провалилось куда-то в живот. Он не мог вдохнуть.
— Не хочешь быть миссией? — прошептала она, склонившись к его уху. — Станешь мучеником.
И тут — резкий стук в дверь. Грубый голос:
— Княжна! Ваш брат! Он вернулся!
Эльвира застыла. Лезвие слегка отдалилось от кожи. Пальцы дрогнули. Артём почувствовал, как по спине прокатилась волна облегчения. Но он не двигался. Не дышал.
Её дыхание сбилось. Щека дрогнула. Под подбородком — судорожный тик. Губы задрожали.
— Это… похоже… больше не имеет значения... — сказала она. Голос был другим. Потухшим. Сломанным.
Она отпустила парня. Нож звякнул о пол. Легкий звон, который прозвучал громче всего, что происходило за последние минуты.
Она села рядом, молча. Наклонилась, подняла клинок. Вытерла его об край своей накидки. Слеза, тихая и быстрая, скатилась по щеке. Она не вытирала её.
Артём сидел неподвижно. Плечи дрожали. Он чувствовал, как сердце всё ещё не пришло в себя — билось беспорядочно, будто хотело выскочить.
Эльфийка встала. Плавно. Уверенно, несмотря на то, как дрожали её пальцы.
— Знаешь, Артём… — сказала она, подходя к двери. — Лес рубят — щепки летят. Подумай… хочешь ли ты быть щепкой?
Она вышла.
Дверь закрылась.
Повисла тишина.
Глава 7. Безумное томление.
Не прошло и часа как дверь в комнату снова открылась.
— Вас приказано конвоировать в камеру, — произнёс грубый голос стражника.
Артёма вежливо, но всё же насильно, повели в другое подземелье.
Тёмный влажный подвал. Воздух пропитан затхлостью, плесенью и отходами. Запах показался знакомым, словно Артём вновь вернулся на ту самую заброшку, с которой всё началось.
Скрипучая дверь камеры звякнула, замок щёлкнул. Тюремщик, насвистывая и крутя на пальце связку ключей, удалился прочь из этого зловонного места. Артём, запертый за решёткой, уныло смотрит ему в след.
Помещение, огороженное ржавыми прутьями, было слишком низким, чтобы стоять в полный рост, и слишком тесным, чтобы лечь и вытянуться. Это скорее клетка для собаки, чем для человека. Под потолком виднелась маленькая прямоугольная бойница —, вероятно, местное окно. В него просматривался двор и стрельбище — то самое, на котором утром стоял Артём, испытывая технологии альтернативного будущего.
Вокруг — такие же клетки. В них было не так уж много народа. Видимо, правосудие здесь работает исправно.
Артём сел на пол, облокотился на прутья и глубоко вдохнул. Закашлялся от приступа тошноты — к местному смраду нужно было привыкнуть, прежде чем дышать полной грудью.
— Добро пожаловать... кхе-кхе, — из-за спины из соседней клетки донёсся добродушный старческий голос.
Артём вздрогнул и отпрянул от прутьев. С той стороны на него из тени смотрел пожилой эльф в красном потрёпанном временем балахоне жреца. Ткань покрыта грязью, повсюду порезы, разошедшиеся швы. Цвет только отдалённо напоминает тот лоск каким сверкали жрецы на стрельбище. Под балахоном у него не было никакой одежды. Впалые щёки, костлявые пальцы — всё в нём говорило о крайнем истощении.
— Кто вы? — спросил Артём, усаживаясь так, чтобы видеть собеседника.
— Я? — его голос был скрипуч, ему с трудом удавалось говорить громче шепота. — Я Аврорий, для друзей просто Авро... кхе-кхе-кхе, — он закашлялся. — А я с кем имею честь? — Старик наклонил голову и посмотрел на Артёма исподлобья с вымученной улыбкой.
— Меня зовут Артём.
— Ну, здравствуй, Артём… Я уж было подумал, тебя зовут Юрий, — усмехнулся он. — Видел утреннее представление. Это было необычайно красиво, — Авро запрокинул голову, словно вспоминая увиденное.
— Спасибо, но там не было моей заслуги, просто повезло, — пожал плечами Артём.
