А в следующее мгновение я уже взлетела в небо, замирая от волнения, которое вызывал полет. Сердце бешено колотилось в груди, но я смотрела по сторонам, наслаждаясь новым, необычным чувством. Его, наверное, до сих пор знала только птица, крыльями рассекая воздух в свободном полете.
— Мы тебя не видами любоваться подняли, а высматривать столбы! Видишь их? — осведомился капитан, и я очнулась. Далеко на западе виднелась красная точка, а на востоке я приметила медленное движение, словно лениво ползла змея.
— Похоже, с востока идет караван! — Я еще немного всмотрелась. — Да, это точно он!
Меня аккуратно опустили на землю, и, когда мои ноги коснулись песка, все сразу засуетились и пошли дальше. Вместе мы дошли до цепочки из пустынных лошадей и повозок с людьми и товарами. Пустынные лошади были крупнее, чем их обыкновенные собратья, на которых в пустыню ехать было просто глупо, ведь они не были такими выносливыми. Без воды пустынные лошади запросто обходились до десяти дней, поэтому в дорогу хозяева брали для каждой всего по паре бурдюков с водой. Трехцветный окрас делал их диковинными: в одних было больше черного, в других — красного, у некоторых основным был оранжевый цвет, а кучерявая длинная грива у каждой лошади была по-своему удивительной.
— Ты с нами? — спросил капитан, заметив, что я даже не сдвинулась с места, чтобы присоединиться к каравану.
— Нет, отсюда нам не по пути, — ответила я и, помедлив, призналась: — Мне пора в Сифирию.
— Так поедем с нами, — предложил он. — Потом вернешься с другим караваном, так будет безопаснее.
— Увы, мне нужно спешить, — покачала я головой. — Если бы вы дали мне с собой еды и воды, я бы ушла немедленно.
Капитан посмотрел на меня с любопытством, наверняка думая, как это молодая девушка собралась пересечь бескрайнюю пустыню в одиночку, но это было не его дело, и он отступил. Мне дали с собой столько припасов, сколько могли, и караван ушел дальше. А я, оставляя позади угасающий день, двинулась на восток. Туда, где встает солнце, туда, где была солнечная Сифирия…
Тэндрию с пустыней разделяли непроходимые горы. Они вздымались к небу по всей границе устрашающими пиками, и граница эта была немыслимой ширины и высоты. С годами разломшицы и разломники (богиня земли Тэрра даровала им способность дробить камни и создавать разломы в земле) смогли проложить в горной породе проход, постепенно его расширяя. Подумать только, столько отмеченных богами, а мне досталось Клеймо треклятого Флавия! Моя ненависть к нему непрерывно росла день ото дня, расширяясь до неизмеримых размеров.
Я устало плелась по песчаному морю. Солнце пекло нещадно, обжигая каждую клеточку тела, а вдыхаемый сквозь шаль воздух горячим потоком разливался в груди. Пышущий жаром ветер гнал по дюнам песок, вырисовывая на них живописные волны. Тысячи шагов за два дня так и не приблизили меня к цели. Вспоминался Ирвин, который, конечно бы, сказал, что мы останемся в этих песках, пожизненно в них блуждая.
— Чем я вас так прогневила? — вопрошала я у богов, смотря на закатное небо. Я привыкла к тишине, но почему-то здесь она сводила с ума, и я начинала болтать сама с собой.
Я взобралась на высоченную гору из песка. В тени последних солнечных лучей виднелся путевой столб, а так как слева от него были только дюны, караван обязательно прошел бы мимо. Это было отлично, но, почти дойдя до места, я увидела, что рядом уже кто-то есть.
Притаившись за песчаным холмом, я наблюдала за путниками у небольшого шатра. Их было шестеро, включая отмеченных, однако пустынных лошадей, привязанных к вбитым в песок кольям, было десять, а это значило, что наездников было столько же. Да, с одной из таких лошадок я бы точно попала в Сифирию гораздо быстрее. Время шло, и первая Шкала из двенадцати на моем Клейме уже бледнела.
