– Ты его знаешь? – Тереза подняла бровь.
– Разумеется, нет. А должна?
– Рино был диспетчером Брачной Компании.
Бабка засмеялась.
– Последний раз я выходила замуж, когда он еще не родился. Трех диспетчеров повидала, между прочим, один другого краше и обходительнее. Небось, померли уж все. Извините, господин Ильтен, что так говорю. А с вами все ясно: раз она Ильтен, то и вы тоже.
Любопытно, что бы она сказала, если бы вместо Ильтена с Терезой поехал Маэдо?
Сидели они недолго. Алисанта чувствовала, что хозяевам не до гостей, не то настроение. Однако на настроение она как раз повлияла. Просто своим появлением отвлекла немного от горя, Тереза заинтересовалась новой знакомой, не слишком похожей на тот образ женщины, который сложился у нее по рассказам Ильтена и отношению окружающих.
– Рино, почему ты никогда не говорил о том, что происходит с женщинами в старости? – спросила она, когда Алисанта ушла.
Он развел руками.
– Ну откуда мне знать, что с ними случается в старости? Я был специалистом по невестам, если помнишь. По женщинам, которых можно выдать замуж. Бабушки до меня не доходили.
– А ты, кроме работы, ничем не интересуешься? – окрысилась Тереза. – В вакууме живешь?
– Послушай, Тереза, много ты у нас старух видела? Какой повод интересоваться тем, чего как бы и нет? Они, небось, по улицам не шастают, как заведенные, живут тихонько при детях или внуках. Или со столь же пожилыми мужиками, просто чтобы не в одиночку. Наверняка у многих со здоровьем беда, вообще носа из квартиры не кажут.
– Ладно, посторонних старух ты не замечаешь и не хочешь замечать. А твоя мать? Что с ней?
Он беспомощно пожал плечами.
– Я не знаю.
– Что значит «не знаю»? – взорвалась Тереза. – Как это можно не знать?
– Тереза, ну о чем ты? – проговорил он печально. – Я был еще маленьким, когда ее забрали. У отца не хватило средств… Я плакал тогда, не понимал, почему так. Сейчас я ее почти не помню. Если даже увижу – не уверен, что узнаю.
– Вот дерьмо! – припечатала Тереза. Не Ильтена, впрочем – его только пожалеть остается, – а систему в целом.
– Неизвестно даже, жива ли она, – добавил Ильтен. – Она не была юной девушкой – сам не помню, отец так говорил. Одно имя осталось – Вера.
Тереза моргнула от неожиданности. Имя показалось почти родным. Земным. Конечно, лишь совпадение: мало ли двусложных имен красиво звучат на разных языках? О Земле в Тикви не слышали.
– Родится у нас дочь – назовем Верой, – решила Тереза.
Ильтен издал нервный смешок.
– Еще одна дочь? Абсолютно невероятно.
– Что ты понимаешь в теории вероятности? – махнула рукой Тереза. – К чему здесь это твое «еще одна»? У меня может быть хоть тридцать пять дочерей. – Ну, это она погорячилась, естественно, ее и тринадцать сыновей Алисанты слегка ошарашили. – Вопрос в том, сколько их у тебя. Пол ребенка определяет мужчина.
Ильтен скорчил гримасу. Вот так откровение! Будь иначе, в Тикви давно уже было бы полно девочек.
– Элеонора – не твоя дочка, она не может считаться. И даже, строго говоря, не Эрвина. Она родилась девочкой только потому, что была ей в прошлой жизни. Шансы все те же. Небольшие, но…
Тереза опять вспомнила о тринадцати сыновьях Алисанты и передернулась: нет, мать-героиня – абсолютно не ее амплуа. Пытаться раз за разом родить девочку глупо, ее терпение лопнет на втором-третьем ребенке. Однако ведь может и повезти?
На следующий день Тереза отвела Ильтена к могиле. Капал холодный дождь, словно темно-серое небо плакало. Было неуютно.
– Вот зачем сама копала? – упрекнул ее Ильтен. – Надо было позвать меня.
– Я не сама, – возразила она. – Почти все сделала Алисанта.
