– Тереза, я прошу тебя: когда тебе в голову снова взбредет отмочить какой-нибудь номер, который может привлечь к нам внимание службы безопасности, вспомни об этом. Я делаю все, чтобы тебя защитить. Но если они дознаются, я не смогу ничего сделать, потому что отправлюсь на каторгу. А твои данные новый диспетчер мигом введет в базу и отдаст тебя… тому, кто будет наслаждаться твоими страданиями.
Терезу передернуло.
– Мы должны жить тише воды, ниже травы. До сих пор нам чудом везло, но нет никаких гарантий, что повезет и в следующий раз. Пожалуйста, веди себя по правилам.
– Ладно, Рино. – Она наконец разомкнула губы. – Я постараюсь.
Скандала не было, потому что она не хотела скандалить. Ильтен прав. И не кичится своей правотой, не навязывает ее ей. Просит.
– И еще, Тереза… Будь так добра, не бей невест. Компания повесит на меня убытки и выгонит взашей, если станет известно, что я порчу товар.
– Это я сделала, а не ты, – заметила Тереза.
– Тебя нет на свете, – напомнил он.
Тереза засопела.
– Эта девка меня оскорбила!
– Ну так задери ей юбку и отлупи ремнем. Зачем же сразу челюсть ломать?
Тереза хмыкнула. И сделала в мозгу зарубку – значит, ремнем можно.
– А чем она тебя оскорбила? – полюбопытствовал Ильтен.
– Не твое дело! – Она снова закрылась в раковину. Он не стал настаивать.
Алея в подвешенном состоянии задержалась у Ильтена надолго. В таком виде, с распорками на челюсти, с разорванными губами, нечего и думать выйти замуж. Наглость слетела с нее, словно по мановению божественной руки. Алея избегала выходить в коридор, когда там была Тереза, а если вдруг встречалась с ней, то вздрагивала, опускала глаза и норовила обойти по стеночке. Хвала небесам, Ильтен не успел послать приглашение ее будущему мужу, которого уже подобрал. Теперь придется подбирать заново: происшествие не сможет не сказаться на внешности. А вероятно, и на характере.
Тем временем Терезе пришли заказанные материалы для пси-излучателей и приемника, и она взялась за осуществление своего плана. В спальне места не было, и она разложила инструменты и детали на полу в кабинете, благо Алея не казала носа из комнаты невест. Увидев приготовления, Ильтен неожиданно обрадовался:
– О! Телевизор будешь чинить? Давно пора, а то уж полгода пылится.
– Жалко было денег на ремонтника? – съязвила она. – А как же ваши тупые традиции? Женщины не занимаются починкой телевизоров!
Ильтен пробормотал что-то нечленораздельное. Ну и ладно. Зато телевизор – хороший повод. Не будет соваться под руку: зачем да почему. Она паяет блок питания к телевизору, и увянь, раз ни черта в этом не понимаешь.
Ильтен развалился в кресле и делал вид, что читает «Демографические новости», на самом деле не отрывая глаз от Терезы. Она ползала по полу среди хаоса деталей, наполняя воздух запахом горячего припоя и свежей пластиковой стружки, обряженная в Ильтенову рубашку и домашние брюки. Обещая вести себя по правилам, она оставила за собой выбор, какие из правил соблюдать. Желает носить дома брюки, и все тут. Ей, видите ли, в брюках удобнее. Да, воздушные капроновые юбки и шелковые развевающиеся рукава, вероятно, были бы помехой в работе с паяльником. Но насколько лучше они оттенили бы красоту этой невероятной женщины!
Ильтен украдкой вздохнул. Он смирился с тем, что она ходит дома в брюках – лишь бы по улицам так не ходила. И пусть творит все, что хочет, пока ее не видит служба охраны безопасности – главное, чтобы не била больше никого и не калечила. Но как бы он себя ни уговаривал, созерцать женщину, что-то с воодушевлением паяющую и сверлящую, было ему диковато.