Я растянулась на песке в своем укрытии и размышляла, каким неправильным будет это решение. Чужое я забирала только на задании, и сейчас я была на самом важном из них. Поднявшись, я еще долго ходила туда-сюда, а после то шла вперед, то возвращалась. Решиться украсть было непросто. Наконец, обессилев от размышлений, я со стоном остановилась и, закрыв глаза, собралась с духом.
— Так, Каая, у них много лошадей, так что, не стань одной из них, они все равно смогут двигаться дальше, а вот ты теряешь драгоценные минуты! — Я нашла бы еще тысячу причин, чтобы оправдать свой будущий поступок, хотя невиновной они меня не делали. Выдохнув, я решительно направилась к лошадям. — Это все ради свободы! Я хочу быть свободной как все!
Бесшумно подкрадываться я умела безупречно, к тому же была глубокая ночь и путники давно спали, мирно посапывая рядом друг с другом. Кони лежали чуть в стороне. Седла с них не сняли, возможно, собирались в дорогу рано утром и не хотели задерживаться. Подобравшись ближе, я выбрала для себя самую красивую лошадь с красной гривой. Кристаллы на подставках вокруг шатра бросали на алые кудряшки зыбкий свет, отчего в них причудливо чередовались сразу три цвета. “Правильно, Каая, если уж красть, то лучшее”, — корила я себя, подходя к лошади, которая, увидев меня, негромко заржала.
— Тише, тише! — едва слышно шепнула я, поглаживая красавицу по морде. Отвязав ее, потянула за поводья, и она тяжело встала. Этот шум мог разбудить спящих, но мне повезло: они продолжали спать. Пора было увести свой трофей подальше.
— Эй! А ну стой! — крикнули сзади, и я медленно обернулась. Легкая шаль постоянно соскальзывала с лица, и мне приходилось ее поправлять, но сейчас я о ней забыла.
У входа в шатер застыл такой красивый мужчина, что у меня невольно перехватило дыхание. Он не просто стоял, а заполнял собой все пространство, и мир вокруг сузился только до его фигуры. Его грудь и плечи были широкими, расстегнутая рубашка обнажала рельефный торс, каждый мускул которого будто выточил пустынный ветер. Идеальное телосложение дополняло безумно привлекательное лицо. Его черты, словно высеченные из мрамора, граничили между серьезностью и мягкостью. Нос был аккуратен, как если бы скульптор вылепил его именно для этого человека, а пухлые губы чуть приоткрылись. Пальцы его левой руки замерли в черных волосах, и несколько прядей упали на безупречно гладкий лоб и густые темные брови. Из-под смоляных ресниц на меня смотрели два голубых омута. Они, как водовороты, не давали от себя оторваться и затягивали все глубже в свои манящие глубины. Будучи совершенно очарованной, я так на него засмотрелась, что склонила голову набок и даже приоткрыла рот. Без сомнения, это был самый красивый мужчина, которого я видела в своей жизни.
— Отпусти мою лошадь! — потребовал он.
— Она уже не ваша, господин! — дерзко ответила я и, быстро запрыгнув в седло, направила красногривку в галоп. Мое сердце бешено колотилось в унисон с топотом копыт.
Резвая лошадь неслась меж песчаными холмами, и уже скоро мы были довольно далеко от шатра. Обернувшись, в который раз убедилась, что никто нас не преследует, но подгонять ее не перестала и так крепко сжала поводья пальцами, что кожа на костяшках неприятно стянулась. Мысленно я просила прощения у ее хозяина и убеждала себя, что он богатенький и купит себе еще. И только я немного расслабилась, как позади послышался топот копыт.
Я оглянулась, но никого не увидела, а когда снова посмотрела вперед, то прямо передо мной появился всадник. Моя лошадь так резко встала на дыбы, что ее грива взметнулась по ветру языками пламени. Я вылетела из седла, не успев ухватиться покрепче, но песок смягчил падение. Я перекатилась по нему и, тут же вскочив на ноги, встретилась взглядом с мужчиной, который уже спешился. Тусклый лунный свет бросал тень на его лицо, но я была уверена, что на нем злость.
