- В полицию? Боже, Инга, что ты там видела?
- Сейчас сам посмотришь. Собирайся.
Сама не понимая, зачем, она положила в сумочку нож для бумаги.
В полиции их ожидаемо попросили звонить, когда на самом деле что-то случится, поэтому они ехали вдвоём с Лаврентьевым. Теплый ветер всё так же приятно трепал волосы, но по телу бежал холодок. Они подъехали к дому, но Инга не торопилась выходить. Она внимательно осмотрела дом снаружи. Никаких видимых повреждений, но значит ли это, что всё в порядке?
- Ты идёшь? - Лаврентьев нетерпеливо переминался перед входной дверью. Инга кивнула и медленно пошла за ним. Он постучал, и от страха внутри у неё всё оборвалось, она отвесила ему легкий шлепок по плечу, хотя ударить хотелось как следует.
- Шшшш! Зачем шумишь, идиот?!
- Алё, всегда надо стучать, когда приходишь в гости, невежливо ломиться просто так, тем более, если дверь закрыта.
- Ты шутишь?
- Но ты ведь мне ничего не сказала, откуда я знаю, что можно, а что нельзя? - Лаврентьев закатил глаза, и Инга всё-таки не удержалась и ударила его посильнее.
- Хватит верещать! Заткнись и пойдём внутрь. Только тихо! Ни звука!
Она нащупала в сумочке нож и подтолкнула Лаврентьева в спину. Тот толкнул дверь, но она не поддалась. Разумеется. Ингу осенило:
- Обойдём сзади! Можно пройти через сад, там и в мастерскую можно заглянуть.
Они стали обходить дом. Всё вокруг заросло высокой колючей травой, она рвала чулки и царапала ноги, но Инга не замечала этого, с каждым шагом сердце билось всё быстрее, а в горле совсем пересохло. Первым шел Лаврентьев, он первый ахнул, пока Инга смотрела под ноги, перепрыгивая кочки, но вот и она свернула за угол и посмотрела в сторону стеклянного купола зимнего сада, и тоже ахнула. Первым порывом было развернуться, сесть в машину, дать газу и отменить выставку, но Лаврентьев бесстрашно пошёл вперёд. Если возгласы Инги были полны ужаса, потому что она, хоть и не cформулировала это словами, но на уровне эмоций уже поняла, что произошло, то Лаврентьев вздыхал с восхищением.
- Вот это Морев, ай да сукин сын! Нет, ты видишь это? Вообще ничего общего с тем, что он делал раньше, но какая экспрессия. Какие эмоции! Ты поэтому ничего не рассказывала, хотела, чтобы я на выставке охренел? Посмотри, какой богатый красный!
- Да, Андрей. Очень богатый, - ответила Инга бесцветным голосом, а сама лихорадочно шарила глазами вокруг. Никакого движения, значит ли это, что всё самое страшное, что могло ждать их тут, уже ушло? И всё же, даже не смотря на тревогу, Инга невольно залюбовалась картинами — яркие мазки, насыщенные цвета, полотна были наполнены энергией и притягивали взгляд. И в них чувствовалась всё та же рука, что руководила кистью бездарности Морева, хотя сюжеты были совершенно жуткие.
Инга забылась буквально на мгновение, и тут же её оглушил пронзительный писк, от которого закладывало уши. Визжал Лаврентьев. Инга повернулась к нему и хотела всё-таки врезать как следует, но его бледное, полное ужаса лицо остановило её. Она проследила за его взглядом и увидела Морева. Он лежал перед мольбертом с незаконченной картиной, посиневший и какой-то сморщенный. На ум пришла фраза «выжат, как лимон».
- Господи, он что, писал своей кровью? - сказал Лаврентьев, когда ему наконец удалось перестать визжать.
- Думаю, это не он, - ответила Инга и потянулась за телефоном. Теперь-то, когда «что-то» случилось, полиция просто обязана приехать, а им не помешало бы побыстрее убраться отсюда.
Выставка всё-таки состоялась и имела ожидаемо оглушительный успех, но Инга всё-таки не стала покупать себе ни одну из этих картин, хотя и колебалась, понимая, что может очень выиграть в деньгах. Но все её колебания разрешил вопрос следователя, занимающегося делом Морева:
- Вы не знаете, что за животное он держал? Мы нашли в доме клетку, в которой явно держали кого-то крупного. Но никаких следов не нашли — прутья клетки раздвинуты, а цепь порвана. Что это могло быть?
Инга только пожала плечами:
- Мы виделись только один раз, мельком. Понятия не имею, как он жил.
Следователь покивал и больше на допросы Ингу не приглашали, а вскоре дело и вовсе положили на полку в связи с отсутствием подозреваемых. Так все и пришли к окончательному выводу, что Морев сам написал картины собственной кровью. Инга не спорила, а картины разлетелись, как горячие пирожки, хотя их владельцы почему-то не спешили забирать их из галереи, чтобы повесить дома.
