В каждом шаге ощущалась безысходность, но в том же мгновении возникал свет надежды. Что-то внутри продолжало бороться, стремясь вырваться из этой бездны, где мечты угасают, а жизнь движется в бесконечном круговороте.
Утро, нехотя, но наступило, и настало время узнать о распределительном центре. Я оказалась права в своих ночных размышлениях.
По-простому, работный дом, был двухэтажным, но по всей видимости, второй этаж, это жилая часть, где обитают местные работники. На первом этаже располагались приемная и два кабинета, в одном заседало начальство, в другом трудился его секретарь. Убранство дома было натуральной классикой, однако, безвременно устаревшей. Здесь не было резьбы на дереве, занавески и текстиль выглядели просто, без вышивки, из грубых материалов. Вместо шкафов — полки, вместо стульев — табуретки. Всё было просто, слишком просто. Это внушало тревогу, чем хуже развитие, тем уже шансы на достойное существование.
К секретарю я попала почти сразу после открытия. Не найдя других желающих, я терпела на себе его недовольный взгляд и выслушала предлагаемые варианты: в богатые дома я не годилась, прачек своих было предостаточно, а для полей было еще слишком рано.
С полями здесь дела обстоят следующим образом. Вся земля в округе, принадлежит местному барону. Он сажает и собирает урожай — точнее, это делают его работники. Весной нанимает людей для посадки, а осенью — для сбора плодов труда. В промежутках все надеются на благосклонность дождя и солнца.
Мне предложили несколько вариантов: шахту, придорожную таверну или скотный двор. Я выбрала последнее. Уборка навоза трудна, но не требует особых умений. И, к тому же, грязная работа отвлекает от ненужных взглядов. Я все еще лелеяла опасения насчет отношения к переселенцам. Мне предстояло узнать, каковы правила жизни здесь, что можно и чего нельзя делать в роли женщины. Но это — вопросы будущего. Сейчас главное — заработать на кусок хлеба.
Кстати, пока я находилась в кабинете, мое внимание привлекли светильники. Это точно не свечи и не электричество, но шарик, словно по волшебству, парит над подставками, нежно светясь. Магия? Волшебные камни? Как же недостаточно я знаю! Почему не оставили мне память от прошлой души?
Более того, я приняла важное решение. Если, если! Мне удастся найти работу, я не оставлю Раду. Ничего, как-нибудь выкручусь. Главное — чтобы была еда.
С такими светлыми, или не совсем, мыслями я направилась на другой конец города, чтобы узнать о вакансии подробнее. По пути я рассматривала улицы в свете дня. Что сказать? Грязь, бедность, отсталость…
Зато над головой, время от времени, проносились всадники на вивернах. Если вчера меня это поразило, но я не отреагировала на это чудо человеческой фантазии, из-за эмоционального перенапряжения. То сейчас, немного успокоившись, пялилась, с раскрытым ртом и задранной головой, в небеса. В голове не укладывалось, что происходит. Я попаданка. Я в мире фэнтези. И я, боюсь всего, до усрачки.
Скотный двор, в своем облике, едва напоминал привычный свинарник или коровник. Здесь не было загонов и пастбищ, это был словно город в городе. Высокий деревянный забор с воротами обрамлял длинные одноэтажные строения — три в ряд, к ним примыкало двухэтажное здание и несколько сараев, напоминающих с торцов «вагоны». Однако особенно настораживало полное отсутствие звуков. Ти-ши-на. Тишина такая, что вот-вот из темноты выползут зомби.
Предположив, что мне надо к самому большому дому, направилась туда, и не прогадала. Снова приемная, снова кабинет секретаря, снова «фи» на мой вид. Ну негде мне помыться. Самой тошно.
— Ты по какому вопросу? — сидит толстая тетка, лет сорока, «тыкает», уже раздражает.
— Меня направили к Вам из работного дома. Как Вы уже догадались, мне нужна работа, желательно с проживанием. Какие у Вас есть варианты.
— Эк, говорливая какая. Если б, еще работала так же, как говорила. Но предложить могу только уборку загонов. Других мест нет.
— Мне сказали. Я согласна на уборку.