— Тебя не учили, что чужое брать нехорошо? — грубо спросил он, и в его руке блеснул меч.
— У меня не было таких скучных уроков! — ответила я, делая свой голос более мужественным, и вытащила клинки из ножен, прокручивая их в пальцах.
— Тогда твоим учителем стану я и объясню все весьма доходчиво! — Мужчина шагнул ко мне и попытался достать острием своего меча. Я ускользнула, и мы сошлись в бою, как равные воины, которые отчаянно сражаются за победу. Следующий его удар я задержала клинками над головой. Он был силен, но мое упрямство было во сто крат сильнее. Я пнула противника ногой в живот. Он пошатнулся и отступил, а я поднырнула под лезвие меча и полоснула клинком по его бедру. — Арх! — взревел он и, схватившись за рану, тут же снова кинулся в атаку.
Песок вокруг нас разлетался водяными брызгами. В очередном выпаде мужчина дотянулся острием меча до моего предплечья, едва задел, но разозлил по-настоящему. Я кинулась на него свирепой тигрицей, а он, как гордый орел, уступать в нашей схватке не пожелал.
И вдруг он подцепил мечом край моей шали. Я развернулась, чтобы сорвать с острия тонкую ткань, но он уже вцепился в нее пальцами и дернул меня на себя вместе с ней. Пришлось прокрутиться несколько раз, разматывая слои вокруг лица. Кончик шали, которым я стянула волосы в пучок, развязался и упал на песок. Мои кудрявые пряди легли на спину изящным водопадом и мягко заструились по ветру.
Мой противник замер, тяжело дыша, и я тоже. Луна, которая все это время пряталась за облаком, внезапно выглянула и осветила нас особенно ярким светом. Передо мной стоял тот самый очаровательный господин, сейчас его рубашка была застегнута на все пуговицы. Его губы изумленно приоткрылись. Он пристально смотрел на меня, и наши неотрывные взгляды скрестились также, как недавно это делало наше оружие.
— И что же такая красавица делает одна в пустыне? — осведомился он, не сводя с меня глаз. Его рука с мечом опустилась, видимо, драться с девушкой он не собирался.
— Тебя это не касается! — раздраженно бросила я, но его расспросы не прекратились.
— Зачем тебе моя лошадь? Тебе нужны деньги, или ты хочешь преодолеть пустыню?
— А тебя учили не лезть в чужие дела? — с издевкой спросила я, и получила в ответ усмешку. Впрочем, долго болтать мне было нельзя: вот-вот могли появиться его спутники. Я отступила на пару маленьких шагов, незаметно погружая носок ботинка в песок. Мужчина нерешительно двинулся следом, и тут я резким взмахом ноги швырнула горсть песка прямо ему в глаза. Он пошатнулся и, выронив меч, закрыл ладонями лицо, а я подобрала свою шаль и побежала к лошадям.
— Урок окончен! — крикнула я, победно улыбаясь. Вскочила в седло своей лошади и ухватила его коня за уздечку, мгновенно пуская обоих в галоп. Теперь он меня не догонит! Ускакав довольно далеко, я отпустила коня и снова заставила свою красногривку стрелой рассекать пространство.
Небо светлело, предрекая скорое наступление утра. Я проскакала на своей чудесной лошади целую ночь без остановки, и теперь она сбавила темп, ни в какую не желая нести меня на себе с той же скоростью. Делать нечего, я натянула поводья, позволяя ей остановиться. Но усталой здесь была не только она: я к тому же еще и дико хотела спать.
— Ну что, передохнем? — спросила я у красногривки, будто она могла мне ответить. Легонько похлопав ее по шее, я спрыгнула на прохладный песок и слегка провалилась в него ботинками. Стоя рядом, погладила ее морду под недовольное фырканье. — Злишься, что я украла тебя у хозяина, да? — Улыбнувшись, я достала из сумки последнее яблоко и, разломив его на двое, одну половинку протянула ей. — Ты мне очень нужна, очень...
