У входа в парк действительно показались знакомые коляски, а в них дамы тут же узнали вышеупомянутых лиц. После небольшого приветствия компания решила прогуляться пешком, учитывая количество собравшихся и хорошую солнечную погоду. Все высказались за, желая не спеша пройтись по тонкому гравию до самого конца парка, где потом их ожидали летние беседки и скамейки.
Сначала компания держалась вместе, но позже Ровена, взяв Одилию под руку, увлекла ее далеко вперед чуть ли не таща за собой. Валентине не оставалось ничего другого, как быстро поспевать за подружками.
— Что нашло на матушку не понимаю, — озадачилась Одилия, — мы не прошли еще и милю, а она уже устала.
— Ну и что? Если бы ты была в ее возрасте, посмотрела бы я на тебя. — ответила ей Ровена. — К тому же разве нам так плохо втроем?
В подтверждение своих слов Ровена обхватила своих подружек за талии и весело им подмигнула.
И, кстати, им действительно было о чем поговорить. Уже больше недели прошло со дня городского праздника, на котором собрался весь свет графства Беркшир, а также зажиточные крестьяне, и все это пестрое общество соединилось в общем веселье, забыв на время разницу своих статусов. Ровена напомнила Одилии, самой старшей из двух девушек, что именно в день праздника к ней подошел один лорд, сын местного довольно известного адвоката, предложив Одилии составить пару на два танца. Но пара эта в итоге оказалась так заинтересована друг другом и смотрелось так гармонично, что конкуренты сэра Джонатана, как звали юношу, никак не могли решиться украсть Одилию на последующие несколько танцев.
— А что если ваши родители тоже заметили взаимную заинтересованность и теперь подумывают как бы свести более близкое знакомство с семьей Коэнов, которой принадлежит Джонатан? — Намекнула Ровена, позволив своему воображению соединить факт нескольких танцев подряд и разговора, который сейчас имел место за спинами девушек.
Одилия постаралась отшутиться, но не тут-то было. Подружки усердно сыпали догадками, и ей не сразу удалось перевести тему беседы в другое русло. Она стала указывать подружкам на разные места, раз уж они прохаживались неспешно по парку, напоминая о празднике и о том, что находилось или происходило в том или ином участке парка.
— А помните, мои милые, вот здесь — указав рукой куда-то совсем недалеко от себя, на пустой теперь пятачок травы, молвила Оделия, — старая мадам Бэрри играла в карты со своими друзьями… Ее восклицания произвели столько шума и она так волновалась будто вот-вот проиграет, что вокруг нее волей-неволей собралось множество лиц ей сопереживающих. Казалось бы, обычная игра в вист…
— Мадам в итоге проиграла. — констатировала Валентина и тут же вспомнила другой случай с праздника, о чем поспешила поведать своим подружкам.
Так девушки шли разглядывая окрестности парка, то и дело вспоминая что-нибудь занимательное или нелепое с того дня. Ровена так же придаваясь общему веселью, скользила взглядом от одного участка парка к другому, оживляя их своими воспоминаниями.
Вскоре внимание ее привлекла небольшая компания дам и господ, которые спрятались под сенью листвы многовекового вяза, щедро распростершего свои ветви далеко вокруг. Примерно в тридцати—сорока футах от Ровены компания вела довольно живой разговор. Время от времени слышались смешки дам и бойкая речь их кавалеров. Скользнув без особого интереса взглядом по их лицам, Ровена задержалась лишь на одном человеке из этой веселой компании. Она принялась разглядывать его с такой внимательностью, словно кроме него больше никого не существовало.
Это был мужчина статной выправки, широкоплечий и высокий, но при этом не лишенный аристократического изящества. Он вел себя очень сдержанно, а лицо его не отражало никаких эмоций. Во внешних чертах его в целом тоже можно было с первого раза прочесть спокойствие, холодность и даже некоторую мрачность или задумчивость. Он как бы находился особняком и совсем не участвовал в разговоре, лишь время от времени слега учтиво улыбаясь или соглашаясь с собеседником. В любой компании подобное поведение могло быть расценено как невежливость и неуважение по отношению к другим, но этому мужчине, видимо, прощалось все, учитывая с какой непринужденностью велась беседа между остальными членами компании.