– Алисанте бы тоже лопатой не махать, – проворчал он. – Все-таки возраст…
На самом деле Ильтен ощутил облегчение, узнав, что обошлись без него. Очень уж плохо он вчера себя чувствовал.
Они постояли еще немного у холмика под дождем, завернувшись в плащи. Потом пошли обратно, хлюпая по лужам. В дом, пить чай и грустить…
Тереза вдруг поняла, что не выдержит больше этого минора. Вчера пришла Алисанта, и он стал не таким невыносимым. Так, может…
– Рино, а пойдем в гости к Алисанте, – предложила она.
– К господину Калле, – вяло поправил он.
– Да какая разница?
– И приходить в гости без приглашения неприлично, – напомнил он.
– Ну, как хочешь. А мне плевать. – Она тряхнула головой, и капли полетели с капюшона в стороны. – Пойду, развеюсь.
Ильтен, поразмыслив, передумал возражать. Вряд ли старик Калле будет пенять Терезе за вторжение, он ее привечает. Да и Алисанта эта – явно одного поля ягода с Терезой.
Забор дома номер 10 давно не подновляли. Тереза толкнула скрипучую деревянную калитку, висящую в петлях на мокрых столбиках, прошла по влажной тропинке, подсыпанной толченым кирпичом, через заросший двор и постучала в дверь. Раздалось шарканье, и дверь отворилась. Дед Калле в толстом свитере и мохнатых тапочках щурился, силясь разглядеть гостью.
– Ты кто? – спросил он дребезжащим голоском. – Смерть?
У Калле, похоже, со зрением стало совсем плохо, распознал лишь темный силуэт в плаще с капюшоном. И кого он еще мог ждать? Только ее. Он ведь не звал гостей. Правильно сказал Ильтен, нехорошо являться без приглашения.
– Это я, Ильтен, – смущенно произнесла Тереза.
Дед засмущался еще сильнее.
– Ох… Проходите, госпожа Ильтен.
Алисанта ставила какую-то кастрюлю на застеленный белой скатертью стол. Обернулась, улыбнулась:
– Садись, Тереза. Агиро говорил, ты вкусно готовишь. К сожалению, я – не очень. Не мое это. Но авось не отравишься.
В доме было тепло, гораздо теплее, чем у Ильтенов. Кровь плохо греет стариков, приходится согреваться извне. Вообще-то Тереза предпочитала умеренную прохладу, но в состоянии морального и физического истощения тепло было приятно. Повесив мокрый плащ обтекать в прихожей, Тереза села к столу и запустила ложку в крупяное варево. Самокритика Алисанты имела под собой основания: блюдо могло бы быть чуть менее соленым и более рассыпчатым. Но в своем военном прошлом Терезе приходилось питаться и похуже. Эта каша была по крайней мере свежей и горячей. И к ней прилагался горячий компот.
– Так уж вышло, – философски произнесла старуха, накладывая кашу деду Калле. – В молодости готовить не училась, были другие интересы, а тут, в Тикви, и учиться незачем: кругом РЦП. Кроме таких вот забытых цивилизацией мест – никогда бы не подумала, что полюблю их, прежде меня раздражала дикость и неустроенность.
– А мне такие места всегда были по душе, – заметила Тереза.
Бабка засмеялась.
– Агиро говорит, ты странная. Любишь охоту и рыбалку, готовишь на углях, ходишь в лес за грибами. Не страшно? И суешь всюду нос. Это не плохо, нет. Просто удивительно. Здешние женщины обычно не охотой интересуются, а нарядами и детскими какашками.
– Непохоже, чтобы тебя волновали наряды, – парировала Тереза, выразительно глядя на простое зеленое платье хозяйки. – Уж не знаю насчет какашек.
– Как ты сюда попала? – спросила Алисанта.
– Случайно, – буркнула Тереза.
Ту схватку с поставщиками, стоившую жизни одному из них и трем сопровождавшим Терезу бойцам, а ей – пяти ран и свободы, она до сих пор воспринимала как поражение в ее личной войне с Союзом Тикви.
– Меня не спрашивали, хочу ли я сюда. Убили солдат, что были со мной, помешали мне выполнить задание. Тяжело ранили… Ну, я им тоже наваляла порядочно. Но они все-таки привезли меня на Т1.