Лошадь принюхалась к подношению и, с удовольствием его проглотив, тут же потянулась к моей половине.
— А это уже мое! — Я с громким хрустом надкусила яблоко и, намотав на запястье поводья, откинулась на песчаный откос. Он неприятно охладил спину, прокатив по телу холодок, но я смежила веки, раздумывая о дальнейших своих действиях. Впереди меня ждал трудный путь, но когда мне было легко? — Когда родители были живы… — прошептала я.
Я часто представляла себе, какой была бы моя жизнь, если бы они были рядом. Вот я просыпаюсь утром, а в доме уже витает запах свежеиспеченного хлеба. Бегу на кухню, чтобы отломить себе еще горячий кусок, и матушка совсем не зло ругает меня за это, ведь я не вымыла руки. После утренней молитвы отец вернется из храма, где он помощник главного служителя, и вместе сядем за стол, где обязательно помолимся всем богам, вознеся им хвалу за еду и кров, а после, улыбаясь друг другу, приступим к завтраку.
Эта несбыточная мечта снова заставила меня улыбнуться, ведь в ней я бывала рядом с родителями. Создавая эту иллюзию, мой разум, возможно, и сам не понял, как незаметно отправил меня в привычный кошмар. Он снился мне постоянно, и я запомнила каждую его деталь…
Яркий солнечный день сразу стал мрачным, а радость сменилась всхлипами горя. Тогда я возвращалась с прогулки, и мой веселый смех веселил других: мальчишек, с которыми я гуляла чаще всего, и уже становилась на них похожей. Приближаясь к дому, я увидела рядом с ним решетчатую повозку, карету и десятки лошадей. Я мгновенно встревожилась, ведь даже ребенком знала, что в таких повозках забирают преступников. Я было побежала туда, как вдруг чья-то рука перехватила меня и затащила в переулок.
— Каая, стой! — Это была прислужница из храма отца. — Не ходи туда, милая!
— Почему? Что случилось? — волновалась я.
— Твоих родителей обвиняют в убийстве и почему-то ищут тебя, — сообщила она, тяжело дыша. В подтверждение ее слов до меня донеслись их крики:
— Мы никого не убивали! Помилуйте, пощадите нас!
Я снова хотела рвануть к дому, но крепкая взрослая рука не дала мне сдвинуться с места. Отдернув ее, я все-таки выглянула из-за угла, но совсем немного, чтобы меня не заметили. Связанные родители стояли перед двумя господами в длинных плащах, чьи капюшоны скрывали их лица.
— Где ваша дочь? — грубым голосом спросил один, но родители упорно молчали.
— Выпороть! — скомандовал другой, и их силой поставили на колени. Матушка беспрерывно плакала, ведь преступников пороли огненными кнутами и все это знали.
— Мы же ни в чем не виноваты, господин! Сжальтесь над нами! — взмолилась она, а отец лишь молча и гордо смотрел вперед. Позади них встали пламенные, которые мгновенно подожгли свои кнуты. Разгоревшееся пламя заставило меня съежиться и очень сильно испугаться за родителей, но удары уже начались. Первый, второй, третий! До меня доносились щелчки кнутов, которые алчно впивались в плоть моих родителей под их ужасные крики.
— Где девчонка? — снова спросил первый, что был в плаще. Матушка с отцом обессиленно переглянулись, но ничего не сказали.
— Продолжать! — велел второй, и порка возобновилась. Мучительные вопли родителей заполнили всю улицу, и мне казалось, что это длится бесконечно; чтобы не закричать самой, я до боли вонзила ногти в каменную стену. Их спины были в крови, из-под обожженной ткани виднелись ошметки рваной плоти. Матушка не выдержала и упала, и из моих глаз покатились горькие слезы: увиденное потрясало, вызывая нестерпимую боль.
А эти двое в плащах все задавали свой вопрос и, не получив на него ответа, продолжали пытку. Истерзанные кнутами родители уже не кричали, а лишь издавали глухие стоны. После двух последних ударов они упали на землю, и кровь на их телах мгновенно смешалась с грязью от прошедшего вчера ливня. На кафтане отца уже не было прежнего белого цвета, а цветастое платье матушки стало совсем непонятным.