– Где ты всему этому научилась? – спросил он. В его практике не встречалось женщин, сведущих в электронике, которая и для самого Ильтена была тайной за дюжиной печатей. Да что там, ему вообще не встречалось никого похожего на Терезу. Рука, уверенно держащая паяльник – лишь одна из множества ее странностей, от которых мозг порой закипал.
– В техникуме, – отозвалась она. Нормально ответила, без вызова и поддевки. Он так радовался, когда она говорила нормально! – Это такое учебное заведение, где, кроме среднего образования, обучают профессии. Там мне дали знания и умения, а потом я три с половиной года опыт шлифовала.
– Тереза, а почему ты выбрала себе такое занятие? – Это казалось ему непостижимым.
Она пожала плечами.
– Интересно было. Ну, и профессия нужная и полезная. И даже где-то романтическая. – Она слегка улыбнулась.
У Ильтена затрепетало сердце. Улыбки необычайно красили ее. Но появлялись так редко, что он готов был отдать за них хоть сотню единиц – за каждую.
– Мы, связисты, протягиваем невидимые ниточки между мирами. – Взгляд ее затуманился. – Кровь цивилизации – информация, связь – ее сосуды. Организм живет, пока в сосудах течет кровь…
На миг у Ильтена возникло иррациональное чувство зависти. Он никогда не рассматривал свою профессию как волшебство или миссию. Просто деятельность, приносящая доход и удовольствие. Причем одновременно, что он считал главным ее достоинством. Но миг промелькнул, и восторжествовал здравый смысл. У него, Ильтена – отличная работа, иного грешно и желать. А Терезе только и осталось, что тешиться воспоминаниями. Женщина в Тикви работу не найдет.
Тереза моргнула, капнула на пол припоем и вмиг ощетинилась, будто это не она, а он испортил замечательную синталевую доску – недешевую, между прочим.
– Нечего лезть мне под руку, когда я паяю!
– Послушай, я не лез… – он попытался оправдаться. Мог бы заранее пари заключить, что безуспешно, да только не с кем спорить.
– Засохни! Читай свой паскудный журнальчик, чурбан ты!
Пентаграмма
Телевизор Тереза починила. И ничего там сложного не было, просто Ильтен, побаивающийся техники, как многие обыватели, преувеличил проблему. Почистить загаженные контакты, кое-что перепаять. Обновить пси-цилиндры, чтобы можно было принимать передачи с других планет Союза Тикви. Вот и все, делов-то.
Телевизор висел на стене в кухне, и Ильтен по вечерам теперь волей-неволей покидал невест и выползал из кабинета. Фильмы он любил и смотрел регулярно, но одно дело – небольшой плоский экран рабочего компьютера, и совсем другое – объемное изображение во всю стену и объемный звук. Терезе тиквийские фильмы не нравились. Женщин в них играли мужчины, и, как правило, это не особо скрывалось. С гораздо большим удовольствием она смотрела познавательные передачи и информационные программы.
– Видел бы ты, что за фильмы снимают на Земле! – причмокнула она, вполглаза глядя на какой-то производственный роман, от которого не мог оторваться Ильтен.
Она поставила перед ним чашку чая. На кухне все под рукой: и чайник, и сладости, и закуски. Складывающийся вечерний ритуал представлял собой комбинацию просмотра телевизора с чаепитием. Под это дело Ильтен даже приобрел в кухню небольшой диванчик – не на жестких стульях же сидеть. Слегка напрягала лишь конкуренция за красную чашку в белый горошек. Терезе она приглянулась. И вроде бы она соглашалась, что это его чашка, но все равно как бы невзначай забирала ее себе, а ему подсовывала другую. Вот и сейчас она подала ему белую чашку в красный горошек.
– Это не моя, – сказал он.
Тереза кисло перелила чай в его чашку и подвинула ему.
– У нас женщин играют женщины. – Она налила себе – как любила, погорячее и покрепче – в освобожденную белую чашку с красным горошком. Села на диван рядом, закинув ногу за ногу.
Ильтен удрученно скосил глаз. Была бы в юбке, часть ноги при этом движении прелестно обнажилась бы. Как отговорить ее носить брюки?
