Все так же, как и было до моего ухода: те же стол и скрипящий стул, печь, в которой давно не разводили огня, из прохода виднеется кровать, все так же заправлена и не тронута.
Собравшись с силами, я все-таки поднялась и решила смыть с себя грязь, а вместе с ней и пережитое. В общую баню я не ходила, поэтому в чулане рядом с кроватью (хранить там особо было нечего, ведь мизерного процента от выполнения заданий хватало лишь на самое необходимое), поставила себе деревянное корыто. Греть воду поленилась. Закрыла дверь на засов и сняла с себя одежду. Мягко ступая, расплела косу, и волнистые пряди, щекоча, заструились по спине. Опустилась в корыто, и по телу сразу пробежали мурашки. Прохладная вода принесла с собой ощущение чистоты, но на душе все так же было паршиво. Вымывшись, надела новые коричневые брюки и рубашку и затянула на талии пояс того же цвета.
— Каая, выходи! — донеслось с улицы. Это был Ирвин, правая рука Флавия. — Хозяин в бешенстве, велел тебя за волосы притащить! — Он громко забарабанил в дверь.
— Да чтоб у него от этого бешенства голова поехала! — прошипела я и отодвинула засов. Ирвин стоял на крыльце с грозным видом. Круглолицый громила, каких не сыщешь, но, возможно, многие нашли бы его вполне симпатичным, если бы не боялись внушительного телосложения. Он тут же схватил меня за локоть. — Я и так пойду, не нужно меня тащить. — Я аккуратно потянула руку на себя, и тот меня отпустил.
— Тогда шагай! — скомандовал Ирвин, и я послушалась. Сделала шаг, второй, третий… Ноги отказывались идти в сторону хозяйского дома, но выбора не было, а с мокрых кудряшек капала вода, влажными они становились еще тяжелее. У обочины дороги заметила Крениса и Грениса, которые явно злорадствовали, зная, что скоро со мной будет. И все же я и без тени страха переступила порог дома Флавия.
Клеймовщик курил, развалившись на стуле, и от его самокрутки вокруг витал такой ужасный запах, что хотелось реже дышать.
— Каая, почему я не вижу тебя валяющейся у моих ног и молящей о пощаде? — Его лысая голова блестела, ведь он натирал ее маслом. Кривые зубы обнажились в гадкой ухмылке, длинный и острый нос скривился, и засверкали ненасытные глаза.
— Я не буду тебе молиться! Ты не бог, чтобы я преклоняла перед тобой колени! — Я знала, что получу за дерзость, но по-другому не могла.
— Вздумала злить меня, Каая?! — Он грозно посмотрел на меня. — Где папка?!
— Нету, сгорела! — выплюнула я, словно в пепел превратилась простая безделушка.
Флавий подошел ко мне, размахнулся и со всей силы отвесил жгучую пощечину. Я свалилась на пол, и влажные волосы упали на лицо, охлаждая место удара.
— Мне надоел твой строптивый нрав! - вызверился он.
— А мне твой поводок! — смотря на него снизу вверх, дерзко огрызнулась я. Возможно, он бросил бы меня в бордель, если бы в клане каждый воин не был на счету. — Какое наказание за невыполнения задания, Ирвин?
— Десять ударов Клеймом! — ответил громила, не смеясь и не злорадствуя.
— Плюс пять за дерзость! — хмыкнул его хозяин, кичась превосходством надо мной.
— Нет, ты не смеешь! — вскочила я.
— А не закроешь рот, добавлю еще пять, — пообещал он, и в его безжалостных глазах горела ярость. А я с ужасом думала: “Это много, пятнадцать — это много!” — Целуй мои ботинки, и я, может быть, уменьшу количество ударов! Или ты как-нибудь иначе вымолишь прощение, а, Каая? — подойдя ближе, он провел пальцем по моей щеке, спускаясь ниже.
— Наказывай! — Я оттолкнула его руку. Хотя внешне и храбрилась, внутри я дрожала от страха. — Пятнадцать так пятнадцать!