— Мы тебя не видами любоваться подняли, а высматривать столбы! Видишь их? — осведомился капитан, и я очнулась. Далеко на западе виднелась красная точка, а на востоке я приметила медленное движение, словно лениво ползла змея.
— Похоже, с востока идет караван! — Я еще немного всмотрелась. — Да, это точно он!
Меня аккуратно опустили на землю, и, когда мои ноги коснулись песка, все сразу засуетились и пошли дальше. Вместе мы дошли до цепочки из пустынных лошадей и повозок с людьми и товарами. Пустынные лошади были крупнее, чем их обыкновенные собратья, на которых в пустыню ехать было просто глупо, ведь они не были такими выносливыми. Без воды пустынные лошади запросто обходились до десяти дней, поэтому в дорогу хозяева брали для каждой всего по паре бурдюков с водой. Трехцветный окрас делал их диковинными: в одних было больше черного, в других — красного, у некоторых основным был оранжевый цвет, а кучерявая длинная грива у каждой лошади была по-своему удивительной.
— Ты с нами? — спросил капитан, заметив, что я даже не сдвинулась с места, чтобы присоединиться к каравану.
— Нет, отсюда нам не по пути, — ответила я и, помедлив, призналась: — Мне пора в Сифирию.
— Так поедем с нами, — предложил он. — Потом вернешься с другим караваном, так будет безопаснее.
— Увы, мне нужно спешить, — покачала я головой. — Если бы вы дали мне с собой еды и воды, я бы ушла немедленно.
Капитан посмотрел на меня с любопытством, наверняка думая, как это молодая девушка собралась пересечь бескрайнюю пустыню в одиночку, но это было не его дело, и он отступил. Мне дали с собой столько припасов, сколько могли, и караван ушел дальше. А я, оставляя позади угасающий день, двинулась на восток. Туда, где встает солнце, туда, где была солнечная Сифирия…
Глава 8.
Тэндрию с пустыней разделяли непроходимые горы. Они вздымались к небу по всей границе устрашающими пиками, и граница эта была немыслимой ширины и высоты. С годами разломшицы и разломники (богиня земли Тэрра даровала им способность дробить камни и создавать разломы в земле) смогли проложить в горной породе проход, постепенно его расширяя. Подумать только, столько отмеченных богами, а мне досталось Клеймо треклятого Флавия! Моя ненависть к нему непрерывно росла день ото дня, расширяясь до неизмеримых размеров.
Я устало плелась по песчаному морю. Солнце пекло нещадно, обжигая каждую клеточку тела, а вдыхаемый сквозь шаль воздух горячим потоком разливался в груди. Пышущий жаром ветер гнал по дюнам песок, вырисовывая на них живописные волны. Тысячи шагов за два дня так и не приблизили меня к цели. Вспоминался Ирвин, который, конечно бы, сказал, что мы останемся в этих песках, пожизненно в них блуждая.
— Чем я вас так прогневила? — вопрошала я у богов, смотря на закатное небо. Я привыкла к тишине, но почему-то здесь она сводила с ума, и я начинала болтать сама с собой.
Я взобралась на высоченную гору из песка. В тени последних солнечных лучей виднелся путевой столб, а так как слева от него были только дюны, караван обязательно прошел бы мимо. Это было отлично, но, почти дойдя до места, я увидела, что рядом уже кто-то есть.
Притаившись за песчаным холмом, я наблюдала за путниками у небольшого шатра. Их было шестеро, включая отмеченных, однако пустынных лошадей, привязанных к вбитым в песок кольям, было десять, а это значило, что наездников было столько же. Да, с одной из таких лошадок я бы точно попала в Сифирию гораздо быстрее. Время шло, и первая Шкала из двенадцати на моем Клейме уже бледнела.