Директор завода в многосерийной производственной эпопее начал оказывать недвусмысленные знаки внимания молодому инженеру.
– Тьфу! – плюнула Тереза. – Как ты можешь это смотреть?
– Почему нет? Хороший фильм. Все, как в жизни.
– С тобой тоже такое было в жизни? – возмутилась она. – Ах ты!..
Тереза рассерженно грохнула чашкой по блюдцу, разбив ее, и отвернулась, насупившись. Не то чтобы у нее не было слов. Слова были, но все, как на подбор, нецензурные. Как-то она уронила при Ильтене парочку из них, так он вцепился, как клещ, допытываясь, что они означают. А потом еще и повторил. Экспрессия ему, видите ли, понравились. Получил в лоб за экспрессию, но Тереза решила, что лучше уж впредь не подавать дурной пример.
Выходит, этот негодяй еще больший развратник, чем она думала! Казалось бы – больше некуда, ан есть. Что за нравы в этом чертовом Тикви!
Левая половина мозга подсказывала: увы, единственно возможные. Когда в стране одна женщина на восемьдесят мужиков, иначе никак. Почему у тиквийцев рождаются одни мальчики, за крайне редким исключением? Это же неестественно, биологический тупик какой-то, раса не в состоянии воспроизводиться без притока извне. Мальчики вырастают, природа требует любви, и выбирать им особо не из чего… Бог судья этим долбанутым тиквийцам, пусть делают, что хотят. Но Ильтен! Ильтен не должен был, и все тут!
Ильтен тяжело вздохнул. Он очень огорчался, когда Тереза вдруг обижалась ни с того, ни с сего. Ну вот что он сделал? Ровным счетом ничего.
– Послушай, да ладно тебе…
Тереза уперто молчала, повернувшись к нему затылком.
– Ну, не дуйся!
Пусть бы уж ругалась, к этому он привык, только не поворачивалась спиной. Он нерешительно дотронулся до ее плеча. Игнорирует.
– Тереза…
Ну, как с ней поступить? Обнять? Башку проломит, чего доброго. Хотя обнять очень хотелось бы. Совсем близко – завитки не отросших еще бархатистых волос, плавный изгиб щеки и манящая застежка на спине. Уже в который раз он испытал странное чувство зависти к ее гипотетическому мужу – чувство, характерное лишь для людей его профессии. Дурацкое чувство, надо его давить. Будь она обычной женщиной, он постарался бы поскорее выдать ее замуж: с глаз долой – из сердца вон. А тут… Кранты, да и только.
Может, положить этому конец, пока не поздно? Найти ей мужа в обход программы. Не того, кто хотел бы такую, а такого, которого хотела бы она.
– Тереза, – промолвил он, – скажи, какого мужчину ты пожелала бы видеть своим мужем?
Терезе не хотелось поворачиваться. Так уютно было сидеть в сумерках на мягком диване, слушая, как бубнит телевизор. Рука Ильтена согревала плечо, озябшее от холодка, идущего из незакрытого окна. Гад, конечно, но так приятно. Если бы он положил ей руку на второе плечо, было бы еще теплее и уютнее. Она даже не стала бы его бить. Наверное. Если бы он этим ограничился.
Нет, он не прикоснулся к ней правой рукой. Напротив, убрал и левую. И задал совершенно бестактный вопрос – какие мужики ей нравятся!
Она развернулась и резко отпихнула его. Он слетел с дивана, охнув.
– Какой мне нужен мужик? Наименее похожий на тебя, чертова дубина! Убери от меня свои лапы и отвали лесом!
Слава богу, поездки и перелеты в пределах планеты женщине не запрещаются. Не сказать, чтобы одобряются: на Терезу, затребовавшую в гостинице одноместный номер, посматривали косо. Но не оттого, что она нарушает какие-нибудь правила, а из искреннего беспокойства. Гостиница – проходной двор, люди здесь останавливаются разные, и для кого-то женщина, путешествующая в одиночку, вдали от дома и от мужа – лакомый кусок. Того гляди, обойдутся неподобающе с чужой женой или вовсе украдут. А виноваты будут менеджеры, на чьей территории это случилось. Потому – нет худа без добра – коситься администрация косилась, но обеспечила ей надежную охрану и проводника. Правда – не бывает и добра без худа – за них пришлось изрядно доплатить.