Но, так как девушки продолжали движение, Ровена, чтобы смочь получше разглядеть незнакомца, невольно замедлила шаг и вперила в того весь свой пытливый взгляд. Она заметила бледность лица и тонкие почти бордовые губы. Также она успела рассмотреть его костюм, пошитый из дорогого шелка и сидящий точно по фигуре. Костюм не являлся писком моды, но отличался скорее богатой строгой скромностью, когда из качества ткани, пошива и мелких деталей можно было сделать вывод о цене наряда. Незнакомец носил элегантную шляпу с довольно широкими полями, сильно надвинутую на лоб. Когда же Ровена посмотрела на в лицо, то неожиданно наткнулась на острый ответный взгляд незнакомца. Видимо, тот почувствовал, как его без стеснения рассматривают и решил посмотреть, кто позволил себе подобную наглость. Его взгляд прошел по ней, словно удар молнии резкой, холодной и беспощадной, подняв волну дрожи по позвоночнику. Да еще и создалось впечатление, словно она приняла на себя ушат холодной воды. Не успела Ровена сообразить что-либо, как незнакомец отвернулся.
Одилия и Валентина подметили, что их подруга рассматривает кого-то и тоже с интересом обратили взоры ко всей компании. Действо длилось не более двух минут, хотя Ровене казалось, что минула вечность.
— Кто этот мужчина? — выдохнула она автоматически.
Девушки переглянулись, не поняв кого Ровена имеет в виду и чем вызван такой интерес. Они в один голос переспросили ее и получили краткое описание незнакомца. Теперь Одилия, имея больший кругозор и наслышанная о многих лицах графства, еще раз взглянула на незнакомца сдвинув брови. Видно было, как в ее голове происходила усердная работа мысли.
— Думается мне, — неуверенно вымолвила в конце концов она,— это герцог де ла Рош-Гийон, Виктор-Амадей, кажется его имя. Впрочем, я не уверена, но по тому, как его описывают в обществе, похоже, это он. А что вас в нем привлекло, моя дорогая подружка?
Вопрос Одилии подействовал на Ровену словно гипноз. “И, действительно, что?” — спросила она себя, застыв. Так как ровным счетом не могла объяснить ни одну из своих эмоций, которые по очереди возникали в сердце, пока она его рассматривала. И посему она совершенно не знала, какой ответ дать, хотя и поймала себя на мысли, что было в этом человека нечто гипнотическое и чарующее. Ровена помнила, как вздрогнуло ее сердце, когда он метнул на нее полный холода взгляд. Итак, Ровена пребывала в своих мыслях, пока вновь не услышала тот же вопрос, уже исходивший от Валентины.
— Он показался мне интересным… Но я, если честно, сама не пойму, почему посмотрела на него и что меня в нем привлекло.
— Уж точно не его внешность и харизма. — съязвила Валентина. — Говорят, он слывет холодным и отстраненным человеком. На мой взгляд, он не обладает ни одним из качеств, которые могут быть интересны дамам… кроме его богатства.
— Он так богат? — как можно беспечнее осведомилась Ровена.
— Говорят, да. Но не спрашивай меня ни о чем теперь. Мои знания насчет его персоны не более чем слухи. И не мучь этим вопросом Одилию. Уверена, несмотря на ее связи в обществе она осведомлена не более моего.
Валентина и Ровена устремили глаза к той, от кого рассчитывали получить ответ. Валентина в подтверждение своим словам, а Ровена в глубине души надеялась узнать побольше о незнакомце.
Дело в том, что матушка Одилии вела жизнь открытую и светскую, проводя почти все вечера в частных салонах и постоянно выезжая то в Виндзор, то еще в какое-нибудь примечательное местечко с целью присоединиться к собравшейся там шумной компании. Поэтому Одилия первая и единственная счастливица узнавала все новости в первых рядах и владела информацией обо всех лицах и путешественниках, проживавших в ее родном графстве или проезжавших мимо. Она знала наверняка, где могла скрываться правда и что можно было назвать ложью, имея некоторые представления о жизни, вкусах и развлечениях английской аристократии.
Но в этот раз, увы, девушка не могла бы похвастать никакой дополнительной информацией, что немного покоробило ее самолюбие и реноме всезнающего человека.
— Увы, Валентина права. — с грустью в голосе вымолвила Одилия. — Я едва ли осведомлена об этом господине. Однако верно, он мрачен и некрасив хоть и богат, но живет он так уединенно, что его вполне можно было бы назвать мизантропом. Я не пожелала бы вам такого мужчину ни в друзья, ни, боже вас сохрани, в женихи. Я желала бы вам только лучшей судьбы, моя дорогая.