Я растянулась на песке в своем укрытии и размышляла, каким неправильным будет это решение. Чужое я забирала только на задании, и сейчас я была на самом важном из них. Поднявшись, я еще долго ходила туда-сюда, а после то шла вперед, то возвращалась. Решиться украсть было непросто. Наконец, обессилев от размышлений, я со стоном остановилась и, закрыв глаза, собралась с духом.
— Так, Каая, у них много лошадей, так что, не стань одной из них, они все равно смогут двигаться дальше, а вот ты теряешь драгоценные минуты! — Я нашла бы еще тысячу причин, чтобы оправдать свой будущий поступок, хотя невиновной они меня не делали. Выдохнув, я решительно направилась к лошадям. — Это все ради свободы! Я хочу быть свободной как все!
Бесшумно подкрадываться я умела безупречно, к тому же была глубокая ночь и путники давно спали, мирно посапывая рядом друг с другом. Кони лежали чуть в стороне. Седла с них не сняли, возможно, собирались в дорогу рано утром и не хотели задерживаться. Подобравшись ближе, я выбрала для себя самую красивую лошадь с красной гривой. Кристаллы на подставках вокруг шатра бросали на алые кудряшки зыбкий свет, отчего в них причудливо чередовались сразу три цвета. “Правильно, Каая, если уж красть, то лучшее”, — корила я себя, подходя к лошади, которая, увидев меня, негромко заржала.
— Тише, тише! — едва слышно шепнула я, поглаживая красавицу по морде. Отвязав ее, потянула за поводья, и она тяжело встала. Этот шум мог разбудить спящих, но мне повезло: они продолжали спать. Пора было увести свой трофей подальше.
— Эй! А ну стой! — крикнули сзади, и я медленно обернулась. Легкая шаль постоянно соскальзывала с лица, и мне приходилось ее поправлять, но сейчас я о ней забыла.
У входа в шатер застыл такой красивый мужчина, что у меня невольно перехватило дыхание. Он не просто стоял, а заполнял собой все пространство, и мир вокруг сузился только до его фигуры. Его грудь и плечи были широкими, расстегнутая рубашка обнажала рельефный торс, каждый мускул которого будто выточил пустынный ветер. Идеальное телосложение дополняло безумно привлекательное лицо. Его черты, словно высеченные из мрамора, граничили между серьезностью и мягкостью. Нос был аккуратен, как если бы скульптор вылепил его именно для этого человека, а пухлые губы чуть приоткрылись. Пальцы его левой руки замерли в черных волосах, и несколько прядей упали на безупречно гладкий лоб и густые темные брови. Из-под смоляных ресниц на меня смотрели два голубых омута. Они, как водовороты, не давали от себя оторваться и затягивали все глубже в свои манящие глубины. Будучи совершенно очарованной, я так на него засмотрелась, что склонила голову набок и даже приоткрыла рот. Без сомнения, это был самый красивый мужчина, которого я видела в своей жизни.
— Отпусти мою лошадь! — потребовал он.
— Она уже не ваша, господин! — дерзко ответила я и, быстро запрыгнув в седло, направила красногривку в галоп. Мое сердце бешено колотилось в унисон с топотом копыт.
Резвая лошадь неслась меж песчаными холмами, и уже скоро мы были довольно далеко от шатра. Обернувшись, в который раз убедилась, что никто нас не преследует, но подгонять ее не перестала и так крепко сжала поводья пальцами, что кожа на костяшках неприятно стянулась. Мысленно я просила прощения у ее хозяина и убеждала себя, что он богатенький и купит себе еще. И только я немного расслабилась, как позади послышался топот копыт.
Я оглянулась, но никого не увидела, а когда снова посмотрела вперед, то прямо передо мной появился всадник. Моя лошадь так резко встала на дыбы, что ее грива взметнулась по ветру языками пламени. Я вылетела из седла, не успев ухватиться покрепче, но песок смягчил падение. Я перекатилась по нему и, тут же вскочив на ноги, встретилась взглядом с мужчиной, который уже спешился. Тусклый лунный свет бросал тень на его лицо, но я была уверена, что на нем злость.
— Тебя не учили, что чужое брать нехорошо? — грубо спросил он, и в его руке блеснул меч.