– Ты сражалась на войне?
– Не то чтобы сражалась… Я связист вообще-то. И по лесам помоталась, и по болотам. И такую кашку, – она доела последнюю ложку и отставила тарелку, – мы за деликатес считали. Потому что зачастую не было ни времени, ни сил что-то готовить. Даже если имелись огонь и припасы – что тоже не всегда.
Ниаеннка кивнула.
– Не бывала на войне, но могу себе представить.
Тереза могла бы с этим поспорить. Кто не бывал на войне, тому не объяснишь, как оно. Либо у слушателя создается превратное романтическое представление, либо он решительно отказывается понимать, почему кто-то выбирает войну своей профессией.
– Зато теперь я лучше понимаю, почему ты не испугалась неприкаянной души. Здешние, увидев привидение издалека, описались бы, а ближе ни в жисть не подошли, – презрительно отозвалась Алисанта. – Агиро рассказывал, о доме из-за этого дурная слава шла, все старались обходить за лонг. И когда хозяин помер, никто не хотел его купить.
Она сняла с плитки еще одну кастрюлю.
– Горячее вино с пряностями. Будешь?
Я же кормлю грудью, хотела было возразить Тереза, но осеклась. Некого больше кормить. И надо что-то делать с прибывающим молоком, пока железы не воспалились.
– Буду.
Бабка налила ей, себе и тихому молчаливому Калле.
– Почему ты решила помочь призраку, Тереза?
– Ну… – Она отпила вино; кашка и компот были так себе, но глинтвейн у Алисанты получился отменный: сразу виден большой опыт и вложенная душа. – Мне было ясно, что Элеонора страдает. Ее замучили тут, в подвале моего дома.
– Как ты догадалась? Она ведь не могла тебе рассказать.
– Здесь орудовал маньяк. В зимнюю пору, когда в поселке никого нет, ему притаскивали женщин. Он их пытал и насиловал, и в конце концов убивал каким-нибудь нехорошим способом. – Тереза сглотнула. Ее собственная жизнь висела на волоске, когда маньяк затащил ее, связанную, в подвал. Как ей удалось не поддаться панике? Должно быть, удар по голове отключил эмоции. – Примерно год назад я избила его и зарезала его собственным ножом, которым он собирался разделать меня.
Как-то быстро кончилось вино в кружке. Алисанта, не дожидаясь просьбы, налила еще.
– Я знала, что Элеоноре плохо, но не понимала, как нужно поступить, чтобы избавить ее от страданий. А потом Рино обмолвился, что есть ритуал. Когда-то он пытался его провести для одной девушки, но не удалось, а вот у безопасников получилось. И я спросила у Эрвина…
– А это еще кто? – наморщила лоб старуха.
– Один мужчина. – Она не стала вдаваться в подробности, но уже невольно сказала главное, назвав его по имени. – Офицер службы охраны безопасности. Он разузнал по своим каналам и добыл полное описание ритуала. И согласился… провести его вместе со мной.
– Вот как. – Алисанта понимающе наклонила голову. – Представь меня ему, если доведется увидеться. Хочу поблагодарить. Для нас нет участи страшнее, чем остаться неприкаянным призраком, не имея шанса на новый цикл бытия. Разве что… Хуже только быть принесенной в жертву и лишиться души навсегда.
Ниаеннка подняла глаза от кружки.
– Говоришь, тебя занесло сюда случайно. А я приехала сама, купив билет на рейсовый корабль. Уже в зрелом возрасте, и это было обдуманным решением. В молодости я сделала неплохую карьеру, стала главой области, а потом допустила ошибку. Большой и нехороший прокол, но, клянусь небом, в нем не было моего умысла. Только виновата ли, нет ли – наказание неотвратимо и сурово. Меня должны были принести в жертву в Священной Роще областного центра. Ради успеха нового главы и в назидание неудачникам. Мне оставались считанные дни. Но я не хотела терять душу. Если бы это действительно нужно было для страны – другое дело. Полжизни я служила государству верой и правдой. Но принять полное небытие и забвение ради чужого благоденствия, просто потому, что ошиблась? Да гори это государство огнем! Я спешно стала рассылать в разные места просьбы о политическом убежище, одновременно разводясь с мужем, чтобы его не принесли в жертву вместо супруги в случае моего побега. И с каждым ответом мое отчаяние возрастало. Ни одна страна не решалась гарантировать, что откажет властям Ниаенне, если те потребуют моей выдачи. Тогда я купила билет на Т1. Уезжая, я боялась одного – что сын осудит меня. Скажет, мол, бросаю его, бросаю отца… Но он все понял, хоть и был еще мальчишкой. Обнял меня на прощание и сказал: мамочка, главное, чтобы ты была жива и счастлива. Или даже просто жива, надеясь на лучшее в следующей жизни. А за нас не беспокойся.