— Ну пойдем, покажу.
Она тяжело поднялась, и с одышкой вышла на улицу, а оттуда к месту моей работы.
Я угадала. Это три длинных загона, вот только не с коровами. Далеко не коровами.
— В первом ангаре, у нас волки и лисы. Во втором медведи. В третьем кошачьи. — Мы зашли к кошкам. Там было два ряда клеток, с проходом посередине. Вольеров было много, но занят только один, тигром. Раза в два больше нашего. — Все проклятые прикованы дополнительно цепью, чтобы не вырвались. Так что, если забудешь закрыть клетку, не беда. Но постарайся так не делать. Лис сейчас вообще нет, осталось три волка. Волчица родила недавно. Ну и один медведь. Пока работы мало, но нужно убрать все пустующие, после изъятия, клетки. Тут давно работников не было.
— Стоп, подождите. То есть, мне к ним внутрь заходить? Да я им на один зубок. Если тигр таких размеров, то что про мишку говорить? Да от меня даже костей не останется.
— ХА-ха-ХА, ой не могу. Рассмешила. Ты откуда такая взялась? Они же не трогают людей. Вообще. Запрет для них наложен, пару веков назад.
— Кем? — у меня челюсть, где-то внизу болтается.
— Магистром нашим, пусть огонь греет его душу. Во время войны с ними, мы смогли их поработить. А когда магия ушла, стали доить как скот. Ты откуда, раз элементарных вещей не знаешь? А я еще удивилась, девушка и согласна убирать говно проклятых. Как не противно еще.
— Человеческое, попротивнее будет. — промямлила я, но меня не услышали. Вот и хорошо. И так, что-то слишком накосячила своим не знанием, да кто б подсказал.
После клеток она провела меня к сараю, расположенном рядом с волками. Внутри было две комнаты, условные. В одной — печка и стол с табуреткой, в другой — односпальная кровать и сундук. Скворечник или будка, конечно, побольше этого сарая, но это всё равно лучше, чем-то место, где мы сейчас. Как минимум, запахом, а как максимум — печкой.
— Дрова выделяются на каждый дом. Другие пустуют, так что можешь брать больше, — объяснила она. — Через месяц должны привезти новую партию скота, работы прибавится. Колодец с водой рядом с медведями. Лопаты в пристройке у дома. Вроде всё.
— А какая оплата?
— А, да. Оплата. Сорок медных в месяц, включая аренду дома. Согласна?
— Выбора всё равно нет. Но у меня ребенок. Можно ей со мной?
— Ой, совсем бедовая. Надо у начальства спросить. Пошли.
Я сама не ела два дня, а сколько не получало еды это тело, вообще не известно. Ребенок тоже голодный. Больше трех дней. Поэтому, пока мы шли к кабинету местного начальства, я попросила аванс у секретаря. Поохав, она пообещала уточнить этот вопрос у руководства.
Ожидание в коридоре затягивалось, и когда дверь резко открылась, я подскочила от неожиданности, ведь до этого сидела на лавке.
— С тобой хочет поговорить мистер Дартон. Заходи.
Мысленно перекрестившись, ведь от этого вопроса многое зависело — и взятие под опеку Рады, и мое нахождение здесь. Всего один человек мог решить судьбы двух. Жестоко.
Кабинет был небольшим и ничем не отличался от соседнего. Даже сидящий за столом, хотя нет, он потолще. Видимо, оба питаются от души, когда другие крохи собирают. Вот она, реальность средневековья. Наглядная пропасть между мной и ними.
— Проходи, давай, не стесняйся. Давненько к нам бабы на работу не просились. Что, муж выгнал из дому? — произнес он, с явным презрением. Мерзкий свин, с брызжущей во все стороны слюной.
— Муж умер. Я осталась с падчерицей на руках.
— Постой, у тебя больно знакомое лицо. Как твоего мужа звали?
— Я не говорила, — ответила я, чувствуя, как он пробегает сальным взглядом по моему телу. И как хлопнет по столешнице.
