Калибровочный кристалл из Ксира. Это был большой, идеально огранённый обелиск из тёмного, почти чёрного, дымчатого кварца, который, казалось, жадно поглощал тусклый свет, сочившийся из высоких окон. Он был чужеродным, почти зловещим объектом в этом сером, убогом мире.
Перед ним, спиной к детям, стоял Последователь Каэлан. Он не кричал и не угрожал, а просто ждал, пока гул испуганных голосов стихнет. Когда в зале воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь чьим-то сдавленным всхлипом, он заговорил. Его голос, ровный и холодный, без труда заполнил огромное пространство.
— Процедура проста, — начал он, не оборачиваясь. — Каждый из вас по очереди подойдёт и положит правую руку на кристалл. Не бойтесь. Это не больно. Артефакт измерит ваш врождённый талант к магии. Если он слаб, реакция будет едва заметной. Если есть — кристалл даст знать. Начали. Первый ряд, по одному.
Ритуал начался. Дети, бледные, с трясущимися губами, подходили к чёрному обелиску, как на эшафот. Один за другим они клали на него свои маленькие, не до конца отмытые ладошки. И ничего не происходило. Кристалл оставался тёмным и холодным. «Пустышка», — доносился безразличный голос Каэлана. — «Следующий».
Так прошло больше сотни детей. Монотонность процедуры начала убаюкивать страх, сменяя его глухой, тупой усталостью. И вдруг, когда к кристаллу подошёл худой, болезненного вида мальчик с вечно испуганными глазами, что-то изменилось. Он коснулся камня, и в его глубине зародился и начал слабо, неровно пульсировать тусклый красный огонёк, похожий на тлеющий уголёк.
По рядам пронёсся испуганный шёпот. Каэлан сделал шаг вперёд, его профессиональный интерес на мгновение перевесил безразличие.
— В сторону, — приказал он. Мальчик, дрожа всем телом, отошёл и встал у стены, под пристальным взглядом одного из надзирателей.
Очередь пошла дальше, и напряжение в зале снова стало почти осязаемым. Через несколько десятков детей это повторилось. Коренастая, угрюмая девочка с тугими косичками положила руку на кристалл, и тот отозвался ровным, но слабым зелёным свечением, похожим на светлячка, запертого в бутылке. Её тоже отправили в сторону, к первому мальчику.
Настала её очередь.
Лэя подошла к кристаллу, маленькая, почти невесомая тень. Она положила на холодную, гладкую поверхность свою исцарапанную ладошку. На одно короткое, звенящее мгновение кристалл отозвался. В его глубине вспыхнул и тут же погас слабый, едва заметный огонёк молочно-белого света, словно заблудившаяся в темноте искра.
Каэлан сделал короткую пометку в своём блокноте. «Слабая проводимость. Неопределённый тип. Не представляет интереса», — пронеслась в его голове быстрая, профессиональная мысль. Но протокол был протоколом. Любой дар, даже самый слабый, должен быть зафиксирован.
— В сторону, — бросил он, даже не глядя на неё, и указал подбородком на двух других отобранных детей.
Лэя, вздрогнув от неожиданности, но не смея ослушаться, понуро побрела к ним, став третьей в их маленькой группе изгоев.
— Следующий.
Настала очередь Вайрэка. Он шёл к постаменту, и каждый шаг отдавался в ушах гулкими, паническими ударами его собственного сердца. Его рука, когда он поднял её, дрожала так, что он едва мог её контролировать. Он коснулся кристалла. Холодная, гладкая поверхность, казалось, обожгла кожу.
Артефакт, как и положено, попытался пропустить через него тестовый поток энергии.
Ничего не произошло. Кристалл остался тёмным.
Каэлан нахмурился, его тонкие брови сошлись на переносице. Это была аномалия. Даже у «пустышек» прибор давал минимальный отклик. А здесь — абсолютный ноль. Словно он прикоснулся к мёртвому камню.
И тут вмешался Феодор. Он отделился от стены, где до этого неподвижно стоял, и его сухой, шелестящий голос прорезал тишину.