Она смахнула слезу и наконец улыбнулась, словно обозначая, что трагическая часть рассказа закончилась.
– Прямо в космопорту Т1 я написала заявление на гражданство Союза Тикви. Потом, когда я уже жила у диспетчера и ждала своего нового мужа, мне сообщили, что представители Ниаенне потребовали меня депортировать. Официальный ответ гласил, что гражданки Тикви не покидают территорию страны. А неофициальная приписка – что попытка похитить гражданку Тикви может явиться поводом к войне. Что делать, моя прежняя родина утерлась, и меня это абсолютно не коробит. Сколько сил я ей отдала, сколько нервов, а она со мной вон как… Пришла пора забыть о ней и начать выплачивать долг стране, которая меня защитила. Это было нетрудно. Я больше не выкладывалась на службе, не переживала за дело и за чужих людей. Я стала жить для себя, для мужей и детей. В этом есть своя прелесть. Мы никогда не были так близки с моим первым мужем, как с любым из здешних – мне банально не хватало на него времени.
– И ты их любила? – недоверчиво спросила Тереза. – Этих мужей, которых подбирала тебе программа? Вот прямо всех?
– Разумеется. Я их уважала, старалась сделать счастливыми, заботилась о них. Все они были хорошими людьми, ни в чем мне не отказывали.
– Разве это любовь? – Тереза дернула плечом.
– Тереза, я уж не девочкой была, когда сюда приехала. Первые влюбленности, больше похожие на вирусные заболевания, вместе с гормональными бурями остались далеко позади. Доживешь до моего возраста – поймешь.
– А сколько тебе? – полюбопытствовала Тереза, нерешительно оглянувшись на деда Калле: а вдруг Алисанта не хочет при нем говорить об этом?
– Сто пятьдесят четыре, – безмятежно ответила старуха.
– Блин, – только и выдавила Тереза. – Смеешься? Я не доживу.
– Скорее всего, нет, – согласилась Алисанта. – Мы, ниаеннцы, живем долго. И умираем внезапно, когда приходит пора. – Она примолкла, задумавшись; встрепенулась, вновь посмотрела на Терезу. – Но ты, конечно, повзрослеешь раньше. Как только вырастет твой первый ребенок.
Тереза нахохлилась.
– Мой первый ребенок уже никогда не вырастет.
Бабка перегнулась через стол и сочувственно погладила Терезу по волосам костлявой, но не по-старчески уверенной рукой:
– Не печалься, девочка. Не думай об Элеоноре как о своей. Это просто пострадавшая женщина, которую ты спасла. С ней теперь все будет хорошо. Надо радоваться за нее, а не терзать себя депрессивными мыслями. Иди к своему мужу, и делайте с ним собственного ребенка, пока не получится.
Ильтены провели на даче еще несколько дней. Заходила Алисанта, а в те дни, когда нет, они, в свою очередь, приходили в гости в дом номер 10.
Тереза много думала над судьбой ниаеннки. Быть у власти, пусть и не на самом верху, иметь все – и потерять в один момент из-за дурацкой ошибки… И не опустить руки после этого, увернуться от, казалось бы, неминуемой гибели и найти в себе силы начать новую жизнь. Необычную жизнь для карьеристки и руководительницы – семья, дети… А она, Тереза, смогла бы вот так все бросить? Оставить мужа, ребенка и родину? С другой стороны, альтернатива внушала оторопь. Тереза с детства читала в книгах о жертвоприношениях, но как-то не принимала всерьез. Какая в глобальном масштабе разница, как умереть? Смерть есть смерть. Естественно, мучительная хуже легкой, но конец один.