Флавий ехидно улыбнулся и велел Ирвину вывести меня во двор. У его дома имелся небольшой помост для показательных наказаний. Я взошла на него, словно королева на трон. К двум невысоким деревянным столбам были прикреплены кандалы с цепями. Я замерла между ними, и оба мои запястья заковали в железные кольца. Несколько наемников тут же вперили в меня взгляды. Некоторым из них страдания других приносили удовольствие, так что это зрелище их забавляло.
Клеймовщик встал передо мной и широко расставил руки и ноги. По телу пронеслась дрожь, ведь я знала, что будет дальше. Он создал в воздухе Клеймо Змеи: размером с голову человека, золотое и извилистое, оно светилось желтым светом, и направил его мне в грудь светлым потоком. Войдя в меня, Клеймо изнутри наполнило тело невыносимой болью, будто тысячи ножей вонзились в него, и она волной прокатилась под кожей, вплоть до кончиков ушей.
— Один! — открыл счет Ирвин.
— Два! — Я пошатнулась, на глазах выступили слезы. Эта боль изнутри пыталась разорвать меня на клочки.
— Три! — Колени задрожали, но я держалась на ногах и лишь крепче сжимала кулаки, вгоняя в ладони ногти. Если бы внутри меня были кинжалы, то их окровавленные острия торчали бы наружу.
— Четыре! — По щеке скатилась слеза, следом еще одна. Меня будто разделяло на части, и я едва ощущала конечности.
— Пять! — Я закричала что есть силы, надрывая горло, и обессиленно упала на колени. Одна пытка сменялась другой, и если бы эта жуткая магия оставляла шрамы, то я была бы покрыта ими, будто паутиной. И я все кричала и кричала, как если бы Клеймо резало по живому, отрезая от меня кусок за куском.
Страдание слилось в одну бесконечную агонию. Следующий счет я не слышала: кровь пронзительно звенела в ушах, и уже не кричала: голос пропал, и я не могла издать ни звука. Я опустилась вниз насколько позволяли кандалы, и они туго натянулись, когда я почти приблизилась к доскам лицом. Во рту разлился тошнотворный привкус железа, а после теплые капли потекли по губам, падая на помост.
Наконец, разум мой помутнел, и я начала терять сознание. Вот бы умереть и больше никогда этого не чувствовать, вот бы умереть! Я медленно погружалась в темноту, и она, как море, принимала меня в свои глубины. Я шла ко дну камнем и надеялась, что смерть забирает меня в свои владения…
Но я выжила! И как только проснулась, каждая частичка моего тела отозвалась невыносимой болью. Со стоном открыла глаза, перед которыми оказалась пелена, и, лишь с трудом моргнув несколько раз, смогла видеть четче. Я была у себя дома, куда меня, возможно, принес Ирвин. А еще было трудно дышать, это запекшаяся в носу кровь не пропускала воздух.
— Очнулась? — спросили откуда-то сбоку. — С пробуждением, красавица Каая!
Я медленно повернула голову. Это был Элиос — лекарь, который вытаскивал всех в клане с того света. Он был единственным здесь, с кем мы немного ладили. Сейчас он сосредоточенно заваривал свои целебные настои на моем столе.
— И тебе привет, Элиос, — тихонько проговорила я. — Сколько я была без сознания?
— Два дня, — ответил он.
— О бо-оги-и… — простонала я.
Мужчина прекратил занятие и подошел ко мне. Аккуратно заправил прядь моих волос за ухо, и я вопросительно на него уставилась.
— Я переживал за тебя, Каая, боялся, что не выживешь, — с нежностью во взгляде сообщил он. — Но, слава богам, ты перенесла наказание.
— С чего бы вдруг такие переживания? — недовольно проворчала я.
— Ты ведь знаешь о моих чувствах, — серьезно сказал Элиос, — понимаешь, что я люблю тебя!
— Конечно, и именно от великой любви ко мне ты прыгаешь в койки к другим, — поморщилась я. Лекарь был самым красивым мужчиной в нашей деревне. У него были светлые, коротко остриженные волосы, лицо с нежными и прекрасными чертами, а в темно-карих глазах отражалась доброта. Девушки в клане увивались за ним толпами, и он пользовался этим сполна, никогда не упуская возможности с кем-нибудь сойтись.