— Последователь Каэлан, — сказал он, и в его голосе прозвучали едва уловимые, ядовитые нотки. — Позвольте настоять на повторной проверке. Протокол ведь допускает погрешность прибора? Этот воспитанник, — он сделал паузу, давая словам набрать вес, — был в той самой камере.
Каэлан, раздражённый этим вмешательством, но связанный протоколом, нехотя кивнул. Он повернулся к Вайрэку, и его взгляд был холодным и нетерпеливым.
— Сосредоточься, — приказал он. — Перестань бояться. Не сдерживай поток. Почувствуй, как сила входит в тебя, и просто позволь ей пройти насквозь, в кристалл. Не мешай ей.
Вайрэк, утопавший в ледяной воде собственного ужаса, вдруг нащупал дно. Слова Последователя были не криком надзирателя, а ровным голосом наставника, объясняющего сложную задачу. И его разум, отточенный годами учёбы, инстинктивно за неё ухватился. Он снова положил руку на кристалл. Он заставил себя расслабиться, вспомнить уроки наставника Элиана о потоках энергии. Он представил, как сила входит в его руку, проходит через тело и уходит в камень.
В тот же миг кристалл взорвался светом. Ровный, мощный, почти ослепительный столб тёплого, золотисто-зелёного света ударил в высокий потолок зала. Свечение было стабильным, гармоничным, полным созидательной, живой энергии.
Каэлан смотрел на это, и на его лице отразилось изумление, которое тут же сменилось профессиональным разочарованием.
«Феноменальная проводимость, — с восхищением подумал он. — Но вектор силы — созидательный, тёплый. Явный дар Целителя. А отпечаток в карцере был другим — диким, хаотичным и ледяным. Чистая, необузданная стихия. Две разные сигнатуры. Это не он».
Он небрежно махнул рукой в сторону отобранных детей, указывая Вайрэку его новое место и теряя к нему всякий интерес. Вайрэк, шатаясь, побрёл к ним, и его накрыла волна головокружительного, почти тошнотворного облегчения. «Пронесло. Он не понял, что это я украл Руну! Но… он увидел. Увидел силу. Сильный дар. Как у того мальчика, Элиаса. Того, которого забрали люди в серых плащах и которого больше никто не видел. Я не спасся. Я просто попал в другую ловушку».
— Следующий, — безразлично бросил Каэлан.
Настала очередь Ирвуда. Он подошёл к кристаллу спокойно, с лёгкой, вызывающей ленцой в походке. Он не боялся. Он знал, что он — «пустышка». Он положил свою мозолистую ладонь на холодный камень.
И в этот миг кристалл взревел.
Он взорвался не светом, а чистой, первобытной яростью. Ослепительная, пульсирующая вспышка бело-голубого пламени ударила в потолок, заставив детей зажмуриться и вскрикнуть. Одновременно с этим зал наполнил низкий, вибрирующий гул, как от приближающейся грозы, который, казалось, проникал под кожу, заставляя вибрировать сами кости. Свечение было таким же ярким, как у Вайрэка, но оно было другим — диким, нестабильным, полным хаотичной, разрушительной мощи.
Никто не двигался. Дети, застывшие в испуганных позах, смотрели на Ирвуда с суеверным ужасом, как на чудовище, только что сбросившее человеческую личину. Сам Ирвуд стоял, ошеломлённо глядя на свою собственную руку, на простую, мозолистую ладонь, которая только что извергла из себя чистую, первобытную ярость. Он медленно сжал и разжал пальцы, словно пытаясь убедиться, что это всё ещё его рука.
Вайрэк, стоявший в маленькой группе отобранных, почувствовал, как волна облегчения, ещё недавно наполнявшая его, схлынула, уступив место ледяному, тошнотворному ужасу. Он смотрел на своего единственного союзника, который только что, сам того не зная, подписал себе смертный приговор. У дальней стены, в тени, на лице Главного Смотрителя Феодора впервые за долгое время появилось подобие эмоции — едва заметная, холодная усмешка хищника, чей план сработал даже лучше, чем он ожидал.
Но никто не смотрел ни на детей, ни на смотрителя. Все взгляды были прикованы к одной фигуре.