– Разумеется, нет. А должна?
– Рино был диспетчером Брачной Компании.
Бабка засмеялась.
– Последний раз я выходила замуж, когда он еще не родился. Трех диспетчеров повидала, между прочим, один другого краше и обходительнее. Небось, померли уж все. Извините, господин Ильтен, что так говорю. А с вами все ясно: раз она Ильтен, то и вы тоже.
Любопытно, что бы она сказала, если бы вместо Ильтена с Терезой поехал Маэдо?
Сидели они недолго. Алисанта чувствовала, что хозяевам не до гостей, не то настроение. Однако на настроение она как раз повлияла. Просто своим появлением отвлекла немного от горя, Тереза заинтересовалась новой знакомой, не слишком похожей на тот образ женщины, который сложился у нее по рассказам Ильтена и отношению окружающих.
– Рино, почему ты никогда не говорил о том, что происходит с женщинами в старости? – спросила она, когда Алисанта ушла.
Он развел руками.
– Ну откуда мне знать, что с ними случается в старости? Я был специалистом по невестам, если помнишь. По женщинам, которых можно выдать замуж. Бабушки до меня не доходили.
– А ты, кроме работы, ничем не интересуешься? – окрысилась Тереза. – В вакууме живешь?
– Послушай, Тереза, много ты у нас старух видела? Какой повод интересоваться тем, чего как бы и нет? Они, небось, по улицам не шастают, как заведенные, живут тихонько при детях или внуках. Или со столь же пожилыми мужиками, просто чтобы не в одиночку. Наверняка у многих со здоровьем беда, вообще носа из квартиры не кажут.
– Ладно, посторонних старух ты не замечаешь и не хочешь замечать. А твоя мать? Что с ней?
Он беспомощно пожал плечами.
– Я не знаю.
– Что значит «не знаю»? – взорвалась Тереза. – Как это можно не знать?
– Тереза, ну о чем ты? – проговорил он печально. – Я был еще маленьким, когда ее забрали. У отца не хватило средств… Я плакал тогда, не понимал, почему так. Сейчас я ее почти не помню. Если даже увижу – не уверен, что узнаю.
– Вот дерьмо! – припечатала Тереза. Не Ильтена, впрочем – его только пожалеть остается, – а систему в целом.
– Неизвестно даже, жива ли она, – добавил Ильтен. – Она не была юной девушкой – сам не помню, отец так говорил. Одно имя осталось – Вера.
Тереза моргнула от неожиданности. Имя показалось почти родным. Земным. Конечно, лишь совпадение: мало ли двусложных имен красиво звучат на разных языках? О Земле в Тикви не слышали.
– Родится у нас дочь – назовем Верой, – решила Тереза.
Ильтен издал нервный смешок.
– Еще одна дочь? Абсолютно невероятно.
– Что ты понимаешь в теории вероятности? – махнула рукой Тереза. – К чему здесь это твое «еще одна»? У меня может быть хоть тридцать пять дочерей. – Ну, это она погорячилась, естественно, ее и тринадцать сыновей Алисанты слегка ошарашили. – Вопрос в том, сколько их у тебя. Пол ребенка определяет мужчина.
Ильтен скорчил гримасу. Вот так откровение! Будь иначе, в Тикви давно уже было бы полно девочек.
– Элеонора – не твоя дочка, она не может считаться. И даже, строго говоря, не Эрвина. Она родилась девочкой только потому, что была ей в прошлой жизни. Шансы все те же. Небольшие, но…
Тереза опять вспомнила о тринадцати сыновьях Алисанты и передернулась: нет, мать-героиня – абсолютно не ее амплуа. Пытаться раз за разом родить девочку глупо, ее терпение лопнет на втором-третьем ребенке. Однако ведь может и повезти?
На следующий день Тереза отвела Ильтена к могиле. Капал холодный дождь, словно темно-серое небо плакало. Было неуютно.
– Вот зачем сама копала? – упрекнул ее Ильтен. – Надо было позвать меня.
– Я не сама, – возразила она. – Почти все сделала Алисанта.
– Алисанте бы тоже лопатой не махать, – проворчал он. – Все-таки возраст…
На самом деле Ильтен ощутил облегчение, узнав, что обошлись без него. Очень уж плохо он вчера себя чувствовал.