— Каая, если бы ты… — начал было он, но я не дала ему закончить:
— Прошу уходи! Мне уже лучше, но, если понадобишься, я сразу тебя позову, — договорив, я от него отвернулась.
— Но, Каая…
— Я сказала уходи! — потребовала я. — И да, спасибо, что ухаживал за мной. — Это была его работа, но и не поблагодарить лекаря было глупо.
— Как скажешь! Выпьешь настой, он будет готов к употреблению через час, а я зайду завтра. — Мужчина круто развернулся к выходу и ушел, громко хлопнув дверью, как делал всякий раз, когда я его прогоняла, но думать о нем и его пустых словах не было ни сил, ни желания. В моих мыслях были только воспоминания о пережитой боли. Если бы Флавий заставлял нас убивать через свое наказание, то, возможно, не выдержав постоянных пыток, я бы стала это делать.
Но правила в клане был иными: хочешь денег — берешь заказ, хочешь еще больше — берешься за убийство и получаешь одну пятую от суммы оплаты. Хозяину было без разницы, кто и какое берет задание, ведь деньги в любом случае доставались ему, а желающих хорошо заработать всегда собиралась целая очередь.
Как я ненавидела этого гадостного Клеймовщика, ведали только боги. Как часто я взывала к ним, прося забрать у него эту смертоносную магию, но тщетно. Кажется, принося людям подобный дар, они не знали, что все получится вот так.
Однажды давным-давно, когда в мире еще не было законов и преступления оставались безнаказанными, а власть была лишь у сильных, один безбожник убил жену и детей рыбака. Несчастный муж и отец не знал, куда себя деть от горя, и взмолился мудрым богам, прося у них правосудия. И те преподнесли ему дар: особую магию, отчего на его ладони проступил узор — золотистый, ярко сияющий Орел. Назвали боги рыбака Клеймовщиком и повелели нести их волю на земле, наказывая тех, кто им не подчиняется, и клеймя преступников.
Так и исполнял свой долг рыбак. Убежавшие от него — умирали, а непослушные богам получали наказание. Да и жизненные их пути навсегда были связаны. Умрет Клеймовщик — погибнут и те, кто носит его Клеймо. Но рыбак был лишь первым. После него Клеймовщики рождались среди людей редко и независимо от того, был ли в их роду оный.
С веками устои поменялись. Клеймовщики больше не несли справедливости, а клеймили людей ради веселья и использовали их в своих корыстных целях. Сейчас это беззаконно, но кто пойдет доносить на того, кого наверняка сожгут огненные, если придется умереть вместе с ним? Да и доказать наличие Клейма не получится: его не видит никто, кроме Клеймовщика и Клейменого.
По моему лицу бежали горькие слезы. Чем же я так прогневала богов, что в моей судьбе появился проклятый Флавий?!
Я схватилась за предплечье, где было Клеймо, и до боли его сжала. Вырезать бы его прямо с куском плоти! Да я бы и руку себе отрубила, если бы это меня от него избавило! Но магия Клейма, хотя рисунок был на коже, жила внутри меня. И ничто в этом мире не принесет мне свободы, потому что Флавий никогда и ни за что его не снимет!
Продолжение следует...
Я оправилась от наказания спустя две недели. Боли уже не было, зато осталась безмерная ненависть к Флавию. Она, словно огромный дуб, прорастала корнями все глубже и глубже, распуская в душе свои густые ветви и выпуская наружу лишь листья, под шелест которых я проводила в клане день изо дня. И сегодня с окраины его деревни донесся звон гонга. Это хозяин объявил общий сбор, так что не явиться туда было глупо.
В одеянии черном как ночь я шагала мимо домов, поправляя на поясе заточенные ножи и парные клинки в набедренных ножнах, и рассматривала толпу у полосы препятствий. Флавий часто устраивал соревнования между наемниками перед важным заказом: кто победит — тот и будет его выполнять. Хотя, бывало, что мы дрались между собой только ради его забавы, забирая в конце небольшое денежное вознаграждение. Мало того что мы его рабы, так еще и веселим вот таким способом! Но деться некуда. Я выигрывала эти деньги пару раз, но и проигрывала тоже.