Багаж Терезы состоял из саквояжа и большого чемодана на колесиках. В саквояже находился цилиндр излучателя в сложенном виде, в чемодане – энергоустановка, которой предстояло его питать. Странновато, однако не запрещено, Тереза специально выяснила это в транспортной компании. Она хорошо запомнила, что говорил Ильтен. Пусть он и дерево в некоторых отношениях, но в данном случае он прав. Ей нельзя привлекать внимание демонстративным нарушением законов, правил и обычаев.
Внимательно изучив карты Т1, Тереза выбрала шесть точек. Ширина планеты максимальна на экваторе, но, подумав, Тереза отказалась от экваториального расположения излучателей: ведь в таком разе центральный приемник придется тащить на полюс. Прикидывая так и этак, она наконец нашла оптимальную окружность на поверхности Т1, в которую можно вписать пентаграмму так, чтобы все пять углов и точка приемника попали на доступные участки суши. Сооружать платформы в океане ей никто не даст, а экспедиция на один из полюсов, в безжизненную пустыню или на склон вулкана накладна, опасна и непременно вызовет вопросы у соответствующего подразделения службы охраны безопасности.
Предупреждать Ильтена об отъезде она не стала. Не хватало еще, чтобы ему пришло в голову, будто она спрашивает у него разрешения! Она написала записку, что едет на море, и оставила на кухонном столе.
Первая точка легла на морское побережье. Мыс, заливаемый водой в прилив. Не слишком удобно, но вполне реально. К счастью, мыс располагался вне пляжной зоны, и курортники не мешали. Да и ее стремление проводить время за пределами пляжа, поначалу вызвавшее у окружающих удивление: зачем же еще она приехала на курорт? – вскоре обрело понимание: в самом деле, не будет ведь одинокая женщина купаться и загорать на жадных глазах мужчин. Охранники и проводник не в счет, такая уж работа у людей. Тереза действительно купалась: не упускать же случай, раз прибыла на море. А загорала во время установки и отладки излучателя. Ее сопровождающие диву давались: что же это такое? Метеорологический зонд, сказала она. Это мое хобби. Оно напоминает мне о родине. Охранники и проводник покивали. Родина – святое. Женщине никогда не вернуться на родину, но помнить о ней и тешить ностальгию не возбраняется.
Погода благоприятствовала, отливы были долгими, и Тереза справилась с задачей даже раньше, чем подошел срок улетать. Еще раз искупалась, а остаток времени скоротала в местном интернет-кафе, выбирая и заказывая материалы для нового излучателя и энергоустановки.
Возвращение не задалось. Аккурат с утра Рино Ильтен зашел на банковский сайт, чтобы отследить состояние своего счета. И едва не поседел.
– Куда ты деваешь деньги? – предъявил он претензию с порога.
– Что такое? – возмутилась Тереза. – Я уже не имею права съездить на курорт?
– Ни один курорт столько не стоит! – Он швырнул на стол лист с распечаткой. – Что это, зохен тебя побери? Какие-то зохеновы пластины, иридий-палладий, я даже слов таких не знаю! Что это за мутота?
– Это мое хобби! – ощетинилась Тереза.
– Оно слишком дорого мне обходится! Не смей делать такие дорогие покупки, не спросив меня.
– Нечего мне указывать! – Тереза дернула плечом. – Я не виновата, что застряла в вашем проклятом Тикви. И я не намерена в чем-то себя ограничивать.
– Я, конечно, получаю немало. – Ильтен с трудом сдерживался. – Но это еще не значит, что ты можешь швыряться моими деньгами направо и налево.