Последователь Каэлан не двигался. Он стоял у постамента, и его лицо, освещённое серым светом из высоких окон, было абсолютно непроницаемым. Он позволил тишине сгуститься, стать плотной, почти осязаемой. Затем он, даже не обернувшись, бросил короткий, пренебрежительный приказ Броку.
— Закончите с остальными. Это уже неважно.
И только после этого он сделал первый шаг.
Его тяжёлые сапоги гулко, размеренно били по каменному полу, и в мёртвой тишине зала этот звук был единственным, что нарушало звенящую пустоту. Шаг. Ещё один. Он шёл не торопясь, с холодной, выверенной неотвратимостью охотника, приближающегося к загнанной в угол, ничего не понимающей жертве.
«Мощнейший, хаотичный всплеск в карцере. Яростный, дикий отпечаток, полный холода и отчаяния, — проносились в его голове мысли, холодные и острые, как осколки льда. — И единственный найденный талант такой же дикой, необузданной, стихийной силы. Отпечатки совпадают. Совпадение? Орден не верит в совпадения. Нашёл».
Он остановился прямо перед Ирвудом, на расстоянии вытянутой руки. Ни слова, ни жеста. Последователь не достал оружия, а просто смотрел. Холодным, цепким, немигающим взглядом профессионала, который только что нашёл источник болезни и теперь решает, каким именно инструментом он будет её вырезать.
Тишина, наступившая после вспышки кристалла, была неестественной. Она впитала в себя все звуки, оставив лишь гул в ушах. Вайрэк, шатаясь, шёл в маленькой группе отобранных, и каждый стук его деревянных клогов по каменному полу казался неуместно громким. Прежнее облегчение испарилось так же быстро, как и возникло. На его месте внутри разлилась холодная, липкая пустота, от которой неприятно свело желудок. Глядя на спину Ирвуда, шагавшего впереди, Вайрэк понял, что не спасся. Он просто угодил в другую ловушку, с невидимыми решётками и стенами из чужих ожиданий.
Их вели не в общую спальню. Надзиратель, чьё лицо было таким же серым и безразличным, как и стены, повернул в тихий, гулкий коридор Восточного крыла. Вдоль его стен тянулся ряд одинаковых, безликих дверей, как в казарме, только чище. Из-за некоторых доносились приглушённые звуки: монотонное бормотание наставника, тихий звон стекла или гул, похожий на сдавленный рой пчёл. Они были здесь не одни. Здесь воздух был другим. Привычный, густой запах сотен спящих тел, кислой вони пота и сырой, прелой соломы сменился сложным, почти аптечным букетом. Здесь пахло старыми книгами и высохшими чернилами, горьковатым ароматом сушёных трав и едва уловимым, стерильным запахом озона, словно воздух здесь постоянно очищали слабой магией. Шаги пятерых детей и их конвоира отдавались гулким, одиноким эхом.
Процедура разделения была быстрой и безличной. Надзиратель остановился между двумя одинаковыми дверями.
— Девочки — сюда, — буркнул он, указывая на одну из них.
Лэя, бледная, с огромными, полными ужаса глазами, вздрогнула. Она бросила на Вайрэка отчаянный, умоляющий взгляд. Он шагнул к ней, и в этот короткий миг, пока надзиратель открывал дверь, успел прошептать:
— Я всё исправлю.
Она судорожно кивнула, но её взгляд метнулся мимо него, на фигуру Брока в коридоре. Её взгляд был затравленным, как у пойманного в силки зверя — в нём не было ни веры, ни надежды, лишь осознание, что стены этого места сильнее любых обещаний. Её и вторую девочку, коренастую, с тугими косичками, втолкнули в комнату, и дверь за ними плотно закрылась.
— Вы — напротив.
Вайрэка, Ирвуда и третьего мальчика — худого, с вечно испуганными глазами — завели в их новую комнату. Она была чистой. До тошноты. Три аккуратно заправленные кровати, небольшой стол у высокого, зарешеченного окна и безупречно чистый каменный пол. На каждой кровати лежала аккуратно сложенная стопка новой одежды: простая серая рубаха, тёмные штаны и пара крепких ботинок.