— А, всё. Вспомнил. Генри. Твой муж. Убили его месяцев шесть назад, проигрался идиот. И дом, и деньги, и тебя. Причем скверным людям проигрался. Слыхал, расплатилась ты на днях, но странно, что жива. Они обычно не останавливаются, забирают всё до последнего.
— Вы сейчас о чем? Я пришла в сознание в мусорной яме на окраине. Вчера только. И ничего не помню. Просветите, пожалуйста, что со мной сделали.
— Да ничего такого, о чем ты подумала. Те крупицы, что еще теплятся в нас, вот их и забрали. А вместе с ними и душа уходит. В этих тварях магии хоть и больше, но она не переходит к нам. Только в камни запихнуть можно. А вот от человека к человеку хорошо переходит и увеличивается. Вот ты кое-кому и пополнила резерв.
— И кому же?
— А этого я не знаю. Кто больше заплатил, тот и получил. Радуйся, что жива осталась, хоть и пустая. И долги все списались. Новая жизнь, как говорится. Ты бы еще дочку Генрину в приют сдала — вообще бы горя не знала.
— А тут есть приюты для сирот? Там хорошо к ним относятся?
— Ну, как тебе сказать. Покидают приют меньше половины. Одни на корм уходят, другие сами помирают, но тебе-то какая разница? Она ж тебе никто. Посмотри на себя. Ну какая из тебя сейчас мать? Встань на ноги, а там глядишь, и заново замуж выскочишь, и своих детей родишь.
— Посмотрим. В любом случае, огромное спасибо, что рассказали. Но давайте вернемся к насущному. Я могу жить с девочкой здесь? И аванс бы. Хоть немного, на еду.
— Беда, ты бедовая. Дам тебе денег. И мелкую приводи. Но должна будешь. Доброта сейчас не ценится, так что, сама понимаешь.
— Конечно. Всё отработаю. — А в душе птички пели. Мы сможем поесть.
Он отошел к полке за спиной, на которой стоял маленький сундучок, и отсчитав монеты, положил передо мной на стол.
— Вот, оплата на неделю вперед. Значит, следующая часть будет через две недели.
— То есть, мне эти монеты надо растянуть на целых четырнадцать дней?
— Почему четырнадцать? Двадцать. В неделе же десять дней. Что, с счетом плохо? Но тебе и не надо считать. Чисти клетки да и всё. Ладно. Иди. Дел много, и обед скоро.
— Спасибо. Я тогда заселяюсь и завтра приступлю к работе?
— Да, да. Этот вопрос, обсуди с моей помощницей.
Выйдя из кабинета, столкнулась нос к носу, с подслушивающей нас секретаршей.
— Закончили, пошли бумаги подпишем. — и посеменила к себе.
Бумага толстая, и на ней писали мелким почерком, стараясь сэкономить место. Чернила и пишущая палочка напоминают отголоски нашего прошлого, хотя, как мне кажется, состав здесь слишком густой. Радует, что текст читаем — хоть в этом не оплошаю.
Сегодня мне позволили заселиться, выдав ключи. На работу я иду завтра, но, в принципе, за мной сильно приглядывать не будут, пока. Однако когда начнется завоз, и все помещения заполнятся животными, тогда станет непросто. Но ничего, справлюсь.
Сжимая в руке десять медных монет, я побежала к Раде, чтобы вместе с ней зайти на рынок за продуктами для нашего нового дома. Наконец-то не на сене спать.
Словно подгоняемая ветром, я бежала к малышке. Как-то совершенно вылетело из головы, что я ушла ночью и ничего ей не сказала. Да и что было говорить, если я сама не была до конца уверена в себе и в том, стоит ли возлагать на свои плечи такой груз? Не зная законов, не имея средств и будучи абсолютно чужой в этом мире, я сама в себя не верила.
В голове стучали мысли, одна страшнее другой. Я представляла, как она проснулась и не нашла никого рядом, как могла бы плакать и звать в пустоту, одна в холодном сарае. Эти мысли были невыносимы, и я бежала все быстрее, словно пытаясь убежать от собственной совести.
Во двор, а затем в сам сарай, я ворвалась, едва не снеся хлипкую дверь. Рада сидела в дальнем углу, всхлипывая, как после долгого и мучительного плача. И все же, я ощущала себя чертовой тварью. Как можно было так поступить?