Тем самым подружки Ровены остудили ее первые порывы и заглушили желание узнать о незнакомце еще что-нибудь. Так что девушки по взаимному молчаливому согласию закрыли тему и через минуту щебетали уже о другом, снова обретя свою беспечность и веселость.
Наконец они добрели до конца парка, затратив на прогулку примерно два часа, и принялись ожидать своих родственниц. Те присоединились к девушкам через полчаса, и вся компания сошлась во мнении о хорошем отдыхе и уселась в беседку. Разговоры их прервал час обеда, когда они вынуждены были разъехаться по домам при этом любезно раскланявшись.
Пока коляска уносила тетушку Элизабет и Ровену назад к дому, первая снова задремала, а Ровене ничего не оставалось, как погрузиться в мысли. Вот тут-то и всплыл вновь вытесненный из памяти образ незнакомца. Она вспомнила все с момента, когда заметила его и закончила тем, когда подружки вынудили ее забыться, увлекая дальше по дорожке из тонкого гравия. А что, собственно, ее в нем привлекло? Ровена тщетно искала хотя бы более или менее подходящий ответ на этот вопрос. Кроме того, что сердце ее дрогнуло и его образ оказал на нее странный гипнотический эффект, она больше ничего не почувствовала. Ей думалось, что он, возможно, француз, раз носит такую фамилию и приехал в их края недавно, если не проездом. Его имя ни о чем не говорило и тем более она не встречала этого мужчину нигде ранее.
В конце концов, поняв, что никаких полезных выводов уже не сделать и воображение пошло по кругу, обратившись к тем же самым вопросам, Ровена силой воли заставила себя отбросить эти мысли и прикрыла глаза в ожидании прибытия домой.
Минула неделя. В особняке уже вовсю шли приготовления к приезду сэра Роберта.
Зная, что граф заядлый любитель чистоты и ярый перфекционист тетушка Элизабет приказала слугам отдраить весь особняк и навести порядок везде, где только возможно. Ничто не должно было остаться нетронутым.
На кухне тоже велась активная работа. Как и перед каждым приездом графа тетушка любила побаловать того хорошим застольем в кругу его близких друзей, с которыми он должен был надолго разлучаться в силу специфики своей должности.
Однако ближе к вечеру следующего дня женщины получили записку от графа, в ней сухо сообщалось о нежелании организовывать большой прием, ограничиться скромным ужином и созвать только самых близких друзей. Из записки можно было понять, что что-то послужило причиной плохого настроения графа и теперь вряд ли забота двух женщин могла порадовать его. Ровена приуныла от этой новости, а мадам всплеснула руками и принялась высказывать свое негодование из-за объемов проделанной работы, нанесшей урон ее бедной голове и жутко утомившей ноги. Весь вечер тетушка Элизабет не переставала причитать и вздыхать, беспокоясь скорее о впустую потраченных силах, нежели о том, почему граф едет домой в плохом настроении.
Сэр Роберт прибыл аккурат к завтраку, соблюдая истинно английскую пунктуальность.
Завтрак прошел вполне мирно, впрочем, как только выпили кофе, сэр Роберт объявил дамам, что устал и желал бы немного отдохнуть до обеда попросив, чтобы его не беспокоили.
Ровена предусмотрительно ни о чем не спрашивала, зная, что отец все равно не расскажет о причине своего настроения. Но она также знала, что немного погодя обо всем узнает тетушка, а она-то не сможет устоять от искушения поделиться новостями с племянницей.
Вот настало время обеда, а после обеда граф решил прогуляться по саду. Воспользовавшись моментом, тетушка Элизабет вызвалась сопровождать его.
Так как она была особа хитрая и осмотрительная, то повела речь издалека. Для начала осведомилась о здоровье, потом о службе. И получив довольно убедительные ответы, что все здесь замечательно, она сделала вывод о ином источнике его плохого настроения. Потом она спросила живы ли и здоровы его друзья, граф заколебался, но и тут заверил тетушку о добром здравии друзей.
— Как вы нас напугали и, признаюсь, расстроили своим посланием. — принялась причитать взволнованная дама. — Ваша дочь сильно переживает за вас. Но стоит обнадежить ее добрыми вестями о вашем здоровье и хорошим положением дел на службе… и, в общем-то, нет ничего такого, о чем бы ей стоило переживать. Разве не это главное, милорд?