Подойдя к месту сбора, посмотрела на Элиоса. Лекарь сидел на общей скамье с недовольным видом, а на его коленях расположилась Рэя, светловолосая милашка с большими карими глазами и нежным личиком. Все эти дни я прогоняла его, когда он начинал говорить о своих фальшивых чувствах. Мужчина поймал мой взгляд, и я отвернулась к Флавию. Тот как король развалился на самодельном троне, опустив руки на подлокотники. Ноги он вытянул и поместил на табурет, поглядывая на окружающих с величественным видом.
— Сегодня в соревновании участвуют только девушки! — громко объявил он.
Наемницы поднялись со скамьи и выстроились в один ряд перед хозяином, я же замерла в стороне. Бегать ради денег не было никакого желания, а если это был заказ, то наверняка убийство, ради которого я бы не пошла тем более.
— Каая, почему я не вижу тебя рядом с остальными? — даже не смотря на меня, спросил Клеймовщик.
“Опять! Каая, Каая, Каая! Да чего ты ко мне прицепился?!” — зло думала я, но ответила совсем другое:
— Мне не нужен заказ, я не пойду на убийство.
— А кто сказал, что речь об этом? — Он противно улыбнулся. — Развлеките меня, мои красавицы!
— Все равно не хочу, — поморщилась я.
— Да она испугалась! — Тита, посмеиваясь, посмотрела на меня и тряхнула головой, сбрасывая со лба рыжую прядку. — Одно дело проиграть мужикам, а другое — оказаться последней среди девушек!
— Не неси чепуху! Ничего я не боюсь! — гордо заявила я, ведь причина была не в страхе.
— Тогда становись с нами, — не отставала та.
Ну, что ж, хорошо. Я встала напротив нее.
— Я выиграю, и ты поцелуешь мой ботинок! — Бросая Тите вызов, я вскинула подбородок. Она рассмеялась и выдвинула условие:
— А если проиграешь, проведешь ночь с Кренисом!
— Идет! — Я протянула ей ладонь, и она цепко ее сжала. Вставая рядом с ней в строй, я заметила взгляд Элиоса. Лекарь зло на меня смотрел, наверняка представляя, что я могу достаться другому. Ну нет, я должна была утереть Тите нос! Просто обязана!
Флавий заулыбался еще довольнее и произнес:
— Правила те же! Убивать нельзя, сражаться и наносить ранения можно! А та из вас, кто принесет мне флаг — победит! Да начнутся соревнования в честь меня! — Он величественно раскинул руки и пожелал:
— Удачи, мои красавицы!
Мы все подошли к стартовой черте и замерли в ожидании гонга. Я дышала глубоко, будто хотела надышаться перед погружением в воду. Первым препятствием были метровые пеньки, расположенные между собой на расстоянии широкого шага, и ступать можно было только по ним. Казалось бы, ничего сложного, вот только их заранее облили маслом. Упав, ты встречалась не с землей, а с толстыми иглам, которые насквозь прошивали ступни даже через толстые подошвы.
— Готовься к прекрасной ночи, Каая! — подначивала Тита.
— Не дождешься! — отозвалась я, и тут зазвенел гонг. Наемницы, будто хищницы, сорвались с мест, то вырываясь вперед, то отставая. Я не спешила. Скорость — главный враг на скользкой поверхности.
Пеньки приближались. Я вытащила ножи и, крепко сжимая их рукояти, продолжила бег в одном темпе. В нужный момент оттолкнулась ногами от земли и взмыла ввысь, словно птица, у которой вместо крыльев были лезвия. В полете метнула их один за другим сразу в два пенька и приземлилась на рукоять первого ножа всем весом. Та больно впилась в подошву и подогнулась, но выдержала. Я мгновенно наступила на вторую, развернулась боком и, достав еще два ножа, изо всех сил оттолкнулась.
Так я миновала один пенек, паря прямо над ним, а в следующий миг первая моя рука, с болью удерживая рукоять, воткнула нож в дерево, пока ноги над головой рассекали воздух. Второй нож гвоздем вошел в последний пенек, и, прокрутившись колесом, я спрыгнула на землю. Ноги, найдя опору, тут же понесли меня вперед, а позади кричали и стонали наемницы: для многих забег уже закончился.