Он уже уступил ей во многом. Однако денежный вопрос был наиболее близок его сердцу. Ильтен любил деньги. И очень не любил, когда с ними обращались нерачительно. Ну ладно бы на наряды без малого двадцать тысяч потратила или на косметические процедуры, он бы понял. Но на какую-то непроизносимую ерунду?!
Терезу передернуло.
– Мы должны жить тише воды, ниже травы. До сих пор нам чудом везло, но нет никаких гарантий, что повезет и в следующий раз. Пожалуйста, веди себя по правилам.
– Ладно, Рино. – Она наконец разомкнула губы. – Я постараюсь.
Скандала не было, потому что она не хотела скандалить. Ильтен прав. И не кичится своей правотой, не навязывает ее ей. Просит.
– И еще, Тереза… Будь так добра, не бей невест. Компания повесит на меня убытки и выгонит взашей, если станет известно, что я порчу товар.
– Это я сделала, а не ты, – заметила Тереза.
– Тебя нет на свете, – напомнил он.
Тереза засопела.
– Эта девка меня оскорбила!
– Ну так задери ей юбку и отлупи ремнем. Зачем же сразу челюсть ломать?
Тереза хмыкнула. И сделала в мозгу зарубку – значит, ремнем можно.
– А чем она тебя оскорбила? – полюбопытствовал Ильтен.
– Не твое дело! – Она снова закрылась в раковину. Он не стал настаивать.
Алея в подвешенном состоянии задержалась у Ильтена надолго. В таком виде, с распорками на челюсти, с разорванными губами, нечего и думать выйти замуж. Наглость слетела с нее, словно по мановению божественной руки. Алея избегала выходить в коридор, когда там была Тереза, а если вдруг встречалась с ней, то вздрагивала, опускала глаза и норовила обойти по стеночке. Хвала небесам, Ильтен не успел послать приглашение ее будущему мужу, которого уже подобрал. Теперь придется подбирать заново: происшествие не сможет не сказаться на внешности. А вероятно, и на характере.
Тем временем Терезе пришли заказанные материалы для пси-излучателей и приемника, и она взялась за осуществление своего плана. В спальне места не было, и она разложила инструменты и детали на полу в кабинете, благо Алея не казала носа из комнаты невест. Увидев приготовления, Ильтен неожиданно обрадовался:
– О! Телевизор будешь чинить? Давно пора, а то уж полгода пылится.
– Жалко было денег на ремонтника? – съязвила она. – А как же ваши тупые традиции? Женщины не занимаются починкой телевизоров!
Ильтен пробормотал что-то нечленораздельное. Ну и ладно. Зато телевизор – хороший повод. Не будет соваться под руку: зачем да почему. Она паяет блок питания к телевизору, и увянь, раз ни черта в этом не понимаешь.
Ильтен развалился в кресле и делал вид, что читает «Демографические новости», на самом деле не отрывая глаз от Терезы. Она ползала по полу среди хаоса деталей, наполняя воздух запахом горячего припоя и свежей пластиковой стружки, обряженная в Ильтенову рубашку и домашние брюки. Обещая вести себя по правилам, она оставила за собой выбор, какие из правил соблюдать. Желает носить дома брюки, и все тут. Ей, видите ли, в брюках удобнее. Да, воздушные капроновые юбки и шелковые развевающиеся рукава, вероятно, были бы помехой в работе с паяльником. Но насколько лучше они оттенили бы красоту этой невероятной женщины!
Ильтен украдкой вздохнул. Он смирился с тем, что она ходит дома в брюках – лишь бы по улицам так не ходила. И пусть творит все, что хочет, пока ее не видит служба охраны безопасности – главное, чтобы не била больше никого и не калечила. Но как бы он себя ни уговаривал, созерцать женщину, что-то с воодушевлением паяющую и сверлящую, было ему диковато.
– Где ты всему этому научилась? – спросил он. В его практике не встречалось женщин, сведущих в электронике, которая и для самого Ильтена была тайной за дюжиной печатей. Да что там, ему вообще не встречалось никого похожего на Терезу. Рука, уверенно держащая паяльник – лишь одна из множества ее странностей, от которых мозг порой закипал.