— Ты права, моя добрая Элизабет. Раз я здоров, жизни моей не угрожает никакая опасность и пост мой в полной надежности закреплен за мной — вот что главное для спокойствия и счастья моей дочери.
Однако есть один досадный момент, и он меня беспокоит…
— Неужто дела с фермерами идут неважно? Или вы не получили ожидаемую прибыль с владений?
— Неделю назад я получил письмо от одного из местных фермеров, семья Бэрроу. Ты же знаешь, что это одна из самых зажиточных и богатых семей в моих владениях. Так вот отец семейства написал письмо о том, что с недавних пор, в силу известных нам обоим причин, их семья вынуждена была набрать кредитов... не такая большая сумма, но это сильно ударило по самолюбию мистера Бэрроу и скупости мадам Бэрроу. Таким образом, они просят меня разрешить выплачивать временно только половину ренты, пока они не поправят свои дела до тех пор, чтобы смочь выплатить всю сумму.
Но и это не все. Сын их, от которого и идут все проблемы, никак не желает угомониться и заняться крестьянским делом, и этим вызвал нервный срыв у ненаглядной матушки, она вот уже вторую неделю лежит в постели и не может подняться.
Это еще более ухудшает дело, ведь ферма огромная и хлопот там немало, представляю, как устает бедняга Бэрроу.
— Ох-ох-ох, — завелась мадам, — своей жизнью тяжело управлять, а когда еще арендаторы появляются с их проблемами, тут уж и разорваться в пору.
— Я желал бы съездить к ним завтра, навестить их и посмотреть как обстоят дела. Старый Бэрроу попросил меня наставить их сына в правильном пути. Они считают, будто я своим авторитетом смог бы повлиять на него… хотелось бы верить в могущество подобного рода с моей стороны и что последствия от действий Максима вызваны только его юношеским азартом. И, конечно, я желал бы обсудить все дела с главой семейства, а там уже делать выводы.
— Вы правы. Необходимо увидеть своими глазами, как обстоят дела на ферме, а потом все просчитать. Неплохо было бы узнать у мальчика, что его не устроило в столице… Возможно с его бунтарским духом ему интереснее бы было в армии, чем на грядках отца. Тогда, думаю, вы бы смогли подобрать для него достойный пост.
Таким образом, мадам выудила из графа причину его плохого настроения, и как только прогулка закончилась, она удалилась к себе.
Сначала компания держалась вместе, но позже Ровена, взяв Одилию под руку, увлекла ее далеко вперед чуть ли не таща за собой. Валентине не оставалось ничего другого, как быстро поспевать за подружками.
— Что нашло на матушку не понимаю, — озадачилась Одилия, — мы не прошли еще и милю, а она уже устала.
— Ну и что? Если бы ты была в ее возрасте, посмотрела бы я на тебя. — ответила ей Ровена. — К тому же разве нам так плохо втроем?
В подтверждение своих слов Ровена обхватила своих подружек за талии и весело им подмигнула.
И, кстати, им действительно было о чем поговорить. Уже больше недели прошло со дня городского праздника, на котором собрался весь свет графства Беркшир, а также зажиточные крестьяне, и все это пестрое общество соединилось в общем веселье, забыв на время разницу своих статусов. Ровена напомнила Одилии, самой старшей из двух девушек, что именно в день праздника к ней подошел один лорд, сын местного довольно известного адвоката, предложив Одилии составить пару на два танца. Но пара эта в итоге оказалась так заинтересована друг другом и смотрелось так гармонично, что конкуренты сэра Джонатана, как звали юношу, никак не могли решиться украсть Одилию на последующие несколько танцев.
— А что если ваши родители тоже заметили взаимную заинтересованность и теперь подумывают как бы свести более близкое знакомство с семьей Коэнов, которой принадлежит Джонатан? — Намекнула Ровена, позволив своему воображению соединить факт нескольких танцев подряд и разговора, который сейчас имел место за спинами девушек.
Одилия постаралась отшутиться, но не тут-то было. Подружки усердно сыпали догадками, и ей не сразу удалось перевести тему беседы в другое русло. Она стала указывать подружкам на разные места, раз уж они прохаживались неспешно по парку, напоминая о празднике и о том, что находилось или происходило в том или ином участке парка.