— Эй, малыш. Прости, что задержалась. Я нашла работу и новый дом для нас. У нас будет хотя бы одна, но кровать. И на рынке купим продукты, — говорила я без остановки, опасаясь нарушить хрупкий момент. Не зная, что именно отправит её в новую истерику. Я медленно приближалась к трясущемуся комочку, но внезапно умолкла.
Рада подлетела ко мне и бросилась в объятия, заливаясь слезами.
— Я думала, ты меня оставила. Я думала, ты не вернёшься. Я думала…
— Чш-шш, всё хорошо. Всё будет хорошо.
— Я знаю, что ты не Марика. Марика умерла. Она не любила меня. Она бы бросила. Ты не она, но, пожалуйста, не отдавай меня в приют. Я буду слушаться. Буду помогать. Буду работать. Только не отдавай в приют, пожалуйста. Я правда, правда буду послушной.
— Тихо, ну что ты. Я ведь уже говорила. Мы отправляемся за продуктами, а затем — ко мне на работу. Мне выделили уютный домик с печкой. Это будет нелегко, но мы справимся. Никто не собирается тебя отдавать. Ты — Радость, а значит, тебе не положено плакать. М?
— Правда? — Она подняла на меня свои глазки, до этого смотрящие в пол. Какую подлость я сотворила, сравнив ее с собакой. У меня есть дочь. Точка.
— Да, правда. Напомни, пожалуйста, здесь есть наши вещи?
— Есть. Я их спрятала. Сейчас. — И она с решимостью кинулась в сено, вытащив небольшой мешок.
— Там мамина шаль, колечко и письмо. Но его нужно прочитать за день до моего рождения.
— И когда это будет? — Я села на подстилку и усадила малышку… дочь, к себе на колени.
— В первый месяц весны. Двадцатого дня.
— В марте значит. А сейчас у нас что?
— У нас нет названий у месяцев. Просто — зима, весна, лето, осень. И дни.
— А сейчас у нас третий месяц осени.
— Шестнадцатый день. Да. — красивая у нее улыбка.
— Так, погоди. Голова не варит. В месяце четыре недели по десять дней. А месяцев сколько в сезон?
— А зачем голове, что-то варить и что такое сезон?
— Зима- это зимний сезон. Лето- летний сезон. А голова… выражение такое.
— А, поняла. В каждом месяце по четыре недели. А месяцев, всего шестнадцать.
— Какая же ты у меня умная девочка. Будешь моим учителем. Стоп. Ты знаешь, что я не Марика? А почему сразу не сказала?
— Боялась, что ты уйдешь. Я видела как Марику сбросили в яму, а потом молилась лисьему Богу, чтобы он дал мне новую маму. И на третий день, пришла ты.
— Лисий Бог?
— В него мама верила. Я помню. Теперь и я верю. Только никому не говори. Люди не должны верить в Богов проклятых.
— Как тут все сложно. Хорошо. Никому не скажу. Это все вещи?
— Да. Все остальное не наше. Но, нам это отдали навсегда.
— Значит заберем все, потом постираем. Все лучше, будет чем укрыться.
На сборы, у нас ушло минут пятнадцать, собирать то и нечего. Пару отрезов старой тряпки (ткани), да один комплект посуды. Чашка, ложка, кружка. Все из дерева. На этом, наше богатство закончилось.
С теткой мы быстро попрощались и пошли на рынок, где мое хорошее настроение, накрылось медным тазом жесткой реальности.
Представьте картину. Взрослая девушка, вся в глиняных и земляных разводах, с душком помойной ямы и давно не мытого тела, ведет за руку, такую же девочку. Прям плакать хочется. Как еще со мной начальство говорило, ума не приложу. Наверное, просто ну о-очень сильно требовались работники.
И вот я такая окрыленная, чуть ли не вприпрыжку, веду дочь на рынок за продуктами. Вся такая деловая, бо-ха-тая. Ага, десять раз. Меня жестко, очень жестко наеб… Пардон за мой французский.