— У меня не было таких скучных уроков! — ответила я, делая свой голос более мужественным, и вытащила клинки из ножен, прокручивая их в пальцах.
— Тогда твоим учителем стану я и объясню все весьма доходчиво! — Мужчина шагнул ко мне и попытался достать острием своего меча. Я ускользнула, и мы сошлись в бою, как равные воины, которые отчаянно сражаются за победу. Следующий его удар я задержала клинками над головой. Он был силен, но мое упрямство было во сто крат сильнее. Я пнула противника ногой в живот. Он пошатнулся и отступил, а я поднырнула под лезвие меча и полоснула клинком по его бедру. — Арх! — взревел он и, схватившись за рану, тут же снова кинулся в атаку.
Песок вокруг нас разлетался водяными брызгами. В очередном выпаде мужчина дотянулся острием меча до моего предплечья, едва задел, но разозлил по-настоящему. Я кинулась на него свирепой тигрицей, а он, как гордый орел, уступать в нашей схватке не пожелал.
И вдруг он подцепил мечом край моей шали. Я развернулась, чтобы сорвать с острия тонкую ткань, но он уже вцепился в нее пальцами и дернул меня на себя вместе с ней. Пришлось прокрутиться несколько раз, разматывая слои вокруг лица. Кончик шали, которым я стянула волосы в пучок, развязался и упал на песок. Мои кудрявые пряди легли на спину изящным водопадом и мягко заструились по ветру.
Мой противник замер, тяжело дыша, и я тоже. Луна, которая все это время пряталась за облаком, внезапно выглянула и осветила нас особенно ярким светом. Передо мной стоял тот самый очаровательный господин, сейчас его рубашка была застегнута на все пуговицы. Его губы изумленно приоткрылись. Он пристально смотрел на меня, и наши неотрывные взгляды скрестились также, как недавно это делало наше оружие.
— И что же такая красавица делает одна в пустыне? — осведомился он, не сводя с меня глаз. Его рука с мечом опустилась, видимо, драться с девушкой он не собирался.
— Тебя это не касается! — раздраженно бросила я, но его расспросы не прекратились.
— Зачем тебе моя лошадь? Тебе нужны деньги, или ты хочешь преодолеть пустыню?
— А тебя учили не лезть в чужие дела? — с издевкой спросила я, и получила в ответ усмешку. Впрочем, долго болтать мне было нельзя: вот-вот могли появиться его спутники. Я отступила на пару маленьких шагов, незаметно погружая носок ботинка в песок. Мужчина нерешительно двинулся следом, и тут я резким взмахом ноги швырнула горсть песка прямо ему в глаза. Он пошатнулся и, выронив меч, закрыл ладонями лицо, а я подобрала свою шаль и побежала к лошадям.
— Урок окончен! — крикнула я, победно улыбаясь. Вскочила в седло своей лошади и ухватила его коня за уздечку, мгновенно пуская обоих в галоп. Теперь он меня не догонит! Ускакав довольно далеко, я отпустила коня и снова заставила свою красногривку стрелой рассекать пространство.
Глава 9.
Небо светлело, предрекая скорое наступление утра. Я проскакала на своей чудесной лошади целую ночь без остановки, и теперь она сбавила темп, ни в какую не желая нести меня на себе с той же скоростью. Делать нечего, я натянула поводья, позволяя ей остановиться. Но усталой здесь была не только она: я к тому же еще и дико хотела спать.
— Ну что, передохнем? — спросила я у красногривки, будто она могла мне ответить. Легонько похлопав ее по шее, я спрыгнула на прохладный песок и слегка провалилась в него ботинками. Стоя рядом, погладила ее морду под недовольное фырканье. — Злишься, что я украла тебя у хозяина, да? — Улыбнувшись, я достала из сумки последнее яблоко и, разломив его на двое, одну половинку протянула ей. — Ты мне очень нужна, очень...
Лошадь принюхалась к подношению и, с удовольствием его проглотив, тут же потянулась к моей половине.