— А помните, мои милые, вот здесь — указав рукой куда-то совсем недалеко от себя, на пустой теперь пятачок травы, молвила Оделия, — старая мадам Бэрри играла в карты со своими друзьями… Ее восклицания произвели столько шума и она так волновалась будто вот-вот проиграет, что вокруг нее волей-неволей собралось множество лиц ей сопереживающих. Казалось бы, обычная игра в вист…
— Мадам в итоге проиграла. — констатировала Валентина и тут же вспомнила другой случай с праздника, о чем поспешила поведать своим подружкам.
Так девушки шли разглядывая окрестности парка, то и дело вспоминая что-нибудь занимательное или нелепое с того дня. Ровена так же придаваясь общему веселью, скользила взглядом от одного участка парка к другому, оживляя их своими воспоминаниями.
Вскоре внимание ее привлекла небольшая компания дам и господ, которые спрятались под сенью листвы многовекового вяза, щедро распростершего свои ветви далеко вокруг. Примерно в тридцати—сорока футах от Ровены компания вела довольно живой разговор. Время от времени слышались смешки дам и бойкая речь их кавалеров. Скользнув без особого интереса взглядом по их лицам, Ровена задержалась лишь на одном человеке из этой веселой компании. Она принялась разглядывать его с такой внимательностью, словно кроме него больше никого не существовало.
Это был мужчина статной выправки, широкоплечий и высокий, но при этом не лишенный аристократического изящества. Он вел себя очень сдержанно, а лицо его не отражало никаких эмоций. Во внешних чертах его в целом тоже можно было с первого раза прочесть спокойствие, холодность и даже некоторую мрачность или задумчивость. Он как бы находился особняком и совсем не участвовал в разговоре, лишь время от времени слега учтиво улыбаясь или соглашаясь с собеседником. В любой компании подобное поведение могло быть расценено как невежливость и неуважение по отношению к другим, но этому мужчине, видимо, прощалось все, учитывая с какой непринужденностью велась беседа между остальными членами компании.
Но, так как девушки продолжали движение, Ровена, чтобы смочь получше разглядеть незнакомца, невольно замедлила шаг и вперила в того весь свой пытливый взгляд. Она заметила бледность лица и тонкие почти бордовые губы. Также она успела рассмотреть его костюм, пошитый из дорогого шелка и сидящий точно по фигуре. Костюм не являлся писком моды, но отличался скорее богатой строгой скромностью, когда из качества ткани, пошива и мелких деталей можно было сделать вывод о цене наряда. Незнакомец носил элегантную шляпу с довольно широкими полями, сильно надвинутую на лоб. Когда же Ровена посмотрела на в лицо, то неожиданно наткнулась на острый ответный взгляд незнакомца. Видимо, тот почувствовал, как его без стеснения рассматривают и решил посмотреть, кто позволил себе подобную наглость. Его взгляд прошел по ней, словно удар молнии резкой, холодной и беспощадной, подняв волну дрожи по позвоночнику. Да еще и создалось впечатление, словно она приняла на себя ушат холодной воды. Не успела Ровена сообразить что-либо, как незнакомец отвернулся.
Одилия и Валентина подметили, что их подруга рассматривает кого-то и тоже с интересом обратили взоры ко всей компании. Действо длилось не более двух минут, хотя Ровене казалось, что минула вечность.
— Кто этот мужчина? — выдохнула она автоматически.
Девушки переглянулись, не поняв кого Ровена имеет в виду и чем вызван такой интерес. Они в один голос переспросили ее и получили краткое описание незнакомца. Теперь Одилия, имея больший кругозор и наслышанная о многих лицах графства, еще раз взглянула на незнакомца сдвинув брови. Видно было, как в ее голове происходила усердная работа мысли.
— Думается мне, — неуверенно вымолвила в конце концов она,— это герцог де ла Рош-Гийон, Виктор-Амадей, кажется его имя. Впрочем, я не уверена, но по тому, как его описывают в обществе, похоже, это он. А что вас в нем привлекло, моя дорогая подружка?
Вопрос Одилии подействовал на Ровену словно гипноз. “И, действительно, что?” — спросила она себя, застыв. Так как ровным счетом не могла объяснить ни одну из своих эмоций, которые по очереди возникали в сердце, пока она его рассматривала. И посему она совершенно не знала, какой ответ дать, хотя и поймала себя на мысли, что было в этом человека нечто гипнотическое и чарующее. Ровена помнила, как вздрогнуло ее сердце, когда он метнул на нее полный холода взгляд. Итак, Ровена пребывала в своих мыслях, пока вновь не услышала тот же вопрос, уже исходивший от Валентины.