– В техникуме, – отозвалась она. Нормально ответила, без вызова и поддевки. Он так радовался, когда она говорила нормально! – Это такое учебное заведение, где, кроме среднего образования, обучают профессии. Там мне дали знания и умения, а потом я три с половиной года опыт шлифовала.
– Тереза, а почему ты выбрала себе такое занятие? – Это казалось ему непостижимым.
Она пожала плечами.
– Интересно было. Ну, и профессия нужная и полезная. И даже где-то романтическая. – Она слегка улыбнулась.
У Ильтена затрепетало сердце. Улыбки необычайно красили ее. Но появлялись так редко, что он готов был отдать за них хоть сотню единиц – за каждую.
– Мы, связисты, протягиваем невидимые ниточки между мирами. – Взгляд ее затуманился. – Кровь цивилизации – информация, связь – ее сосуды. Организм живет, пока в сосудах течет кровь…
На миг у Ильтена возникло иррациональное чувство зависти. Он никогда не рассматривал свою профессию как волшебство или миссию. Просто деятельность, приносящая доход и удовольствие. Причем одновременно, что он считал главным ее достоинством. Но миг промелькнул, и восторжествовал здравый смысл. У него, Ильтена – отличная работа, иного грешно и желать. А Терезе только и осталось, что тешиться воспоминаниями. Женщина в Тикви работу не найдет.
Тереза моргнула, капнула на пол припоем и вмиг ощетинилась, будто это не она, а он испортил замечательную синталевую доску – недешевую, между прочим.
– Нечего лезть мне под руку, когда я паяю!
– Послушай, я не лез… – он попытался оправдаться. Мог бы заранее пари заключить, что безуспешно, да только не с кем спорить.
– Засохни! Читай свой паскудный журнальчик, чурбан ты!
Пентаграмма
Телевизор Тереза починила. И ничего там сложного не было, просто Ильтен, побаивающийся техники, как многие обыватели, преувеличил проблему. Почистить загаженные контакты, кое-что перепаять. Обновить пси-цилиндры, чтобы можно было принимать передачи с других планет Союза Тикви. Вот и все, делов-то.
Телевизор висел на стене в кухне, и Ильтен по вечерам теперь волей-неволей покидал невест и выползал из кабинета. Фильмы он любил и смотрел регулярно, но одно дело – небольшой плоский экран рабочего компьютера, и совсем другое – объемное изображение во всю стену и объемный звук. Терезе тиквийские фильмы не нравились. Женщин в них играли мужчины, и, как правило, это не особо скрывалось. С гораздо большим удовольствием она смотрела познавательные передачи и информационные программы.
– Видел бы ты, что за фильмы снимают на Земле! – причмокнула она, вполглаза глядя на какой-то производственный роман, от которого не мог оторваться Ильтен.
Она поставила перед ним чашку чая. На кухне все под рукой: и чайник, и сладости, и закуски. Складывающийся вечерний ритуал представлял собой комбинацию просмотра телевизора с чаепитием. Под это дело Ильтен даже приобрел в кухню небольшой диванчик – не на жестких стульях же сидеть. Слегка напрягала лишь конкуренция за красную чашку в белый горошек. Терезе она приглянулась. И вроде бы она соглашалась, что это его чашка, но все равно как бы невзначай забирала ее себе, а ему подсовывала другую. Вот и сейчас она подала ему белую чашку в красный горошек.
– Это не моя, – сказал он.
Тереза кисло перелила чай в его чашку и подвинула ему.
– У нас женщин играют женщины. – Она налила себе – как любила, погорячее и покрепче – в освобожденную белую чашку с красным горошком. Села на диван рядом, закинув ногу за ногу.
Ильтен удрученно скосил глаз. Была бы в юбке, часть ноги при этом движении прелестно обнажилась бы. Как отговорить ее носить брюки?
Директор завода в многосерийной производственной эпопее начал оказывать недвусмысленные знаки внимания молодому инженеру.
– Тьфу! – плюнула Тереза. – Как ты можешь это смотреть?