Собравшись с силами, я все-таки поднялась и решила смыть с себя грязь, а вместе с ней и пережитое. В общую баню я не ходила, поэтому в чулане рядом с кроватью (хранить там особо было нечего, ведь мизерного процента от выполнения заданий хватало лишь на самое необходимое), поставила себе деревянное корыто. Греть воду поленилась. Закрыла дверь на засов и сняла с себя одежду. Мягко ступая, расплела косу, и волнистые пряди, щекоча, заструились по спине. Опустилась в корыто, и по телу сразу пробежали мурашки. Прохладная вода принесла с собой ощущение чистоты, но на душе все так же было паршиво. Вымывшись, надела новые коричневые брюки и рубашку и затянула на талии пояс того же цвета.
— Каая, выходи! — донеслось с улицы. Это был Ирвин, правая рука Флавия. — Хозяин в бешенстве, велел тебя за волосы притащить! — Он громко забарабанил в дверь.
— Да чтоб у него от этого бешенства голова поехала! — прошипела я и отодвинула засов. Ирвин стоял на крыльце с грозным видом. Круглолицый громила, каких не сыщешь, но, возможно, многие нашли бы его вполне симпатичным, если бы не боялись внушительного телосложения. Он тут же схватил меня за локоть. — Я и так пойду, не нужно меня тащить. — Я аккуратно потянула руку на себя, и тот меня отпустил.
— Тогда шагай! — скомандовал Ирвин, и я послушалась. Сделала шаг, второй, третий… Ноги отказывались идти в сторону хозяйского дома, но выбора не было, а с мокрых кудряшек капала вода, влажными они становились еще тяжелее. У обочины дороги заметила Крениса и Грениса, которые явно злорадствовали, зная, что скоро со мной будет. И все же я и без тени страха переступила порог дома Флавия.
Клеймовщик курил, развалившись на стуле, и от его самокрутки вокруг витал такой ужасный запах, что хотелось реже дышать.
— Каая, почему я не вижу тебя валяющейся у моих ног и молящей о пощаде? — Его лысая голова блестела, ведь он натирал ее маслом. Кривые зубы обнажились в гадкой ухмылке, длинный и острый нос скривился, и засверкали ненасытные глаза.
— Я не буду тебе молиться! Ты не бог, чтобы я преклоняла перед тобой колени! — Я знала, что получу за дерзость, но по-другому не могла.
— Вздумала злить меня, Каая?! — Он грозно посмотрел на меня. — Где папка?!
— Нету, сгорела! — выплюнула я, словно в пепел превратилась простая безделушка.
Флавий подошел ко мне, размахнулся и со всей силы отвесил жгучую пощечину. Я свалилась на пол, и влажные волосы упали на лицо, охлаждая место удара.
— Мне надоел твой строптивый нрав! - вызверился он.
— А мне твой поводок! — смотря на него снизу вверх, дерзко огрызнулась я. Возможно, он бросил бы меня в бордель, если бы в клане каждый воин не был на счету. — Какое наказание за невыполнения задания, Ирвин?
— Десять ударов Клеймом! — ответил громила, не смеясь и не злорадствуя.
— Плюс пять за дерзость! — хмыкнул его хозяин, кичась превосходством надо мной.
— Нет, ты не смеешь! — вскочила я.
— А не закроешь рот, добавлю еще пять, — пообещал он, и в его безжалостных глазах горела ярость. А я с ужасом думала: “Это много, пятнадцать — это много!” — Целуй мои ботинки, и я, может быть, уменьшу количество ударов! Или ты как-нибудь иначе вымолишь прощение, а, Каая? — подойдя ближе, он провел пальцем по моей щеке, спускаясь ниже.
— Наказывай! — Я оттолкнула его руку. Хотя внешне и храбрилась, внутри я дрожала от страха. — Пятнадцать так пятнадцать!
Флавий ехидно улыбнулся и велел Ирвину вывести меня во двор. У его дома имелся небольшой помост для показательных наказаний. Я взошла на него, словно королева на трон. К двум невысоким деревянным столбам были прикреплены кандалы с цепями. Я замерла между ними, и оба мои запястья заковали в железные кольца. Несколько наемников тут же вперили в меня взгляды. Некоторым из них страдания других приносили удовольствие, так что это зрелище их забавляло.