— Он показался мне интересным… Но я, если честно, сама не пойму, почему посмотрела на него и что меня в нем привлекло.
— Уж точно не его внешность и харизма. — съязвила Валентина. — Говорят, он слывет холодным и отстраненным человеком. На мой взгляд, он не обладает ни одним из качеств, которые могут быть интересны дамам… кроме его богатства.
— Он так богат? — как можно беспечнее осведомилась Ровена.
— Говорят, да. Но не спрашивай меня ни о чем теперь. Мои знания насчет его персоны не более чем слухи. И не мучь этим вопросом Одилию. Уверена, несмотря на ее связи в обществе она осведомлена не более моего.
Валентина и Ровена устремили глаза к той, от кого рассчитывали получить ответ. Валентина в подтверждение своим словам, а Ровена в глубине души надеялась узнать побольше о незнакомце.
Дело в том, что матушка Одилии вела жизнь открытую и светскую, проводя почти все вечера в частных салонах и постоянно выезжая то в Виндзор, то еще в какое-нибудь примечательное местечко с целью присоединиться к собравшейся там шумной компании. Поэтому Одилия первая и единственная счастливица узнавала все новости в первых рядах и владела информацией обо всех лицах и путешественниках, проживавших в ее родном графстве или проезжавших мимо. Она знала наверняка, где могла скрываться правда и что можно было назвать ложью, имея некоторые представления о жизни, вкусах и развлечениях английской аристократии.
Но в этот раз, увы, девушка не могла бы похвастать никакой дополнительной информацией, что немного покоробило ее самолюбие и реноме всезнающего человека.
— Увы, Валентина права. — с грустью в голосе вымолвила Одилия. — Я едва ли осведомлена об этом господине. Однако верно, он мрачен и некрасив хоть и богат, но живет он так уединенно, что его вполне можно было бы назвать мизантропом. Я не пожелала бы вам такого мужчину ни в друзья, ни, боже вас сохрани, в женихи. Я желала бы вам только лучшей судьбы, моя дорогая.
Тем самым подружки Ровены остудили ее первые порывы и заглушили желание узнать о незнакомце еще что-нибудь. Так что девушки по взаимному молчаливому согласию закрыли тему и через минуту щебетали уже о другом, снова обретя свою беспечность и веселость.
Наконец они добрели до конца парка, затратив на прогулку примерно два часа, и принялись ожидать своих родственниц. Те присоединились к девушкам через полчаса, и вся компания сошлась во мнении о хорошем отдыхе и уселась в беседку. Разговоры их прервал час обеда, когда они вынуждены были разъехаться по домам при этом любезно раскланявшись.
Пока коляска уносила тетушку Элизабет и Ровену назад к дому, первая снова задремала, а Ровене ничего не оставалось, как погрузиться в мысли. Вот тут-то и всплыл вновь вытесненный из памяти образ незнакомца. Она вспомнила все с момента, когда заметила его и закончила тем, когда подружки вынудили ее забыться, увлекая дальше по дорожке из тонкого гравия. А что, собственно, ее в нем привлекло? Ровена тщетно искала хотя бы более или менее подходящий ответ на этот вопрос. Кроме того, что сердце ее дрогнуло и его образ оказал на нее странный гипнотический эффект, она больше ничего не почувствовала. Ей думалось, что он, возможно, француз, раз носит такую фамилию и приехал в их края недавно, если не проездом. Его имя ни о чем не говорило и тем более она не встречала этого мужчину нигде ранее.
В конце концов, поняв, что никаких полезных выводов уже не сделать и воображение пошло по кругу, обратившись к тем же самым вопросам, Ровена силой воли заставила себя отбросить эти мысли и прикрыла глаза в ожидании прибытия домой.
Глава 2
Минула неделя. В особняке уже вовсю шли приготовления к приезду сэра Роберта.
Зная, что граф заядлый любитель чистоты и ярый перфекционист тетушка Элизабет приказала слугам отдраить весь особняк и навести порядок везде, где только возможно. Ничто не должно было остаться нетронутым.
На кухне тоже велась активная работа. Как и перед каждым приездом графа тетушка любила побаловать того хорошим застольем в кругу его близких друзей, с которыми он должен был надолго разлучаться в силу специфики своей должности.