– Почему нет? Хороший фильм. Все, как в жизни.
– С тобой тоже такое было в жизни? – возмутилась она. – Ах ты!..
Тереза рассерженно грохнула чашкой по блюдцу, разбив ее, и отвернулась, насупившись. Не то чтобы у нее не было слов. Слова были, но все, как на подбор, нецензурные. Как-то она уронила при Ильтене парочку из них, так он вцепился, как клещ, допытываясь, что они означают. А потом еще и повторил. Экспрессия ему, видите ли, понравились. Получил в лоб за экспрессию, но Тереза решила, что лучше уж впредь не подавать дурной пример.
Выходит, этот негодяй еще больший развратник, чем она думала! Казалось бы – больше некуда, ан есть. Что за нравы в этом чертовом Тикви!
Левая половина мозга подсказывала: увы, единственно возможные. Когда в стране одна женщина на восемьдесят мужиков, иначе никак. Почему у тиквийцев рождаются одни мальчики, за крайне редким исключением? Это же неестественно, биологический тупик какой-то, раса не в состоянии воспроизводиться без притока извне. Мальчики вырастают, природа требует любви, и выбирать им особо не из чего… Бог судья этим долбанутым тиквийцам, пусть делают, что хотят. Но Ильтен! Ильтен не должен был, и все тут!
Ильтен тяжело вздохнул. Он очень огорчался, когда Тереза вдруг обижалась ни с того, ни с сего. Ну вот что он сделал? Ровным счетом ничего.
– Послушай, да ладно тебе…
Тереза уперто молчала, повернувшись к нему затылком.
– Ну, не дуйся!
Пусть бы уж ругалась, к этому он привык, только не поворачивалась спиной. Он нерешительно дотронулся до ее плеча. Игнорирует.
– Тереза…
Ну, как с ней поступить? Обнять? Башку проломит, чего доброго. Хотя обнять очень хотелось бы. Совсем близко – завитки не отросших еще бархатистых волос, плавный изгиб щеки и манящая застежка на спине. Уже в который раз он испытал странное чувство зависти к ее гипотетическому мужу – чувство, характерное лишь для людей его профессии. Дурацкое чувство, надо его давить. Будь она обычной женщиной, он постарался бы поскорее выдать ее замуж: с глаз долой – из сердца вон. А тут… Кранты, да и только.
Может, положить этому конец, пока не поздно? Найти ей мужа в обход программы. Не того, кто хотел бы такую, а такого, которого хотела бы она.
– Тереза, – промолвил он, – скажи, какого мужчину ты пожелала бы видеть своим мужем?
Терезе не хотелось поворачиваться. Так уютно было сидеть в сумерках на мягком диване, слушая, как бубнит телевизор. Рука Ильтена согревала плечо, озябшее от холодка, идущего из незакрытого окна. Гад, конечно, но так приятно. Если бы он положил ей руку на второе плечо, было бы еще теплее и уютнее. Она даже не стала бы его бить. Наверное. Если бы он этим ограничился.
Нет, он не прикоснулся к ней правой рукой. Напротив, убрал и левую. И задал совершенно бестактный вопрос – какие мужики ей нравятся!
Она развернулась и резко отпихнула его. Он слетел с дивана, охнув.
– Какой мне нужен мужик? Наименее похожий на тебя, чертова дубина! Убери от меня свои лапы и отвали лесом!
Слава богу, поездки и перелеты в пределах планеты женщине не запрещаются. Не сказать, чтобы одобряются: на Терезу, затребовавшую в гостинице одноместный номер, посматривали косо. Но не оттого, что она нарушает какие-нибудь правила, а из искреннего беспокойства. Гостиница – проходной двор, люди здесь останавливаются разные, и для кого-то женщина, путешествующая в одиночку, вдали от дома и от мужа – лакомый кусок. Того гляди, обойдутся неподобающе с чужой женой или вовсе украдут. А виноваты будут менеджеры, на чьей территории это случилось. Потому – нет худа без добра – коситься администрация косилась, но обеспечила ей надежную охрану и проводника. Правда – не бывает и добра без худа – за них пришлось изрядно доплатить.