Они постояли еще немного у холмика под дождем, завернувшись в плащи. Потом пошли обратно, хлюпая по лужам. В дом, пить чай и грустить…
Тереза вдруг поняла, что не выдержит больше этого минора. Вчера пришла Алисанта, и он стал не таким невыносимым. Так, может…
– Рино, а пойдем в гости к Алисанте, – предложила она.
– К господину Калле, – вяло поправил он.
– Да какая разница?
– И приходить в гости без приглашения неприлично, – напомнил он.
– Ну, как хочешь. А мне плевать. – Она тряхнула головой, и капли полетели с капюшона в стороны. – Пойду, развеюсь.
Ильтен, поразмыслив, передумал возражать. Вряд ли старик Калле будет пенять Терезе за вторжение, он ее привечает. Да и Алисанта эта – явно одного поля ягода с Терезой.
Забор дома номер 10 давно не подновляли. Тереза толкнула скрипучую деревянную калитку, висящую в петлях на мокрых столбиках, прошла по влажной тропинке, подсыпанной толченым кирпичом, через заросший двор и постучала в дверь. Раздалось шарканье, и дверь отворилась. Дед Калле в толстом свитере и мохнатых тапочках щурился, силясь разглядеть гостью.
– Ты кто? – спросил он дребезжащим голоском. – Смерть?
У Калле, похоже, со зрением стало совсем плохо, распознал лишь темный силуэт в плаще с капюшоном. И кого он еще мог ждать? Только ее. Он ведь не звал гостей. Правильно сказал Ильтен, нехорошо являться без приглашения.
– Это я, Ильтен, – смущенно произнесла Тереза.
Дед засмущался еще сильнее.
– Ох… Проходите, госпожа Ильтен.
Алисанта ставила какую-то кастрюлю на застеленный белой скатертью стол. Обернулась, улыбнулась:
– Садись, Тереза. Агиро говорил, ты вкусно готовишь. К сожалению, я – не очень. Не мое это. Но авось не отравишься.
В доме было тепло, гораздо теплее, чем у Ильтенов. Кровь плохо греет стариков, приходится согреваться извне. Вообще-то Тереза предпочитала умеренную прохладу, но в состоянии морального и физического истощения тепло было приятно. Повесив мокрый плащ обтекать в прихожей, Тереза села к столу и запустила ложку в крупяное варево. Самокритика Алисанты имела под собой основания: блюдо могло бы быть чуть менее соленым и более рассыпчатым. Но в своем военном прошлом Терезе приходилось питаться и похуже. Эта каша была по крайней мере свежей и горячей. И к ней прилагался горячий компот.
– Так уж вышло, – философски произнесла старуха, накладывая кашу деду Калле. – В молодости готовить не училась, были другие интересы, а тут, в Тикви, и учиться незачем: кругом РЦП. Кроме таких вот забытых цивилизацией мест – никогда бы не подумала, что полюблю их, прежде меня раздражала дикость и неустроенность.
– А мне такие места всегда были по душе, – заметила Тереза.
Бабка засмеялась.
– Агиро говорит, ты странная. Любишь охоту и рыбалку, готовишь на углях, ходишь в лес за грибами. Не страшно? И суешь всюду нос. Это не плохо, нет. Просто удивительно. Здешние женщины обычно не охотой интересуются, а нарядами и детскими какашками.
– Непохоже, чтобы тебя волновали наряды, – парировала Тереза, выразительно глядя на простое зеленое платье хозяйки. – Уж не знаю насчет какашек.
– Как ты сюда попала? – спросила Алисанта.
– Случайно, – буркнула Тереза.
Ту схватку с поставщиками, стоившую жизни одному из них и трем сопровождавшим Терезу бойцам, а ей – пяти ран и свободы, она до сих пор воспринимала как поражение в ее личной войне с Союзом Тикви.
– Меня не спрашивали, хочу ли я сюда. Убили солдат, что были со мной, помешали мне выполнить задание. Тяжело ранили… Ну, я им тоже наваляла порядочно. Но они все-таки привезли меня на Т1.
– Ты сражалась на войне?