У меня в руке- десять медных монет, которые необходимо растянуть на двадцать! дней. И тут начинается самое интересное.
Утро, нехотя, но наступило, и настало время узнать о распределительном центре. Я оказалась права в своих ночных размышлениях.
По-простому, работный дом, был двухэтажным, но по всей видимости, второй этаж, это жилая часть, где обитают местные работники. На первом этаже располагались приемная и два кабинета, в одном заседало начальство, в другом трудился его секретарь. Убранство дома было натуральной классикой, однако, безвременно устаревшей. Здесь не было резьбы на дереве, занавески и текстиль выглядели просто, без вышивки, из грубых материалов. Вместо шкафов — полки, вместо стульев — табуретки. Всё было просто, слишком просто. Это внушало тревогу, чем хуже развитие, тем уже шансы на достойное существование.
К секретарю я попала почти сразу после открытия. Не найдя других желающих, я терпела на себе его недовольный взгляд и выслушала предлагаемые варианты: в богатые дома я не годилась, прачек своих было предостаточно, а для полей было еще слишком рано.
С полями здесь дела обстоят следующим образом. Вся земля в округе, принадлежит местному барону. Он сажает и собирает урожай — точнее, это делают его работники. Весной нанимает людей для посадки, а осенью — для сбора плодов труда. В промежутках все надеются на благосклонность дождя и солнца.
Мне предложили несколько вариантов: шахту, придорожную таверну или скотный двор. Я выбрала последнее. Уборка навоза трудна, но не требует особых умений. И, к тому же, грязная работа отвлекает от ненужных взглядов. Я все еще лелеяла опасения насчет отношения к переселенцам. Мне предстояло узнать, каковы правила жизни здесь, что можно и чего нельзя делать в роли женщины. Но это — вопросы будущего. Сейчас главное — заработать на кусок хлеба.
Кстати, пока я находилась в кабинете, мое внимание привлекли светильники. Это точно не свечи и не электричество, но шарик, словно по волшебству, парит над подставками, нежно светясь. Магия? Волшебные камни? Как же недостаточно я знаю! Почему не оставили мне память от прошлой души?
Более того, я приняла важное решение. Если, если! Мне удастся найти работу, я не оставлю Раду. Ничего, как-нибудь выкручусь. Главное — чтобы была еда.
С такими светлыми, или не совсем, мыслями я направилась на другой конец города, чтобы узнать о вакансии подробнее. По пути я рассматривала улицы в свете дня. Что сказать? Грязь, бедность, отсталость…
Зато над головой, время от времени, проносились всадники на вивернах. Если вчера меня это поразило, но я не отреагировала на это чудо человеческой фантазии, из-за эмоционального перенапряжения. То сейчас, немного успокоившись, пялилась, с раскрытым ртом и задранной головой, в небеса. В голове не укладывалось, что происходит. Я попаданка. Я в мире фэнтези. И я, боюсь всего, до усрачки.
Глава 3
Скотный двор, в своем облике, едва напоминал привычный свинарник или коровник. Здесь не было загонов и пастбищ, это был словно город в городе. Высокий деревянный забор с воротами обрамлял длинные одноэтажные строения — три в ряд, к ним примыкало двухэтажное здание и несколько сараев, напоминающих с торцов «вагоны». Однако особенно настораживало полное отсутствие звуков. Ти-ши-на. Тишина такая, что вот-вот из темноты выползут зомби.
Предположив, что мне надо к самому большому дому, направилась туда, и не прогадала. Снова приемная, снова кабинет секретаря, снова «фи» на мой вид. Ну негде мне помыться. Самой тошно.
— Ты по какому вопросу? — сидит толстая тетка, лет сорока, «тыкает», уже раздражает.
— Меня направили к Вам из работного дома. Как Вы уже догадались, мне нужна работа, желательно с проживанием. Какие у Вас есть варианты.
— Эк, говорливая какая. Если б, еще работала так же, как говорила. Но предложить могу только уборку загонов. Других мест нет.
— Мне сказали. Я согласна на уборку.
— Ну пойдем, покажу.
Она тяжело поднялась, и с одышкой вышла на улицу, а оттуда к месту моей работы.