Однако ближе к вечеру следующего дня женщины получили записку от графа, в ней сухо сообщалось о нежелании организовывать большой прием, ограничиться скромным ужином и созвать только самых близких друзей. Из записки можно было понять, что что-то послужило причиной плохого настроения графа и теперь вряд ли забота двух женщин могла порадовать его. Ровена приуныла от этой новости, а мадам всплеснула руками и принялась высказывать свое негодование из-за объемов проделанной работы, нанесшей урон ее бедной голове и жутко утомившей ноги. Весь вечер тетушка Элизабет не переставала причитать и вздыхать, беспокоясь скорее о впустую потраченных силах, нежели о том, почему граф едет домой в плохом настроении.
Сэр Роберт прибыл аккурат к завтраку, соблюдая истинно английскую пунктуальность.
Завтрак прошел вполне мирно, впрочем, как только выпили кофе, сэр Роберт объявил дамам, что устал и желал бы немного отдохнуть до обеда попросив, чтобы его не беспокоили.
Ровена предусмотрительно ни о чем не спрашивала, зная, что отец все равно не расскажет о причине своего настроения. Но она также знала, что немного погодя обо всем узнает тетушка, а она-то не сможет устоять от искушения поделиться новостями с племянницей.
Вот настало время обеда, а после обеда граф решил прогуляться по саду. Воспользовавшись моментом, тетушка Элизабет вызвалась сопровождать его.
Так как она была особа хитрая и осмотрительная, то повела речь издалека. Для начала осведомилась о здоровье, потом о службе. И получив довольно убедительные ответы, что все здесь замечательно, она сделала вывод о ином источнике его плохого настроения. Потом она спросила живы ли и здоровы его друзья, граф заколебался, но и тут заверил тетушку о добром здравии друзей.
— Как вы нас напугали и, признаюсь, расстроили своим посланием. — принялась причитать взволнованная дама. — Ваша дочь сильно переживает за вас. Но стоит обнадежить ее добрыми вестями о вашем здоровье и хорошим положением дел на службе… и, в общем-то, нет ничего такого, о чем бы ей стоило переживать. Разве не это главное, милорд?
— Ты права, моя добрая Элизабет. Раз я здоров, жизни моей не угрожает никакая опасность и пост мой в полной надежности закреплен за мной — вот что главное для спокойствия и счастья моей дочери.
Однако есть один досадный момент, и он меня беспокоит…
— Неужто дела с фермерами идут неважно? Или вы не получили ожидаемую прибыль с владений?
— Неделю назад я получил письмо от одного из местных фермеров, семья Бэрроу. Ты же знаешь, что это одна из самых зажиточных и богатых семей в моих владениях. Так вот отец семейства написал письмо о том, что с недавних пор, в силу известных нам обоим причин, их семья вынуждена была набрать кредитов... не такая большая сумма, но это сильно ударило по самолюбию мистера Бэрроу и скупости мадам Бэрроу. Таким образом, они просят меня разрешить выплачивать временно только половину ренты, пока они не поправят свои дела до тех пор, чтобы смочь выплатить всю сумму.
Но и это не все. Сын их, от которого и идут все проблемы, никак не желает угомониться и заняться крестьянским делом, и этим вызвал нервный срыв у ненаглядной матушки, она вот уже вторую неделю лежит в постели и не может подняться.
Это еще более ухудшает дело, ведь ферма огромная и хлопот там немало, представляю, как устает бедняга Бэрроу.
— Ох-ох-ох, — завелась мадам, — своей жизнью тяжело управлять, а когда еще арендаторы появляются с их проблемами, тут уж и разорваться в пору.
— Я желал бы съездить к ним завтра, навестить их и посмотреть как обстоят дела. Старый Бэрроу попросил меня наставить их сына в правильном пути. Они считают, будто я своим авторитетом смог бы повлиять на него… хотелось бы верить в могущество подобного рода с моей стороны и что последствия от действий Максима вызваны только его юношеским азартом. И, конечно, я желал бы обсудить все дела с главой семейства, а там уже делать выводы.
— Вы правы. Необходимо увидеть своими глазами, как обстоят дела на ферме, а потом все просчитать. Неплохо было бы узнать у мальчика, что его не устроило в столице… Возможно с его бунтарским духом ему интереснее бы было в армии, чем на грядках отца. Тогда, думаю, вы бы смогли подобрать для него достойный пост.
Таким образом, мадам выудила из графа причину его плохого настроения, и как только прогулка закончилась, она удалилась к себе.