– Не то чтобы сражалась… Я связист вообще-то. И по лесам помоталась, и по болотам. И такую кашку, – она доела последнюю ложку и отставила тарелку, – мы за деликатес считали. Потому что зачастую не было ни времени, ни сил что-то готовить. Даже если имелись огонь и припасы – что тоже не всегда.
Ниаеннка кивнула.
– Не бывала на войне, но могу себе представить.
Тереза могла бы с этим поспорить. Кто не бывал на войне, тому не объяснишь, как оно. Либо у слушателя создается превратное романтическое представление, либо он решительно отказывается понимать, почему кто-то выбирает войну своей профессией.
– Зато теперь я лучше понимаю, почему ты не испугалась неприкаянной души. Здешние, увидев привидение издалека, описались бы, а ближе ни в жисть не подошли, – презрительно отозвалась Алисанта. – Агиро рассказывал, о доме из-за этого дурная слава шла, все старались обходить за лонг. И когда хозяин помер, никто не хотел его купить.
Она сняла с плитки еще одну кастрюлю.
– Горячее вино с пряностями. Будешь?
Я же кормлю грудью, хотела было возразить Тереза, но осеклась. Некого больше кормить. И надо что-то делать с прибывающим молоком, пока железы не воспалились.
– Буду.
Бабка налила ей, себе и тихому молчаливому Калле.
– Почему ты решила помочь призраку, Тереза?
– Ну… – Она отпила вино; кашка и компот были так себе, но глинтвейн у Алисанты получился отменный: сразу виден большой опыт и вложенная душа. – Мне было ясно, что Элеонора страдает. Ее замучили тут, в подвале моего дома.
– Как ты догадалась? Она ведь не могла тебе рассказать.
– Здесь орудовал маньяк. В зимнюю пору, когда в поселке никого нет, ему притаскивали женщин. Он их пытал и насиловал, и в конце концов убивал каким-нибудь нехорошим способом. – Тереза сглотнула. Ее собственная жизнь висела на волоске, когда маньяк затащил ее, связанную, в подвал. Как ей удалось не поддаться панике? Должно быть, удар по голове отключил эмоции. – Примерно год назад я избила его и зарезала его собственным ножом, которым он собирался разделать меня.
Как-то быстро кончилось вино в кружке. Алисанта, не дожидаясь просьбы, налила еще.
– Я знала, что Элеоноре плохо, но не понимала, как нужно поступить, чтобы избавить ее от страданий. А потом Рино обмолвился, что есть ритуал. Когда-то он пытался его провести для одной девушки, но не удалось, а вот у безопасников получилось. И я спросила у Эрвина…
– А это еще кто? – наморщила лоб старуха.
– Один мужчина. – Она не стала вдаваться в подробности, но уже невольно сказала главное, назвав его по имени. – Офицер службы охраны безопасности. Он разузнал по своим каналам и добыл полное описание ритуала. И согласился… провести его вместе со мной.
– Вот как. – Алисанта понимающе наклонила голову. – Представь меня ему, если доведется увидеться. Хочу поблагодарить. Для нас нет участи страшнее, чем остаться неприкаянным призраком, не имея шанса на новый цикл бытия. Разве что… Хуже только быть принесенной в жертву и лишиться души навсегда.
Ниаеннка подняла глаза от кружки.
– Говоришь, тебя занесло сюда случайно. А я приехала сама, купив билет на рейсовый корабль. Уже в зрелом возрасте, и это было обдуманным решением. В молодости я сделала неплохую карьеру, стала главой области, а потом допустила ошибку. Большой и нехороший прокол, но, клянусь небом, в нем не было моего умысла. Только виновата ли, нет ли – наказание неотвратимо и сурово. Меня должны были принести в жертву в Священной Роще областного центра. Ради успеха нового главы и в назидание неудачникам. Мне оставались считанные дни. Но я не хотела терять душу. Если бы это действительно нужно было для страны – другое дело. Полжизни я служила государству верой и правдой. Но принять полное небытие и забвение ради чужого благоденствия, просто потому, что ошиблась? Да гори это государство огнем! Я спешно стала рассылать в разные места просьбы о политическом убежище, одновременно разводясь с мужем, чтобы его не принесли в жертву вместо супруги в случае моего побега. И с каждым ответом мое отчаяние возрастало. Ни одна страна не решалась гарантировать, что откажет властям Ниаенне, если те потребуют моей выдачи. Тогда я купила билет на Т1. Уезжая, я боялась одного – что сын осудит меня. Скажет, мол, бросаю его, бросаю отца… Но он все понял, хоть и был еще мальчишкой. Обнял меня на прощание и сказал: мамочка, главное, чтобы ты была жива и счастлива. Или даже просто жива, надеясь на лучшее в следующей жизни. А за нас не беспокойся.