— Старую одежду — на пол. Переодеться. Ждать, — бросил надзиратель и вышел.
Вайрэк брезгливо стянул с себя грубую, пропахшую потом робу и отшвырнул её в угол. Новая одежда, хоть и была простой, казалась ему лишь другой версией униформы. Ирвуд же, стянув свои лохмотья, на мгновение замер. Взяв в руки ботинки, Ирвуд взвесил их на ладони, провёл пальцем по грубому шву. Настоящие, из грубой, но прочной кожи, с твёрдой подошвой. В его мире это была не просто обувь. Это было оружие. Защита. Роскошь, о которой он никогда не смел мечтать. Он быстро, почти с жадностью, натянул их, чувствуя непривычную, но приятную тяжесть на ногах.
Не успели они закончить, как дверь снова отворилась. На пороге, заполнив собой весь проём, стоял смотритель Брок. Он не сказал ни слова. Его взгляд, тяжёлый и безразличный, остановился на Ирвуде, который как раз завязывал шнурки на своих новых ботинках.
— Ты. За мной.
Ирвуд даже не вздрогнул. Он лишь медленно повернул голову, его челюсти напряглись, а во взгляде проступила затаённая, волчья ярость. Он бросил на Вайрэка один-единственный, короткий, непроницаемый взгляд и, не оглядываясь, вышел. Дверь за ним не захлопнулась с лязгом засова. Она закрылась с тихим, мягким щелчком, который в звенящей тишине комнаты прозвучал оглушительно и окончательно.
Вайрэк остался стоять посреди комнаты. Он не замечал третьего мальчика, который забился в самый дальний угол и дрожал, как осиновый лист. Он не слышал воя ветра за окном. Он слышал лишь стук собственного сердца. Но вслед за ним, из самой глубины его ледяного ужаса, поднялись другие мысли.
«Это я. Всё я. Он там, внизу, а они его ломают… и всё потому, что я оказался слабаком. Глупым, гордым аристократом, который решил поиграть в игры, не зная правил. Я думал, что умнее… а теперь он платит за мою спесь. А Лэя… она осталась одна. Без него мы — ничто. Просто добыча. Я обрёк их. Их жизни… это мой провал. Мой позор. Я должен вернуть этот долг. Я заставлю их заплатить за его боль. За её страх. Любой ценой».
Тяжёлые сапоги Брока гулко били по безупречно чистому каменному полу, их звук эхом отдавался от высоких стен. Ирвуд шёл рядом, и его новые ботинки, ещё непривычные, казались чужими, издавая свой, более резкий стук. Коридор был длинным, стерильным и пустым. Ирвуд чувствовал себя волком, которого ведут по залитым светом залам королевского дворца — всё вокруг было чужим, неправильным, опасным в своей чистоте.
Они остановились у массивной дубовой двери без ручки и смотрового окошка. Брок ударил в неё трижды костяшками пальцев — коротким, властным стуком. Дверь бесшумно отворилась сама, и Ирвуда грубо втолкнули внутрь.
Зал был большим, круглым и абсолютно пустым. Голые, гладко отполированные стены из серого камня уходили вверх, теряясь во мраке. Единственным источником света был большой, тускло светящийся кристалл, висевший под самым потолком. Он заливал пространство ровным, безжизненным, холодным светом, в котором не было теней. В центре зала, спиной к нему, стоял Последователь Каэлан, глядя на пустую стену. У дальней стены, прислонившись к ней, замер Главный Смотритель Феодор, его лицо было непроницаемым, как всегда.
«Ловушка, — пронеслась в голове Ирвуда быстрая, злая мысль. — Они думают, я сломаюсь. Не дождутся. Они хотят услышать страх. Услышат только скрежет зубов».
Брок встал у двери, преградив путь к отступлению. Каэлан медленно обернулся. Его взгляд, холодный и цепкий, впился в Ирвуда, препарируя, изучая.
— Воспитанник номер триста сорок один, Ирвуд Фенрис, — начал Каэлан, и его ровный, спокойный голос гулко разнёсся по залу. — Протокол требует, чтобы я задал тебе несколько стандартных вопросов. Отвечай честно и коротко. Понял?