Клеймовщик встал передо мной и широко расставил руки и ноги. По телу пронеслась дрожь, ведь я знала, что будет дальше. Он создал в воздухе Клеймо Змеи: размером с голову человека, золотое и извилистое, оно светилось желтым светом, и направил его мне в грудь светлым потоком. Войдя в меня, Клеймо изнутри наполнило тело невыносимой болью, будто тысячи ножей вонзились в него, и она волной прокатилась под кожей, вплоть до кончиков ушей.
— Один! — открыл счет Ирвин.
— Два! — Я пошатнулась, на глазах выступили слезы. Эта боль изнутри пыталась разорвать меня на клочки.
— Три! — Колени задрожали, но я держалась на ногах и лишь крепче сжимала кулаки, вгоняя в ладони ногти. Если бы внутри меня были кинжалы, то их окровавленные острия торчали бы наружу.
— Четыре! — По щеке скатилась слеза, следом еще одна. Меня будто разделяло на части, и я едва ощущала конечности.
— Пять! — Я закричала что есть силы, надрывая горло, и обессиленно упала на колени. Одна пытка сменялась другой, и если бы эта жуткая магия оставляла шрамы, то я была бы покрыта ими, будто паутиной. И я все кричала и кричала, как если бы Клеймо резало по живому, отрезая от меня кусок за куском.
Страдание слилось в одну бесконечную агонию. Следующий счет я не слышала: кровь пронзительно звенела в ушах, и уже не кричала: голос пропал, и я не могла издать ни звука. Я опустилась вниз насколько позволяли кандалы, и они туго натянулись, когда я почти приблизилась к доскам лицом. Во рту разлился тошнотворный привкус железа, а после теплые капли потекли по губам, падая на помост.
Наконец, разум мой помутнел, и я начала терять сознание. Вот бы умереть и больше никогда этого не чувствовать, вот бы умереть! Я медленно погружалась в темноту, и она, как море, принимала меня в свои глубины. Я шла ко дну камнем и надеялась, что смерть забирает меня в свои владения…
Но я выжила! И как только проснулась, каждая частичка моего тела отозвалась невыносимой болью. Со стоном открыла глаза, перед которыми оказалась пелена, и, лишь с трудом моргнув несколько раз, смогла видеть четче. Я была у себя дома, куда меня, возможно, принес Ирвин. А еще было трудно дышать, это запекшаяся в носу кровь не пропускала воздух.
— Очнулась? — спросили откуда-то сбоку. — С пробуждением, красавица Каая!
Я медленно повернула голову. Это был Элиос — лекарь, который вытаскивал всех в клане с того света. Он был единственным здесь, с кем мы немного ладили. Сейчас он сосредоточенно заваривал свои целебные настои на моем столе.
— И тебе привет, Элиос, — тихонько проговорила я. — Сколько я была без сознания?
— Два дня, — ответил он.
— О бо-оги-и… — простонала я.
Мужчина прекратил занятие и подошел ко мне. Аккуратно заправил прядь моих волос за ухо, и я вопросительно на него уставилась.
— Я переживал за тебя, Каая, боялся, что не выживешь, — с нежностью во взгляде сообщил он. — Но, слава богам, ты перенесла наказание.
— С чего бы вдруг такие переживания? — недовольно проворчала я.
— Ты ведь знаешь о моих чувствах, — серьезно сказал Элиос, — понимаешь, что я люблю тебя!
— Конечно, и именно от великой любви ко мне ты прыгаешь в койки к другим, — поморщилась я. Лекарь был самым красивым мужчиной в нашей деревне. У него были светлые, коротко остриженные волосы, лицо с нежными и прекрасными чертами, а в темно-карих глазах отражалась доброта. Девушки в клане увивались за ним толпами, и он пользовался этим сполна, никогда не упуская возможности с кем-нибудь сойтись.
— Каая, если бы ты… — начал было он, но я не дала ему закончить:
— Прошу уходи! Мне уже лучше, но, если понадобишься, я сразу тебя позову, — договорив, я от него отвернулась.