- Сейчас сам посмотришь. Собирайся.
Сама не понимая, зачем, она положила в сумочку нож для бумаги.
В полиции их ожидаемо попросили звонить, когда на самом деле что-то случится, поэтому они ехали вдвоём с Лаврентьевым. Теплый ветер всё так же приятно трепал волосы, но по телу бежал холодок. Они подъехали к дому, но Инга не торопилась выходить. Она внимательно осмотрела дом снаружи. Никаких видимых повреждений, но значит ли это, что всё в порядке?
- Ты идёшь? - Лаврентьев нетерпеливо переминался перед входной дверью. Инга кивнула и медленно пошла за ним. Он постучал, и от страха внутри у неё всё оборвалось, она отвесила ему легкий шлепок по плечу, хотя ударить хотелось как следует.
- Шшшш! Зачем шумишь, идиот?!
- Алё, всегда надо стучать, когда приходишь в гости, невежливо ломиться просто так, тем более, если дверь закрыта.
- Ты шутишь?
- Но ты ведь мне ничего не сказала, откуда я знаю, что можно, а что нельзя? - Лаврентьев закатил глаза, и Инга всё-таки не удержалась и ударила его посильнее.
- Хватит верещать! Заткнись и пойдём внутрь. Только тихо! Ни звука!
Она нащупала в сумочке нож и подтолкнула Лаврентьева в спину. Тот толкнул дверь, но она не поддалась. Разумеется. Ингу осенило:
- Обойдём сзади! Можно пройти через сад, там и в мастерскую можно заглянуть.
Они стали обходить дом. Всё вокруг заросло высокой колючей травой, она рвала чулки и царапала ноги, но Инга не замечала этого, с каждым шагом сердце билось всё быстрее, а в горле совсем пересохло. Первым шел Лаврентьев, он первый ахнул, пока Инга смотрела под ноги, перепрыгивая кочки, но вот и она свернула за угол и посмотрела в сторону стеклянного купола зимнего сада, и тоже ахнула. Первым порывом было развернуться, сесть в машину, дать газу и отменить выставку, но Лаврентьев бесстрашно пошёл вперёд. Если возгласы Инги были полны ужаса, потому что она, хоть и не cформулировала это словами, но на уровне эмоций уже поняла, что произошло, то Лаврентьев вздыхал с восхищением.
- Вот это Морев, ай да сукин сын! Нет, ты видишь это? Вообще ничего общего с тем, что он делал раньше, но какая экспрессия. Какие эмоции! Ты поэтому ничего не рассказывала, хотела, чтобы я на выставке охренел? Посмотри, какой богатый красный!
- Да, Андрей. Очень богатый, - ответила Инга бесцветным голосом, а сама лихорадочно шарила глазами вокруг. Никакого движения, значит ли это, что всё самое страшное, что могло ждать их тут, уже ушло? И всё же, даже не смотря на тревогу, Инга невольно залюбовалась картинами — яркие мазки, насыщенные цвета, полотна были наполнены энергией и притягивали взгляд. И в них чувствовалась всё та же рука, что руководила кистью бездарности Морева, хотя сюжеты были совершенно жуткие.
Инга забылась буквально на мгновение, и тут же её оглушил пронзительный писк, от которого закладывало уши. Визжал Лаврентьев. Инга повернулась к нему и хотела всё-таки врезать как следует, но его бледное, полное ужаса лицо остановило её. Она проследила за его взглядом и увидела Морева. Он лежал перед мольбертом с незаконченной картиной, посиневший и какой-то сморщенный. На ум пришла фраза «выжат, как лимон».
- Господи, он что, писал своей кровью? - сказал Лаврентьев, когда ему наконец удалось перестать визжать.
- Думаю, это не он, - ответила Инга и потянулась за телефоном. Теперь-то, когда «что-то» случилось, полиция просто обязана приехать, а им не помешало бы побыстрее убраться отсюда.
Выставка всё-таки состоялась и имела ожидаемо оглушительный успех, но Инга всё-таки не стала покупать себе ни одну из этих картин, хотя и колебалась, понимая, что может очень выиграть в деньгах. Но все её колебания разрешил вопрос следователя, занимающегося делом Морева:
- Вы не знаете, что за животное он держал? Мы нашли в доме клетку, в которой явно держали кого-то крупного. Но никаких следов не нашли — прутья клетки раздвинуты, а цепь порвана. Что это могло быть?
Инга только пожала плечами:
- Мы виделись только один раз, мельком. Понятия не имею, как он жил.
Следователь покивал и больше на допросы Ингу не приглашали, а вскоре дело и вовсе положили на полку в связи с отсутствием подозреваемых. Так все и пришли к окончательному выводу, что Морев сам написал картины собственной кровью. Инга не спорила, а картины разлетелись, как горячие пирожки, хотя их владельцы почему-то не спешили забирать их из галереи, чтобы повесить дома.