Она смахнула слезу и наконец улыбнулась, словно обозначая, что трагическая часть рассказа закончилась.
– Прямо в космопорту Т1 я написала заявление на гражданство Союза Тикви. Потом, когда я уже жила у диспетчера и ждала своего нового мужа, мне сообщили, что представители Ниаенне потребовали меня депортировать. Официальный ответ гласил, что гражданки Тикви не покидают территорию страны. А неофициальная приписка – что попытка похитить гражданку Тикви может явиться поводом к войне. Что делать, моя прежняя родина утерлась, и меня это абсолютно не коробит. Сколько сил я ей отдала, сколько нервов, а она со мной вон как… Пришла пора забыть о ней и начать выплачивать долг стране, которая меня защитила. Это было нетрудно. Я больше не выкладывалась на службе, не переживала за дело и за чужих людей. Я стала жить для себя, для мужей и детей. В этом есть своя прелесть. Мы никогда не были так близки с моим первым мужем, как с любым из здешних – мне банально не хватало на него времени.
– И ты их любила? – недоверчиво спросила Тереза. – Этих мужей, которых подбирала тебе программа? Вот прямо всех?
– Разумеется. Я их уважала, старалась сделать счастливыми, заботилась о них. Все они были хорошими людьми, ни в чем мне не отказывали.
– Разве это любовь? – Тереза дернула плечом.
– Тереза, я уж не девочкой была, когда сюда приехала. Первые влюбленности, больше похожие на вирусные заболевания, вместе с гормональными бурями остались далеко позади. Доживешь до моего возраста – поймешь.
– А сколько тебе? – полюбопытствовала Тереза, нерешительно оглянувшись на деда Калле: а вдруг Алисанта не хочет при нем говорить об этом?
– Сто пятьдесят четыре, – безмятежно ответила старуха.
– Блин, – только и выдавила Тереза. – Смеешься? Я не доживу.
– Скорее всего, нет, – согласилась Алисанта. – Мы, ниаеннцы, живем долго. И умираем внезапно, когда приходит пора. – Она примолкла, задумавшись; встрепенулась, вновь посмотрела на Терезу. – Но ты, конечно, повзрослеешь раньше. Как только вырастет твой первый ребенок.
Тереза нахохлилась.
– Мой первый ребенок уже никогда не вырастет.
Бабка перегнулась через стол и сочувственно погладила Терезу по волосам костлявой, но не по-старчески уверенной рукой:
– Не печалься, девочка. Не думай об Элеоноре как о своей. Это просто пострадавшая женщина, которую ты спасла. С ней теперь все будет хорошо. Надо радоваться за нее, а не терзать себя депрессивными мыслями. Иди к своему мужу, и делайте с ним собственного ребенка, пока не получится.
Ильтены провели на даче еще несколько дней. Заходила Алисанта, а в те дни, когда нет, они, в свою очередь, приходили в гости в дом номер 10.
Тереза много думала над судьбой ниаеннки. Быть у власти, пусть и не на самом верху, иметь все – и потерять в один момент из-за дурацкой ошибки… И не опустить руки после этого, увернуться от, казалось бы, неминуемой гибели и найти в себе силы начать новую жизнь. Необычную жизнь для карьеристки и руководительницы – семья, дети… А она, Тереза, смогла бы вот так все бросить? Оставить мужа, ребенка и родину? С другой стороны, альтернатива внушала оторопь. Тереза с детства читала в книгах о жертвоприношениях, но как-то не принимала всерьез. Какая в глобальном масштабе разница, как умереть? Смерть есть смерть. Естественно, мучительная хуже легкой, но конец один.