— Но, Каая…
— Я сказала уходи! — потребовала я. — И да, спасибо, что ухаживал за мной. — Это была его работа, но и не поблагодарить лекаря было глупо.
— Как скажешь! Выпьешь настой, он будет готов к употреблению через час, а я зайду завтра. — Мужчина круто развернулся к выходу и ушел, громко хлопнув дверью, как делал всякий раз, когда я его прогоняла, но думать о нем и его пустых словах не было ни сил, ни желания. В моих мыслях были только воспоминания о пережитой боли. Если бы Флавий заставлял нас убивать через свое наказание, то, возможно, не выдержав постоянных пыток, я бы стала это делать.
Но правила в клане был иными: хочешь денег — берешь заказ, хочешь еще больше — берешься за убийство и получаешь одну пятую от суммы оплаты. Хозяину было без разницы, кто и какое берет задание, ведь деньги в любом случае доставались ему, а желающих хорошо заработать всегда собиралась целая очередь.
Как я ненавидела этого гадостного Клеймовщика, ведали только боги. Как часто я взывала к ним, прося забрать у него эту смертоносную магию, но тщетно. Кажется, принося людям подобный дар, они не знали, что все получится вот так.
Однажды давным-давно, когда в мире еще не было законов и преступления оставались безнаказанными, а власть была лишь у сильных, один безбожник убил жену и детей рыбака. Несчастный муж и отец не знал, куда себя деть от горя, и взмолился мудрым богам, прося у них правосудия. И те преподнесли ему дар: особую магию, отчего на его ладони проступил узор — золотистый, ярко сияющий Орел. Назвали боги рыбака Клеймовщиком и повелели нести их волю на земле, наказывая тех, кто им не подчиняется, и клеймя преступников.
Так и исполнял свой долг рыбак. Убежавшие от него — умирали, а непослушные богам получали наказание. Да и жизненные их пути навсегда были связаны. Умрет Клеймовщик — погибнут и те, кто носит его Клеймо. Но рыбак был лишь первым. После него Клеймовщики рождались среди людей редко и независимо от того, был ли в их роду оный.
С веками устои поменялись. Клеймовщики больше не несли справедливости, а клеймили людей ради веселья и использовали их в своих корыстных целях. Сейчас это беззаконно, но кто пойдет доносить на того, кого наверняка сожгут огненные, если придется умереть вместе с ним? Да и доказать наличие Клейма не получится: его не видит никто, кроме Клеймовщика и Клейменого.
По моему лицу бежали горькие слезы. Чем же я так прогневала богов, что в моей судьбе появился проклятый Флавий?!
Я схватилась за предплечье, где было Клеймо, и до боли его сжала. Вырезать бы его прямо с куском плоти! Да я бы и руку себе отрубила, если бы это меня от него избавило! Но магия Клейма, хотя рисунок был на коже, жила внутри меня. И ничто в этом мире не принесет мне свободы, потому что Флавий никогда и ни за что его не снимет!
Продолжение следует...
Глава 5.
Я оправилась от наказания спустя две недели. Боли уже не было, зато осталась безмерная ненависть к Флавию. Она, словно огромный дуб, прорастала корнями все глубже и глубже, распуская в душе свои густые ветви и выпуская наружу лишь листья, под шелест которых я проводила в клане день изо дня. И сегодня с окраины его деревни донесся звон гонга. Это хозяин объявил общий сбор, так что не явиться туда было глупо.
В одеянии черном как ночь я шагала мимо домов, поправляя на поясе заточенные ножи и парные клинки в набедренных ножнах, и рассматривала толпу у полосы препятствий. Флавий часто устраивал соревнования между наемниками перед важным заказом: кто победит — тот и будет его выполнять. Хотя, бывало, что мы дрались между собой только ради его забавы, забирая в конце небольшое денежное вознаграждение. Мало того что мы его рабы, так еще и веселим вот таким способом! Но деться некуда. Я выигрывала эти деньги пару раз, но и проигрывала тоже.