Я угадала. Это три длинных загона, вот только не с коровами. Далеко не коровами.
— В первом ангаре, у нас волки и лисы. Во втором медведи. В третьем кошачьи. — Мы зашли к кошкам. Там было два ряда клеток, с проходом посередине. Вольеров было много, но занят только один, тигром. Раза в два больше нашего. — Все проклятые прикованы дополнительно цепью, чтобы не вырвались. Так что, если забудешь закрыть клетку, не беда. Но постарайся так не делать. Лис сейчас вообще нет, осталось три волка. Волчица родила недавно. Ну и один медведь. Пока работы мало, но нужно убрать все пустующие, после изъятия, клетки. Тут давно работников не было.
— Стоп, подождите. То есть, мне к ним внутрь заходить? Да я им на один зубок. Если тигр таких размеров, то что про мишку говорить? Да от меня даже костей не останется.
— ХА-ха-ХА, ой не могу. Рассмешила. Ты откуда такая взялась? Они же не трогают людей. Вообще. Запрет для них наложен, пару веков назад.
— Кем? — у меня челюсть, где-то внизу болтается.
— Магистром нашим, пусть огонь греет его душу. Во время войны с ними, мы смогли их поработить. А когда магия ушла, стали доить как скот. Ты откуда, раз элементарных вещей не знаешь? А я еще удивилась, девушка и согласна убирать говно проклятых. Как не противно еще.
— Человеческое, попротивнее будет. — промямлила я, но меня не услышали. Вот и хорошо. И так, что-то слишком накосячила своим не знанием, да кто б подсказал.
После клеток она провела меня к сараю, расположенном рядом с волками. Внутри было две комнаты, условные. В одной — печка и стол с табуреткой, в другой — односпальная кровать и сундук. Скворечник или будка, конечно, побольше этого сарая, но это всё равно лучше, чем-то место, где мы сейчас. Как минимум, запахом, а как максимум — печкой.
— Дрова выделяются на каждый дом. Другие пустуют, так что можешь брать больше, — объяснила она. — Через месяц должны привезти новую партию скота, работы прибавится. Колодец с водой рядом с медведями. Лопаты в пристройке у дома. Вроде всё.
— А какая оплата?
— А, да. Оплата. Сорок медных в месяц, включая аренду дома. Согласна?
— Выбора всё равно нет. Но у меня ребенок. Можно ей со мной?
— Ой, совсем бедовая. Надо у начальства спросить. Пошли.
Я сама не ела два дня, а сколько не получало еды это тело, вообще не известно. Ребенок тоже голодный. Больше трех дней. Поэтому, пока мы шли к кабинету местного начальства, я попросила аванс у секретаря. Поохав, она пообещала уточнить этот вопрос у руководства.
Ожидание в коридоре затягивалось, и когда дверь резко открылась, я подскочила от неожиданности, ведь до этого сидела на лавке.
— С тобой хочет поговорить мистер Дартон. Заходи.
Мысленно перекрестившись, ведь от этого вопроса многое зависело — и взятие под опеку Рады, и мое нахождение здесь. Всего один человек мог решить судьбы двух. Жестоко.
Кабинет был небольшим и ничем не отличался от соседнего. Даже сидящий за столом, хотя нет, он потолще. Видимо, оба питаются от души, когда другие крохи собирают. Вот она, реальность средневековья. Наглядная пропасть между мной и ними.
— Проходи, давай, не стесняйся. Давненько к нам бабы на работу не просились. Что, муж выгнал из дому? — произнес он, с явным презрением. Мерзкий свин, с брызжущей во все стороны слюной.
— Муж умер. Я осталась с падчерицей на руках.
— Постой, у тебя больно знакомое лицо. Как твоего мужа звали?
— Я не говорила, — ответила я, чувствуя, как он пробегает сальным взглядом по моему телу. И как хлопнет по столешнице.
— А, всё. Вспомнил. Генри. Твой муж. Убили его месяцев шесть назад, проигрался идиот. И дом, и деньги, и тебя. Причем скверным людям проигрался. Слыхал, расплатилась ты на днях, но странно, что жива. Они обычно не останавливаются, забирают всё до последнего.