— А это уже мое! — Я с громким хрустом надкусила яблоко и, намотав на запястье поводья, откинулась на песчаный откос. Он неприятно охладил спину, прокатив по телу холодок, но я смежила веки, раздумывая о дальнейших своих действиях. Впереди меня ждал трудный путь, но когда мне было легко? — Когда родители были живы… — прошептала я.
Я часто представляла себе, какой была бы моя жизнь, если бы они были рядом. Вот я просыпаюсь утром, а в доме уже витает запах свежеиспеченного хлеба. Бегу на кухню, чтобы отломить себе еще горячий кусок, и матушка совсем не зло ругает меня за это, ведь я не вымыла руки. После утренней молитвы отец вернется из храма, где он помощник главного служителя, и вместе сядем за стол, где обязательно помолимся всем богам, вознеся им хвалу за еду и кров, а после, улыбаясь друг другу, приступим к завтраку.
Эта несбыточная мечта снова заставила меня улыбнуться, ведь в ней я бывала рядом с родителями. Создавая эту иллюзию, мой разум, возможно, и сам не понял, как незаметно отправил меня в привычный кошмар. Он снился мне постоянно, и я запомнила каждую его деталь…
Яркий солнечный день сразу стал мрачным, а радость сменилась всхлипами горя. Тогда я возвращалась с прогулки, и мой веселый смех веселил других: мальчишек, с которыми я гуляла чаще всего, и уже становилась на них похожей. Приближаясь к дому, я увидела рядом с ним решетчатую повозку, карету и десятки лошадей. Я мгновенно встревожилась, ведь даже ребенком знала, что в таких повозках забирают преступников. Я было побежала туда, как вдруг чья-то рука перехватила меня и затащила в переулок.
— Каая, стой! — Это была прислужница из храма отца. — Не ходи туда, милая!
— Почему? Что случилось? — волновалась я.
— Твоих родителей обвиняют в убийстве и почему-то ищут тебя, — сообщила она, тяжело дыша. В подтверждение ее слов до меня донеслись их крики:
— Мы никого не убивали! Помилуйте, пощадите нас!
Я снова хотела рвануть к дому, но крепкая взрослая рука не дала мне сдвинуться с места. Отдернув ее, я все-таки выглянула из-за угла, но совсем немного, чтобы меня не заметили. Связанные родители стояли перед двумя господами в длинных плащах, чьи капюшоны скрывали их лица.
— Где ваша дочь? — грубым голосом спросил один, но родители упорно молчали.
— Выпороть! — скомандовал другой, и их силой поставили на колени. Матушка беспрерывно плакала, ведь преступников пороли огненными кнутами и все это знали.
— Мы же ни в чем не виноваты, господин! Сжальтесь над нами! — взмолилась она, а отец лишь молча и гордо смотрел вперед. Позади них встали пламенные, которые мгновенно подожгли свои кнуты. Разгоревшееся пламя заставило меня съежиться и очень сильно испугаться за родителей, но удары уже начались. Первый, второй, третий! До меня доносились щелчки кнутов, которые алчно впивались в плоть моих родителей под их ужасные крики.
— Где девчонка? — снова спросил первый, что был в плаще. Матушка с отцом обессиленно переглянулись, но ничего не сказали.
— Продолжать! — велел второй, и порка возобновилась. Мучительные вопли родителей заполнили всю улицу, и мне казалось, что это длится бесконечно; чтобы не закричать самой, я до боли вонзила ногти в каменную стену. Их спины были в крови, из-под обожженной ткани виднелись ошметки рваной плоти. Матушка не выдержала и упала, и из моих глаз покатились горькие слезы: увиденное потрясало, вызывая нестерпимую боль.
А эти двое в плащах все задавали свой вопрос и, не получив на него ответа, продолжали пытку. Истерзанные кнутами родители уже не кричали, а лишь издавали глухие стоны. После двух последних ударов они упали на землю, и кровь на их телах мгновенно смешалась с грязью от прошедшего вчера ливня. На кафтане отца уже не было прежнего белого цвета, а цветастое платье матушки стало совсем непонятным.