Ирвуд молча, упрямо кивнул.
Перед ним, спиной к детям, стоял Последователь Каэлан. Он не кричал и не угрожал, а просто ждал, пока гул испуганных голосов стихнет. Когда в зале воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь чьим-то сдавленным всхлипом, он заговорил. Его голос, ровный и холодный, без труда заполнил огромное пространство.
— Процедура проста, — начал он, не оборачиваясь. — Каждый из вас по очереди подойдёт и положит правую руку на кристалл. Не бойтесь. Это не больно. Артефакт измерит ваш врождённый талант к магии. Если он слаб, реакция будет едва заметной. Если есть — кристалл даст знать. Начали. Первый ряд, по одному.
Ритуал начался. Дети, бледные, с трясущимися губами, подходили к чёрному обелиску, как на эшафот. Один за другим они клали на него свои маленькие, не до конца отмытые ладошки. И ничего не происходило. Кристалл оставался тёмным и холодным. «Пустышка», — доносился безразличный голос Каэлана. — «Следующий».
Так прошло больше сотни детей. Монотонность процедуры начала убаюкивать страх, сменяя его глухой, тупой усталостью. И вдруг, когда к кристаллу подошёл худой, болезненного вида мальчик с вечно испуганными глазами, что-то изменилось. Он коснулся камня, и в его глубине зародился и начал слабо, неровно пульсировать тусклый красный огонёк, похожий на тлеющий уголёк.
По рядам пронёсся испуганный шёпот. Каэлан сделал шаг вперёд, его профессиональный интерес на мгновение перевесил безразличие.
— В сторону, — приказал он. Мальчик, дрожа всем телом, отошёл и встал у стены, под пристальным взглядом одного из надзирателей.
Очередь пошла дальше, и напряжение в зале снова стало почти осязаемым. Через несколько десятков детей это повторилось. Коренастая, угрюмая девочка с тугими косичками положила руку на кристалл, и тот отозвался ровным, но слабым зелёным свечением, похожим на светлячка, запертого в бутылке. Её тоже отправили в сторону, к первому мальчику.
Настала её очередь.
Лэя подошла к кристаллу, маленькая, почти невесомая тень. Она положила на холодную, гладкую поверхность свою исцарапанную ладошку. На одно короткое, звенящее мгновение кристалл отозвался. В его глубине вспыхнул и тут же погас слабый, едва заметный огонёк молочно-белого света, словно заблудившаяся в темноте искра.
Каэлан сделал короткую пометку в своём блокноте. «Слабая проводимость. Неопределённый тип. Не представляет интереса», — пронеслась в его голове быстрая, профессиональная мысль. Но протокол был протоколом. Любой дар, даже самый слабый, должен быть зафиксирован.
— В сторону, — бросил он, даже не глядя на неё, и указал подбородком на двух других отобранных детей.
Лэя, вздрогнув от неожиданности, но не смея ослушаться, понуро побрела к ним, став третьей в их маленькой группе изгоев.
— Следующий.
Настала очередь Вайрэка. Он шёл к постаменту, и каждый шаг отдавался в ушах гулкими, паническими ударами его собственного сердца. Его рука, когда он поднял её, дрожала так, что он едва мог её контролировать. Он коснулся кристалла. Холодная, гладкая поверхность, казалось, обожгла кожу.
Артефакт, как и положено, попытался пропустить через него тестовый поток энергии.
Ничего не произошло. Кристалл остался тёмным.
Каэлан нахмурился, его тонкие брови сошлись на переносице. Это была аномалия. Даже у «пустышек» прибор давал минимальный отклик. А здесь — абсолютный ноль. Словно он прикоснулся к мёртвому камню.
И тут вмешался Феодор. Он отделился от стены, где до этого неподвижно стоял, и его сухой, шелестящий голос прорезал тишину.
— Последователь Каэлан, — сказал он, и в его голосе прозвучали едва уловимые, ядовитые нотки. — Позвольте настоять на повторной проверке. Протокол ведь допускает погрешность прибора? Этот воспитанник, — он сделал паузу, давая словам набрать вес, — был в той самой камере.