— Вы сейчас о чем? Я пришла в сознание в мусорной яме на окраине. Вчера только. И ничего не помню. Просветите, пожалуйста, что со мной сделали.
— Да ничего такого, о чем ты подумала. Те крупицы, что еще теплятся в нас, вот их и забрали. А вместе с ними и душа уходит. В этих тварях магии хоть и больше, но она не переходит к нам. Только в камни запихнуть можно. А вот от человека к человеку хорошо переходит и увеличивается. Вот ты кое-кому и пополнила резерв.
— И кому же?
— А этого я не знаю. Кто больше заплатил, тот и получил. Радуйся, что жива осталась, хоть и пустая. И долги все списались. Новая жизнь, как говорится. Ты бы еще дочку Генрину в приют сдала — вообще бы горя не знала.
— А тут есть приюты для сирот? Там хорошо к ним относятся?
— Ну, как тебе сказать. Покидают приют меньше половины. Одни на корм уходят, другие сами помирают, но тебе-то какая разница? Она ж тебе никто. Посмотри на себя. Ну какая из тебя сейчас мать? Встань на ноги, а там глядишь, и заново замуж выскочишь, и своих детей родишь.
— Посмотрим. В любом случае, огромное спасибо, что рассказали. Но давайте вернемся к насущному. Я могу жить с девочкой здесь? И аванс бы. Хоть немного, на еду.
— Беда, ты бедовая. Дам тебе денег. И мелкую приводи. Но должна будешь. Доброта сейчас не ценится, так что, сама понимаешь.
— Конечно. Всё отработаю. — А в душе птички пели. Мы сможем поесть.
Он отошел к полке за спиной, на которой стоял маленький сундучок, и отсчитав монеты, положил передо мной на стол.
— Вот, оплата на неделю вперед. Значит, следующая часть будет через две недели.
— То есть, мне эти монеты надо растянуть на целых четырнадцать дней?
— Почему четырнадцать? Двадцать. В неделе же десять дней. Что, с счетом плохо? Но тебе и не надо считать. Чисти клетки да и всё. Ладно. Иди. Дел много, и обед скоро.
— Спасибо. Я тогда заселяюсь и завтра приступлю к работе?
— Да, да. Этот вопрос, обсуди с моей помощницей.
Выйдя из кабинета, столкнулась нос к носу, с подслушивающей нас секретаршей.
— Закончили, пошли бумаги подпишем. — и посеменила к себе.
Бумага толстая, и на ней писали мелким почерком, стараясь сэкономить место. Чернила и пишущая палочка напоминают отголоски нашего прошлого, хотя, как мне кажется, состав здесь слишком густой. Радует, что текст читаем — хоть в этом не оплошаю.
Сегодня мне позволили заселиться, выдав ключи. На работу я иду завтра, но, в принципе, за мной сильно приглядывать не будут, пока. Однако когда начнется завоз, и все помещения заполнятся животными, тогда станет непросто. Но ничего, справлюсь.
Сжимая в руке десять медных монет, я побежала к Раде, чтобы вместе с ней зайти на рынок за продуктами для нашего нового дома. Наконец-то не на сене спать.
Словно подгоняемая ветром, я бежала к малышке. Как-то совершенно вылетело из головы, что я ушла ночью и ничего ей не сказала. Да и что было говорить, если я сама не была до конца уверена в себе и в том, стоит ли возлагать на свои плечи такой груз? Не зная законов, не имея средств и будучи абсолютно чужой в этом мире, я сама в себя не верила.
В голове стучали мысли, одна страшнее другой. Я представляла, как она проснулась и не нашла никого рядом, как могла бы плакать и звать в пустоту, одна в холодном сарае. Эти мысли были невыносимы, и я бежала все быстрее, словно пытаясь убежать от собственной совести.
Глава 4
Во двор, а затем в сам сарай, я ворвалась, едва не снеся хлипкую дверь. Рада сидела в дальнем углу, всхлипывая, как после долгого и мучительного плача. И все же, я ощущала себя чертовой тварью. Как можно было так поступить?