— Я так не думаю… На всё воля Владилена, друг мой. Всё, что должно произойти, произойдёт. Случайностей не существует — есть только неизбежности.
— Не думаю, что Владилен как-то причастен к тому, что со мной происходит, — усмехнулся Артём и покачал головой.
— Не стоит недооценивать волю Всего Отца. Он есть сама вселенная, само бытие в чистом виде, — старик тихо рассмеялся.
— За что вас сюда посадили? — спросил Артём.
— А разве не очевидно? — улыбка Авро стала шире. — За ересь.
— Видимо Владилен не должен быть вселенной?
— Никто не знает, что есть Владилен! Но есть только одна "правильная" трактовка священного писания, и тот, кто видит её иначе… оказывается здесь, — старик развёл руками.
— А кто решает, какая трактовка правильная? — усмехнулся Артём.
— А это, мой друг, правильный вопрос, — старик придвинулся ближе. Лучи света упали на его безумные мутные глаза. Он был словно слеп, но при этом смотрел прямо как зрячий. По коже Артёма побежали мурашки. — Ни у кого нет монополии на истину, — прошептал старик. — Только тссс, — он прижал палец к губам. — Не говори это тем, кто наверху… Они не поймут.
Старик казался безумным. От него веяло какой-то бродяжьей философией — такой, что бывает у пьяниц: вежливых, разговорчивых и вечно чего-то просящих на людных улицах мегаполисов.
— А кто именно наверху? Кому нельзя этого говорить? — поинтересовался Артём.
— А ты не знаешь? — старик удивился. — Все те, кто ходят по земле, закованные в цепи собственного заблуждения.
— Говорите вы… чудно, Авро, — Артём постучал пальцами по прутьям. — Лучше быть в цепях заблуждений, чем в клетке.
— У-у-у, ты ошибаешься, Артём, — старик вновь откинулся назад. — Только потеряв всё, человек обретает свободу… Свободу говорить, думать, не бояться.
— У меня ничего нет, а мне всё равно страшно, — заметил Артём.
— Почему? — старик пододвинулся к прутьям ближе. Артёму захотелось отодвинуться дальше, но места уже не было. — Что они могут с нами сделать? Наше достоинство уничтожено, репутация втоптана в грязь. Всё, что им осталось, — это убить нас. А если тебе не страшна смерть, значит, тебе больше нечего терять. И бояться тоже нечего.
— Они могут пытать нас, ломать кости, вырывать ногти… много чего могут. Фантазия рисует мне много способов пострадать.
— Боль существует только в твоей голове, Артём. Это ты впускаешь её внутрь. Истинные страдания мы создаём своими желаниями. Желания безмерны, а реальность… - Авро провёл руками по прутьям клетки - … ограничена. Мы хотим того, чего не можем получить — и страдаем. Из-за этого мы грешим и причиняем боль другим.
Артём закатил глаза:
— У вас в голове, конечно, лютая мешанина.
— Нет, всё просто и ясно, — запротестовал старик. — Мы живём в мире, где всё, что должно случиться, уже случилось. Всё предопределено: от начала мироздания до последнего вздоха последнего существа.
— Если всё предрешено, если страдания от желаний, то почему я страдаю, ничего не желая? Почему я здесь? Я этого не выбирал.
— Ты глупец, Артём, — усмехнулся Авро.
— Ну спасибо, что не трус. — ответил тот с усмешкой.
— Трусом быть не стыдно. Все чего-то боятся. Каждый может что-то потерять. Но если у тебя ничего нет — тебе нечего бояться.
— А как же страх за свою жизнь?
— Это животный страх, Артём. Он не должен владеть разумными существами, — возразил старик. — Да и в конце концов, — он указал на соседние клетки с широкой улыбкой, — разве это жизнь?
Артём невольно улыбнулся.
— Что-то я вас не пойму. То вы говорите, что свободны, то — что жизнь у вас не жизнь. Я думал, вас всё устраивает.
— Ты меня не понял, — Авро стал серьёзен. — Я говорю о мире в целом… Мы живём в несправедливом мире. Люди, такие как я и ты, гниём в подвале, потому что…кстати… почему ты здесь? — он умолк, глядя на Артёма.
— А… я… просто не захотел выбирать между большим и меньшим злом, — пожал плечами он. — Когда передо мной такой выбор… я… - Он усмехнулся - …предпочитаю не выбирать вовсе.