Каэлан, раздражённый этим вмешательством, но связанный протоколом, нехотя кивнул. Он повернулся к Вайрэку, и его взгляд был холодным и нетерпеливым.
— Сосредоточься, — приказал он. — Перестань бояться. Не сдерживай поток. Почувствуй, как сила входит в тебя, и просто позволь ей пройти насквозь, в кристалл. Не мешай ей.
Вайрэк, утопавший в ледяной воде собственного ужаса, вдруг нащупал дно. Слова Последователя были не криком надзирателя, а ровным голосом наставника, объясняющего сложную задачу. И его разум, отточенный годами учёбы, инстинктивно за неё ухватился. Он снова положил руку на кристалл. Он заставил себя расслабиться, вспомнить уроки наставника Элиана о потоках энергии. Он представил, как сила входит в его руку, проходит через тело и уходит в камень.
В тот же миг кристалл взорвался светом. Ровный, мощный, почти ослепительный столб тёплого, золотисто-зелёного света ударил в высокий потолок зала. Свечение было стабильным, гармоничным, полным созидательной, живой энергии.
Каэлан смотрел на это, и на его лице отразилось изумление, которое тут же сменилось профессиональным разочарованием.
«Феноменальная проводимость, — с восхищением подумал он. — Но вектор силы — созидательный, тёплый. Явный дар Целителя. А отпечаток в карцере был другим — диким, хаотичным и ледяным. Чистая, необузданная стихия. Две разные сигнатуры. Это не он».
Он небрежно махнул рукой в сторону отобранных детей, указывая Вайрэку его новое место и теряя к нему всякий интерес. Вайрэк, шатаясь, побрёл к ним, и его накрыла волна головокружительного, почти тошнотворного облегчения. «Пронесло. Он не понял, что это я украл Руну! Но… он увидел. Увидел силу. Сильный дар. Как у того мальчика, Элиаса. Того, которого забрали люди в серых плащах и которого больше никто не видел. Я не спасся. Я просто попал в другую ловушку».
— Следующий, — безразлично бросил Каэлан.
Настала очередь Ирвуда. Он подошёл к кристаллу спокойно, с лёгкой, вызывающей ленцой в походке. Он не боялся. Он знал, что он — «пустышка». Он положил свою мозолистую ладонь на холодный камень.
И в этот миг кристалл взревел.
Он взорвался не светом, а чистой, первобытной яростью. Ослепительная, пульсирующая вспышка бело-голубого пламени ударила в потолок, заставив детей зажмуриться и вскрикнуть. Одновременно с этим зал наполнил низкий, вибрирующий гул, как от приближающейся грозы, который, казалось, проникал под кожу, заставляя вибрировать сами кости. Свечение было таким же ярким, как у Вайрэка, но оно было другим — диким, нестабильным, полным хаотичной, разрушительной мощи.
Никто не двигался. Дети, застывшие в испуганных позах, смотрели на Ирвуда с суеверным ужасом, как на чудовище, только что сбросившее человеческую личину. Сам Ирвуд стоял, ошеломлённо глядя на свою собственную руку, на простую, мозолистую ладонь, которая только что извергла из себя чистую, первобытную ярость. Он медленно сжал и разжал пальцы, словно пытаясь убедиться, что это всё ещё его рука.
Вайрэк, стоявший в маленькой группе отобранных, почувствовал, как волна облегчения, ещё недавно наполнявшая его, схлынула, уступив место ледяному, тошнотворному ужасу. Он смотрел на своего единственного союзника, который только что, сам того не зная, подписал себе смертный приговор. У дальней стены, в тени, на лице Главного Смотрителя Феодора впервые за долгое время появилось подобие эмоции — едва заметная, холодная усмешка хищника, чей план сработал даже лучше, чем он ожидал.
Но никто не смотрел ни на детей, ни на смотрителя. Все взгляды были прикованы к одной фигуре.
Последователь Каэлан не двигался. Он стоял у постамента, и его лицо, освещённое серым светом из высоких окон, было абсолютно непроницаемым. Он позволил тишине сгуститься, стать плотной, почти осязаемой. Затем он, даже не обернувшись, бросил короткий, пренебрежительный приказ Броку.