— Эй, малыш. Прости, что задержалась. Я нашла работу и новый дом для нас. У нас будет хотя бы одна, но кровать. И на рынке купим продукты, — говорила я без остановки, опасаясь нарушить хрупкий момент. Не зная, что именно отправит её в новую истерику. Я медленно приближалась к трясущемуся комочку, но внезапно умолкла.
Рада подлетела ко мне и бросилась в объятия, заливаясь слезами.
— Я думала, ты меня оставила. Я думала, ты не вернёшься. Я думала…
— Чш-шш, всё хорошо. Всё будет хорошо.
— Я знаю, что ты не Марика. Марика умерла. Она не любила меня. Она бы бросила. Ты не она, но, пожалуйста, не отдавай меня в приют. Я буду слушаться. Буду помогать. Буду работать. Только не отдавай в приют, пожалуйста. Я правда, правда буду послушной.
— Тихо, ну что ты. Я ведь уже говорила. Мы отправляемся за продуктами, а затем — ко мне на работу. Мне выделили уютный домик с печкой. Это будет нелегко, но мы справимся. Никто не собирается тебя отдавать. Ты — Радость, а значит, тебе не положено плакать. М?
— Правда? — Она подняла на меня свои глазки, до этого смотрящие в пол. Какую подлость я сотворила, сравнив ее с собакой. У меня есть дочь. Точка.
— Да, правда. Напомни, пожалуйста, здесь есть наши вещи?
— Есть. Я их спрятала. Сейчас. — И она с решимостью кинулась в сено, вытащив небольшой мешок.
— Там мамина шаль, колечко и письмо. Но его нужно прочитать за день до моего рождения.
— И когда это будет? — Я села на подстилку и усадила малышку… дочь, к себе на колени.
— В первый месяц весны. Двадцатого дня.
— В марте значит. А сейчас у нас что?
— У нас нет названий у месяцев. Просто — зима, весна, лето, осень. И дни.
— А сейчас у нас третий месяц осени.
— Шестнадцатый день. Да. — красивая у нее улыбка.
— Так, погоди. Голова не варит. В месяце четыре недели по десять дней. А месяцев сколько в сезон?
— А зачем голове, что-то варить и что такое сезон?
— Зима- это зимний сезон. Лето- летний сезон. А голова… выражение такое.
— А, поняла. В каждом месяце по четыре недели. А месяцев, всего шестнадцать.
— Какая же ты у меня умная девочка. Будешь моим учителем. Стоп. Ты знаешь, что я не Марика? А почему сразу не сказала?
— Боялась, что ты уйдешь. Я видела как Марику сбросили в яму, а потом молилась лисьему Богу, чтобы он дал мне новую маму. И на третий день, пришла ты.
— Лисий Бог?
— В него мама верила. Я помню. Теперь и я верю. Только никому не говори. Люди не должны верить в Богов проклятых.
— Как тут все сложно. Хорошо. Никому не скажу. Это все вещи?
— Да. Все остальное не наше. Но, нам это отдали навсегда.
— Значит заберем все, потом постираем. Все лучше, будет чем укрыться.
На сборы, у нас ушло минут пятнадцать, собирать то и нечего. Пару отрезов старой тряпки (ткани), да один комплект посуды. Чашка, ложка, кружка. Все из дерева. На этом, наше богатство закончилось.
С теткой мы быстро попрощались и пошли на рынок, где мое хорошее настроение, накрылось медным тазом жесткой реальности.
Представьте картину. Взрослая девушка, вся в глиняных и земляных разводах, с душком помойной ямы и давно не мытого тела, ведет за руку, такую же девочку. Прям плакать хочется. Как еще со мной начальство говорило, ума не приложу. Наверное, просто ну о-очень сильно требовались работники.
И вот я такая окрыленная, чуть ли не вприпрыжку, веду дочь на рынок за продуктами. Вся такая деловая, бо-ха-тая. Ага, десять раз. Меня жестко, очень жестко наеб… Пардон за мой французский.
У меня в руке- десять медных монет, которые необходимо растянуть на двадцать! дней. И тут начинается самое интересное.