Багаж Терезы состоял из саквояжа и большого чемодана на колесиках. В саквояже находился цилиндр излучателя в сложенном виде, в чемодане – энергоустановка, которой предстояло его питать. Странновато, однако не запрещено, Тереза специально выяснила это в транспортной компании. Она хорошо запомнила, что говорил Ильтен. Пусть он и дерево в некоторых отношениях, но в данном случае он прав. Ей нельзя привлекать внимание демонстративным нарушением законов, правил и обычаев.
Внимательно изучив карты Т1, Тереза выбрала шесть точек. Ширина планеты максимальна на экваторе, но, подумав, Тереза отказалась от экваториального расположения излучателей: ведь в таком разе центральный приемник придется тащить на полюс. Прикидывая так и этак, она наконец нашла оптимальную окружность на поверхности Т1, в которую можно вписать пентаграмму так, чтобы все пять углов и точка приемника попали на доступные участки суши. Сооружать платформы в океане ей никто не даст, а экспедиция на один из полюсов, в безжизненную пустыню или на склон вулкана накладна, опасна и непременно вызовет вопросы у соответствующего подразделения службы охраны безопасности.
Предупреждать Ильтена об отъезде она не стала. Не хватало еще, чтобы ему пришло в голову, будто она спрашивает у него разрешения! Она написала записку, что едет на море, и оставила на кухонном столе.
Первая точка легла на морское побережье. Мыс, заливаемый водой в прилив. Не слишком удобно, но вполне реально. К счастью, мыс располагался вне пляжной зоны, и курортники не мешали. Да и ее стремление проводить время за пределами пляжа, поначалу вызвавшее у окружающих удивление: зачем же еще она приехала на курорт? – вскоре обрело понимание: в самом деле, не будет ведь одинокая женщина купаться и загорать на жадных глазах мужчин. Охранники и проводник не в счет, такая уж работа у людей. Тереза действительно купалась: не упускать же случай, раз прибыла на море. А загорала во время установки и отладки излучателя. Ее сопровождающие диву давались: что же это такое? Метеорологический зонд, сказала она. Это мое хобби. Оно напоминает мне о родине. Охранники и проводник покивали. Родина – святое. Женщине никогда не вернуться на родину, но помнить о ней и тешить ностальгию не возбраняется.
Погода благоприятствовала, отливы были долгими, и Тереза справилась с задачей даже раньше, чем подошел срок улетать. Еще раз искупалась, а остаток времени скоротала в местном интернет-кафе, выбирая и заказывая материалы для нового излучателя и энергоустановки.
Возвращение не задалось. Аккурат с утра Рино Ильтен зашел на банковский сайт, чтобы отследить состояние своего счета. И едва не поседел.
– Куда ты деваешь деньги? – предъявил он претензию с порога.
– Что такое? – возмутилась Тереза. – Я уже не имею права съездить на курорт?
– Ни один курорт столько не стоит! – Он швырнул на стол лист с распечаткой. – Что это, зохен тебя побери? Какие-то зохеновы пластины, иридий-палладий, я даже слов таких не знаю! Что это за мутота?
– Это мое хобби! – ощетинилась Тереза.
– Оно слишком дорого мне обходится! Не смей делать такие дорогие покупки, не спросив меня.
– Нечего мне указывать! – Тереза дернула плечом. – Я не виновата, что застряла в вашем проклятом Тикви. И я не намерена в чем-то себя ограничивать.
– Я, конечно, получаю немало. – Ильтен с трудом сдерживался. – Но это еще не значит, что ты можешь швыряться моими деньгами направо и налево.
Он уже уступил ей во многом. Однако денежный вопрос был наиболее близок его сердцу. Ильтен любил деньги. И очень не любил, когда с ними обращались нерачительно. Ну ладно бы на наряды без малого двадцать тысяч потратила или на косметические процедуры, он бы понял. Но на какую-то непроизносимую ерунду?!