— Закончите с остальными. Это уже неважно.
И только после этого он сделал первый шаг.
Его тяжёлые сапоги гулко, размеренно били по каменному полу, и в мёртвой тишине зала этот звук был единственным, что нарушало звенящую пустоту. Шаг. Ещё один. Он шёл не торопясь, с холодной, выверенной неотвратимостью охотника, приближающегося к загнанной в угол, ничего не понимающей жертве.
«Мощнейший, хаотичный всплеск в карцере. Яростный, дикий отпечаток, полный холода и отчаяния, — проносились в его голове мысли, холодные и острые, как осколки льда. — И единственный найденный талант такой же дикой, необузданной, стихийной силы. Отпечатки совпадают. Совпадение? Орден не верит в совпадения. Нашёл».
Он остановился прямо перед Ирвудом, на расстоянии вытянутой руки. Ни слова, ни жеста. Последователь не достал оружия, а просто смотрел. Холодным, цепким, немигающим взглядом профессионала, который только что нашёл источник болезни и теперь решает, каким именно инструментом он будет её вырезать.
Глава 23. Алхимия, Стихии и Узы
Тишина, наступившая после вспышки кристалла, была неестественной. Она впитала в себя все звуки, оставив лишь гул в ушах. Вайрэк, шатаясь, шёл в маленькой группе отобранных, и каждый стук его деревянных клогов по каменному полу казался неуместно громким. Прежнее облегчение испарилось так же быстро, как и возникло. На его месте внутри разлилась холодная, липкая пустота, от которой неприятно свело желудок. Глядя на спину Ирвуда, шагавшего впереди, Вайрэк понял, что не спасся. Он просто угодил в другую ловушку, с невидимыми решётками и стенами из чужих ожиданий.
Их вели не в общую спальню. Надзиратель, чьё лицо было таким же серым и безразличным, как и стены, повернул в тихий, гулкий коридор Восточного крыла. Вдоль его стен тянулся ряд одинаковых, безликих дверей, как в казарме, только чище. Из-за некоторых доносились приглушённые звуки: монотонное бормотание наставника, тихий звон стекла или гул, похожий на сдавленный рой пчёл. Они были здесь не одни. Здесь воздух был другим. Привычный, густой запах сотен спящих тел, кислой вони пота и сырой, прелой соломы сменился сложным, почти аптечным букетом. Здесь пахло старыми книгами и высохшими чернилами, горьковатым ароматом сушёных трав и едва уловимым, стерильным запахом озона, словно воздух здесь постоянно очищали слабой магией. Шаги пятерых детей и их конвоира отдавались гулким, одиноким эхом.
Процедура разделения была быстрой и безличной. Надзиратель остановился между двумя одинаковыми дверями.
— Девочки — сюда, — буркнул он, указывая на одну из них.
Лэя, бледная, с огромными, полными ужаса глазами, вздрогнула. Она бросила на Вайрэка отчаянный, умоляющий взгляд. Он шагнул к ней, и в этот короткий миг, пока надзиратель открывал дверь, успел прошептать:
— Я всё исправлю.
Она судорожно кивнула, но её взгляд метнулся мимо него, на фигуру Брока в коридоре. Её взгляд был затравленным, как у пойманного в силки зверя — в нём не было ни веры, ни надежды, лишь осознание, что стены этого места сильнее любых обещаний. Её и вторую девочку, коренастую, с тугими косичками, втолкнули в комнату, и дверь за ними плотно закрылась.
— Вы — напротив.
Вайрэка, Ирвуда и третьего мальчика — худого, с вечно испуганными глазами — завели в их новую комнату. Она была чистой. До тошноты. Три аккуратно заправленные кровати, небольшой стол у высокого, зарешеченного окна и безупречно чистый каменный пол. На каждой кровати лежала аккуратно сложенная стопка новой одежды: простая серая рубаха, тёмные штаны и пара крепких ботинок.
— Старую одежду — на пол. Переодеться. Ждать, — бросил надзиратель и вышел.