Подойдя к месту сбора, посмотрела на Элиоса. Лекарь сидел на общей скамье с недовольным видом, а на его коленях расположилась Рэя, светловолосая милашка с большими карими глазами и нежным личиком. Все эти дни я прогоняла его, когда он начинал говорить о своих фальшивых чувствах. Мужчина поймал мой взгляд, и я отвернулась к Флавию. Тот как король развалился на самодельном троне, опустив руки на подлокотники. Ноги он вытянул и поместил на табурет, поглядывая на окружающих с величественным видом.
— Сегодня в соревновании участвуют только девушки! — громко объявил он.
Наемницы поднялись со скамьи и выстроились в один ряд перед хозяином, я же замерла в стороне. Бегать ради денег не было никакого желания, а если это был заказ, то наверняка убийство, ради которого я бы не пошла тем более.
— Каая, почему я не вижу тебя рядом с остальными? — даже не смотря на меня, спросил Клеймовщик.
“Опять! Каая, Каая, Каая! Да чего ты ко мне прицепился?!” — зло думала я, но ответила совсем другое:
— Мне не нужен заказ, я не пойду на убийство.
— А кто сказал, что речь об этом? — Он противно улыбнулся. — Развлеките меня, мои красавицы!
— Все равно не хочу, — поморщилась я.
— Да она испугалась! — Тита, посмеиваясь, посмотрела на меня и тряхнула головой, сбрасывая со лба рыжую прядку. — Одно дело проиграть мужикам, а другое — оказаться последней среди девушек!
— Не неси чепуху! Ничего я не боюсь! — гордо заявила я, ведь причина была не в страхе.
— Тогда становись с нами, — не отставала та.
Ну, что ж, хорошо. Я встала напротив нее.
— Я выиграю, и ты поцелуешь мой ботинок! — Бросая Тите вызов, я вскинула подбородок. Она рассмеялась и выдвинула условие:
— А если проиграешь, проведешь ночь с Кренисом!
— Идет! — Я протянула ей ладонь, и она цепко ее сжала. Вставая рядом с ней в строй, я заметила взгляд Элиоса. Лекарь зло на меня смотрел, наверняка представляя, что я могу достаться другому. Ну нет, я должна была утереть Тите нос! Просто обязана!
Флавий заулыбался еще довольнее и произнес:
— Правила те же! Убивать нельзя, сражаться и наносить ранения можно! А та из вас, кто принесет мне флаг — победит! Да начнутся соревнования в честь меня! — Он величественно раскинул руки и пожелал:
— Удачи, мои красавицы!
Мы все подошли к стартовой черте и замерли в ожидании гонга. Я дышала глубоко, будто хотела надышаться перед погружением в воду. Первым препятствием были метровые пеньки, расположенные между собой на расстоянии широкого шага, и ступать можно было только по ним. Казалось бы, ничего сложного, вот только их заранее облили маслом. Упав, ты встречалась не с землей, а с толстыми иглам, которые насквозь прошивали ступни даже через толстые подошвы.
— Готовься к прекрасной ночи, Каая! — подначивала Тита.
— Не дождешься! — отозвалась я, и тут зазвенел гонг. Наемницы, будто хищницы, сорвались с мест, то вырываясь вперед, то отставая. Я не спешила. Скорость — главный враг на скользкой поверхности.
Пеньки приближались. Я вытащила ножи и, крепко сжимая их рукояти, продолжила бег в одном темпе. В нужный момент оттолкнулась ногами от земли и взмыла ввысь, словно птица, у которой вместо крыльев были лезвия. В полете метнула их один за другим сразу в два пенька и приземлилась на рукоять первого ножа всем весом. Та больно впилась в подошву и подогнулась, но выдержала. Я мгновенно наступила на вторую, развернулась боком и, достав еще два ножа, изо всех сил оттолкнулась.
Так я миновала один пенек, паря прямо над ним, а в следующий миг первая моя рука, с болью удерживая рукоять, воткнула нож в дерево, пока ноги над головой рассекали воздух. Второй нож гвоздем вошел в последний пенек, и, прокрутившись колесом, я спрыгнула на землю. Ноги, найдя опору, тут же понесли меня вперед, а позади кричали и стонали наемницы: для многих забег уже закончился.