— Ошибаешься, — ехидно усмехнулся старик. — Отказ от выбора — тоже выбор. Бей, беги или замри. Мы всегда выбираем. Даже бездействие — это действие.
— Что ж, мой выбор привёл меня сюда, — пробормотал Артём.
— Череда выборов, — поправил Авро. — Если отмотать время назад, в каждой точке ты делал выбор. Ты думал, что поступал осознанно, но на самом деле…
Речь старика изменилась. Она стала чуждой, будто не из этого мира. Не так говорят в средневековье. Артём, насторожившись, подошёл ближе к прутьям, чтобы разглядеть собеседника.
— … мы — автоматы в руках вселенной. Мы минимизируем затраты энергии, движемся по пути наименьшего сопротивления. Капли дождя падают вниз, потому что их тянет к себе земля. Реки текут в низины, озёра покоятся во впадинах… Мы такие же капли. Мы подчиняемся силам, что сильнее нас, обстоятельствам, что больше нас. Ты думаешь, что выбираешь… но все твои выборы уже сделаны. Ты просто ещё не знаешь об этом. И всё, что тебе остаётся, — это принять свои выборы.
— Кто вы вообще такой? — прищурился Артём.
— Просто безумный старик в клетке, — пожал плечами Авро. — А ты — парень, который способен пробуждать священные артефакты. На площади ты уже сделал выбор. Выбор, который запустил множество процессов… Ты ещё не понимаешь. Даже сильные мира сего не понимают.
— Чего они не понимают?
— Что ты уже запустил цепочку событий, которая изменит нас всех. Этот выбор был сделан, когда ты ступил на эту землю. Когда ты родился. Когда твой пра-прадед впервые увидел пра-прабабушку... Всё что должно случиться уже случилось. Это уже написано в книге мироздания, когда-то давно, рукой… Владилена.
— И что же произойдёт? — спросил Артём.
— Ты всего лишь капля, несущаяся в реку. А бурные потоки вынесут тебя в море, — старик усмехнулся.
Артём махнул рукой:
— Кажется, мысль за вами гналась, но вы её обогнали, — фыркнул он.
— Выбора не существует. Все истории уже написаны, — голос Авро стал слабее, почти неразборчив, он снова перешёл на шёпот.
Артём больше не слушал. Мысли унеслись далеко — в уютную квартиру на седьмом этаже. Вспомнилось, как он забирался на крышу, чтобы смотреть на огни города. Тогда, как и сейчас, он пытался спрятаться от проблем. Сбежать от них. Но ощущение было такое, будто попытки убежать только усугубляют его положение.
Артём тосковал не столько по дому, сколько по самому ощущению уюта — быть в тепле, чистоте, сытости. Эти мысли не давали покоя. В этом мире не было ни одного безопасного места. Всё, казалось, сотканным из игл и лезвий — любой шаг грозил гибелью. И всё что оставалось делать, это лавировать между смертельными опасностями, выбирая единственный доступный безопасный путь. Словно и вправду Артём уже давно ничего не решал.
И в какой-то момент своих рассуждений парень решительно встряхнул головой:
— Нет, я сам принимаю решения! — отчеканил он, будто отгоняя заразные безумные идеи старика. — Ух, еретик, — бросил он ему, погрозив кулаком.
Авро рассмеялся в ответ.
Принесли еду. Деревянная чашка и ложка. Чашка наполнена— серой, безвкусной, лишённой аромата кашей, сваренная будто бы из подножного корма. Артём никогда не был так счастлив. Уплетая за обе щёки, он ощутил неожиданный прилив радости — каждая ложка казалась вкуснейшим блюдом. Он даже прослезился от того, что наконец-то поел.
На миг его пронзила мысль: а что, если Эльвира отравила еду? Может, она решила замести следы заговора? Но желудок заурчал, требуя добавки, и Артём решил, что даже если пища и отравлена — оно того стоит. Он доел всё до последней капли и вылизал деревянную чашку, голод творит с людьми страшные вещи.
Солнце село.
В подвале стало холоднее и темнее. Теперь невозможно было различить хоть что-то. В этой тишине и мраке Артём уснул сном младенца.