Вайрэк брезгливо стянул с себя грубую, пропахшую потом робу и отшвырнул её в угол. Новая одежда, хоть и была простой, казалась ему лишь другой версией униформы. Ирвуд же, стянув свои лохмотья, на мгновение замер. Взяв в руки ботинки, Ирвуд взвесил их на ладони, провёл пальцем по грубому шву. Настоящие, из грубой, но прочной кожи, с твёрдой подошвой. В его мире это была не просто обувь. Это было оружие. Защита. Роскошь, о которой он никогда не смел мечтать. Он быстро, почти с жадностью, натянул их, чувствуя непривычную, но приятную тяжесть на ногах.
Не успели они закончить, как дверь снова отворилась. На пороге, заполнив собой весь проём, стоял смотритель Брок. Он не сказал ни слова. Его взгляд, тяжёлый и безразличный, остановился на Ирвуде, который как раз завязывал шнурки на своих новых ботинках.
— Ты. За мной.
Ирвуд даже не вздрогнул. Он лишь медленно повернул голову, его челюсти напряглись, а во взгляде проступила затаённая, волчья ярость. Он бросил на Вайрэка один-единственный, короткий, непроницаемый взгляд и, не оглядываясь, вышел. Дверь за ним не захлопнулась с лязгом засова. Она закрылась с тихим, мягким щелчком, который в звенящей тишине комнаты прозвучал оглушительно и окончательно.
Вайрэк остался стоять посреди комнаты. Он не замечал третьего мальчика, который забился в самый дальний угол и дрожал, как осиновый лист. Он не слышал воя ветра за окном. Он слышал лишь стук собственного сердца. Но вслед за ним, из самой глубины его ледяного ужаса, поднялись другие мысли.
«Это я. Всё я. Он там, внизу, а они его ломают… и всё потому, что я оказался слабаком. Глупым, гордым аристократом, который решил поиграть в игры, не зная правил. Я думал, что умнее… а теперь он платит за мою спесь. А Лэя… она осталась одна. Без него мы — ничто. Просто добыча. Я обрёк их. Их жизни… это мой провал. Мой позор. Я должен вернуть этот долг. Я заставлю их заплатить за его боль. За её страх. Любой ценой».
Тяжёлые сапоги Брока гулко били по безупречно чистому каменному полу, их звук эхом отдавался от высоких стен. Ирвуд шёл рядом, и его новые ботинки, ещё непривычные, казались чужими, издавая свой, более резкий стук. Коридор был длинным, стерильным и пустым. Ирвуд чувствовал себя волком, которого ведут по залитым светом залам королевского дворца — всё вокруг было чужим, неправильным, опасным в своей чистоте.
Они остановились у массивной дубовой двери без ручки и смотрового окошка. Брок ударил в неё трижды костяшками пальцев — коротким, властным стуком. Дверь бесшумно отворилась сама, и Ирвуда грубо втолкнули внутрь.
Зал был большим, круглым и абсолютно пустым. Голые, гладко отполированные стены из серого камня уходили вверх, теряясь во мраке. Единственным источником света был большой, тускло светящийся кристалл, висевший под самым потолком. Он заливал пространство ровным, безжизненным, холодным светом, в котором не было теней. В центре зала, спиной к нему, стоял Последователь Каэлан, глядя на пустую стену. У дальней стены, прислонившись к ней, замер Главный Смотритель Феодор, его лицо было непроницаемым, как всегда.
«Ловушка, — пронеслась в голове Ирвуда быстрая, злая мысль. — Они думают, я сломаюсь. Не дождутся. Они хотят услышать страх. Услышат только скрежет зубов».
Брок встал у двери, преградив путь к отступлению. Каэлан медленно обернулся. Его взгляд, холодный и цепкий, впился в Ирвуда, препарируя, изучая.
— Воспитанник номер триста сорок один, Ирвуд Фенрис, — начал Каэлан, и его ровный, спокойный голос гулко разнёсся по залу. — Протокол требует, чтобы я задал тебе несколько стандартных вопросов. Отвечай честно и коротко. Понял?
Ирвуд молча, упрямо кивнул.
